Мне снится сон

      — Эй, и чего это мы лежим? Давай, расстегивай ширинку! — Его голос как обычно властен и не приемлет возражений, а глаза презрительно щурятся, глядя на меня сверху вниз.       Так бы и врезал ему, да положение не позволяет. Нет, дело далеко не в субординации или тому подобной фигне. Дело реально в положении, в котором я очутился, согласившись на репетиторство своего преподавателя по экономике.       Вроде бы сиди и учи. Задачи решай. Но нет…       — Панкратов, ты уснул там? Или я неясно объясняю? — Со стороны кажется, что злится, но я-то знаю, издевается, зараза.       Он этой фразой меня ещё на своих парах до трясучки доводил, а вот сейчас, связав мне ноги и усевшись на грудь, уж тем более.       — Панкратов…       — Панкратов, Панкратов. Ну что ты заладил? У меня что, имени нет? — не выдерживаю я, прекрасно понимая, что проблема-то посерьезней будет, чем моя фамилия, но все же хоть как-то пытаюсь оттянуть час расплаты.       Ухмыляется и смотрит на меня так пристально, что аж мурашки пробегают по коже.       Действительно пугающий человек, и что в нем только нашли девчонки с потока? Даже Алиса, и та не устояла. Интересно, знай, каков он на самом деле, чтобы она сказала?       — Я сделаю все, что угодно, только не туда… — Ехидно повторяет он брошенную когда-то мной фразу от отчаяния и плавно переползает на бедра.       И вот тут реально становится не до смеха. Замечает проступающий ужас на моем лице и, явно наслаждаясь реакцией, демонстративно тянется к шнурку на шортах.       — Стой! Я понял, не надо.       — Ну, так делай, раз понял! — Не выдерживает уже сам и, вскользь пройдясь кончиком языка по моим губам, почти шепчет: — Не заставляй меня жалеть о своем решении.       — Мне так неудобно, — почти вымаливаю я и тут же вижу, как закатывает глаза.       Уверен, прекрасно понимает, что сейчас получит ещё одну порцию раздражения, но все же интересуется причиной. Заранее предостерегая.       — Однако знай, ноги все равно развязывать не стану. Не сильно хочется тебя ещё несколько дней стеречь перед кладовкой.       Понимающе киваю. Ведь после того, как я бросил ту неосторожную фразу, прошло уже почти пять дней. И зачем только решил вздремнуть на диване, пока никого не было? Да, жизнь меня явно ничему не учит.       Осторожно приподнимается и, пересаживаясь на край дивана, расслабленно откидывается на спинку. Стараясь найти положение поудобней, ещё некоторое время елозит задницей по дорогой кожаной обивке и по-прежнему не сводит с меня глаз.       Тоже не стремлюсь задерживаться в прежней позе и, плавно перетекая на пол, становлюсь перед ним на колени. Даже без слов понятно, что результату он очень даже рад, ведь его довольно расплывающуюся улыбку сложно не заметить.       Протягивает ко мне руку и, ласково касаясь лица, проводит указательным пальцем по щеке. Очерчивает им сильно проступающие скулы. Большим пальцем дотрагивается до губ и, не встречая большого сопротивления, приоткрывает их.       Стараюсь поддержать игру и высовываю язык навстречу. Черт, и почему я сегодня такой податливый? Тело противно горит в охватывающем до макушки возбуждении, и самому от себя становится тошно.       Тянусь к ширинке и неловко расстегиваю мелкий замок. Как специально поддается сразу и я чувствую, что вот-вот переступлю последнюю черту собственного достоинства, если в нем конечно хоть что-то осталось, после всего того пошлого штурма, что мне устроили в этом семестре. Секунду медлю, прежде чем все же расстегиваю пуговицу и ненароком прикасаюсь через тонкую ткань трусов к его возбужденному члену. Большой. Сложно представить, как я буду это заталкивать себе в рот. Или, быть может, мне будут? Поднимаю голову и встречаюсь с торжествующим взглядом карих глаз. Тоже мне плейбой нашелся. Я, между прочим, экономику сюда пришел учить, а не пиписьками мериться.       Ощущаю, как переносит руку мне на затылок и слабо давит на него, уже даже не намекая на желаемое, а другой, немного помогая, высвобождает свой орган из трусов.       Да, падать, наверно, уже и некуда — хотелось бы сказать, только вот задницей чувствую — это далеко не предел.       Закрываю глаза, не то от страха, не то от смущения. Смирился наверно. Да и какая собственно разница, если член уже у самого носа.       Прикасаюсь к нему губами и очень настороженно обвожу головку языком. Можно даже сказать, прицениваюсь, судорожно вспоминая хоть какую-нибудь порнушку со стремных сайтов, куда иногда заносила меня не лёгкая участь девственника, а в голове, как назло вообще ничего. Пусто, как в нашем с Савой холодильнике.       — Возьми в рот. — Подсказывает еле различимым шепотом, и я готов поклясться, что слышу, насколько громко выдыхает преподаватель, когда заглатываю его почти целиком.       В низу живота, подобно мёду, растекается приторно сладкий спазм, и откликается в шортах. Черт, не так бы мне хотелось провести этот вечер. Ох, не так.       Повторяю рекомендованное действие ещё раз и понимаю, как сильно меня заводит учащенное дыхание Евгения Владимировича, иногда прерывающееся отрывистыми фразами вроде: "Не останавливайся"; "Продолжай"; "Да, так"; "Хороший мальчик". Они почти, как награда, тешущая самолюбие, срываются с его влажных губ, каждым моим прикосновением.       Играясь с ним языком, то нарочно ускоряю темп помогая себе рукой, то наоборот - сбавляю, иногда проходясь по стволу лишь одними губами. У самого в трусах ужасно тесно, но приласкать себя не пытаюсь. Не могу показать, как сильно хочу, как сильно желаю. Нет, не просто секса, а именно его. Его такого желанного, близкого, но в тоже время совершенно далёкого, абсолютно чужого. С мазохистским терпением, выжидаю, когда смогу приласкать себя сам, оставшись наедине, а потому не тороплюсь, желая вдоволь насладиться открывшийся перед глазами картины.       Давит рукой на затылок, заставляя ускориться, и я почти задыхаюсь, когда он резко останавливается у меня с членом во рту, загнанным по самые гланды. Упираюсь ладонями в его бедра, пытаясь высвободиться из этой мертвой хватки. Однако длинные пальцы, словно в насмешку, цепляются за мои порядком отросшие волосы и лишь усиливают нажим.       Вздрагиваю и открываю глаза. Понимаю, что лежу на диване, а рядом никого. В комнате темно, и если бы не плотно задернутые шторы, куда сквозь лёгкую тюль просачивался лунный свет, я бы даже решил, что как обычно нахожусь в кладовке.       До сих пор ощущаю фантомный член у себя во рту, заполняющий его горячей спермой, и это чувство пробирает до дрожи. Не оставляю попытки сообразить, что вообще происходит, как с коридора, доносится противный скрежет замка. Скорее на автомате вскакиваю с нагретого местечка и, как специально, спотыкаясь о чертов учебник экономики. Не, ну прямо наказание какое-то, а не предмет.       В коридоре уже включается свет, и до слуха доносится перезвон ключей соприкасающихся с тумбой. Ну точно этот упырь припёрся.       Стараясь не выдать себя, крадусь к временному убежищу, как тишину разрезает этот противный, насквозь пропитанный самодовольством голос.       — Панкратов! — замираю словно вор какой-то, пойманный в чужой квартире, а сам даже не дышу, боясь раскрыться. — Я пришел! Обрадуй пожалуйста меня, скажи, что ты уже там сдох!       — Ага, повесился! Прямо там в кладовке, по соседству с твоей совестью и здравомыслием. — Почему-то, как всегда ведусь на его провокации, совершенно не в силах промолчать.       — О, живой! — Звучит больше равнодушно, нежели печально. — Ну, и правильно Панкратов, не торопись. Как помнишь, тебе экзамен мне ещё сдавать. Так что будь хорошим мальчиком и оставь привилегию придушить тебя мне.       Фраза «хороший мальчик» так некстати цепляется за всё ещё не пробудившийся разум полностью заслоняя угрозу расправы если завалю экономику, и перед глазами снова всплывает образ преподавателя с расстегнутыми штанами. Твою мать! И как тут вообще хоть что-нибудь можно запомнить, если этот придурок теперь даже во сне домогается меня…