Больше, чем чувства

Генри никогда не понимал истинного смысла прикосновений. Отец редко касался его не по делу. Он выправлял его стойку, чтобы дальше летела стрела. Он вытаскивал его из реки, однажды достал из ущелья и однажды снял с крыши их дома. “Никто не охотится рядом с домом, Генри”, — говорил он, придерживая его за спину — хотя, вообще-то, Генри думал спрыгнуть сам. — “Плоха та добыча, которая подходит к дому охотника”. Генри очень долго чувствовал себя потом так — добыча, которая подходит к дому охотника. Ни поцелуи с Розой и Лоттой, ни драки с Эдвардом, шутливые и нет, не подготовили его к этому — сильному и смертельно опасному, и в то же время — такому свободному. Больше, чем чувство, ярче, чем мысли. — Ну, хватит, — сказал отец и попытался отстранить его от себя, аккуратно надавив на плечи. Попытался — потому что хватка у Генри была медвежья, и это было не пустое сравнение. — Я с тобой здесь совсем разнежусь. Ты уже, подумал Генри, вжимаясь щекой в его плечо. Поразительно, каким же он все-таки остался маленьким. Наверное, навсегда останется. Юные звереныши уступают по опасности взрослым сородичам, но они скорее неуклюжие, чем мелкие. У волков выравнивается походка, выпрямляется спина, а у Генри нечего было править. Он давно приспособил свое тело к разным нагрузкам. Долго бегать, далеко прыгать, чувствовать каждую мышцу, быть максимально ловким. Он уже не станет лучше. А даже если он чудом вытянется, отец все равно останется таким же высоким, сильным и мощным. Он начал стареть, да, может быть, но вряд ли года заберут его осанку и вот этот взгляд — покровительственно-нежный, слишком много новых слов, значение которых Генри, кажется, не понимает до сих пор. — Генри, — более строго сказал отец, и уже сам Генри оттолкнул его, со всей имеющейся силой. Было наивно думать, что отец упадёт в сугроб — наверняка он отметил движение Генри еще до того, как Генри сам об этом подумал, — но Генри ничто не мешало притвориться. Это называлось “мечтать”. — Вообще больше тебя обнимать не буду, — буркнул Генри, и отец усмехнулся уголком губы — что по людским меркам вполне могло бы сойти за смех. — Ты пока недостаточно хорошо врешь, чтобы обмануть меня. Не собирался, подумал Генри, и бросился на отца, прямо на шею, с одной простой целью. Все-таки усадить его в сугроб.