улыбка бога

Антон опускается на колени медленно и благоговейно, наверное, очень быстро станет жестко, наверное, будет больно. Вряд ли он хоть что-то заметит, ведь все его чувства и помыслы сейчас крутятся вокруг сидящего перед ним Отца. Антон может называть его вслух только так — Отец. Мысленно — Хайд. Но не по имени, нет, имя и близко не несет в себе соответствующее величие, он сам носит такое же имя, а значит, уже запачкал его. И сотни и тысячи других Антонов пачкают тоже, потому что их много, как грязи, а Отец — только один. Плотная ткань брюк, немного натянутая на бедрах, чуть шершавая под ладонями, когда Антон, наконец, осмеливается их положить. Хайд ободряюще улыбается, и ради этой улыбки, пожалуй, можно развязывать войны. Антон гладит его ноги медленно и вдумчиво, запоминая каждую микросекунду происходящего. Хайд не торопит. Он милостив и милосерден, он позволяет любить себя так, как Антон того жаждет. Антон не хочет злоупотреблять этим, поэтому расстегивает ремень, пальцы разом кажутся неуклюжими и деревянными, никак не получается вытянуть язычок из отверстия, Антон чувствует капельку пота, которая катится по виску. Хайд вмешивается и помогает — сперва ремень, потом молния. Больше всего Антону хочется прижаться губами к его члену прямо вот так, через белоснежную ткань белья — и он не может устоять, не отказывает себе в этой малости. Одежда мешает, приходится повозиться еще немного, чтобы приспустить брюки и трусы, зато теперь ничего не отвлекает, теперь нет преград, Антон касается кожей голой кожи, трется щекой о бедро — и тут же пугается: не поцарапал ли бородой, не было ли колко? Но в улыбке Хайда все еще светится одобрение, и Антон, окрыленный им, совершает главное: обхватывает губами член, еще не пришедший в боевую готовность. У Хайда красивый член. В меру крупный, ровный, очень аккуратный — Антон смотрит, как он твердеет и наливается от его ласки, и начинает брать в рот еще старательнее, помогает себе рукой. Негромкий стон, сорвавшийся с губ Хайда, для него самая лучшая награда. Антон знает все: с какой скоростью скользить по стволу сложенными в кольцо пальцами, когда взять головку за щеку, а когда пустить в горло. Он знает, как Хайд любит больше всего, и пользуется этими знаниями, чтобы подвести его к грани, а потом отсрочить финал. И еще раз. И еще. И еще. Антон думает, что может делать это бесконечно, он совсем не чувствует ноющих коленей и припухших губ, не чувствует, как понемногу начинает сводить челюсть. Это все неважно, пока Хайд негромко постанывает, и его бедра мелко подрагивают под Антоновыми ладонями. Антон может провести так вечность. Но рука Хайда, тяжелая и горячая, ложится на затылок и больше не дает замедлять ритм. Антон ненадолго выпускает член изо рта, утирает слюну с губ, даже не пытаясь представить, что происходит сейчас с бородой. Вдыхает поглубже, а потом снова берет в рот — сперва только голову, посасывает ее, затем погружает почти в самое горло, прикрывает глаза, позволяет Хайду самому овладевать им. Он готов принять что угодно и выдержать все, что Хайд захочет ему дать. Антон никогда не отстраняется в последний момент и глотает все до капли. Хайд смотрит на него сверху вниз, так и не убравший ладонь с его головы, и в его взгляде любовь, какая бывает только в глазах бога. Антон счастлив. ххх Где-то в другом, одном из бесчисленных измерений Антон Забэ обо всем этом может только мечтать, но он рад и тому, что Хайд наконец-то согласился на эфир.