***
Уже и не помню, когда потерялся тот след, Чей мысленный образ все эти часы, Что брёл я, поддавшись обману, Давал мне надежду и силы. Быть может, лишь сон сейчас окружает меня. Безумная дрёма глупца, Вконец растерявшего крохи рассудка, Но так не достигшего знания. Зачем же, надежду питав, Всерьёз донимал я ученых мужей, По мизерным крохам вскрывая Укрытые временем тайны? Им в мир я дорогу воздвиг, А сложно ли было понять? Хозяин те книги на дальнюю полку задвинул недаром. Лишь ужасам тёмным все двери они открывали Зачем же? Зачем! Я их раскопал? Покой вековой нарушая, Впитал те зловредные знания. Недавно то было? А может, давно? Рассудок туманом глухим окружён. Но, может, прочтя пару строчек в походном журнале, Смогу разобраться в причинах безумия***
Сколько себя помню, я всегда любил тайны — маленькие или большие, кровавые или безобидные — неважно. Любая загадка, на которую мне приходилось наткнуться, будоражила мой ум, требовала внимания. Только вот будничный мир обычно донельзя банален, и что-нибудь действительно интересное попадалось совсем уж редко. Дома с привидениями на деле оказывались всего лишь гниющими развалюхами, а городские кладбища кроме слегка неуютной атмосферы более ничем похвастаться не могли. Хотя я не сдавался: чем же ещё заниматься студенту-третьекурснику на зимних каникулах? Сидеть дома, пялясь на рыбок в аквариуме? Так и с тоски подохнуть можно. Друзья разъехались, книги, стопкой лежащие на подоконнике, зачитаны уже до дыр, девушка из-за холода, как ни просил, из дому нос не показывала. Скука — лучший двигатель прогресса, вот и я, от нечего делать пролистывая районные газетёнки, наткнулся на небольшую статейку. Сама история на первый взгляд казалась абсолютной пустышкой, но специально раздутой молодым журналистом аж на целый газетный разворот. «Культ в городе», — гласил заголовок. Звучное название, но если вкратце и без эпитетов, коими в достатке автор снабдил свою статью, то выходило следующее: Один старик, хозяин пригородного домика, на религиозной почве двинулся крышей. Поэтому неделю назад, облив себя бензином, прямо в доме совершил акт самосожжения. Строение от этого, как указывалось журналистом, так же нехило пострадало, но пожарным вовремя удалось локализовать огонь, и он не перекинулся на соседние постройки. В общем, обычная ситуация — мало ли психов на свете? Чудо, что этот случай попал в новости. И то, что он всплыл только сегодня, красноречиво говорит об этом. Видно, даже в редакции посчитали это происшествие незначительным, но держали на всякий случай, дав зеленый свет наверняка лишь из-за нехватки материала. И всё же, при всей натянутости ситуации меня в статейке привлекли приложенные фотографии: стены дома человека-факела были исписаны какими-то символам чудаковатого вида. Настолько странными, что, если бы кто-нибудь попросил меня их описать на словах, я бы вряд ли сумел. Ещё одной странностью были слова начальника пожарной бригады, короткое интервью с которым также было опубликовано на развороте. Он объяснил, что по результатам проведенной экспертизы пожар вспыхнул не из-за акта суицида, а потому, что безумец, чтобы согреться, прямо в доме разводил костры. Серьёзно? Костры чтобы согреться? И это в нашем-то веке электричества? Да и печка, как было видно на фотографиях общего плана, в доме также имелась. Почему старик не использовал её? Чудно. На фоне моей общей скуки всего этого было вполне достаточно, чтобы я решился совершить часовую прогулку до места происшествия. Холод никогда не был для меня проблемой. Я, как любитель зимних видов спорта, с ним был на ты, даже в морозы предпочитая особо не кутаться, а ходить в демисезонке, без шарфа. На следующий день, наспех перекусив, покормив рыбок и мимоходом отметив, что их снова стало на одну меньше — лупоглазые очень наглядно демонстрировали мне закон «выживает сильнейший», — я выдвинулся по описанному в статье адресу. Солнце весело играло солнечными зайчиками на окнах многоэтажек. Правда, город, скованный морозом, его радости явно не разделял, словно замерев в ожидании. Прохожих встречалось мало, а те, что попадались на глаза больше походили на бесформенные мешки меха. Только красные носы торчали из-под шарфов. На их фоне я в своей спортивной демисезонке явно выбивался. Поэтому то и дело ловил на себе недоумевающие взгляды. Но меня это не особо заботило, я искренне наслаждался морозом на коже и холодными лучами утреннего зимнего солнца, то и дело ради развлечения прокатываясь по ледяным дорожкам и расстреливая стоящие по бокам дороги деревья снежками. Это чуть не вышло мне боком, когда, слишком разогнавшись на очередном ледяном зеркале, я едва не влетел в какого-то мужика в сером костюме. Он так неожиданно выскочил из-за поворота, словно сидел там в засаде. Как мы разминулись ума не приложу… По всем законам физики, нам бы следовало столкнуться, но каким-то непостижимым образом я пролетел мимо, почувствовав лишь легкое касание плеча. Когда же мне удалось затормозить и обернуться, чтобы принести извинения, высокий джентльмен уже не спеша шагал прочь, стуча по мостовой тростью с резным набалдашником. Мне ещё в тот момент показалось, что он вырезан в форме морды черного пуделя. Почему пуделя? Да, чёрт его знает. Рассмотреть набалдашник, зажатый в руке господина, я никак не мог, но всё равно в голове почему-то запечатлелся именно этот образ. Как бы то ни было, после случившегося я оставил зимние хулиганства и впредь старался быть осторожнее. Тем более что до цели оставалось совсем недалеко, и мне не хотелось на последнем участке маршрута вляпаться ещё в какую-нибудь глупую ситуацию. Но зря я волновался: разочарование подстерегало меня не на пути, а в его конце. Когда я свернул на указанную улицу, то не застал нужного дома на его месте. Вместо него высилась уже порядком измельчавшая груда обломков стен, крыши и балок, которую бригада рабочих споро грузила в кузов грузовика. Причём с первого взгляда становилось понятно, что разыскивать что-нибудь дельное в этих развалинах абсолютно бессмысленно. Немногочисленные обломки с уцелевшими чудными символами и все возможные ответы на вопросы были превращены добросовестными работягами в мусор и тщательно перемешаны. Обидно, конечно, но, будучи не первый раз в похожей ситуации, я решил не падать духом, и ещё немного здесь покрутиться — поспрашивать людей. Вдруг кто из соседей что интересное скажет. В этот самый момент мне на глаза попался худощавого вида пацан, лет пятнадцати, раскинувший на паре ящиков чуть в стороне от остовов хаты что-то на манер блошиного рынка. Причём вряд ли было простым совпадением то, что он разбил свою несанкционированную торговлю именно в этом месте. Если учесть, что на соседней улице народу ходило в разы больше и там бы торговля шла бойчее. Выходит его товар привязан именно к этому месту. Так и оказалось. С догадкой я попал в самую точку. Пацан охотно признал тот факт, что является внуком старика, показавшего неделю назад на этой улочке файер-шоу. Только вот ничего путного про родственника мне вытащить из него не удалось — парень наотрез отказался говорить. Всё, что я смог узнать, можно записать в четырёх словах. Был дед. Свихнулся. Самосжёгся. Мне даже стало жаль почившего — собственный внук явно не испытывал к нему никаких родственных чувств и казалось даже наоборот был рад его кончине. По крайней мере он крайне настойчиво принялся втюхивать мне скарб почившего — в основном безделушки, изрядно потрепанные огнём. Причём единственную занятную вещицу — причудливую статуэтку какого-то языческого божка из чёрно-зелёного камня, сходу определить который я не смог, — пацан явно продавать не хотел, так как ценник на ней стоял просто заоблачный. Тут-то мне и попался на глаза старый фолиант. Толстая книга на краю импровизированного прилавка имела на удивление опрятный вид, особенно учитывая, где она побывала и какую кучу обожжённого недоразумения представляли из себя остальные товары. Например, название на другом представителе бумажной промышленности из-за гари даже прочитать было невозможно. Красного же переплета этого фолианта, казалось, огонь совсем не коснулся, на нём даже сажи не было. Только несколько небольших пятен, которые обычно появляются сами собой, когда книга часто бывает в обращении и делит стол с едой хозяина. Меня этот факт неприкосновенности заинтересовал, да и содержащиеся на страницах символы, когда я наспех пролистал томик, очень походили на те, с фотографий стен дома. К тому же совсем с пустыми руками уходить не хотелось, да и дома у меня уже набралась небольшая коллекция нетипичных представителей писательского искусства. В общем, книгу я купил и, распрощавшись с безумно довольным сделкой парнем, без происшествий добрался до дома. После общения с парнишей, решив не тратить времени на расспросы окружающих, раз даже внук покойного ничего рассказывать не пожелал. Вернувшись уже было хотел приступить к изучению покупку, но неожиданно позвонившая Лиля предложила куда-нибудь сходить, поэтому бросив книгу прямо в прихожей я сразу же поехал к ней. А потом мы вообще забурились к её одногруппнику на дачу. Лыжи, свежий воздух, зимний лес куда интереснее сидения в душной комнате. В общем, к фолианту в первые я притронулся только спустя примерно неделю. Вроде бы это был вечер понедельника. Хорошо помню, что на улице крутила жуткая метель, отменившая все мои планы. Под её стенания я и открыл пожелтевшие страницы. По комнате пронёсся холодный ветер, разметавший часть валяющихся на столе черновиков, и проморозивший меня до костей. Пришлось подниматься и закрывать форточку. Всё-таки вредная это привычка, постоянно проветривать комнату. Испещрённые символами листы на первый взгляд не имели ни структуры ни закономерности: знаки плясали как хотели, временами даже наползая друг на дружку или переплетаясь. Но всё же пару символов мне узнать удалось, а ещё несколько я точно видел на страницах других своих книг. Пришлось покопаться в литературе. Память не подвела. Некоторые символы и вправду очень походили на античный алфавит, некоторые на скандинавские руны, и я с улыбкой на лице принялся выписывать значения. Помнится, даже и не заметил, как наступило утро, но, окинув свои записи взглядом, удивился тому, как мало всего сделал — почти не сдвинулся с места. Но мне хотя бы удалось уловить основной принцип: символы писались кругами. Работа явно предстояла не простая, но при этом у меня почему-то было предчувствие, что она меня изрядно развлечет. Рыбки смотрели своими пустыми немигающими глазами из аквариума и в момент разделались с брошенным им кормом.***
Предчувствие не обмануло: чем больше работал, тем интереснее становилось. Каждый новый расшифрованный символ оказывался своего рода маленькой победой, за которой, впрочем, скрывалась новая тайна. В которую я без раздумий вгрызался. Эти маленькие тайны подкармливали во мне интерес, держали в напряжении, не давали отвлекаться на другую работу. И именно это чувство мне больше всего нравится. Кровь всё время кипит в предвкушении и интриге. Прошлые мои расследования представляли из себя скучные длинные периоды простоя, которые лишь изредка прерывались чем-то интересным. Но только не этот старый фолиант. Каждый его символ, каждый круг были связаны, они играли с моим воображением. Всегда лишь приоткрывая кусочки глобальной мозаики. Возможно, я, наконец, нашел то, к чему так стремился, бесконечно исследуя наш обыденный мир — настоящую древнюю тайну. Теперь если на дворе бушует непогода или просто нечем заняться, я корпею над старыми страницами. Эта работа идеально подходит для того чтобы убить время, ведь стоит только начать и ты полностью погружаешься в мир символьных кругов. В этих узорах скрывается что-то успокаивающее и манящее, пусть и чертовски сложное. Мой стол завалили книги, ранее годами пылившиеся на полках словари теперь редко оставались без внимания. Я даже начал вести дневник, скрупулезно записывая в него всё то, что было связано с фолиантом. А горы исписанных черновиков я разложил везде, где только можно. Хиленьких лучиков моей маленькой люстры совсем не хватало, чтобы в должной мере осветить завалы моего стола. Темнота… Странное дело, раньше я не замечал, как у меня в квартире мало света. По ночам из-за фонаря на улице так вообще складывается впечатление, что тени, словно змеи шевелятся и наползают на меня. Смешно, конечно, но из-за этого я уже пару раз до смерти испугался висящих в прихожей курток, и никак не мог отделаться от ощущения, что из темных углов за мной кто-то следит. С другой стороны может всему виной мое воображение и недосып? Да, скорее всего так оно и есть.Напридумывал всякого. Мне надо всего лишь пойти проветриться, или снова выбраться на природу. Именно. Прочь из города. Вот сейчас еще один символ расшифрую и пойду звонить Лиле…***
Очередная страница позади. Я все ближе, к пониманию. Тени, правда, никуда не делись. Все так же обступают меня, шуршат в углах. Точно ли это всего лишь мое воображение? Слуховая галлюцинация? Мне уже так не кажется. Сегодня в углу за шкафом заметил движение. Да мимолётное, да нечёткое, но могу поклясться, что в этом не обманулся, только вот чтобы это ни было оно сбежало, стоило мне навести фонарь. Пустые глаза и беспорядочное движение моих питомцев все больше раздражают. Может стоит от них избавиться? Хотя что это я? Нужно просто взять себя в руки и сегодня лечь пораньше. Утро вечера мудренее. Тени не могут шуршать.***
Последняя рыбка сдохла — тварь сожрала соседок и вот теперь сама всплыла вверх брюхом. Ну и поделом ей. Бесполезное создание. Интересно, отчего только они померли? Не виной ли этому те скрывающиеся в углах тени? Помнится, вчера я как раз видел, как одна из них скользнула в аквариум, но, что именно случилось, не заметил, слишком часто последнее время забывал его чистить. Я, в принципе, серьезно запустил квартиру. Стал за собой замечать, что всё труднее сосредотачиваюсь на окружающих делах и вещах. Зато перевод идёт полным ходом. По большому счёту, нет никакой разницы, как часто я убираюсь в квартире. Подумаешь, в углах собралась пыль, она всегда там собиралась и будет собираться, чтобы я не делал. Нет, конечно, уж совсем запускать квартиру я не буду, но и толку особого в еженедельной уборке не вижу. Так что всё. На выходных у меня уборка. А пока что переведу ещё один круг.***
Проклятье! Я в тупике. Уже по три раза перечитал все свои книги. Там не осталось зацепок. Бред какой-то. Ну не мог перевод зайти вот так в тупик! А тени подкрадываются всё ближе… И как я их только раньше не замечал?! Так не хочется завязывать с переводом — столько работы уже проделал, но, видимо, пора. Надоело уже прятаться от теней. Я не позволю каким-то пятнам на стене мною помыкать! Пусть проваливают! Сейчас же звоню Лиле.***
Никуда они не делись. Где бы я нибыл, куда бы не сбежал они всегда идут следом, наступают, преследуют. Пытался ночевать у Лили, но и там они меня находят, шуршат, изводят образами. От них не скрыться. Только одно может их утихомирить. Красный фолиант. Несколько раз брался за него, пробовал переводить, но тут же бросал. Бесполезно. Всё зашло в тупик. Знания. Мне нужны знания! Нужно найти новые книги, угомонить тени, узнать, что за символы на странице. Университетская библиотека, она идеально подойдет.***
Тени последовали за мной. Выглядывают с верхних книжных полок, скользят на самом краю зрения. Но облегчение. Тут, в институте, шуршать они бояться, здесь тени бесформенны, туманны. Мне легко не замечать их. У меня есть цель. Цель, работу над которой словно специально задерживает пожилой библиотекарь. Почему-то этому пережитку прошлого века я не нравлюсь, поэтому почти всегда нужные мне книги оказываются распиханы этим старым хрычом по самым тёмным углам. Но я всё равно отыщу их, сдую пыль, впитаю знания, переведу новый круг.***
Неожиданно и слишком быстро закончились зимние каникулы. Началась учеба. Вернулись из родных краев одногруппники, начались типичные студенческие гулянки. Только вот теперь меня эти посиделки не интересовали — пустое прожигание драгоценного времени. Какие гулянки? На улице дичайший холод. А я его терпеть не могу, меня даже дома под батареей знобит. А этот лед? Пока дойдешь от дома до университета, раза три грохнешься. Удивительно, насколько стали бесполезными пары. На них только и остаётся, что думать о том, когда снова вернусь за пожелтевшие страницы, исписанные древними символами. Их мир понятен, но в то же время загадочен, правилен и одновременно не подчинен правилам, не то что эти договорные науки. Символы пылают в голове. Оценки покатились под откос. Ну и чёрт с ними. Раз пробовал их подтянуть, даже заставил себя бросить перевод, но это требует слишком много времени. Куча практических заданий. Скучно. И то что хранит фолиант куда важнее и интереснее. Тени не дремлют…***
Наконец я нашёл его, тёмный Некрономикон безумного араба Абдулы Альхазреда. К его чёрному переплету в здравом уме не прикоснулся бы ни один из представителей homo sapience, но мне его тайны необходимы. А этот наивный старикашка библиотекарь реально считал, что какой-то пустяковый замочек меня остановит? Признаюсь, это была жуткая книга. Она что-то всколыхнула во мне, с этого момента мои кошмары обрели форму. Меня сковывает страх всякий раз, когда я вспоминаю тот момент, когда впервые увидел их. Теперь я четко вижу, что следит за мной из углов квартиры, из-под кровати, с пыльных полок — чем на самом деле являются тени. И меня лихорадит — трясёт от ужаса. Я боюсь засыпать. Чураюсь каждого ночного шороха и даже с закрытыми глазами подсознательно накладываю свои кошмары на тени в углах. Но я не сдался, не поддался, не пошёл по стопам моего предшественника. Теперь-то мне понятно, он разводил дома костры, не для того, чтобы согреться, а стремился разогнать, вытравить из него ужасы, но света оказалось не достаточно. Огонь освободил его. Я решил проблему менее радикально — окружил себя светом десятка ламп, рассеивающего тени, даже в самых дальних углах. Пусть они только отступали, но я выигрывал время. В многоваттном свете моё сознание успокаивалось, паранойя уходила — я мог работать, утолять всё сильнее терзающую меня жажду познаний. Неважно, что бесконечные счета за электричество выбрасывались в урну, и был брошен университет. Главное, перевод неукоснительно двигался вперёд. В нем была моя жизнь, и моё выживание. Древний Некрономикон, так старательно придавший моим страхам реальную форму и поставивший меня на край безумия, словно в шутку, стал ключом к последней главе и всем пробелам. Ещё недавно казавшиеся непонятными символы, не спеша, по крупицам раскрывали свои тайны. В них было моё спасение от накатывающего безумия и теней. Я прозревал. Свет знаний в свою очередь пожирал мои страхи, но чудищ оставалось еще слишком много.***
Это свершилось. Символы окончательно заменили мне всё. Друзей, которые не хотели понять моего влечения — стремления познать укрытые временем тайны. Родственников, чьи письма с их неуместной заботой, теперь делили место в мусорной корзине со всё прибывающими счетами. Лилю, бросившую меня ради какого-то старшекурсника. Всё терялось на фоне открывающейся мне истины, которой, а в этом я был уверен, до меня не касался ни один человек. Ведь даже старый хозяин фолианта в своих начинаниях не заходил так далеко — ему не хватило духу, но я уже упал на самое дно страха, пустил в себя скрывающихся там тварей. А что делает загнанный в угол зверь? Он разворачивается к преследователям мордой и бросается, разрывает их на части. Я и был этим зверем. Знания стали моими когтями, а желание познать клыками. И тени получив отпор дрогнули. Всё затапливающий страх отступил. Людей всегда пугает неизвестность, с изученными, названными ужасами бороться легко. Зная как, их можно выдрессировать, заставить служить, загнать в клетки. Вот только, поглотив последние строчки, вскрывающее подноготную нашего мира, моя жажда знаний не ослабела. Наоборот, с моего внутреннего взгляда словно сдернули пыльную штору, тем самым приоткрыв свет истины. Который озарил мой оставленный тенями разум. Сложив с помощью Некрономикона разрозненные части мозаики. Я узнал о мире под нашим миром, и населявших его существах — спящих богах, правящих Землёй задолго до человека. Лежа в пятне света, я часами размышлял, о том, какие тайны могли бы они поведать, что объяснить. Как бы зажило человечество, если бы древнейшие поделились с нами своей мудростью? Гадал, почему же они скрылись. Спрятались. К сожалению, ведшие меня ветхие страницы, подошли к концу — перевод был закончен. На деле фолиант оказался, лишь короткой сводкой, первым из многих томов, в конце лишь намекнувшем на то, в каком направлении двигаться, и где следует искать ответы, на возникающие в моей голове вопросы — загадки, мучившие меня всё сильнее. Да, я знал направление, но, как ни старался, ни на одной карте не удалось мне найти встречающихся в тексте ориентиров. «А может и вовсе больше нет того места? Исчезло за столько веков», — бывало спрашивал я себя, но в тот же момент отбрасывал глупую мысль. Что время для богов? Игрушка, еще один управляемый раб. Они не позволят ему коснуться их творений, защитят, укроют. И вот лёжа на кровати в окружении развешанных по стенам древних символов, я твердо пообещал себе не останавливаться. Поэтому, отключив лампы, выступил из дома, чего не делал уже очень давно, навстречу той реальности, в которой жил до начала своего изыскания. Теперь вся эта жизнь вокруг казалась мне не более чем ширмой, качественной иллюзией, скрывающей от непосвященных настоящий мир. Я был благодарен этому барьеру. Простой обыватель, если завалить его кучей мелких проблем, не станет оглядываться по сторонам. И это хорошо, что не станет: он не готов к столь ужасающей правде. Благодаря же этому барьеру, даже натыкаясь на её обрывки, человек уподобляется слепому, и не хочет видеть дальше собственного ограниченного взгляда, рамок, в которые сам себя и загнал. Ему вечно нужно куда-то бежать, что-то делать. Но я другой. Я выше всех этих призрачных границ и ненужной будничной возни. Пусть мне пока не открыто всё о том спящем мире, но даже столь малое количество информации уже повергало меня в благоверный трепет. Сейчас, идя по улице, я грезил о том, как из моря поднимутся древние боги, неся миру свет истины. Временами мне хотелось поделиться с кем-нибудь знаниями, но я прекрасно понимал, как устроен людской мир. Меня бы попросту либо сочли безумцем, либо, что ещё хуже, опередили в изысканиях. Разве может простой студент тягаться с информационными мощностями целой страны? Страна таким студентом только воспользуется, после чего выбросит. Нет уж, я буду молчать. Молчать до тех пор, пока не пройду весь открывшийся путь, пока не разрою, не вытащу на свет всё сокрытое. Только тогда мир узнает. Сбросит оковы. Восславит меня, как Прометея огонь подарившего. Пока же живет пусть за радужной ширмой.***
Все оставшиеся зимние дни я провел в поисках знаний, которые помогли бы мне приблизиться к тому описанному в фолианте месту, но лишь в очередной раз убедился, что оно точно должно существовать, а еще мои исследования снова зашли в тупик. Я попросту исчерпал все собственные возможности, а значит, настал момент искать новые. Пришло время снова вернуться в университет. Наспех сделанная знакомым врачом-практикантом, справка отмела ненужные вопросы о моем продолжительном отсутствии, а болезненный вид и неопрятность, приобретенные в процессе постоянного недосыпа только укрепили уверенность окружающих. Признаться я изрядно повеселился, наблюдая за их вознёй вокруг меня. Ох уж эти бедные ограниченные люди. Они из кожи вон лезли, чтобы помочь мне, наверстать уже абсолютно не нужные, абсурдно-бесполезные знания. Даже Лиля, бросившая меня месяц назад, снова прибежала обратно — девушки, странные создания, почему-то всегда тянутся к тем, кого хочется пожалеть, окружить заботой. Может, когда достигну богов, спрошу их об этом парадоксе. Поэтому пока я позволил ей находиться рядом и даже сходил с ней на свидание, плавно перетекшее в приятное посещение её дома. Но теперь, мне были противны простые увлечения, и всё моё существование оказалось подчинено одной цели — сделать еще шаг к маячившему впереди знанию. Помощь, как это часто бывает, пришла с неожиданной стороны. Иван Вадимович, пожилой преподаватель кафедры философии, питающий нездоровый, можно даже сказать маниакальный интерес к славянскому фольклору, отчего и получивший в студенческой среде прозвище Леший, только и ждал возможности применить свои многочисленные знания. Я с радостью дал ему этот шанс, так как предполагал, что именно в этой сфере стоит искать в первую очередь. Слишком уж много в прочитанных мною книгах попадалось совпадений, переплетающихся с древними мифами.***
Первые результаты наметились даже быстрее, чем я предполагал. С помощью Лешего, воспользовавшись и им, и его обширной библиотекой редких изданий, я наконец добился того, что мне улыбнулась удача — удалось, пусть и с посредственной точностью, определить координаты предполагаемого места. Оно всё же было реальным, и разместилось прямёхонько в середине одного из древнейших по предположениям историков лесов. С моих плеч словно гора свалилась, всё же какая-то часть меня до дрожи боялась, что все мои изыскания окажутся напрасными, а искомое место уничтожено или того хуже не существует. Удивительно, но даже на этом открытии моя удача не закончилась. Почти в тоже время я через по-прежнему ухлестывающую за мной Лилю, познакомился с её другом детства — Николаем, туристом и завсегдатаем довольно большого туркружка. Насколько это было вовремя думаю и говорить не стоит, ведь почти недельный поход по лесу в одиночку я бы не осилил — катастрофически не хватало опыта подобных путешествий.***
Коля мне сразу понравился, он не лез с вопросами и не пускался в демагогии и рассуждения о вещах, которые не понимал — вообще говорил в основном только тогда когда требовалось. С ним было просто общаться и пожалуй он оказался одним из тех немногих с кем я мог находиться рядом и не вызывал во мне ежеминутного раздражения. Когда же мы уже познакомились лучше, и даже пожалуй смогли бы называться друзьями, я, сходив с ним и парой его друзей в трехдневный поход, узнал о одержимости парня — Коля обожал лес. Весь поход он не расставался с маленьким фотоаппаратом-мыльницей запечатлев на пленку похоже каждую попадающуюся ему на пути травинку. Тогда то я и приступил к исполнению своего плана. Постепенно в непринужденных разговорах стал пропихивать мысль о походе в тот лес, где мы с Лешим отметили координаты. Осторожно давя на то, что места там почти не тронутые цивилизацией и сосновый бор неописуемо красив, а само место не так давно объявлено заповедником. О причине своей заинтересованности в походе я предпочел до поры до времени не говорить, но этого и не требовалось. Николай уже загорелся идеей. Как оказалось ему давно хотелось посетить те места, но он никак не мог найти себе спутника — его партнеры по тур-кружку больше предпочитали ходить в ближайшие лесочки, где они могли несколько любоваться окружающей их природой и новыми местами, а закидывать за воротник и на пару деньков скрываться от жен. Идти же совсем с незнакомыми людьми он ожидаемо не хотел. Эти его слова еще раз убедили меня в том, что между нами и вправду завязалась дружба. Хотя вопрос, насколько она была искренна с моей стороны, оставался открытым. Я ни на минуту не забывал об истинной цели своего путешествия. Ну может только решил, что когда получу знания от богов, Николай будет первым человеком с кем я поделюсь ими. Как бы то ни было дело осталось за малым — приготовиться к многодневному походу. Этому немного помешал тот факт, что идиотам из ЖКХ именно в это время приспичило отрубить мне воду с электричеством, но я выкрутился, перебравшись жить на квартиру к Лиле и взяв у нее в долг немного денег. Девушка не возражала, похоже, искренне веря в мои несуществующие чувства, а мне было невыгодно её переубеждать. К тому же, если весь мир, как я убедился, всего лишь огромная ложь, то какой вред может нанести еще один её кусочек? Не считая этого, всё шло хорошо, Николай и ребята из клуба снабдили меня всеми необходимыми контактами, где можно было подешевле прикупить снаряжение, а некоторые вещи даже пообещали дать взаймы на время похода. На всякий случай я еще раз перепроверил все свои записи, убедившись, что верно понял указания фолианта. Но даже тут всё было в порядке — не иначе меня вели боги. Хотя все же спокойной мою жизнь назвать было сложно. Тени, пусть теперь и не пугали, но все еще преследовали меня днем, ночью же уступая место кошмарам. Чтобы лишний раз не тревожить Лилю, а то она бы замучила меня своей чрезмерной заботой или еще хуже сбагрила в лечебницу, я стал принимать лекарства — успокоительные и снотворное, но все же проводить дни в бездействии, мне становилось все тяжелее. Близость заветных знаний давила, я попросту не мог больше ни о чем думать. Голова раскалывалась. Раздражало буквально всё: пофигизм и ограниченность мыслей встречаемых людей, неуёмный, бесючий оптимизм Лили, её дебилы-друзья, и в особенности все эти псевдо-всезнайки, вещающие с экранов телевизоров то, о чём не имели ни малейшего представления. А ведь если бы только они знали. Если бы обратились к древним знаниям, как в свое время обратился я, то заткнулись бы и только тихо скулили в уголке, не смея даже слова вякнуть. За день до отъезда стало совсем тошно. Я все утро бродил из угла в угол, а по ящику только и крутили что какие-то говорильни. В довесок Лиля, прибежавшая пораньше с работы, в очередной раз завела разговор о возможной свадьбе, а когда я уклончиво предложил разобраться с этим после нашего с Колей похода, закатила скандал. Тут-то во мне что-то и перемкнуло. Голову застил кровавый туман. Я сорвался. Ударил наотмашь, не сдерживаясь. Лиля упала, отключилась, чтобы не увязалась следом, приковал её же собственными наручниками, для запретных интимных развлечений, к батарее. Подхватил давно собранный рюкзак, не оборачиваясь вышел из квартиры, мимоходом выбросил ключ в мусоропровод. Очнулся лишь за две улицы от дома. Возвращаться не стал. Ночевал на вокзале и там же на следующий день в условленный час встретил Колю.***
Всю дорогу на поезде сижу как на иголках. Убиваю время заполняя этот дневник. Ужасы, описанные на страницах Некрономикона, вернулись, но не бесплотными тенями. Нет, в лесу обступающем пути мелькают жуткие тела. Целые своры красноглазых тварей преследуют поезд, изредка бросаясь на стекла. Пару раз в этой толпе копошащихся черных тел я замечаю лицо Лили. Коля говорит, что их не видит — все отрицает. Наверняка прикидывается. Шуршание вернулось, но теперь средь него я отчетливо слышу лязг, словно кто-то незримый нож точит. Звук душу рвет на куски. Я буквально чувствую, как каждый новый лязг отрезает часть жизни моей. Наручные часы встали на отметке без трех минут полночь.***
Не помню как сошел на перрон. Название станции не запомнил. Просто в один момент осознал себя в лесу. Свежий воздух немного отрезвил, сумел сосредоточится не на мелькавших красных точках-глаз меж стволов, а на дороге. Мгновения покоя длились недолго. Неожиданно лес словно затянуло серой пеленой, кто-то разом выпил все краски, из молодой зеленой листвы, еще минуту назад свежий воздух подёрнулся запахом гниения. Так пахнет свеже разрытая могила, сельский морг или скотобойня, а может все сразу. У меня заслезились глаза, но Коля снова всего этого не замечал. Для него мы тащились меж стройных рядов сосен, озаренных весенним солнцем, изредка продираясь через возникающие на пути завалы. Он находился в своей стихии, вёл уверенно, и получал от окружения дикий восторг. То и дело останавливался, чтобы запечатлеть на свой маленький фотоаппарат какой-нибудь особенно живописный куст, которого якобы тут не должно было быть. Но для меня, заглянувшего за иллюзию мира, светлый бор был заполнен до верхушек сосен этим черным удушливым смрадом — настолько тёмным, ядким и древним, что от одной мысли о том, что является его источником, у меня по коже пробегали мурашки, а желудок выворачивало наизнанку. Огненные взгляды теневых монстров, проникая под кожу, высверливались в мозг, глядели в душу, выжигая в ней дыры страха. Твари ежеминутно испытывали меня на прочность, показывая в тенях от деревьев всё более безумные человеческому естеству образы. Которые невозможно ни описать, ни осознать. Для них не подобрать названий или сравнений, они вне иллюзорного обычного мира, и древнего мира под ним. Они то что было в самом начале, и будет после конца. Как я держался? С трудом. Ежесекундно балансируя на тоненьком мостике над пропастью безумия, составленном из знаний фолианта, и веры в близость цели. Лишь огонь в этом бою стал моим защитником. Он всегда неизменен. И ненавидим теням. Пламя костра –круг света в наступающей тьме. Запах дыма- фильтр для смрада. Но все же, когда уже будучи не в силах более выносить кошмары в одиночку, я попытался разделить сковывающий меня ужас. Вечером у костра пересказал Коле небольшую главу Некрономикона и с удовольствием наблюдал, как он ночью трясётся в своём спальном мешке, как часть теней, найдя новую жертву, оттянулись к ней, ослабив напор на меня. Тогда я смог отдохнуть. На утро, Коля хмурился и молчал, ни разу не прикоснулся к своей фотомыльнице. Возможно сам не понимая, что с ним такое, ведь его мозг справился с ужасами, попросту удалив кошмарные образы. Коля забыл, все то, что ему снилось. Он знал, что что-то плохое, но не помнил. Этим же утром я узнал то, что меня подбодрило — нам, наконец, удалось достичь границ той области на карте, которые мы с Лешим очертили, объединив множество сведений из разных старых книг. Этот факт поддержал мой почти канувший в безумие разум. Я нашел в себе силы продолжать, и теперь всматриваясь в темноту, стремился рассмотреть там не бродящих тварей, а знак — проявление древних богов. Лес стал реже, зато гнетущая атмосфера навалилась с новой силой. Я шёл, словно окруженный черной патокой, каждый шаг давался с трудом, но чем сильнее было сопротивление, тем больше росла во мне уверенность близости заветного приза. И вот, когда закат окрасил верхушки сосен, а тени, радуясь наступлению их времени уже вовсю тянули к нам свои крючковатые пальцы. Мы с Колей, продравшись через очередной бурелом, выбрались на небольшую тихую полянку, со всех сторон окружённую вековым бором с деревьями в два моих обхвата и утопающую в мягком зелёном мхе. Выбрались и застыли в благоговении. Все кошмары, терзавшие меня на пути, исчезли, словно их и не было. Твари заскулив отпрянули, не смея и шага сделать за круг стволов. Тянувшие крючковатые, вооруженные когтями и щупальцами руки теней рассеялись, лишь сунувшись за кольцо деревьев. А я, коснувшись ногами пружинистого зеленого мха поляны, почувствовал небывалую легкость, телесную и мысленную. И все что я видел раньше меркло перед тем, что сейчас полностью захватило мое внимание— ПУТЬ. Ничего более прекрасного мне не доводилось видеть. Свет, льющийся из него пронизывал всё моё существо, маня, как мотылька. Путь был реальным, не призрачным, очерченным рядом белых берёз, начинающихся у края поляны и убегающих вглубь поредевшего леса. Я стоял и никак не мог напитаться льющимся из него благостным светом. Голос Коли долетал издалека. Будто он стоял за несколько десятков метров, а не всего в шаге. Турист, что-то восторженно лопотал о прекрасном виде и без конца щёлкал своей мыльницей. Льющийся же на меня свет в момент потускнел, скукожился. Чувство блаженства, было окутавшее всё мое естество, отступило. Тени сгустились. Твари, что посмелее, сделали осторожный шаг за круг деревьев. Я снова почувствовал смрад. Что же произошло? По поляне пронесся порыв ветра. Коля вскрикнул, я увидел как он на лету ловит свою кепку, перевел взгляд на его мыльницу и тут меня осенило — он тоже его видел. Видел ПУТЬ. Но как такое возможно! Как такой как он может видеть то же самое! Это ведь я столько времени потратил на изучение секретов! Я мучимый кошмарами, в одиночку добывал и структурировал всю ту огромную массу информации. Это я и только я достоин видеть его и, пройдя по нему, получить ответы на все вопросы. Как он посмел своим непосвященным взглядом осквернить его?! Рюкзак сам свалился с плеч. Я видел лишь один путь. Рука коснулась рукояти. Нож, который хорошо послуживший мне на привалах, легко выскользнул из чехла на поясе, словно и не держался там. Коля стоял неподвижно, завороженно щелкая объективом своей мыльницы. Я нанес удар. Воткнул нож ему в спину. Он заорал, постарался схватить меня. Я бросился вперёд, меж белых стволов.***
Ветки били по лицу, дыхание жгло легкие. Поскользнулся. Упал. Приподнявшись на локтях огляделся. От одышки перед глазами все расплывалось. Кругом, куда ни посмотри, возвышались кочки мха. Колени и локти буквально утопали в этом зелёном ковре. Берёзы пропали, так же как и дорога меж ними. Сзади вилась лишь, едва различимая вереница следов, прерываемая взрытой кочкой, об которую и споткнулась моя нога. Я почувствовал как страх, липкий тёмный животный страх начал поднимать во мне свою уродливую голову. Всё окружение, казалось, было заполнено им. Только сейчас, я заметил, как преобразились деревья. Черные стволы ольхи усеяли кочки. Их крючковатые ветки не видели листьев, наверное, годы. Справа грустно покачивалась на ветру трава: болотный трилистник с осокой. Здесь ничего не было, никакого клада или древнего храма. НИЧЕГО! Но ведь должно, должно было быть! Путь не мог в тупик завести! Глаза лихорадочно метались, в своем бешеном беге наткнувшись на едва заметный под слоем мха стоячий камень. Спотыкаясь, я бросился к нему. С каждым шагом все четче различая очертания — в них явственно угадывался образ какого-то сгорбившегося существа. И на нем были символы. Всё те же, ставшие почти что родными, символы из древнего фолианта. С остервенением я принялся ногтями скоблить старый монумент, нещадно ломая их об серый камень.«Смерть есть путь»
Прочел я символьный круг. В тот же миг земля пошатнулась. Вспучилась. Мох пошел волнами. Леденящий душу порыв ударил мне в грудь. Я едва устоял. Откуда только он взялся, средь лесного массива? После был рёв. Громкий и дикий. Глас пробудившегося ужаса. Черная лапа вырвалась из укрытых зеленым моховым ковром недр, зашарила по земле, ища опору. Разбрасывая дерн, показалась следом голова, казавшаяся одновременно бесформенной и имеющей все возможные формы разом. С шерстью из бурого мха и корней. Дюжина глаз вперилось в меня, окаменевшего на месте. Под ними черный, кривой сползший на правую сторону рот, ухмылялся и, казалось, в ту же секунду сам по себе сдвинулся влево по кругу. Существо протянуло ко мне лапу. Другой вырвав с корнем молодую сосну, и опёршись на неё, как на посох. Сейчас бы забыться, не видеть, или броситься прочь, но нет. Пусть разум что есть сил мне кричал убегать, ноги стояли неподвижно. Чудовище улыбаясь черным провалом на лбу, лёгким щелчком повалило меня наземь, и тут мой воспаленный мозг, а может животный инстинкт, наконец, взял под контроль мое тело, загребая руками, я на четвереньках бросился наутек. По той еще видимой тропке следов, хотя вряд ли смог бы убежать от того, что уже почти выбралось на божий свет.***
Сейчас, еле бредя по болоту какой по счету не знаю час или день, мне думается, оно так играет со мной, из-за редких гостей решив поразвлечься. Прежде чем снова забраться в ту яму, из которой исторглось. Бог ли оно? Вполне вероятно. А может попросту страж — еще один ужас. Одно мне теперь стало понятно. Людишкам презренным лучше уж их не будить. 1 2 3***
Оно еще далеко. И всё же итог предрешен. Подходит к концу жизни страница. Прочёл я последнюю запись. Прочёл, но снова не помню С чего это всё началось. Похоже не первый я раз Журнал сей безумный листая, цифры внизу отмечаю. А впрочем, неважно уже Все ближе слышна тяжелая поступь Его, И силы меня покидают. Что ж, место вот это не хуже, наверное, прочих…