Ой, мой маленький Ларрижоночек, цыц!

Маленький мальчуган в смешной кепке, лет десяти отроду, сидел на коленях у своей матери, вертя головой во все стороны и не замолкая ни на секунду. Торчащие во все стороны растрепанные волосы, блестящие темные глаза и большой нос делали его похожим на какую-то диковинную птицу. — Мам, мам, а папа точно вернется? — Конечно, Ларрижоночек мой, даже и не сомневайся. — А он надолго ушел? — Не знаю, солнышко, не знаю. Кого она пытается обмануть? Ларри уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что тут происходит. Лиза старалась делать вид, что все хорошо, чтобы не пугать малыша страшной правдой, но Ларри успел обо всем догадаться: отец не придет. Никогда. Однако маленький Джонсон не подает виду, чтобы не расстраивать мать. — Мам, ты такая красивая, красивее всех на свете! Я тебя очень люблю, — говорит Ларри, обнимая ее изо всех сил. — Спасибо, милый, и я тебя тоже люблю, — отвечает женщина, целуя его в лобик. — Знаешь что, когда я вырасту, то я женюсь на тебе! — заявляет вдруг Ларри. — Солнышко мое, я боюсь, что это невозможно, — смеется Лиза. — Почему? — Я уже замужем за твоим папой. — Тогда я вообще ни на ком не женюсь! — разочарованно тянет Ларри, сдвинув лохматые брови и надув губы. — Ну, до женитьбы тебе еще далеко, — мама улыбается, прижимая его к себе. *** Салли был сыт по горло нокфельской колбасой во всех смыслах этого слова. То происшествие со старой преподавательницей и трупами в морозильнике, которые она скармливала ученикам под видом колбасы, изрядно потрепало всем нервы, и хотелось хоть как-то успокоиться и отрешиться. И в это воскресное утро он сидел на кухне и пил чай вместе со своим отцом, что уже само по себе было удивительно. После печальных событий, заставивших их переехать в Апартаменты Эддисона, Генри пил не просыхая, почти забросил работу, а родного сына для него, казалось, не существовало и вовсе — максимум, он ограничивался фразами «Сал, иди погуляй во дворе», или «Сал, я сейчас занят, иди поиграй с друзьями». Но сейчас они разговаривали — наверное, впервые за невесть сколько времени. И хотя темы диалога были банальными — о школе, об уроках и всём том занудном и совершенно ненужном, что обычно так любят спрашивать родители, но это было уже ощутимым достижением. — Девчонка-то у тебя есть? — как бы невзначай спросил отец. Но Сал, не ожидавший этого вопроса, замер и едва не поперхнулся чаем от неожиданности. — А… какое это имеет значение? — Да особо никакого. Просто так спросил. Что, я уж и не могу поинтересоваться жизнью собственного сына? Жизнью собственного сына Генри интересовался крайне редко, так что этот вопрос звучал, по меньшей мере, странно. — Нет, нету, — ответил Сал, попытавшись придать голосу как можно больше безразличия. — А как же та девочка, с которой ты пару раз гулял? Кажется, ее Эшли зовут? Или вы просто дружите? Сал предпочел отмолчаться, отстраненно глядя куда-то в окно и предоставив отцу вести этот, теперь уже монолог. Ну не мог же он рассказать правду. Да, Эш немного нравилась ему, но то было всего лишь мимолетное увлечение, которое и влюбленностью-то назвать нельзя. А правда была в том, что был кое-кто, кто занимал его мысли больше всех девчонок на свете. Однако этот кто-то в упор не видел его чувств, будучи всерьез увлеченным другой… женщиной. Да, именно женщиной. И самая ирония была в том, что эта женщина являлась его собственной матерью. Если бы отец обо всем этом узнал, его бы хватил удар посильнее, чем Сала от его вопроса. … — Ну вот, значит, и остались мы с тобой, два холостяка, — задумчиво произнес Генри.  — Вообще-то три, — поправил его Сал, — еще ведь Гизмо. — Точно, про него я и забыл. Кот в ответ поднял голову и выразительно мяукнул, будто поняв, что речь идет о нем. *** Ларри всегда заботился о Лизе больше, чем о ком-либо еще на свете. Ухаживал за ней, когда она болела, помогал ей по работе, отгонял от нее назойливых кавалеров вроде Эддисона и прочих подозрительных личностей. «Спасибо, мой маленький Ларрижоночек, что бы я без тебя делала», — смеясь, благодарила его женщина. «Маам, ну не называй меня так», — отвечал Ларри каждый раз. Но в глубине души ему хотелось, чтобы она сказала это еще раз. Он уже давно не маленький. И уже давно прошли те времена, когда он беззаботно сидел на у нее на коленях, без умолку болтая обо всем на свете. Но смешное и нелепое прозвище, придуманное матерью, будто погружало его в прошлое. В последнее время он стал заботиться о Лизе более рьяно, чем раньше. Конечно, можно было списать это все на их семейную трагедию — все-таки, потерять отца было большим горем для них обоих. Однако здесь была и другая причина. Сам не зная почему, Ларри воспылал любовью к Лизе больше, чем просто к матери. Это было странно, это было необъяснимо, это было неправильно, и это все усиливалось с каждым днем. Да ведь и сама Лиза не раз говорила Ларри, что он теперь — единственный мужчина в ее жизни. Джонсону-младшему несказанно приятно было это слышать. Хотя ее тоже можно было понять: вот так внезапно потерять мужа, человека, которого она любила больше жизни и от которого растила ребенка… Ребенка, который остался теперь единственным ее светом. У Ларри нет девушки, но она ему и не нужна. Ведь его девушка — Лиза, и она лучше всех на свете. Самая добрая, самая веселая, самая красивая, да и просто самая-самая. И пусть она не знает об этом, и возможно, никогда не узнает — наверно, так будет даже лучше. И она даже не подозревала, что этот ребенок уже давно не ребенок, и что он испытывает к ней чувства совсем не сыновние. При всем своем оптимизме и жизнелюбии, Лиза порой не замечала очевидных вещей. Она не видела призраков, потому что отрицала их существование. Так, может, она и в упор не замечала чувств Ларри, потому что ей даже не приходило в голову, что так вообще может быть?.. Зато это отлично видел Сал. Он видел, каким взглядом Ларри смотрит на Лизу, он прекрасно понимал, что происходит между этими двумя. Ларри так наивен, думая, что ни одна живая душа в Апартаментах не догадывается об их с мамой тайне. Но есть тот, кто видит все. Тот, кто знает обо всем, что происходит в этих треклятых стенах. И черт возьми, он не может не замечать того, что Ларри влюблен в свою собственную мать. И это откровенно бесит. Это так бросается в глаза, что, кажется, все Апартаменты уже должны знать об этом. Однако никто и ухом не ведет, либо не замечая, либо просто не желая замечать. Сал всегда мог видеть то, чего нет — оказывается, это касалось не только призраков. И возможно, именно поэтому те вещи, что для остальных людей были практически невидимыми, для него были такими яркими, что слепили глаза. Но чертов Ларри, этот упрямый баран, даже и не догадывается о том, что чувствует к нему сам Сал. И это тоже бесит. Бесит даже больше, чем то, что металлист неровно дышит к собственной матери, которая не видит этого. Или же не хочет видеть, как и призраков, как и всех странностей, что творятся здесь. Конечно, всегда легче закрыть глаза на всё. Проще сделать вид, что проблемы не существует, чем решать ее. Да только вот проблема от этого не станет менее весомой и осязаемой. Со стороны эта ситуация казалась бы до абсурда смешной и нелепой, но сейчас им обоим не до смеха. Естественно, они оба понимают, что так не может продолжаться вечно. И кажется, Ларри уже начал догадываться обо всем — Сал улавливает это каким-то шестым чувством. Однако все трое продолжают играть в молчанку. Да, все тайное однажды станет явным. Но пока что всех их устраивает эта тайна, которую они не спешат разглашать. Можно было бы просто поговорить и разрешить все вопросы — в мире не так уж много нерешаемых проблем, и эта точно не является одной из них. Но если никто из них этого не сделал до сих пор, то значит, им просто так нравится — и Ларри, любящему Лизу совсем неправильной любовью, и Лизе, не желающей снимать розовые очки и замечать очевидные вещи, и Салу, наблюдающему за всем этим со стороны.