Hunter

      День не задался с самого начала. Всю ночь не спал, из-за чего настроение с утра пораньше было ни к черту. Кипа бумаг, которую разгрести, впрочем, можно было и раньше, мозолила глаза, но он как-то откладывал это дело. Расслабился, потому что лейтенант Хоукай на месте отсутствовала, и заставить его разобрать бумаги больше было некому. Но вот недельный отпуск женщины был окончен, и она с порога начала отчитывать мужчину за все его грехи. В общем, кипу бумаг пришлось разобрать: добрую часть ее любезнейшим образом, иначе говоря, под страхом казни, помогли отсортировать остальные из его команды. Все это конечно же было в тайне от Лизы. Но весь день был испорчен даже не из-за этого. К пристальному надзору Хоукай Рой уже давно привык и без него чувствовал себя даже как-то некомфортно. Он был рад ее увидеть, но не подал виду, сохраняя лицо строгого начальника, что был немного не в духе. Хоукай уже давно стала другом, которому можно было простить в свой адрес пару ласковых, ибо кто еще будет следить за порядком в отделе. Но вольность в разговорах между ними присутствовала только когда они проводили вечер за барной стойкой, или когда от скуки он звонил ей по телефону. Бывало, когда они одни оставались в его кабинете, она могла ободряюще похлопать по плечу, но во все остальное время она — его верный телохранитель и подчиненная, а он — ее требовательный начальник. В общем, подобная мелочь не могла омрачить этот день настолько, что Рою пришлось в конце дня идти в одиночку в бар, чтобы выпить. Нет. Причина была намного глубже. Пока они занимались бумагами, одному из подчиненных попался давно потерянный отчет о деле «Охотника», и Рой не смог пропустить это мимо ушей, хотя виду, опять же, не подал. Но все знали, что тема эта была довольно болезненной для их начальника.       Очень гиблое нераскрытое дело, с которым не могли покончить вот уже сорок с лишним лет. Всё всегда начиналось одинаково. Десять абсолютно разных людей бесследно пропадали прямо посреди улицы, ночью или днем; некоторые исчезали прямо у себя в квартирах. Между ними не было ничего общего. Ни возраст, ни их профессия или род деятельности. Врач, юрист, обычный бездомный, ребенок, взрослый - ничего общего; единственным было лишь отсутствие свидетелей: никто не видел, как они исчезали. Поиски не давали никаких результатов. А потом по истечению трех лет в заброшенном месте находили только одного пропавшего, и не одного из этих десяти, а одиннадцатого, который исчез намного раньше. Это было сорок лет назад и продолжает повторяться каждые три года. Снова исчезают десять людей, снова поиски не дают результатов, проходят три года, и находится один из тех, кто пропал еще ранее, один из первых десяти. И так по кругу, словно это ритуал, закономерность, какая-то игра. За эти сорок лет армии не удалось ничего выяснить, потому что люди, которых они находили, были невменяемы. Единственный раз удалось поговорить с одной из жертв. Контакт произошел на доли минут. Жертва ответила, что их всех собрали в одном месте, а потом дали задачу выбраться. При этом их преследовал некий Охотник. Когда ему удавалось поймать одного из них, он уходил, и «игра» временно прекращалась. Того, кого забирали, больше не видели. Но самое главное, что и выхода из того места не было. Игра продолжалась до тех пор, пока не останется один из пленных.        Когда военные задали последний вопрос: как же этому человеку удалось выбраться оттуда, его реакция была непредсказуема. То ли это был приступ паники, то ли галлюцинация. Но пропавший напал на одного из солдат, чуть не убив его записной ручкой. После он снова стал невменяем. Остальные жертвы не смогли ничего сказать в силу того, что кто-то ничего не помнил или же просто был лишен способности говорить: у одного из найденных был отрезан язык.       Это дело вселяло ужас. Страна была в панике. Двадцать лет назад армия публично объявила, что дело закрыто. Охотник был найден и казнен. Однако предупреждающие знаки и плакаты с пропавшими продолжали висеть на улицах. Дело перешло в особые руки, стало секретным и закрытым. Сам Рой о нем узнал так же случайно, когда тайно копался в архивах, расследуя убийство Хьюза. Руководство тут же заставило его замолчать, и дело почти было забыто, как вдруг о нем узнал Эд.       Для Роя это и так было стрессом. Несмотря на то, что Эд покончил со своим прошлым, вернув брата, он остался в армии служить армейским псом. Что его вынудило, и какую теперь он преследовал цель, Рой не знал, а Эд просто отмахивался, говоря: «Я привык». И тем не менее форму он так и не надел. Излюбленный красный плащ лишь иногда сменялся черным или бежевым пальто. В любом случае, избавить его от старых привычек было не так просто. И это нравилось Мустангу. Он чувствовал одновременно спокойствие и испытывал жуткий страх, когда видел золотые волосы, спокойно развевающиеся за спиной. Рой был рад, что он остался и в то же время был против. Ибо страх того, что однажды Эд уйдет на очередную миссию и больше не вернется, гудел в его голове все громче и громче.       Когда Эд обо всем узнал, Рой сразу почувствовал, что будет что-то плохое. Он сотню раз говорил ему, чтобы тот не лез в это дело, и просил не врать, если уж на то пойдет. Он должен был об этом знать.       С годами парень стал чуть поспокойнее, по крайней мере, он уже не срывался на всех и не кричал, что его в очередной раз «обозвали» фасолиной. Так назвать его уже никто не мог. Парень окреп и вытянулся, хотя все еще был ниже своего брата. Но в глазах Роя он был и оставался хрупким мальчишкой. Перед ним был юноша, уже почти мужчина, а он в упор этого не видел, смотря на хрупкие изящные, с виду слабые руки, точнее — руку. В силе Стального он не сомневался: как-то посчастливилось опробовать ее на себе. Удар правой стальной всегда был внушительным, но в этот раз Эд бил левой, и она оказалась не слабее правой. Эд был зол, и тогда они сильно повздорили, в частности, это было связано с последними событиями. Эд был сильным, в его силе Рой не сомневался, но был сильнее, и подсознательно продолжал присматривать за этим мальчишкой и оберегать его, несмотря на то, что его «опека» порой сильно раздражала Эдварда.       Эд был красив. И дело даже было не в особенности его внешности. Золотые волосы и глаза, доставшиеся от отца, были, бесспорно, его фишкой, его изюминкой, и Рой любил ее. Он с наслаждением смотрел на его редкое ребячество, а когда Эд притворно вел себя как последний говнюк, вообще был бесподобен. Его движения, осанка, манера речи, когда он лениво протягивает гласные. А его стоны... Это одновременно самая приятная и болезненная вещь на свете. Его стон, когда ему хорошо. И стон, когда ему больно. Когда ему приходится слышать последнее, Рой не может спокойно реагировать. Сжечь. Ему хочется все сжечь, когда его мальчику больно. Звучит похабно, но Рой уже давно считал его своим. С тех самых пор, как он оставил брата и семью, уходя обратно в армию. Тогда он не оставил ему больше никаких сомнений. Эд был свободен. От долга вернуть тело своему брату, от ужасного прошлого, от тягостных мыслей, от отношений. Он был свободен, и Мустанг просто не мог не воспользоваться этим. Просто в один момент, когда Элрик, вальяжно развалившись на диване, сидел у него в кабинете без дела, Рой не выдержал, подошел. И когда Эд с перепугу поднялся на ноги, притянул к себе юношу, утыкаясь носом в его волосы. Тогда это было самым правильным, самым нужным и необходимым. Но еще он любил взгляд этих золотых глаз. Такой добрый, порой невинный, иногда злой и решительный. Его взгляд был слишком выразительным, по нему можно было прочитать настроение парня. И когда Мустанг напрямую задал ему вопрос, не пытается ли Элрик в одиночку раскрыть это дело, Эд солгал. Хотя это было незаметно, Рой не мог не знать. Он понял, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но сделать ничего не успел. Когда он понял, как далеко в своем расследовании зашел Эд, тот уже исчез. В тот вечер он ушел чуть раньше из отдела, ссылаясь на то, что чувствует боль в правой руке, в месте, где нервы соединяются с куском металла. Ушел, но домой так и не вернулся.       Рой прождал всю ночь, не ложился спать, сидел на кухне и пил уже давно остывший чай. Думал, может, пошел куда. К брату, например. Или уехал к своей подруге детства, он ведь говорил, что у него болит рука. Но когда Эд не объявился и на следующий день, Рой поднял на уши весь отдел. Пропал государственный алхимик. Дело об Охотнике вновь было открыто, потому что до этого не исчезал никто из армии. А потерять одного из лучших алхимиков... Такого страна себе позволить не могла. Три года они вели поиски. Но ничего не нашли. Эд был последним из десяти. И вот прошло уже пять лет, а они до сих пор не нашли новую-старую пропавшую жертву. И самое главное новую десятку тоже пока не набирали. Рой был напуган, он был подавлен. Он считал себя виноватым. И вот, когда это дело всплыло вновь, он за один раз с удвоенной силой почувствовал все пережитые эмоции, что ему довелось испытать за эти пять лет.       Зайдя к себе домой, он окинул пустую квартиру равнодушным взглядом. Что-то пытался найти, или просто дело было в привычке. Но квартира, как и ожидалось, была пуста. Ничего не изменилось, и не изменится. От этого на душе стало еще паршивее, и полковнику опять захотелось выйти. Пойти в первый попавшийся бар и надраться еще больше. Хотя Рой уже давно перестал хмелеть. Организм уже выработал иммунитет к алкоголю. Сколько бы он ни выпил, мужчина был всегда трезв. Хотя выпил он за последние пять лет больше, чем за всю свою жизнь.       И тем не менее уже было поздно: завтра нужно было явиться на работу раньше, иначе Хоукай опять возьмется за воспитание. Мужчина так от всего устал, что действительно подумывал не пойти завтра. Просто взять и уснуть. Проснуться бог знает когда, убедиться, что проспал все, что можно, и спокойно провести день в тишине, в абсолютно пустой квартире. В этот раз мозг играл с ним злую шутку, потому что зайдя в свою спальную комнату, он отчетливо почувствовал запах Эда. Нет, не парфюма. Потому что Эд практически не пользовался одеколонами. Он пах всегда собой. Это был естественный, природный запах, который приносил Мустангу покой. Достаточно было притянуть мальчишку к себе и уткнуться в загривок. А Эд никогда не сопротивлялся этому. Лишь тихо хмыкал и продолжал заниматься своими делами. Но все же запах был слишком ярким и реальным. Наверное, в этот раз система дала сбой, и Рой все же немного опьянел, раз у него начались подобные галлюцинации.       Расстегивая на ходу пальто, а следом рубашку, Рой медленно раздевался, поглядывая на письменный стол, который, к большому удивлению, сохранялся в порядке. Просто потому что Рой за ним практически не работал, а все бумаги были убраны в ящики под столом. И все же некая мелкая деталь не давала ему покоя. Раздевшись по пояс, Мустанг ленивой и неторопливой походкой обошел деревянную мебель и пристально взглянул на бумажку, точнее, на письмо, которого он не помнил. А раз не помнил, вряд ли сам приносил. Занести могла Лиза. Очень редко, но эта женщина имела наглость врываться в его квартиру, когда этого «требовала» ситуация.       Решив, что прочтет его завтра на свежую голову, Рой отложил письмо. Душ. Несколько минут он наблюдал себя в зеркале. Только ради того, чтобы убедиться, что в нем ничего не изменилось. Все такие же черные глубокие глаза, которые временами казались уставшими или даже печальными. Коротко стриженные черные волосы. Ни одной волосинки на лице. Что-что, а за собой Рой ухаживал и не допускал того, чтобы выглядеть неопрятно. Не потому, что это лицо было так популярно у девушек. Нет. Потому что ему нравилась его внешность, потому что она нравилась Эду. Однажды, заработавшись, по неосторожности он обзавелся «бородкой». Это были сложные времена. Мустанг практически жил в своем кабинете, не появляясь дома. У него не хватало времени на сон, не говоря уже о том, чтобы заглянуть в зеркало и привести себя в порядок. Элрик вернулся с задания и просто выпал в осадок, когда увидел полковника. Это был шок. Нет, все же истерика. Так Эд еще никогда не смеялся, а потом и плакал. С видом ученого разглядывал и трогал проступившие волосинки.       — Тебе не идет. Побрейся. — Сказал он тогда, вытолкав его из кабинета. А потом заперся в нем, заявив: — Пока не сбреешь, не открою.       В общем, каприз пришлось исполнить. И Рой запомнил. Больше подобного он не допускал. Эд был доволен. Иногда, когда полковник вновь запирался в своем кабинете на недели, Эдвард осторожно подходил к нему со спины и проводил пальцем по подбородку, убеждаясь, что кожа идеально выбрита. Тогда он вновь тихо хмыкал и уходил из кабинета.       Короче говоря... Это уже стало привычкой, даже долгом. Потому что Эду было бы приятно.       Закончив с водными и прочими процедурами, Рой переодел рабочие штаны на спальные, и уже собирался лечь спать, как мысли опять вернулись к появившемуся письму. Мужчина обратил внимание, что бумага конверта была довольно необычной. Старой. И от нее пахло пылью. Все же забрав письмо, Мустанг удобно прилег на кровати, осторожно вскрывая конверт. Внутри оказался один небольшой лист бумаги с несколькими строчками, написанными печатной машинкой. Какой-то адрес и внизу подпись.       — От «Э».       Мужчина оторвал взгляд от письма, пытаясь сконцентрироваться на адресе. Это было что-то знакомое, но упрямо не приходило на ум. Где-то он это слышал или читал. Можно было позвонить Лизе и уточнить, но почему-то эта идея не казалась правильной. Рой так и сидел неподвижно на кровати, держа это письмо, пока его внезапно не осенило.       Это было в деле об Охотнике. Адрес одного из заброшенных зданий, где нашли пропавшего, причем одного из первых. Однако знание об этом ничего не принесло. Рой читал рапорт: там все было осмотрено, и в итоге детективы пришли к мнению, что в доме ничего интересного нет. Тогда какой смысл присылать ему адрес того заброшенного дома?       Мустанг вновь взглянул на конверт, обращая внимание, что обратного адреса на нем нет, равно как и имени отправившего. Только это «Э». Мужчина нахмурился, пронзая взглядом единственную букву. Затем его выражение лица изменилось. Брови распрямились, чуть приподнялись вверх, придавая лицу удивление.       — Не может быть. — Тихо озвучил мелькнувшую мысль, вновь смотря на адрес. Заброшенный дом, дело об Охотнике. «Э». Рой резко принял сидячее положение. Ему не просто так почудился запах. Он знал, от кого было это письмо. — Эд...       Письмо было от Эда, он не сомневался. А значит, не все было потеряно, и старший Элрик был жив.