***
Люди гуляли так, будто делали это в последний раз в жизни. Повсюду мелькали кувшины и чаши с вином, на камнях раскаленной печи запекались новые и новые пироги. Шум, казалось, шел даже от обычно безмолвных стен. Все пространство заполняли собой голоса и музыка. Каждый музыкант наигрывал свою собственную мелодию, но по непонятным причинам эта какофония не оглушала, а сливалась в единую реку, состоящую из праздничных звуков. Он просто прогуляется немного. Привычный к тишине Облачных Глубин, Лань Чжань чувствовал себя потерянным в пространстве. Слишком много людей, слишком много веселья, слишком много всего. Цветные одежды и смеющиеся лица мелькали и тут же исчезали, в толпу ныряли карманники, надеявшиеся на большой куш в такой день. Посередине ярмарочной площади, где обычно находился рынок, выделили пространство для танцев. Музыканты, не имевшие таланта и навыков, старались изо всех сил. Сегодня хорошая музыка — громкая музыка, и шума здесь достаточно. И люди благодарили за этот шум громкими криками одобрения и быстрыми танцами. Мелькнуло несколько фигур в одеяниях и узорах клана Вэнь. Лань Чжань планировал обойти эту толпу и свернуть куда-нибудь, где будет чуть посвободнее, но не успел: чья-то крепкая рука вцепилась в ладонь и в один момент затянула в самую середину танцующих. — Давай танцевать! — перед глазами мелькнуло смеющееся лицо. Поток, подобно речной волне, подхватил Лань Чжаня, сделав частью этой общей реки. Они кружились, держась за руки, незнакомец, втянувший его в танец, громко смеялся, широко открыв рот. От прикосновения к коже все внутри будто бы заледенело, хотя ладони, вцепившиеся в него вовсе не были холодными. Но душу буквально разрывало на части все время, пока длился этот танец. Незнакомец и сам походил на бурлящий поток, он двигался уверено, не напирал, двигался больше назад, чем вперед и ни разу не задел никого из танцующих совсем рядом, а ведь на площадке было тесно. Это напоминало приглашение в гости, но как только ты ступаешь ногой на порог, дверь захлопывается перед носом. Вынырнули из речной глубины они вместе, выскочив в образовавшийся на миг свободный проход. Наглец хохотал, чуть не согнувшись пополам. — И что это было? — Но ты же выглядел так, будто очень хочешь танцевать, но тебе не с кем. А я тоже пришел на праздник один, вот и решил… — он продолжал нести подобную чушь, так до конца и не отсмеявшись. Теперь хотя бы перед глазами все не кружилось и можно было рассмотреть спутника. Неприметные черные одежды, которые в некоторых местах порвались. Алая лента в волосах. И больше никаких отличительных знаков. Быть может, обычный селянин. — Ну не злись, я не хотел обижать. Это ведь праздник! Или в Гу Су совсем не умеют веселиться? О, там бродячие артисты! Подходящий момент для того, чтобы развернуться и уйти, был упущен. Артисты волокли за собой огромного волка на цепи, молодой мужчина под благодушные аплодисменты жонглировал чуть ли не десятком яблок. И миниатюрная девушка, такая тонкая, что ее можно было сравнить с веткой бамбука, балансировала на веревке над толпой под восхищенные вздохи. Вот она прыгнула на середину, сделала разворот на одной ноге и поклонилась, устремив взор ввысь. Навязчивый спутник следил за ее движениями и в один момент резко вздрогнул. — Она же сейчас упадет! Девушка, танцующая на тонкой веревке так, будто летала по воздуху без меча и крыльев, вдруг пошатнулась и взмахнула руками в попытке зацепиться хоть за что-нибудь. Но нет. Она упадет прямо на землю, переломавшись насмерть. Мгновение, чтобы перекинуться взглядами, еще одно на то, чтобы тенью метнуться под натянутую веревку. Толпа ахнула, когда бродячая артистка приземлилась прямо на подставленные ей четыре руки. Целая и невредимая. Она все еще кричала им вслед слова благодарности, когда незнакомец обернулся и крикнул, поднеся ладони ко рту: — Живи долго, сестрица! И не падай больше, у тебя нет крыльев! — Говорят, это очень плохая примета. Когда кто-то из артистов умирает прямо во время представления, — они все еще шли вместе, огибая спешащих на встречу людей. Лань Чжань снова украдкой пытался рассмотреть клановые знаки (быстрой, слишком быстрой была реакция. Но не для заклинателя) и ничего не находил. Черные одежды, перевязанные красным поясом, да алая лента в волосах. Ни узоров, ни меча. — Не хотелось бы портить такой праздник. Сейчас так мало поводов для веселья — все эти люди, — он обвел рукой толпу — мужчин, женщин, детей — разве они не заслужили хотя бы чего-то хорошего? Они должны были разойтись после этого каждый своей дорогой. Но не разошлись. Лань Чжань уже и забыл, что собирался вернуться на постоялый двор. К шуму он неожиданно быстро привык, да и сам праздник начал нравиться. Незнакомец никуда уходить не собирался, он шел рядом, будто так было всегда, привычный порядок вещей. Они выныривали из толпы и снова погружались. Какая-то женщина бросила Лань Чжаню цветок, и тот от неожиданности поймал его под веселый смех своего спутника. — И без цветов очень красивый! — заявил он, бросаясь вперед. Изредка они останавливались, чтобы послушать фальшивящих, но старательно пытавшихся выдавить из инструментов ритмичную мелодию, музыкантов. — Я могу узнать твое имя? — сколько прошло времени? Несколько часов? Незнакомец резко остановился. Со спины не было видно, но Лань Чжань мог представить и так, как напряглось в задумчивости его лицо. Ведь совершенно нормально знать, как обращаться к своему спутнику? И, если признаваться честно самому себе, ему правда хотелось услышать имя. Даже если он соврет. — Да. Думаю, что тебе можно. Оно все равно ничего не скажет благородному заклинателю. Зови меня Вэй Ин! Вот так просто и сразу? Родовое имя? Лань Чжань был готов назваться сам, но Вэй Ин, будто прочитав его мысли, замахал руками и рассмеялся: — Совсем необязательно представляться в ответ! Это неважно! — А твоя семья? — Никого нет дважды. Ни сын, ни брат, ни супруг, — и пожал плечами, навсегда отсекая тему разговора. Лань Чжань не настаивал. Никакого значения это не имело. Мимо бежали дети, ведя за собой на веревочке огромного бумажного змея. Они пытались лавировать между людьми, но то и дело в кого-нибудь врезались. Мальчик, изо всех сил пытающийся согнать шумную компанию, споткнулся о камни и упал. Сквозь светлую ткань одежды проступила кровь — расшиб коленки. Товарищи падения даже не заметили и убежали вперед, скрывшись в толпе. — Подождите! — крикнул мальчик, но осознав, что за ним никто не вернется, отчаянно заревел. Вэй Ин дернулся, будто хотел подойти, но в последний момент передумал. — Счастливые они. Могут плакать. Мои слезы однажды закончились. Слишком много растрачено, но так ничего и не приобретено. В таком случае чего удивляться, если в итоге не остается пустота. Лань Чжань поймал себя на мысли, что теперь уж точно не собирается никуда уходить. Хотелось идти рядом, останавливаясь, чтобы полюбоваться на товары, снова пуститься в пляс, минуя фигуры в одеждах Вэнь, сойти с главной улицы под тень редких деревьев. И совершенно точно не хотелось расставаться. Лань Чжань ловил каждую перемену в звучании смеха, каждое еле заметное изменение в лице. Ставшим родным за несколько часов. Быть может, в том, что они встретились так внезапно здесь был знак свыше? Мог ли знать брат, посылая его на празднество? Никто никогда не может предсказать, где его найдет судьба. Но если член ордена Лань встретил свою половину… Никто с этим не сможет ничего поделать. Они должны вернуться в Облачные Глубины вместе. О дяде и брате Лань Чжань даже не вспомнил. Вокруг витал аромат пряностей. Взгляд Вэй Ина прошелся по ларьку с горячими печеными яблоками, и Лань Чжань уловил промелькнувший в глубине его глаз голодный блеск. Рука сама потянулась к кошелю с монетами. — Я отдам! Когда у меня появятся деньги, отдам, — Вэй Ин перебрасывал горячее яблоко из ладони в ладонь, а потом, не выдержав, откусил кусок. Сладкий сок потек по подбородку, но Вэй Ина это не смутило, он размеренно жевал, добрался до середины со специями, и на его щеках выступил небольшой румянец. Это должно было вызвать чувство брезгливости и отвращения, но не вызвало. Почему-то от того, что Вэй Ин откровенно наслаждается сейчас угощением, по телу разлилось тепло. — Правильно говорили, что яблоки здесь исключительно вкусные! Как хорошо-то! — протянул он счастливо, рассмеялся и внезапно закашлялся, когда непрожеванный кусок попал в горло. — Поэтому во время еды и не разговаривают, — заметил Лань Чжань, чем вызвал лишь только новый приступ смеха. Первое время им будет тяжело в Облачных глубинах, но он привыкнет. И больше не придется голодать. — Только без занудства! Солнце опускалось все ниже и ниже, пока не скрылось совсем, принеся заместо себя ночную тьму и звезды. Вэй Ин говорил, он говорил постоянно, слова лились из него потоком, будто на реке прорвало плотину. Будто он не видел людей уже долгое время, не разговаривал и очень соскучился по простому присутствию кого-то рядом. — Не быть чужаком. И когда-нибудь найти… — он замялся, будто забыл нужное слово. Но мысль витала в воздухе, шептала на ухо, да разве что только не кричала. — Приют? — продолжил Лань Чжань тихо. Что-то подсказывало, что таких слов Вэй Ину в последнее время не хватает. Поэтому они и стираются из памяти. Если нет слова, то не существует и того, что оно обозначает. — Да. Если это вообще возможно. А пока можно закрыть глаза и представить. Представить, например, что мы пришли сюда не по одиночке. А вместе. Это «вместе» замерло на губах и повисло в воздухе дрожащей последней нотой. Лань Чжань только сейчас заметил, что они до сих пор держались за руки, несмотря на то, что уже давно вышли с широких улиц и свернули к окраинам деревни, где людей практически не было. Они подались друг к другу одновременно, словно две тени, стремившиеся слиться в одну. Поцелуй имел вкус яблока и пряностей. Вэй Ин обнимал его за плечи, вцепившись так, будто не имел опоры под ногами и рухнул бы в тот момент, когда его ладони разожмутся. Нужно было прекратить это, убрать руки с плеч, оттолкнуть. Надо было. Но Лань Чжань совершенно этого не хотел. Более всего сейчас он желал, чтобы этот поцелуй никогда не заканчивался. Наверное, это та самая любовь, что внезапно оглушает тебя в момент крайней уязвимости. И остается в сердце навсегда, правда в таком потоке редко кто выживает. Они поедут в Гу Су вместе. Принесут брачные клятвы в храме. Во тьме переулка их вряд ли могли заметить посторонние, да и все сейчас поспешили на главную площадь, чтобы запустить в небо горящие фонарики. Несколько теней промелькнуло мимо, одна из них задержалась на мгновение, будто высматривала что-то, но потом присоединилась к остальным. Вэй Ин отстранился, прислонившись к стене, ноги его действительно подкосились. На губах появилась усталая улыбка — новая черта, которую Лань Чжань запоминал с несвойственной для себя жадностью. — Прости. — Почему ты извиняешься? — Не знаю, вдруг подумал, что… — Не нужно. Это пришла неловкость. Осознание и переосмысление собственных поступков. Нельзя настолько поддаваться эмоциям, но это, пробудившиеся внутри было настолько новым и странным, что обычные способы работали плохо. Да и обстановка не располагала. Подумалось, что в Облачных Глубинах такого бы точно не случилось. Но какова была вероятность встретить свою судьбу в этой деревеньке среди танцующих селян, бродячих артистов и бумажных фонариков? Вэй Ин выдыхал воздух ртом, и пар от его дыхание поднимался вверх белым облачком. Он потер ладони друг о друга, пытаясь разогнать кровь и согреться. Лань Чжань аккуратно дотронулся до кожи. Ледяная. Действительно заметно похолодало, нельзя было стоять на месте дольше. Они прошли мимо светящихся лавок с бумажными фонарями, мальчишек со змеями матери изо всех сил звали домой. Да и вообще людей стало поменьше. Кто-то свалился от количества выпитого спиртного, кого-то не держали ноги от усталости. У маленькой чайной лавки никого не было, и скучавшая у горячего котла с напитком девушка, заметив их, призывно помахала. — Братцы, выпейте травяного чая и тут же согреетесь! Лань Чжань вспомнил обжигающий холод ладоней Вэй Ина и потянулся к мешочку с монетами. От чашки с чаем шел теплый пар, Вэй Ин чуть наклонил голову и вдохнул его с блаженным вздохом. — Вечера стали холодными, — он поднял взгляд к небосводу, — Звезды яркие. Утро тоже будет прохладным, но ясным. Он грел ладони о чашу, иногда прихлебывая ароматный напиток. С лица постепенно сходила изможденность, лишь темные тени под глазами выдавали усталость. В Облачных Глубинах он не будет нуждаться в питье и пище. Ни в чем. — А ты? — перед носом вдруг возникла чашка. — Согрейся. — Я не хочу, — ответ был чистой правдой. В этот вечер Лань Чжань не чувствовал ни жажды ни холода. — Не хочешь пить из одной чаши? — когда искренняя улыбка превращалась в кривую усмешку, это делало подвижное живое лицо Вэй Ина немного зловещим, словно ночная тьма внезапно застилающая солнце. Качая головой, Лань Чжань взял чашу из его рук и сделал глоток. Травяной напиток уже не был горячим, немного теплым, с кисло-сладким ягодным вкусом. За спиной тут же послышался взрыв смеха. К ярмарочной чайной лавке приблизились трое адептов ордена Вэнь. Тут же на лице подающей чай женщины, появился отчаянных страх, который она безуспешно пыталась скрыть за любезностью. Резко напряглись плечи Вэй Ина, он отнял чашу и встретился взглядом с один из адептов. И это было похоже не на праздный интерес. Брошенный взгляд — как пущенная в цель смертоносная стрела. А затем он почти незаметным движением очутился за спиной Лань Чжаня, подальше от адептов Вэнь. Те продолжали насмешливо коситься и шептаться, опьяненные праздневствами, вином (и, скорее всего, чувством собственного превосходства). — Да поймают скоро его. Те были просто идиотами, что не смогли справиться с одним сумасшедшим заклинателем! — Идем, здесь больше нечего делать, — теплая, согретая горячим напитком, ладонь потянула Лань Чжаня за белоснежный рукав прочь от адептов ордена Вэнь и света фонарей. — Благодарю, сестрица! — грохнул по деревянному столу чашей и помахал на прощание девушке. Сейчас он походил на неистовую тень. Он резко, до белых костяшек, сжимал пальцы и кулак, разжимал и сжимал снова. — Поганые псы Вэнь! Убийцы! Вот скажи мне, — он будто бы обращался к Лань Чжан, но не смотрел на него, уперев взгляд к себе под ноги. Пнул попавшийся камень так, что тот отлетел в чью-то закрытую дверь. Сейчас Вэй Ин совсем не походил на самого себя, будто в один миг его тело захватил кто-то еще. Злой. Безумный. — Скажи мне, почему ордены с этим чего не сделают? Ведь если объединиться, если пойдут все… они упиваются своим всесилием, но кто-то должен доказать им, что это не так. Лишь иллюзия! Недолго ублюдкам праздновать победу. Он вдруг выпрямился и разжал кулак. Перевел взгляд на Лань Чжаня, и тот уловил в нем то, что потом уже никогда более не встречал. Это был взгляд человека, который вдруг очнулся от долгого сна и только сейчас начал осознавать действительность вокруг. — Не будем об этом. Такой хороший вечер. И ты такой…красивый и добрый и вообще. У меня давно такого не было, чтобы снова чувствовать себя живым. Не одиноким. Отдохнуть и веселиться, не… Не важно. Ты дал мне так много, а мне совсем нечем тебя отблагодарить. Хотя… Одним движением руки он потянул за конец своей алой ленты, и волосы темной волной рассыпались по плечам. — На память, — Лань Чжаню оставалось лишь молча наблюдать, как вокруг его запястья повязывают ткань, будто сквозь белую кожу начинает сочиться кровь. — Как же я счастлив, что ты не из Вэнь. И после этих странных, сказанных шепотом слов, Лань Чжань вдруг понял — нельзя его сейчас отпускать. Взять за руку, привести к брату и дяде и поставить перед фактом — вот его судьба. Они ничего не смогут сделать с этим, выбор небес иногда поражает своей непредсказуемостью. И они все вместе уедут в Гу Су, пока тот еще остается безопасным местом. Местом, где они будут счастливы. — Пойдем со мной. Ты ни в чем не будешь нуждаться и больше не будешь один. Я всегда буду любить тебя. Вэй Ин дернулся, будто от удара, отступил на шаг и поднес к лицу ладони, внимательно их осматривая. — Сейчас я не могу. Нет, не сейчас. Наверное, невозможно несколько раз разбить одну и ту же чашку. Да и разве можно будет пить из такой чаши? Это все ночь, что туманит рассудок, витающий в воздухе аромат праздника, перемешанный с горечь от того, что он заканчивается. Утром голова станет ясной, путающиеся мысли, не дающие принять верное решение, улягутся. — Приходи утром на постоялый двор. Мы все решим. Придешь? Он неопределенно кивнул и в мелькающих вокруг отсветах сейчас казался как никогда печальным и странно-одиноким. — Поцелуй меня еще, незнакомец. Распущенные волосы, развеваемые небольшим дуновением ветра, щекотали шею. Этот поцелуй был дольше, не как тот, первый, испуганный и неловкий. Сейчас они изучали друг друга словно для того, чтобы сохранить в памяти на всю оставшуюся жизнь.***
Наутро в комнату постучался обеспокоенный Лань Хуань. — Брат, я конечно, рад, что ты послушал совет и развеялся, но, к сожалению… Гудела уже вся деревня. Адептов Вэнь нашли мертвыми. Точнее то, что от них осталось. Неизвестный вспорол им животы, выпустив наружу внутренности. Отрубил руки и ноги, которые до сих пор находили на разных улицах. Головы не нашли до сих пор. — Они и вчера нас созвали именно поэтому. Уже несколько недель членов ордена находят зверски убитыми. Растерзанные тела, отрубленные головы. Они хотели знать, не укрывает ли орден Лань преступника. И брат рассказал. О той резне в клане Цзян, где убили всех… как они думали. «Мои слезы однажды закончились». «Сейчас так мало поводов для веселья». «Ни сын, ни брат, ни супруг». «Как я счастлив, что ты не из Вэнь!» — Подозревают, что это воспитанник Цзян. Вэй У Сянь. Глава Вэнь жаждет заполучить его живым и казнить собственноручно. Лань Чжань выслушал это без какого-либо выражения чувств. Только вот брату никогда не нужно было слов и ярких эмоций. Он заглянул в лицо обеспокоенно, с искренним намерением помочь, поддержать. Некоторыми историями всегда хочется поделиться. Разделить испытанные чувства еще раз, продолжая воскресать их в памяти. И именно такие проживать больнее всего. — Ты ведь ничего не видел вчера? Никого? Он знал это. Понял еще вчера, наблюдая за сменой взглядов и настроений. За выражение безумной усталости и жгучей ненависти. Знал, но так и не принял. Случайная встреча, веселый смех и выразительное лицо. Никаких приметных знаков. Наверное, все же подобные чувства могут пробудиться и так. Не то, чтобы Лань Чжань думал об этом часто, скорее, он просто всегда был уверен — для того, чтобы проникнуться другим человеком, влюбиться по-настоящему, не хватит и одной жизни. Только вот самому ему хватило одного танца, одного прикосновения, одного вечера и одного поцелуя. «Поцелуй меня еще, незнакомец». И Лань Чжань, никогда до сего момента не лгавший своему брату (да и как он мог?) соврал: — Нет. Ничего и никого. Красная лента, повязанная на запястье под белыми рукавом жгла кровоточащей раной.