Кими навсегда

      Себастьян ненавидит Шарля.       С самого первого дня, как только юный пилот появляется в паддоке, Феттель смотрит на него недобро, словно предвкушая скорую подставу. Он не демонстрирует неприязнь открыто, но всякий раз прислушивается к интуиции, которая буквально кричит, если Леклер оказывается где-то рядом.       Все самые нехорошие предчувствия разом сбываются, когда становится понятно, что в следующем сезоне Шарль заменит Кими за рулем Феррари. Феттель рвёт и мечет. Умоляет, угрожает и немного плачет, однако, понимает, что сделать ничего нельзя. Решение окончательное, остаётся лишь смириться с ним. И это кажется просто невозможным.       Они надираются в каком-то местном баре сразу после провального по всем статьям Гран-при Италии. Кими — в предвкушении выгодного контракта и возможности продолжить гоняться в новой (старой) для себя команде. Себастьян — в предвкушении полного пиздеца, который, он чувствует, ожидает его в следующем году в компании нового (совсем нового) партнера по команде.       Кими сидит за стойкой бара и невидящим взглядом смотрит в свой стакан, на дне которого плещется немного виски. Рядом с ним почти клюёт носом Себ.       — Себби, надо брать... — бормочет Кими и толкает локтем немца, который неразборчиво мычит, явно не догоняя, о чем речь. — Брать, говорю, надо!       — Кого брать?! — вскидывается Феттель, когда Кими непривычно повышает голос. Тот вообще обычно этого не делает. Да и пьет не так часто, как принято думать. А вместе они не напивались и подавно уже много лет. Ситуация нестандартная, но и из Феррари Кими выпроваживают не каждый день.       — Не кого, а чего, балда. Титул брать, говорю, надо! — одним движением Кими опрокидывает в себя остатки виски и делает бармену жест налить еще. — Если не сейчас, то когда? Не думаешь же ты, что через год в компании французского сосунка сможешь чего-нибудь выиграть?       — Он не француз, он из Монако... — многозначительно замечает Феттель, несдержанно икает и думает, что не зря всегда настороженно относился к людям родом из Монако. Не может там вырасти ничего хорошего. Хотя вон Росберг, например, тоже с детства в Монако, а вроде нормальный мужик. Но тут же вспоминает, что Нико наполовину финн. А к этой нации у Себа претензий нету.       — Без разницы. В следующем году будет жопа, — подытоживает Кими и заливает горькую правду не менее горьким алкоголем.       Себастьян даже не пытается отыскать в пьяной голове какие-нибудь контраргументы. Их просто не существует. Леклер — слишком молодой, слишком самоуверенный, малоопытный, хоть и бесспорно талантливый протеже Феррари, сколько промахов он совершит? Сколько аварий запишет на свой счет, нелепых сходов из-за ошибок под прессингом топ-команды, выносов болидов соперников? В общем-то, Феттелю плевать. Пусть вылетает с трассы, лишь бы не в него. И не в Кими, естественно.       Кими... Себ будто вспоминает, что в баре он не один. Поворачивается в сторону друга, смотрит на него, лыбится какой-то совершенно дебильной улыбкой, а потом вдруг резко хмурится и отводит взгляд.       — Ты чего? — недоуменно спрашивает Райкконен, только что пронаблюдавший весь спектр эмоций на лице пока еще своего партнера по команде.       Феттель же не удостаивает его пояснениями, а только неопределённо машет рукой, натыкается на стакан недопитого им виски и думает выпить, но Кими вдруг хватает его за локоть и заставляет подняться, говоря:       — Хватит тебе уже, пошли. Сколько лет прошло, а пить ты так и не научился.       Они выходят на улицу. В Ломбардии в это время года жарко даже вечером, но на воздухе Кими сразу чувствует, как в голове проясняется. Феттель не может похвастаться тем же, а потому почти стекает по стеночке на пол. Почти, потому что Кими всё еще держит его под локоть и не дает низко пасть.       На удачу мимо по дороге едет такси. Кими машет рукой в привычном жесте, и машина останавливается. Себастьян кое-как вползает на заднее сиденье, Кими — следом за ним. Он называет адрес, мысленно благодаря небеса, что виски не отшиб ему память, а после вновь обращает всё внимание на Феттеля. Тот сидит, привалившись к его плечу, и явно пытается взять себя в руки, чтобы не вырубиться или, хуже того, извергнуть содержимое желудка прямо здесь, в машине. Кими, наученный богатым опытом прошлого, знает, что у Себа бывает по-всякому, а потому думает отвлечь его разговорами:       — Скоро будешь Шарля так же на себе таскать, — усмехается Кими.       — Не буду, — бурчит Себ. — Он меня бесит.       — Думаешь, ты меня никогда не бесил? Все меняется.       Себастьян поднимает голову, хмурится, глядя на Кими, и с какой-то почти детской обидой в голосе выдает:       — Ничего не меняется. Ты опять меня бросаешь.       Кими вздрагивает. Это запретная тема, нечестный приём. Но видимо, Себ и правда слишком пьян, раз решается заговорить об этом.       — Тогда всё было по-другому, — почти обычным голосом говорит Кими, хотя на самом деле вовсе не чувствует себя спокойно.       — Вот именно, было.       Феттель усмехается, снова пьяно роняет голову на подставленное так удачно плечо и продолжает уже шепотом прямо на ухо Кими:       — А ты всё про-е-бааал...       Кими резко поворачивается в его сторону. Взгляды сталкиваются. Глаза в глаза. Лица слишком близко, так что Кими чувствует дыхание Себастьяна на своих губах. Ви́ски с ментолом. Себ жевал жвачку. И когда только успел? Кими хочет отстраниться и не может. Сейчас он тоже пьян. Если финский мозг и способен сохранять концентрацию даже под действием влитого в организм немалого количества алкоголя, то рефлексы всё равно берут верх над здравомыслием. Кими успевает заметить, как Себастьян закрывает глаза, почувствовать его вздох еще ближе, почти ощутить чужие губы на своих губах, как вдруг машина резко останавливается. Таксист извергает несколько громких итальянских ругательств в адрес промчавшегося мимо мотоциклиста, потом бросает искреннее "Scuza mi" в сторону пассажиров, и всё. Момент потерян. Феттель отодвигается к окну и опускает стекло, пытаясь надышаться кислородом, которого резко перестает хватать. Кими сидит, не двигаясь, стараясь не замечать холод и пустоту, окутавшие его тело там, где еще минуту назад к нему прижимался Феттель.       Они с трудом добираются до отеля, и Кими буквально втаскивает Себа на себе в номер. Тот едва держится на ногах, кое-как вползает в ванную и закрывается там на добрых 10 минут. Кими остается лишь гадать, не укачало ли Феттеля в машине. Но из-за двери не слышно никаких звуков, кроме льющейся из крана воды.       Время идет, и когда Кими уже всерьез начинает опасаться, не заснул ли Себ на полу ванной, дверь открывается. Нетвердой походкой Феттель проходит по номеру, на ходу вытирает влажное лицо полотенцем, которое не глядя бросает мимо тумбочки, неловко снимает обувь и падает на кровать. Кими стоит у окна с одним из своих фирменных невозмутимых выражений лица. Он не уходит, хоть и понимает, что в таком же номере на другом этаже его ждут жена и дети. Минтту, наверное, будет волноваться. И проще всего было бы сейчас просто открыть дверь и выйти. Не смотреть на распластанное в неестественной позе по кровати тело четырехкратного чемпиона мира, мечтавшего лишь о том, чтобы стать пятикратным. Но Кими не уходит.       — Эй, ты жив? — спрашивает он.       Себ неохотно шевелится, поворачивается, ложится на бок и словно выныривает из пьяного забытья.       — Достал орать!       Он ворчит недовольно, приправляет фразу несколькими плохо разборчивыми ругательствами на немецком, и Кими знает — это верный признак того, что Феттель абсолютно пьян. В других ситуация он не позволяет себе крепких выражений. Себ тем временем опять встает, проходит мимо Кими к бару и достает оттуда бутылку минералки. Пьёт большими глотками, как после самой изнуряющей гонки, а потом снова начинает что-то ворчать себе под нос. Кими не может разобрать ни слова, но уверен, что слышит в этом сумбуре собственное имя.       — Что ты там мямлишь?       Он делает шаг к Феттелю ровно в тот момент, когда Себ тоже поворачивает к нему.       — Говорю, ты виноват, — бросает немец ему в лицо. — В моем проигрыше сегодня только твоя вина!       — Чего? — Кими ни на шутку удивлен и раздосадован. — Совсем рехнулся? Я тебя не трогал, ты сам вылетел.       Он пытается объяснить, но спорить с пьяным человеком бесполезно.       — Ты не дал мне слипстрим! — Себ плюется словами точно ядом. — В квалификации я должен был ехать за тобой, а ты не дал мне слипстрим!       — Слипстрим? — Глаза Кими опасно темнеют, он приближается к Феттелю. — Сейчас я тебе дам слипстрим!       Он кидается к Себу, хватает его за руки, разворачивает спиной к себе и прицельным ударом бьет ногой прямо по пятой точке.       — Вот тебе слипстрим! — кричит ему в ухо, а потом отталкивает от себя, так что тот снова падает на кровать.       — Так не честно... — хнычет Себ и потирает ушибленное место.       — Всё честно, — не глядя на него бросает Кими. — И в квалификации тоже было честно.       Он делает несколько шагов к двери, теперь уж точно решая уйти, но голос Себа останавливает его.       — Кими, не уходи. Пожалуйста, — просит он, и Кими выдыхает.       Никогда он не мог противостоять его просьбам. Не важно, касалось это гонок или чего-то личного, стоило Себастьяну сказать свое коронное "Кими, пожалуйста", и всё катилось нахер. Все установки, данные самому себе обещания не вестись на эту хрень, самоанализ, самовнушение — ничто не могло помочь устоять. Так и сейчас Кими прикрывает глаза, трёт их ладонью, а потом подходит к кровати и садится рядом с Себом. Тот лежит и смотрит на него долгим нечитаемым взглядом, а потом спрашивает:       — Когда-то четыре года назад, когда я только думал перейти в Феррари, ты сказал одну вещь, — он помолчал, не зная, как лучше продолжить. — Ты сказал, что наши отношения, какими они были тогда, не смогут продолжаться, если мы станем напарниками в одной команде. Теперь ты опять уходишь, оставляешь меня, и я даже не знаю, смогу ли рассчитывать на тебя как прежде. Кем мы были и кем мы стали, Кими? Я боюсь, что через год между нами совсем ничего не останется.       Кими молчит некоторое время, смотрит в давно изученные до последней черточки на радужке глаза, невольно вспоминает то время, о котором говорит Себ, и вдруг улыбается. Одной из своих самых теплых улыбок, которых никогда не видел никто, кроме его самых близких. Даже, наверное, для Феттеля — этого немецкого придурка, привыкшего истерить, диктовать условия и больше всего любящего побеждать его, Кими Райкконена, в гонках, у него особый вариант улыбки. И кажется, Феттель эту улыбку уже тоже давно распознал, потому что вдруг моргает несколько раз, а потом находит рукой руку Кими и гладит тыльную сторону ладони, как не делал уже, наверное, несколько лет.       — Не знаю, что сказать. Ты тут уже всякого наворотил, — говорит Кими и второй рукой накрывает ладонь Себа, ощутимо сжимая, как не делал тоже довольно давно. — Просто, наверное, ты должен понимать. Так, как было четыре года назад, уже не будет. Мы женаты, у нас семьи и счастливые крепкие браки. Давай не будем это ломать?       Себ хмурится и хочет отдернуть руку, но сильные пальцы Кими только крепче сжимаются, не позволяя отстраниться.       — Но ты должен знать одну вещь, — продолжает он. — Никогда у меня не было человека ближе, чем ты. Во всех отношениях и во всех смыслах. Твое место не сможет занять никто. Даже если мы будем в разных командах, даже если в разных мирах. Ты всегда будешь и останешься для меня самым особенным.       Себ прерывисто дышит. Ему кажется, что откровеннее слов от Кими он еще никогда в жизни не слышал. И страхи его отступают. Вдруг становится неважным, будут ли они делить цвета одной команды и один гараж на двоих, станет ли Кими в шутку воровать бейсболки Феттеля прямо перед фотосессией, будет ли Себ привычно заходить к Кими в моторхоуме перед гонкой и желать удачи, будут ли они стоять рядом на стартовой решетке, или больше ничего этого никогда не произойдет. Сколько этапов они уже прошли вместе сквозь последние десять лет, а сколько их еще будет. И Себастьян вдруг верит, что Кими — навсегда.       Они еще долго сидят вдвоем в полумраке номера. Себ больше не чувствует себя пьяным, а Кими и подавно уже пришел в себя. Но не алкоголь делает этих двоих действительно счастливыми. Больше всего помогает расслабиться и поймать какое-то нереальное чувство эйфории мысль о том, что всё в этой жизни идёт правильно. У каждого из них своя дорога, но если пути тесно переплетены, они всегда найдут друг друга в этой безумной гонке, название которой — жизнь.