School doctor

Геометрия сегодня была настолько невыносимо интересной, что взгляд то и дело сползал с необъятного учителя, что-то воодушевлённо вещавшего классу, куда-то в окно, на серо-стальные и голубоватые капли лондонского дождя, струящиеся по стеклу школьного окна одной из лучших частных академий столицы Соединённого Королевства. Аллен откровенно скучал, и даже третье замечание никак не добавило энтузиазма в изучении геометрии, несмотря даже на то, что в школе поговаривали о том, что у математика был титул графа. Впрочем здесь даже школьный врач был титулован и получал настолько большую зарплату, что его не могла переманить к себе ни одна из серьёзных лондонских больниц, не говоря уже о других городах. Школьный врач, да, этот чёртов Тики Микк, был причиной незаинтересованности уроками, а так же источником неизвестно откуда взявшегося учащенного сердцебиения, впрочем, возможно и головной боли, если опустить из списка вариантов её возникновения папочкин виски. С горем пополам досидев до конца геометрии, скрылся в туалете с другом Лави, китайцем с крашеными волосами и таким же лентяем, как и сам, с целью покурить. Головная боль, как назло не желала никуда уходить, а кажется, усилилась. Услышав звонок, с громким хохотом хлопнули дверью кабинки под укоризненным взглядом...школьного врача, который по непонятным причинам мыл руки в туалете для учащихся, ведь у него в медкабинете была чуть ли не целая квартира, что тотчас же озвучил Лави, не дав Аллену открыть рта и утащил за руку в сторону класса. - Не опаздывайте на урок, - строго проговорил Тики Микк в спины уже удаляющихся Лави и Аллена и подставил руки в сушилку, нахмуриваясь. Если эта блондинистая голова была лишена царя в ней, то с интеллектом всё было в порядке, и Тики прекрасно понимал, что Аллен изводит его специально, эгоистично не приняв факт того, что уважаемый школьный врач не повёлся на флирт ученика средней школы. Истории о связях Тики с юными мальчиками ходили по всей школе, но в целом никто не мог похвастаться тем, что сделал что-то большее, чем попросил себя осмотреть. Врач дорожил своей карьерой и даже если у него были какие-то отношения, никто и никогда не мог ничего вычислить. То, что Аллен влюбился в Тики - было обычной историей, в обаятельного и красивого португальца была влюблена половина школы, как ученики, так и учителя, но вот то, что собственные принципы врача дали трещину, и оставить Уолкера без внимания казалось ему невозможным - было чем-то новым, и тем, о чем не догадывался разве что сам Тики. Урок истории оказался ещё скучнее геометрии, но в ней Уолкер разбирался куда лучше, потому сразу после ответа на вопрос, отпросился выйти в медпункт по причине головной боли. По классу конечно же пошли смешки, на которые Аллен ответил гордо поднятым средним пальцем под возмущённый вздох молоденькой учительницы и вышел из класса, хлопая дверью. Громко стуча ботинками на каблуке и уверенно шагая в сторону медпункта, Уолкер хотел спросить, какого чёрта Тики был в туалете, и если ему так интересно, что делает Аллен, то самое время начать с ним встречаться или отстать окончательно и катиться подальше к своим португальским чертям. А ещё нужно было обезболивающее, да. - Чем обязан? Вы больны? - в ответ на открывшуюся дверь Тики проговорил дежурную фразу, не отрываясь от монитора и составления очередного теста для школьного психолога, который попросил его о помощи. - Сам ты болен, Тики, - Аллен сел прямо на огромный письменный стол, сминая часть бумаг, - Какого португальского хуя, может быть, кстати, твоего, ты следишь за мной? Отрицаешь очевидное? Спустя несколько секунд тишину медпункта разорвал сдавленный стон Аллена, которого Тики схватил чуть пониже спины и пересадил к себе на руки. - Ты вообще понимаешь, что делаешь со мной? Говоришь о любви и запираешься с этим...китайцем, - Тики дышал тяжело, понимая, что поддался неведомо из какого закоулка сознания вырвавшемуся инстинкту. И без того сильная головная боль, казалось, усилилась, когда Аллен почувствовал под собой тёплые бёдра Тики, на которых так давно мечтал оказаться, и помимо этого появилось ощущение победы, он сделал, он довёл. - У меня голова болит, дай мне таблетку, - ладони Аллена легли на плечи Тики и губы опасно приблизились к его губам, - Я за этим пришёл вообще-то. - Ах таблетку тебе дать, хорошо, - Тики слегка отодвинул сидящего на нём мальчика, однако держа его одной рукой за талию и выдвинул один из ящиков стола, - Ну возьми сам, раз такой смелый. Тяжело дыша и по-звериному ухмыльнувшись, положил ярко-красную капсулу себе в рот, и снова приблизился к Аллену, который не желая ждать ни секунды, впился в губы такого желанного для него мужчины, и неожиданно умело целуя, довольно быстро завладел капсулой, проглотив её. - Какой ты молодец, проглотил, - Тики хотел было продолжить свою полную сарказма фразу, но за него это сделал Аллен. - И не только это проглочу, если ты думал, что для меня это игрушки, как для слабаков, которые только и могут вздыхать, ты ошибся. Одним движением Аллен ловко слез с бёдер Тики, и откидывая полы белого халата назад, сел на колени прямо перед ним, и раздвинув его ноги, расстегнул молнию на дорогих брюках и любуясь внушительных размеров бугорком, сильно натягивающим бельё. - Если ты сейчас скажешь, что у тебя уже есть опыт в таком, то знай, что я способен на убийство, ах...- врачу не удалось договорить, потому как ощущения горячего языка на своём члене вкупе с внимательным взглядом в глаза сводили с ума в прямом смысле этого слова. Забыв обо всех обстоятельствах на свете, хотелось подаваться вперед, насаживая белоснежную и уже собственным стараниями растрепанную макушку на свой член, заставляя глотать его целиком и игнорируя рвотные позывы Аллена, который всё больше входил во вкус и был совершенно не против. Кончив через несколько минут такой неопытной, но старательной пытки, откинулся на стул и хотел было сказать что-то тёплое и возможно романтическое, но обнаружил, что чёртов мальчишка ушёл. Просто взял и ушёл, сделав глубокий минет и даже не поцеловал на прощание, никак не зафиксировал свою победу. Тем интереснее становилось происходящее, а то, что что-то начало происходить, теперь не подвергалось никакому сомнению.