На радость лет

Он сидит на моём столе. Я пялюсь на его задницу, расплющенную аппетитную задницу, и не замечаю, как с кончика моей ручки капают чернила на документы. - Акира, смотри! Командует он, я дёргаюсь, обкапав ещё и свои штаны. - Чего ты кричишь? Сам смотри. Как мне на улицу выходить теперь? Документ придётся на перепечатку отдать. - У тебя же чёрные штаны. - Вот именно, а чернила синие. Ну, всё, уходи. Не мешай работать. Он улыбается: - Впервые вижу ручку, получившую оргазм. «Впервые вижу такую сучку, от которой даже мои ручки швыряются спермой» - плавает у меня в голове. Он обмакивает свой средний палец в сгусток чернил и делает отпечаток на моей руке рядом с большим пальцем. - Обнаглел, - констатирую я. - Это флирт, Аки, не веди себя как чурбан. Неужели, ты не хочешь вступить в большую воду чувств. - В универе не хотел и сейчас тоже. - Ой, лукавишь. Несмотря на провокационный взгляд, он спрыгивает со стола и уходит А я ведь хотел продолжения. К концу дня я протёр дыры на своих штанах, но пятна по-прежнему смотрят на меня своими чистыми фиолетовыми глазками. Юу! В его присутствии техника начинает терзаться сомнениями о своей идентичности. Диван пружинисто салютует его необыкновенной попке. Скрепки вытягиваются в струнку, а фикус стоит колом. Одним словом-Юу! Учёба в университете мне нравилась, но временами меня накрывала страшная ярость от присутствия рядом одного удачливого ленивца. Им, конечно же, был Юу. Он смекнул, что мы с ним одной сладкой породы. Шуточки, шоколадки-валентинки, ухаживания – в стенах альма-матер я ещё мог их контролировать и игнорировать. Он пошёл дальше. Он устроился в ту же фирму, что и я. Мы были мальчиками на побегушках и его побегушки пересекались с моими подозрительно часто. Как меня нервировал его утомлённый и довольный вид. Потом медленное восхождение. Я успел нарастить брюшко, скинуть его вместо балласта, снова нарастить и снова скинуть. К счастью, волосы не редели. К несчастью, развёлся с женой. Где шатался он, не знаю, но чувства его были сильны до сих пор. Приходил и доставал меня в обеденный перерыв, пытался вызвать мою ревность упоминанием симпатичного курьера, рассказывал о тусовках, куда меня не тянуло. Гнать его прочь было бесполезно. Он свободен, а потому не подчинялся никаким законам. Я похож на упыря и самого последнего гада, не утешайте. Я знаю, в чём ошибаюсь. А так же я знаю, как страшно любить. Мы во второй половине жизни… - Я пошёл, - он заглянул ко мне напоследок, как всегда. - Иди, - так же, и как обычно, буркнул я. Он стал и вовсе неотразим с возрастом, игривость никуда не делась. С остальными он ведёт себя как порядочный. Только мне дозволено видеть его скрываемую натуру. Часы пробили брешь. Я не могу больше обманывать себя. Едва он окажется в нескольких километрах от здания, я расскажу ему, как пройти к моему сердцу.