Надеяться и ждать

Георгий обнимает Илью после матча. Он загадал, если Кутепов первым подойдет именно к нему, то этот сезон будет не таким провальным, как прошлый. А уж если… и Илья не подводит — сорвавшись со скамейки сразу после финального свистка, уверенной походкой быстро направляется прямиком к нему, обнимает, смыкая сильные руки на его плечах, и шепчет прямо в ухо, опаляя горячим дыханием: — Классно, брат. Ты молодец! Здорово, очень здорово! Джикия расслабляется в крепких объятьях, утыкаясь лицом как раз туда, где плечо плавно переходит в шею, и ловит себя на мысли, что ему безумно хочется провести по этому месту губами. Но вместо этого он лишь слегка потирается носом и поднимает голову, желая поймать взгляд Ильи. Секундная эйфория вмиг пропадает — Илья продолжает обнимать его, слегка поглаживая по спине, но его взгляд устремлен совсем в другую сторону. И Георгию даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, куда смотрит Кутепов. Там, за его спиной Рома! Улыбается широко и открыто. Так, как умеет только он. Просто светится от счастья, согревая своим светом всех, кто оказывается в радиусе пары метров от него. А таковых немало: — Рассказ, который в последнее время просто не отходит от Зобы; Алекс, тоже претендующий во всю на роль лучшего друга; молодняк, в лице Гапы и Маслова, ловящих каждое Ромино слово, открыв рот; да и многие другие… всех тянет к Роме, как мотыльков на свет. Вот только мало кто из них понимает, насколько этот свет губителен. Вот Георгий точно понимает это, и его не обманешь сияющей улыбкой во все тридцать два. Он повидал уже не мало тех, кого этот огонь уничтожил, просто сжег почти дотла. Он помнит их всех: — Тимоха, Ломик, Фер… все они, каждый в свое время, попали под неповторимое зобнинское обояние и, опалив свои крылышки, канули в небытие. А Рома… сам Рома уже даже и не вспоминает о них. Как говорится, с глаз долой — из сердца вон. Но Илью он Роме не отдаст! Хотя тот тоже уже давно попался в Ромины сети, как глупая муха в умело сплетенную коварным пауком паутину. Джикии вдруг вспоминается детская сказка, которую мама читала ему в детстве про Муху-Цокатуху. Он на мгновение ассоциирует себя с отважным Комариком, спасающим Муху из сетей злобного Паука и, не удержавшись, тут же ржет, утыкаясь в теплую шею Ильи. — Ты чего? — Илья, наконец-то, фокусирует свой взгляд на Георгии. — Да так, вдруг представил Зобу человеком-пауком, — Джикия лукавит, но сказать правду язык не поворачивается. — А чего Зобу? — Илья удивленно приподнимает одну бровь, — Тогда уж Макси. Это он у нас постоянно в сетке. Илья улыбается и выпускает Джикию из кольца своих рук. Хлопает по плечу и обращает свое внимание на Жиго. Он поздравляет всех и каждого, не обходя своим вниманием никого, находя для каждого теплые слова и поздравления, но к Роме так и не подходит. Георгию начинает казаться, что у Кутепова, несмотря ни на что, все-таки очень сильно развито чувство самосохранения — он дольше всех греется в зобнинском сиянии и пока еще не сгорел. И, все же, опасность с каждым днем все ближе и ближе. Джикия не может не замечать долгих взглядов, которые бросает Илья на Рому, когда тот увлеченно беседует с тем же Рассказом, и каким счастьем начинает светиться лицо Ильи, когда Ромино внимание полностью достается ему одному. Не может не видеть, как тот вздрагивает каждый раз, когда Зобу валят на газон, и длинно, с облегчением, выдыхает, когда он поднимается, как ни в чем ни бывало. Георгий злится. Злится на Рому, что тот настолько слеп, что не замечает, какое сокровище рядом, продолжая обольщать всех вокруг, напрочь игнорируя чувства Ильи. Злится на Илью, который также не видит, что помимо Ромы еще кто-то существует. Кто-то, кто готов ради него на все, на любые безумства. Одно только слово и он готов пойти на обман, прикинуться больным, уставшим и уступить свое место на поле Илье. Но Илья никогда не скажет, никогда не попросит ни о чем подобном. Илья будет продолжать протирать скамейку и пристально следить только лишь за одним человеком. И этот человек, к сожалению, не Георгий. Злится на себя, за то, что никогда не скажет о своих чувствах. Не потому что боится отказа, а только лишь, чтобы не доставить дорогому ему человеку еще большие проблемы. У Ильи их и так предостаточно, чтобы еще вешать на себя вину за то, что не может ответить на чьи-то чувства. С этой затаенной злостью он бредет по пустому коридору. Невеселые мысли Георгия прерывает сильный грохот от свалившегося чего-то тяжелого, за которым следует беспорядочная возня с приглушенными смешками и вздохами. — Бля, Зоба, кто бы мог подумать, что ты такой неуклюжий? — Тсссс, ты же не хочешь, чтоб нас услышали? — Да этот грохот был слышен даже в Мытищах… — Тсссс, иди сюда… Джикии не нужно заглядывать за угол, он уже и так знает, кому принадлежат эти голоса. Он просто стоит и слушает. Слушает, как тот, кого он готов был разорвать на кусочки за его равнодушие, теперь полузадушено шепчет, то и дело прерываясь на поцелуи: — Я с ума сойду, Кутеп. У меня башню рвет… каждый раз боюсь сорваться… спасибо Коле, отвлекает… — Зоба… — Молчи… ты мне должен… — Что еще?.. — За Джику… придушить хотелось сегодня… обоих… Илья тихо смеется, а потом все стихает. Только еле слышатся тихие влажные звуки, о происхождении которых остается только догадываться. Георгий разворачивается и тихо уходит туда, откуда только что пришел, машинально обдумывая, каким обходным путем попасть на стоянку. Он с удивлением ловит себя на мысли, что совершенно не ревнует, в отличие от Ромы. Наоборот, у него такое чувство, словно камень свалился с души. Илью не нужно спасать из Роминых сетей. Илья счастлив в них находиться. А возможно, все совсем не то, чем кажется — возможно, это Рома попался в хитро расставленные силки. Но, по ходу, и он не в обиде. Хотя ему и в правду не легко. Уж кому-кому, а Георгию не по наслышке известно, каково это — дарить свое внимание всем и каждому, радушно улыбаться тогда, когда на самом деле все твои мысли только с одним человеком. И единственное желание, заглушающее все остальное — оказаться в его крепких объятьях.