Разбейся, мой Ангел

      Мирио никогда не видел такой красоты до этого. Парень, что сейчас идёт в его сторону, похож на ангела, похож на ядовитый цветок, похож на саму Смерть. Хотя, скорее, они со Смертью брат и сестра. Под его высокими сапогами медленно, но верно, чернеет трава, всё вокруг превращается в сухую труху, осыпается наземь.       Тогата сидит на каком-то сером камне, каких вокруг тысячи, внимательно разглядывает большие чёрные крылья за спиной Бога и считает секунды до конца. Каждое перо отображает тьму, поглощает свет и страхи людей... А над головой серое небо с кляксами грозовых туч. — Кто ты? — голос. Кажется, в этом голосе можно услышать крики мертвых, мольбы умирающих, стоны страдающих. Гортанный, тихий, без хрипоты или нечёткости.       Мирио дёргается. Так сильно, что взгляд прищуренных глаз на секунду сужается ещё больше. Белое лицо парня не отображает эмоции, глаза темными провалами смотрят прямо в душу, от чего блондин ёжится. — Мирио Тогата. Прислужник без крыльев, — Мирио старается улыбаться шире, чем обычно, не отводя взгляд от острых, будто вырезанных ножом, скул. — И что ты забыл здесь? — Бог дёргает крыльями, изящно ведя плечами назад, а у Тогаты захватывает дух, хотя внутри всё рвётся от страха и запаха гнили вокруг. — Я упал, — Мирио чешет затылок, невольно вспоминая, как ему отрезали крылья во время полёта.       Пасмурный день. Солнце пряталось за тучи, не давая людям расстёгивать свои куртки и снимать свитера. Мирио, сколько себя помнил, любил мир людей, их улыбки и нежность, что они дарили друг другу. Он с замиранием души смотрел на маленьких детишек, которые только-только вдохнули первый в своей жизни глоток воздуха и радовался вместе с какими-то школьниками отличной оценке по математике. — Как банально и приторно, — черноволосый парень высовывает язык, показывая своё отвращение к этой истории, а вороны садятся ему на плечи и поправляют развевающуюся мантию сзади.       Мирио поджимает губы и продолжает вспоминать, понимая, что крылатый умеет читать мысли. — Прошу, не перебивай, — светлые брови чуть хмурятся, а у парня напротив вороны начинают летать по кругу, выдавая раздражение их хозяина.       Мирио любил мир людей и за это его не любил никто. Ангелы, Черти, Боги - ужасны все без исключения. Только Тогату можно действительно было сравнить с характерным людям ангелами. Чистый, светлый, улыбающийся, помогающий попавшим в беду людям и животным. «Какой у нас святоша оказывается,» — грязно шутят высокомерные крылатые. «Как же раздражает этот всезнайка,» — растягивая слова, вторят Демоны. — Сейчас расплачусь, — хмыкает черноволосый, опираясь на свою косу — темная увесистая рукоятка с острым металлическим лезвием, начинающимся с самого низа косовища и до расширенной части полотна. Бескрылый Прислужник удивляется, как бледные пальцы не режутся о неё. Он вдруг ловит себя на мысли, что раздумывает, какая у этого Бога кровь. И в ответ получает лишь сухую ухмылку.       Мирио помог ребёнку спастись от злой собаки, усмирив ту, и этим превысил своё время пребывания в мире людей. Парень попросту не долетел до нижних ярусов — порога в мир Богов и Ангелов. Вокруг с радостью собрались фанфары, показывая свои длинные носы из-за невидимых облаков воронки. Ужас накрыл с головой. Раньше никто даже не думал серьёзно наказывать за такое, раньше за такое хвалили, сейчас за такое презирают. Загремели доспехи и вспыхнул свет. Тут уже никакие Шемияза и Хермон не помогут.       Раз так нравится быть с людьми — ходи, словно они, топчи эту грешную землю и исчезни. Исчезни наконец.       Тогата кричал, когда вверх взметнулись остро-наточенные лезвия, а затем со свистом лишили его крыльев. В тот день небо плакало, потеряв Ангела, пока Мирио тихо лил слезы, падая на землю с глухим треском. Конечно, он не умер, но теперь ему совершенно некуда податься. Бескрылый, убитый морально, с кровоточащими параллельными ранами на спине. Скоро за ним придут какие-нибудь черти или вампиры, чтобы высосать чистую кровь или съесть сладковатую плоть. Но в итоге пришёл...       Мирио вопросительно поднимает брови, мысленно спрашивая имя своего невольного слушателя. Темноволосый делает вид, что не увидел вопросительного взгляда, разглядывая собстенные чёрные ногти на длинных пальцах руки.       Тогата понимает, что либо ему нужно повторить вопрос вслух, либо имя он не узнает вовсе. — Как твоё имя? — падший Ангел наклоняет голову вбок, с интересом рассматривая непоколебимое лицо. — Ваше. — Что?       Бог молчит и смотрит так, будто общается с наиглупейшим существом на всем белом и чёрном свете. Мирио раздумывает пару секунд, а затем пристыженно прикрывает глаза, собираясь с мыслями. Действительно. Как он мог забыть правила общения с Высшими? Им нужно отсыпать вагон уважения и поливать сладким сиропом лести.       Темноволосый ухмыляется, скаля клыки. Неосознанно, скорее всего — улыбаться по-другому это существо не умеет. На самом деле он хочет смеяться в голос от мыслей этого Ангелочка.       «Какой интересный,» — шептали голоса в голове брата Смерти. Не часто встретишь существо, так отзывающееся о Богах. Даже мысленно. — У меня много имён, — тихо молвит парень, а внутри у Мирио дрожат поджилки от этого спокойного голоса. Инстинкты говорят бежать без оглядки, а любопытство и глупость держатся за ручки, заставляя остаться. Все равно идти ему некуда, да и «многоименный» не проявляет пока агрессии в его сторону. Пока. Но даже здесь, рядом с ним, сейчас намного безопаснее. Никто не посмеет приблизиться к возможному обеду Бога.       Тогата опускает взгляд, понимая, что это конец. Ещё несколько минут и он больше никогда не сможет увидеть этот мир. Ни красивое небо, которое оторвало ему крылья, ни маленьких человеческих детёнышей, что научили его улыбаться так невинно и искренне.       Блондин даже не замечает, как из глаз начинают капать слёзы, а на лице появляется улыбка. Лучше умереть с ней, чем с болью и отчаяньем. Он же не зря существовал, да? Кристальные капли по очереди катятся вниз, по щекам, а с них на очернённую землю, где трава тут же начинает зеленеть. Ромашка, выросшая сквозь прах своих предшественников, лепестками направлена на темноволосого. Тот брезгливо морщится, но, почему-то, не убивает это маленькое чудо. — Меня никто не любит. Я бедный ангел без крыльев. Я ничего не могу. Мне некуда идти, — Бог хмурится, кривит губы, словно наелся лимонов, передразнивает. — Гадость. Неужели Ангелочки ничего без своих крыль... — Заткнись! — зло кричит Мирио. Ему уже всё равно на смерть. — Я больше ничего не могу! Ничего! Как ты... Вы не понимаете?!       Глаза темноволосого расширяются, а ухмылка превращается в безумный оскал. На его голове вырастают острые рога под цвет волос, крылья раскрываются и ветер готов сдуть всё вокруг. «Какой же он... Похожий на меня.» — Я сею смерть, болезни и страх. Ко мне обращаются только с просьбами убить ненавистных. Я питаюсь их страхами, пожираю невинные души, убиваю таких ангелов, как ты. Боги живут, благодаря вере. И люди верят в меня. Боятся, но верят, приходят со своими грешными молитвами в тайне ото всех. Люди — не лучше нас, Ангелочек.       Мирио с ужасом смотрит в черные глаза, а Бог подходит ближе и поднимает его голову за подбородок, заставляя не отводить взгляда, смотреть, как вены чернеют, а с губ капает густая красная кровь. Недавно ожившая от слез Ангела трава вновь умирает уже без шанса на восстановление. — Это земля Смерти — здесь не место цветам. Здесь не место таким чистым, — небольшая пауза, которая позволяет осмыслить сказанное. — Можешь звать меня Тамаки Амаджики.       Бог разгибается и смотрит сверху вниз на Прислужника. — И что ты собираешься делать?       Тогата хлопает глазами. Разве... Амаджики не съест его? Не очернит и не убьёт? Парень в растерянности. Если до этого он знал, что умрёт, то сейчас... — Буду... пытаться выжить, — Мирио улыбнулся, осознавая какой шанс ему дал этот Высший. Бог Смерти подарил жизнь.       Тамаки тихо смеётся, облизываясь и представляя, как будет весело очернять этого ангела. Медленно, постепенно, вбивая внутрь свои мысли, свою ненависть к Облачным Богам. — Я помогу тебе. Пойдешь со мной? — из Амаджики вышел бы хороший актёр театра. Он не выдаёт свои намерения ничем и даже улыбка спадает с лица, оставляя бледные губы без внимания. — Вы не сможете мне помочь. Вы тьма. Вы Смерть. Я же — Прислужник святых.       Амаджики разворачивается и полы его плаща взметаются вверх. Вороны неожиданно замолкают, теперь слышно... жаворонков, и Мирио видит совершенно другую картину. Красивое зелёное поле, ясное небо с пушистыми барашками облаков и белые крылья за спиной мягко улыбающегося Тамаки, который смотрит через плечо на Мирио и тянет к нему ладонь. Кажется, от него идёт этот свет и тепло. Его глаза лучатся настоящей теплотой, а страх внутри заменяется эйфорией. — А Ангел? Падший Ангел? — Амаджики нежно растягивает слова, придавая им некой сладости.       Бог убирает руку и отворачивается. Мир снова становится прежним — искажённым и некрасивым, как и сам Тамаки. Конечно, использовать иллюзии нечестно, но, на удивление, крылатый не обманул, а показал реальность. Давно прошедшую реальность.       Не даром Мирио почувствовал что-то родное в Боге, не тёмное.       «Так неужели? Тамаки - Падший Ангел? Но как он получил свои крылья, как стал Демоном, как стал Богом?»       Тогата, словно заведеный, идёт следом. Амаджики останавливается и раскрывает объятия. Кончики его пальцев почернели вместе с ногтями - плата за тьму.       Мирио, не задумываясь, подходит ближе и чувствует холод чужой кожи даже на расстоянии. Бог лишь скалится и закрывает своими крыльями их двоих.       Поглощение. Пожирание маленького Солнца...       Амаджики добьётся своей цели. И обязательно закроет это мягкое сердце в оковы льда и стали.       Но ни за что не погасит пламя внутри Ангелочка. Не сделает его собой.       Всё же... Он хочет увидеть давно угасший свет.