*
Пятница. Стоял нескончаемый гул голосов, людей было явно больше чем могло вместить маленькое полуподвальное помещение бара. Толпа шумела даже на улице, сгрудившись вокруг маленькой скамеечки у входа. Ёндже — темноволосый кореец посреди океана белоголовых и белокожих норвежцев — давно уже отвлекся от льющейся за его столом беседы, а всё потому, что его внимание было приковано лишь к одному человеку в этом баре. За соседним столиком сидела самая шумная компания, вот они в очередной раз взрывались заливистым смехом, а потом кричали восторженные "браво" парню, похожему на к-рор айдола. Он казался центром их маленькой вселенной, его удивительная харизма притягивала словно магнит. Ёндже завороженно следил за уверенными движениями его изящных рук с длинными тонкими пальцами, украшенными крупными серебряными кольцами. Он свободно разговаривал на английском, рассказывая очередную байку про свою жизнь, но тут же непринужденно переключился на норвежский, чтобы сделать заказ. Ёндже начал сомневаться, что тот — кореец, кроме внешности — узкие раскосые глаза и приплюснутый нос с небольшой горбинкой — ничего не выдавало в нём сородича. Его манеры, речь, жесты, шутки, — в поведении сквозила европейская непринуждённость. В его жизни наверняка не было никаких "хёнов" и остальных уважительных обращений, поклонов и других прелестей корейского этикета. В это самое мгновение Ёндже услышал заветный обрывок фразы:"…когда я жил в Корее…" — и сомнения рассеялись окончательно. Осмелиться на рискованный шаг оказалось сложнее, чем наблюдать исподтишка, но необъяснимая боязнь упустить незнакомца и стакан виски развязали язык: — Прошу прощения, что врываюсь в вашу беседу, но мне стало слишком интересно. На скольких языках вы разговариваете? Это потрясающе. Он обернулся. Анфас он выглядел еще притягательнее, его улыбка светилась тёплой и искренней радостью от встречи с земляком. Выкрашенные в грязно-серый цвет волосы, челка доходила почти до глаз, закрывая брови, и выдающаяся острая челюсть. В его внешности не было ничего особенного, но от этого он был еще привлекательнее. Ёндже замер, от волнения перед глазами всё плыло, а сердце стучало так, будто он только что сошёл с дистанции Тур де Франс. Воздуха катастрофически не хватало. — О, ничего страшного, — сказал он на корейском и перешёл на английский, — я свободно говорю на родном, само собой, английском, немецком и норвежском, хотелось бы выучить еще парочку. "Господи, какой он потрясающий", — эта мысль отодвинула всё, что он хотел сказать на второстепенный план, поэтому, приоткрыв пухлые губы, Ёндже тупо пялился на него. — Я Джебом, кстати, а как ва… — неловко оборвал реплику Джебом, не зная как обращаться. — Я … Можно на ты, меня зовут Ёндже.*
Серые стены коридора освещала лишь тусклая красная лампочка. Ёндже открыл дверь туалета и заметил в проходе тёмную фигуру: Джебом стоял, оперевшись о стену, и явно кого-то поджидал. "Меня, надеюсь не меня, или всё же меня", — промелькнула в голове предательская мысль, вселяя надежду и страх одновременно. Он не был уверен, что мог понравиться такому интересному молодому человеку, точнее, не был уверен, что тому нравились парни. Встретить среди поголовья голубоглазых блондинов в этом забытом богом месте корейца, да ещё и гея, было бы слишком большой удачей. В полумраке его статная фигура выглядела таинственно и соблазнительно, длинная футболка размера на два больше не могла скрыть мужественные широкие плечи. Глаза его были прикрыты. Ёндже решил непринуждённо пройти мимо, но как только он приблизился, путь ему преградил Джебом, надвигаясь и заставляя вжаться в стену. Он был слишком близко, чтобы расслышать громкое биение сердца, рваное дыхание и прочитать на лице лёгкий испуг, но ему было плевать. Упёршись рукой на стену и лишая Ёндже малейшей возможности сбежать, Джебом наклонился ещё ближе, его горячее дыхание колыхало волосы над ухом. — Может быть ты перестанешь зажиматься, — прошептал он, — я знаю, что ты наблюдал за мной полвечера, думаешь, я не обратил внимания на единственного корейца? Джебом провёл по каштановым волосам, приглаживая растрепавшиеся пряди на макушке, затем обвёл пальцем раковину уха и зачем-то дернул за сережку. Рука спустилась на шею и теперь гладила загривок, он смотрел прямо в глаза, его томный, с поволокой взгляд опьянял больше, чем выпитый до этого виски. Ёндже стоял, сроднившись со стеной, и боялся пошевелиться. Хорошо, что в проходе было слишком темно, чтобы можно было разглядеть его заливающиеся пунцовой краской щёки. — Кстати, я тебя старше, так что для тебя я хён, — бросил Джебом напоследок и растворился в жёлтом свете главного зала. "И что это было? Что мне делать дальше, как себя вести?" — включился режим "паники" вместе с сигнальной сиреной в голове Ёндже. Он совершенно точно не мог в таком состоянии вернуться к друзьям, обмякшее тело, будто в нём не было костей, еле держалось на трясущихся ногах. Джебом теперь сидел почти напротив, чтобы, не оборачиваясь, видеть свою жертву, просто сидел и смотрел, выжидая, как охотник, пока захлопнется капкан. Выглядел он чрезмерно довольным и напоминал хитрого кота, которому перепала банка сметаны. Ёндже пытался не смотреть в ту сторону, но даже затылком чувствовал на себе игривый, беспрестанно охотившийся за ним взгляд. В отличие от Ёндже, который изнывал под пожирающим взглядом, Джебому терпения было не занимать. Он мог бы до утра прождать, пока тот осмелится сделать хоть маленький шажочек, но долго сидеть не пришлось. Жертва попалась. Как только Джебом вышел на улицу, чтобы покурить, за ним из дверей незаметно выскользнула долгожданная фигура. Ёндже подошёл к нему вплотную, проделывая тот же фокус, который ранее был проделан с ним, вытащил сигарету из руки, затянулся и бросил её на асфальт, выдыхая сигаретный дым в рот удивленному Джебому. Кажется, охотник попался в свой же капкан. Их губы сомкнулись в неторопливом поцелуе с привкусом виски и сигарет. Джебом не стал противиться и взял на себя инициативу, сильнее впиваясь в податливые губы и углубляя поцелуй. Эти губы! Он были мягкие, сладковатые и вблизи ещё более соблазнительные. Его язык медлительно исследовал чужой рот, описывая невероятные узоры. Руки сами спустились по спине и готовы были мёртвой хваткой сцепиться на талии, как неожиданно стало холодно и пусто. Ёндже выскользнул из объятий, остановился на секунду, победно задирая подбородок, и поспешно развернулся. Он больше не оглядывался, чтобы нечаянно не выдать волнение и не показаться жалким. Шах и мат… Ветер трепал серые волосы, задувал под тонкую футболку, пробирая до мурашек. Джебом засунул руки в карманы и нахмурился, его дерзко обыграли в его же игре. Мысленно он уже давно раздел странного маленького корейца, ещё с того момента, как тот постоянно оглядывался на него из-за соседнего стола. Ёндже оказался тем еще упрямцем, хотя на вид был скромным и довольно стеснительным, поэтому проиграть ему в этой долгой и томительной игре взглядов и прикосновений означало признать свою слабость перед ним. Ну уж нет, сдаваться Джебом был не намерен. Сердце Ёндже заходилось в полуприпадочном ритме. Его поступок был таким глупым и опрометчивым, он не хотел признавать, что желал не просто повторения, а продолжения. Друзья уже ждали его, недоумевая, где можно постоянно пропадать. Кореец попытался влиться в разговор, но из головы не шли мысли о поцелуе, который до сих пор горел на губах. Краем глаза он заметил, что Джебом, как ни в чём ни бывало, вернулся за соседний стол, ни разу не обернувшись, и с новой силой начал увлеченно что-то рассказывать. Следующие полчаса были для Ёндже адской пыткой. Он изводил себя мыслями о том, что за всё это время Джебом так и не взглянул на него, усердно не замечая парня, которого пылко целовал на улице. Что было у него в голове? Почему он такой непоследовательный и непонятный, то сам активно показывал заинтересованность, то и вовсе не замечал, будто отрицая само существование Ёндже. Невыносимо мучительно было находиться в такой близости, не имея возможности почувствовать на себе его обжигающие прикосновения.*
— Можно одолжить у кого-нибудь зажигалку? — уже знакомый бархатный голос раздался где-то за спиной Ёндже. Волосы на шее встали дыбом, когда он почувствовал на себе горячее дыхание. Кто-то из друзей суетно начал шарить по карманам, но проклятая зажигалка никак не находилась. Время будто специально тянулось медленно, чтобы дать Джебому одержать победу в новом раунде. Ёндже вздрогнул, по его спине прошлась теплая рука и нагло скользнула в задний карман джинс, сжимая ягодицу. — Жду тебя через пять минут за поворотом, прошептал Джебом, стараясь не привлекать внимание, поблагодарил за зажигалку, которая магическим образом сразу нашлась, и триумфально прошествовал в сторону перекрёстка. Вот теперь шах и мат, Ёндже.*
Ночь, спустившаяся на пустынные улицы, принесла с собой холодный ветер, Ёндже поёжился и свернул за угол. Он стоял у кирпичной стены и картинно выпускал дым изо рта, наслаждаясь сигаретой и победой. Длинные ноги, опасный и чарующий взгляд, отточенные движения, даже взлохмаченные волосы, — всё придавало ему магнетическую сексуальность. Нельзя было точно сказать, почему он был настолько привлекательным, но он знал об этом и отлично умел этим пользоваться. Джебом мог выбрать любого парня в баре, к нему вечно липли какие-то девчонки, помешанные на корейских “группках”, но сегодня случай ( удача, судьба, называйте, как хотите) выбрал за него. Его плечи покрывала тяжелая кожаная куртка, которая делала его скорее похожим на фото в выставочном зале, чем на реального человека. Ёндже прижался к нему и просунул руки как можно дальше под куртку, чувствуя, как по телу разливается успокаивающее тепло. — Замерз? — спросил Джебом, оглядывая слишком тонкую для ранней осени джинсовку. Ёндже ничего не ответил, лишь сильнее сжимая его в объятиях, и положил подбородок на плечо. “Сначала мучал весь вечер, теперь вдруг решил позаботиться, загадочный персонаж”, — думал он. Губы слепо нащупали шею, покрывшуюся от прикосновения мурашками, дорожкой из воздушных поцелуев добрались до мочки уха и застыли в нерешительности. В ноздри ударило смешение запахов его парфюма и стирального порошка: острый бергамотовый переплетался с тонким обволакивающим ароматом хлопка. Сладковато-перечная комбинация распаляла чувства до предела, вызывая покалывания в подушечках пальцев. Одурманенный, Ёндже припал к губам нетерпеливо и настойчиво, ни секунды больше не медля. Джебом упоённо вторил его движениям, реальность будто перестала существовать. Больше не было ни кирпичной стены за его спиной, ни дороги, освещённой тусклыми фонарями. Лишь яркий, чувственный поцелуй, пылавший между ними магическим костром. Исступлённо они терзали друг друга. Ёндже отчаянно цеплялся за плечи Джебома до белизны в пальцах, будто боялся утонуть в этом безумии. Спутанный клубок языков, закрытые глаза, подрагивающие от наслаждения веки. Руки Джебома то хищно стискивали округлые ягодицы, то ласково гладили спину. Ёндже льнул к нему, как котёнок, требующий ласки и защиты, и Джебом готов был дать ему и то, и другое. Джебом с трудом оторвался от него, с замутненным сознанием принимать реальность происходящего было сложно. Он отрешённо смотрел куда-то поверх тёмной макушки, дыхание его было рваным и жадным, таким же жадным, как его поцелуи и прикосновения. Глаза встретились с глазами Ёндже, в которых блистало неприкрытое желание и животная похоть. Джебом медленно — мучительно медленно для Ёндже — наклонился к влажным раскрасневшимся губам и поддразнил его лёгким чмоком. Чтобы не сорваться, глядя на эти распухшие губы, он схватил его за пояс джинс, утягивая за собой в непонятном направлении.