***
— Я повторяю свой вопрос, мистер Малфой, — бесцветные рыбьи глаза самого младшего аврорского чина выпучены на меня. — Я понятия не имею, о чем это вы, — я делаю вид, что поудобнее располагаюсь на стуле — как будто на этих стульях в принципе можно удобно сидеть — и вслушиваюсь в его слова с вежливым интересом. — По донесениям, Гарри Поттер был вчера замечен возле вашей усадьбы, — у всех авроров голоса как на подбор — занудные, ровные, лишенные подобия жизни. Я рассеянно смахиваю с рукава невидимую пушинку и обаятельно улыбаюсь ему: — Возможно. Но почему вы считаете, что мне есть до этого хоть какое-то дело? — Потому что после этого он сразу исчез. Я недоуменно пожимаю плечами: — Ну так спросите об этом у ваших агентов. Мне не нужен ваш Поттер, и ваши проблемы мне не нужны, — всем своим видом я демонстрирую лояльность к нашему Аврорату и то, что весь этот разговор о Поттере уже меня утомил. — Я могу быть свободен? — Да, можете. Поднимаясь со стула, я расслабленно выдыхаю, но слишком рано — в мои мозги внезапно и подло врывается Легилименс. Стараясь не вскрикнуть, чтобы не доставить им удовольствия, я замираю, пережидая приступы тошноты. Чужая воля вкручивается мне в голову, вытягивает из памяти, выдаивает, выдавливает сокровенное. Мама, отец, стены тюрьмы. Темный лорд, разрушенное поместье, убитые домовики. Кровь на земле. Много крови. От этой нравственной пытки моя одежда вся в поту, изнутри и до мантии, но я все равно усмехаюсь, никакого Поттера они здесь не найдут. — Чисто? — рыжий Уизел, обросший плешивой редкой бородкой, входит в комнату, обрывая мою экзекуцию. — Кажется, да, — пыхтит мой мучитель и кладет себе руку на грудь, пытаясь как следует отдышаться. Мне приятно видеть, что он выдохся еще больше меня. — Убедились? — я презрительно смотрю на него, и он отвечает мне ненавидящим взором. Уизли какое-то время пристально сверлит меня глазами, а потом морщится, глядя куда-то через меня и небрежно кивает ему: — Пусть валит. Пока отпусти.***
Я быстро иду вверх по Лютному переулку. Мне нужно время остыть. Мама с четырнадцати лет позаботилась, чтобы я научился скрывать информацию. И вчерашние воспоминания у меня тоже под самым крепким замком. Как Поттер лежит на траве без сознания, а я падаю рядом с ним на колени. Как мои пальцы холодеют от страха, когда я прижимаю их к израненной шее, пытаясь найти его пульс. И как я понимаю, что снова живу, когда чувствую, что пульс все-таки есть. Тонкая, почти беззвучная ниточка жизни. — Тикси, наверх, — коротко командую я. Домовик пищит от страха и заворачивается в длинные уши. Но не смеет ослушаться прямого приказа. Пока он готовит к аппарации бездыханное тело, Поттер неожиданно открывает глаза, — мутные, страшные, с лопнувшими сосудами, почти не осознающие ничего. — Малфой, — хрипит он обескровленными губами, и я удивляюсь, как он в таком состоянии вообще меня смог узнать. — Не тупи… Отдай меня им. Я холодно смотрю на его изломанное, распростертое тело и наконец-то говорю, — с непередаваемым наслаждением говорю именно то, что хочу сказать ему всю свою жизнь: — Поттер, заткнись. Я не знаю, чего больше хочу этой фразой: пробудить его к жизни или вызвать на бой. Но он неожиданно улыбается мне и закрывает глаза.***
Отец помогает мне обустроить его в мансарде. Там вечно протекает крыша, и совы шныряют туда-сюда, почти задевая крыльями лежащего Поттера, но зато она запечатана вековыми фамильными чарами, поэтому здесь его точно никто не найдет. Поттер не возражает. Он вообще ни о чем не просит, ничего не желает и, оказываясь почти идеальным пациентом, ест и пьет то, что велено, а еще много спит. Поэтому через неделю он уверенно идет на поправку. В отличие от меня.***
— Что вы от нас скрываете, мистер Малфой? Этого министерского жиробаса я вижу первый раз в жизни. И согласен не видеть его толстую морду еще лет этак сто. — Я? Ничего, — я пошире открываю глаза, демонстрируя полную лояльность нашей семьи Министерству. — Вы мне врете! Я непонимающе пожимаю плечами и смиренно опускаю глаза. Я весь — сплошное повиновение. — Подойди, — Уизли смотрит на меня непонятным мне взглядом, в котором что-то сквозит. На какие-то мгновения мне кажется, что это жалость. Или неправильно легшая тень, ведь такие, как он, не умеют жалеть. — Круцио. Все мое тело взрывается болью. Кажется, что у меня плавится каждый нерв. Руки, ноги, и все внутри. Невозможная, адская боль. От такой не зазорно и умереть. — Достаточно, Кейн. Вы убьете его, он нам нужен живым! — мне сложно разбирать голоса. Такое дело, как пытки, министерский жирдяй не смог доверить даже аврорам. Он лично наставил палочку на меня и теперь с прилежностью кошки наблюдает за мучением крыс. Но я на них не смотрю. Как так выходит, что болит даже радужка глаз? Даже зрачки. — Я сказал прекратить! Спасибо тебе, Уизел, за твою доброту. Боль обрывается. Кейн что-то недовольно бормочет, и я тряпичной куклой падаю вниз. Нет сил, чтобы просто подняться и встать. Целую неделю одно и то же, без фантазии, без задора. Круциатус — по-прежнему запрещенное заклинание. Но очевидно, что не для всех.***
— Я должен сказать тебе спасибо, Малфой, — он определенно окреп, и уже даже может потихоньку вставать. Я рад этому и не рад, потому что больше не могу к нему невзначай прикасаться. — Отвали. Его зеленые глаза без очков — очки он во время погони где-то посеял — рассеянно глядят на меня, и я непроизвольно подхожу ближе к нему, чтобы он мог, не напрягаясь, меня рассмотреть. — Надо заодно тебе исправить и зрение, — ворчу я, стараясь не смотреть на него, пока проверяю список лекарств. Поттер откидывается на подушку и улыбается. За его улыбку я готов отдать все на свете, хорошо, что он об этом никогда не узнает. — Ты такой заботливый, Драко. — Поттер, заткнись. Он живет у нас две недели и уже даже не бесит. Просто мне однажды надо было смириться, что есть такая штука — любовь.***
— Когда вы видели его в последний раз, мистер Малфой? — Не понимаю, о ком это вы? — яркий люмос в глаза. Сколько ночей или дней? — Поттер. Вы должны его знать, — он гадливо ухмыляется, а из его рта вылетают точки слюны и красиво блестят на просвет. Я могу сейчас думать только об этом. Кажется, я не сплю уже несколько дней. — Не знаю, не помню, — я не слишком понимаю, сон это или явь. — Вы нам врете! — Вы еще не закончили, Кейн? — снова рыжий. Но сейчас я рад даже ему. — Там прилетела сова с донесением. Его видели в Запретном лесу. Уизел как обычно тупит, но сейчас мне это на руку. Жирный Кейн подрывается, потрясая щеками, а я, шатаясь, выхожу на порог. Мне кажется, сейчас меня свалит первый же ветер. Но отец ждет меня у крыльца. Он забирает меня.***
— Где ты был? — Поттер ловит меня за запястье, и я устало поднимаю глаза. Я не должен ему ничего отвечать. — Отдыхал. Не похоже? — Малфой, ты мне врешь. И этот туда же. Пытаюсь выдернуть руку. — Отвали. — Мне не нравится, как ты выглядишь, — он смотрит на меня слишком тревожно, а его палец неожиданно ласково проходит мое запястье. Я заставляю себя не чувствовать и резко дергаю руку, — не хочу, чтобы он уловил мой бешеный пульс. — Ты тоже, знаешь ли, не красавец, — я хмыкаю и привычно-надменно смотрю на него. А он мне опять улыбается. Ради этой улыбки я рискую всем, что у меня только есть.***
— Почему-то мне кажется, что ты знаешь, где он, Малфой, — холодные глаза Кейна и заклинания. Много заклинаний, изысканных, разных. Мне не больно, я давно перешел ту грань, за которой чувствуют боль. — В сотый раз повторяю. Не. Знаю, — я тяжело опираюсь на стол. — Значит, в сто первый сознаешься, мразь. Он снова наводит на меня палочку с Запрещенными, и я закрываю глаза. Пусть это будет Авада. Видит Мерлин, я слишком сильно устал. — Говори. — Не в чем мне сознаваться, — сиплю я, почти теряя сознание. Все эти дни я молчу, потому что он — мое сердце, а без сердца я все равно жить не смогу. — Довольно. Рыжий Уизел — где он был все это время? — стоит рядом с мучителем и презрительно глядит на меня. — Оставь его, Дон, он и правда не знает. Мы сами найдем, — выплевывает он сквозь зубы, а мне хочется заорать в его гнусную рыжую морду: "Сволочь, ты же был ему другом. Зачем?". Потому что даже слизеринцы лучше него понимают, что значит друг. Кейн пытается возражающе блеять, но Уизли резко машет рыжей башкой, и министерский обмылок брезгливо сплевывает прямо на дощатый пол. Видно, слишком многое позволено ему здесь, в Аврорате. — Неужели ты думаешь, что этот трус уже сто раз не сознался бы, если бы знал? — припечатывает Уизли разговор веским доводом. Толстая морда Кейна недовольно кривится, но все же он опускает палочку вниз. — Иди. Я сам скажу ему еще пару ласковых, — обещает рыжий, направляясь ко мне. Жирный Кейн хмыкает, мечет в меня мстительный взгляд, а Уизли неспешно подходит. Я усмехаюсь. Не боюсь его, никогда не боялся. И поэтому всего лишь удивляюсь, когда Уизел расслабленно и как-то лениво мажет мне в рот кулаком. Я чувствую во рту соленый металлический привкус, и изумленно смотрю на него. После той боли, которую они мне уже причинили — это детские игры. Но я все равно удивлен. — Понравилось? Хочешь еще? — рыжий придвигается ко мне близко-близко, словно ища продолжения, и неожиданно быстро и горячо выдыхает: — Он смотрит. Я должен был это сделать. Прости. Спасибо, что не выдал, Малфой, — и пока я пытаюсь хоть что-то сообразить, Уизел продолжает быстро шептать мне в самое ухо: — Передай ему. Мы с Гермионой все подготовили. Осталось всего несколько дней. Пришли завтра в Нору домовика, я сообщу. И тут же отшвырнув меня, с такой кислой рожей, что я лишь поражаюсь, откуда у Уизела такой актерский талант, он разворачивается на каблуках и решительно уходит прочь от меня. А его бордовая мантия реет гриффиндорским флагом по коридору.***
— Откуда? Малфой? Поттер растерянно ведет рукой мне по лицу, и от этой нехитрой ласки я готов вытерпеть все то же самое хоть сто раз подряд. Он уже может ходить без помощи магии, и я этому рад. — Откуда? — он требовательно глядит на меня. Заклинания не оставляют кровоподтеков. Поэтому сейчас он впервые видит мою кровь на губе. И я уже знаю, что он настырный, он не отвяжется. — Персональный привет тебе от Уизли, который он написал почему-то на мне, — я сдержанно улыбаюсь, чтобы не потревожить больную губу и прибавляю: — Скажи ему, пусть в следующий раз выбирает сову. Поттеровские зрачки темнеют, заполняя всю радужку, и я, пытаясь предотвратить скорый взрыв, кладу ладонь ему на рукав: — Он просил тебе передать, что они все подготовили. Он замирает. — Ты… знаешь? — его глаза напряженно следят за моим лицом. Я хмыкаю и пожимаю саднящим плечом. Глупый вопрос. — Черт. Я не должен был тебя… вас в это втягивать. Он отходит к окну, принимаясь тереть лоб рукой. — Драко, прости, я не хотел, чтобы ты... Он настолько красив в своей виноватой растерянности, и я его настолько люблю, что мне остается только хмыкнуть и выдать привычное: — Поттер, заткнись.***
Министерство полностью сменяется всего за неделю. И Поттер снова национальный герой. С газетных страниц не сходят его послевоенные колдо, и публика, как продажная шлюха, снова возносит его до небес. Он где-то пропадает целыми днями, но вечером исправно возвращается в мэнор. Ко мне и к отцу. Не знаю, как им удалось с отцом подружиться, но все вечера они теперь проводят вдвоем, так жарко обсуждая свежие новости, что я иногда себя чувствую лишним. Хотя я и так лишний. Я всегда был лишним при нем.***
— Малфой, где ты был? Мы тебя заждались, — Поттер давно уже перебрался с чердака в парадную залу, и теперь они опять сидят перед камином вместе с отцом. Я хочу, чтобы так было всю жизнь. Но каждый день я боюсь, что этот день будет последним. Что он однажды встанет и просто уйдет. — Соскучился? — я усмехаюсь, начиная расстегивать мантию и направляясь к себе. — А как же, — он мне улыбается, да, мы с ним подружились. Но только я жаден так, что мне этого мало. Я хочу его целиком. — Зайди ко мне вечером, Драко. Нам надо поговорить. Мое сердце падает на пол. Наверное, именно так они разбиваются. Когда с разгону падают вниз.***
Нет, я не хочу к нему заходить. Но я и так уже оттягивал этот миг сколько возможно. Поэтому набираю в грудь воздуха и переступаю порог. — Тебя только за смертью… — он протягивает мне мой же огневиски в стакане, и я усмехаюсь. — Опять надел мой халат, чудовище? — я до сих пор делаю вид, что злюсь, когда он без спроса берет мои вещи, хотя сам... да о чем говорить. Ради него это все. Вся моя жизнь для него. Но он об этом никогда не узнает. — Он пахнет тобой, — Поттер пожимает плечом так, как будто это все объясняет, и мое горло невольно сжимается. Но надеяться слишком больно, поэтому я просто игнорирую эти слова. — Но если ты хочешь, я сниму его прямо здесь. Поттер смеется, а я тяжело сглатываю и считаю до трех. Когда я открываю рот, я снова мистер Непринужденность: — Не будь идиотом. Я не желаю на это смотреть. Поттер фыркает и внезапно серьезно глядит на меня: — Драко. Спасибо за все. Наверное, мне пора уходить. Всё. Он все же это сказал. Мне кажется, я умираю. Хладнокровно пожимаю плечом. — Уходи, — я все же не выдерживаю, опускаю глаза. — Ухожу, — он тянется к завязкам халата, и внутри у меня все обрывается. Он ведь сейчас и правда уйдет. — Поттер, — я невольно тяну к нему руку, сдаваясь. В его глазах полыхает гриффиндорский огонь, когда он делает движение рукой. Халат падает вниз. — Так мне уходить? Я снова сглатываю и снова медленно считаю до трех. Хотя в этот раз мне не поможет, даже если я досчитаю до ста. Под халатом у него ничего. Только он. Мне жарко и сильно тянет внизу. Поттер, абсолютно голый в своей собственной спальне мэнора, стоит и смотрит с вызовом мне в глаза. — Это все, что я пока могу предложить тебе за спасение. Тело и душу. Тебе что-то нужно из этого? Драко? А я только и могу, что тупо смотреть на него. Поттер подходит ко мне и говорит, кусая губу: — Я знаю, что они с тобой делали из-за меня. И как ты терпел. Рон рассказал, — он стоит рядом со мной, горячий, манящий, совершенно не смущаясь своей наготы. Зато я не знаю, куда спрятать глаза. Совершенные мускулы, стройные ноги, поджарый живот. — Зря рассказал. — Нет, не зря. Я должен был знать, что сделал для меня человек, которого я люблю. — Которого что? — словно очнувшись, я недоуменно ловлю его взгляд. — Люблю, — Поттер смотрит мне прямо в лицо и добавляет: — Как ты мог этого не заметить? Ты никогда не был тупым, Драко Малфой. Он меня любит. Все его неуверенные прикосновения и улыбки внезапно складываются для меня один к одному. Звезды и галактики плывут у меня в голове, рождая сверхновые, и я долго и тупо молчу. Поттер истолковывает это по-своему. — Ладно. Я понял. Прости, — он садится на корточки и тянется за халатом. — Стоять! — я наступаю на его руку ногой. Он рассерженно фыркает и настырно тянет халат на себя. — Я его с собой заберу, — буднично сообщает мне он, и во мне снова что-то взрывается, кажется, на этот раз это злость на то, что он все-таки хочет свалить. — Нет, не возьмешь! — шиплю я и тоже вцепляюсь в махровую ткань. — Возьму, — до чего же упертый кретин! — Не возьмешь! — Я судорожно рву халат на себя. Ткань тихонько трещит. Драка из-за халата — это какой-то апогей наших с ним отношений. — Малфой, отвяжись. Сейчас я оденусь и сразу уйду. — В халате? — А почему бы и нет? Он сердито пихает меня рукой в больное плечо. Злость прибавляет мне силы, и я резко дергаю его и халат на себя. — Ты. Никуда не уйдешь! Вместе с этим дурацким халатом! — рычу я и одним рывком прижимаю идиота к себе. — Вы оба останетесь здесь. Ты и халат! — шиплю я ему в лицо и требую: — Ты понял меня? Повтори! Он голый и чуть дрожит, то ли от холода, то ли от злости. — Драко… я не могу… Сейчас он доступный и близкий, от него веет жаром, и, опустив глаза вниз, я вижу, что он сильно хочет меня. Теперь я по-настоящему счастлив. — Поттер, заткнись, — шепчу я: ощущая под рукой его гладкую кожу, я могу только шептать, а затем притягиваю его тупую башку за затылок к себе и наконец-то приближаю его рот к своему. Я почти — почти — целую его, он тянется за моим поцелуем, и по его опьяневшему взгляду я вижу, что Поттер от этого плывет так же, как я. Но в самый последний момент я собираю всю свою волю в кулак, и мне удается от него ускользнуть. — Вначале пообещай, что ты никуда не уйдешь, — требую я и поощрительно чуть касаюсь его кожи губами. Как же мне хорошо! Какое-то время он напряжен и загнанно дышит, но вскоре я с облегчением чувствую, как он внезапно сдается, расслабляясь под моими руками, мягко улыбается мне моей самой любимой улыбкой, и наконец-то я могу сцеловать ее с его губ. — Я. Никуда. Не уйду. Обещаю, — шепчет он и, слава Мерлину, затыкается. Потому что нам с ним обоим давно уже пора перестать говорить.