Пепельная тетрадь

Эту тетрадь я вынула из костра, разгоревшегося на знаменах вершины башни. Пламя почти не повредило строки, только обгорели страницы да остались ожоги на руках. Это ничего, что ожоги, хотя Айвэ, наверное, был бы очень зол – он так заботился, чтобы я не получала лишних ран в боях… Дурачок. Думал, я не видела, как он прикрывал меня, как вставал на пути каждого встречного монстра и как вздрагивал, заслушав визги крикунов – не потому что боялся, а потому что один из них мог явиться за спиной и ударить прежде, чем засвистит не знающая промаха долийская стрела. Прошел год со дня победы. Успели созреть виноградники, родиться дети, не заставшие этой войны, смениться десятки лиц. Я хранила тетрадь как бесценную реликвию, оставшуюся на память от… Лучшего моего друга и, пожалуй, самого важного в жизни ученика. Я все еще плачу, перечитывая потрескавшиеся от жара строчки – жалкой старухе не порицается побыть сентиментальной, - и не могу перестать думать, какую, оказывается, тяжесть носил в себе Айвэ. Он был предельно откровенен со мной – как я тогда считала. Но ошибалась, мне он доверял больше прочих, только не все, большая часть его боли осталась покоиться на этих страницах, впитавших луговую пыльцу, дорожную пыль и гарь Денерима. …Если бы я знала, если бы могла помочь – словом или оплеухой, - если бы мне сейчас вернуться в прошлое, обнять его и оплакать слезами солоннее великого океана, если бы пронять его сердце, живое трепещущее сердце, истекающее кровью в разломах каменной оболочки. Что бы я сказала? Что его жертва не имеет названия ни в каком из языков, даже подобном песни эльфийском, давшим ему небесное имя птицы? Что его похороны прошли пышнее похорон самых доблестных королей Ферелдена? Что теперь его именем называют каждого десятого мальчика в королевстве, что его клан среди всех имеет наибольший вес? Что его статуя высится чуть ли не в центре торговой площади – статуя воина с прекрасным ликом и воздетым мечом правосудия, у подножья которой всегда благоухают свежие цветы? Думаю, нет. Он был равнодушен к славе и почету, лесные поляны вызывали у него много больший трепет, нежели самая витиеватая архитектура городов. Но, может, он был бы рад слышать, что долийцам отдали земли на границе необжитых территорий – даже не сомневаюсь, это была его заветная мечта: вернуться в клан и нажитым опытом помогать каждому сородичу и каждому встречному аравелям путнику. Чистая душа, он ликовал бы. Ликовал, услышав, что клан Затриана все так же кочует мимо Бресилиана и мимо дуба над могилой их бывшего Хранителя, что в Ферелдене царит спокойствие, что Коннор готовится проходить Истязания в возрождающейся Башне раньше прочих детей, наученный Йованом, что к Праху Андрасте приходят тысячи паломников в год, и дарованное милостью пророчицы исцеление спасает десятки жизней и латает больные от печалей бытия души. Не знаю, стала ли бы рассказывать про намечающийся Священный поход против гномов, запершихся в своих подземельях, и судьбы всех наших спутников… Айвэ порадовался бы за вернувшихся домой Огрена и Стэна, был бы рад счастливой бродячей жизни Шейлы, беспечному существованию Хуана на королевских псарнях. Щенки его крови словно получили частичку героической истории – сынки аристократов дерутся за мабари со столь славной историей, мне, признаться, тоже предлагали одного – да только куда на старости брать ответственность за живое существо. Зевран вернулся в Антиву. Говорят, у него все хорошо. Айвэ был добрая душа, но круглый дурак, раз не замечал чужой любви: он так опекал Морриган и тратил на нее столько сердечного тепла, что не видел, как его брызги зажигают желание и в других. Наш убийца вернулся на прежний путь, но стал мудрее и осторожнее. Я бы осудила его – как после всего случившегося, после церемонии прощания, после горьких обещаний над могилой Героя он мог так поступить, отвергнув его память, осквернив своим возвращением к жизни наемника... Но Айвэ научил меня не судить. На днях попрощалась с Лелианой, со слезами на глазах она пересказывала свой сон. Даже не знаю, что милосерднее – подарить бедной девочке долгую счастливую жизнь или дать ей возможность уйти в Тень, к возлюбленному. Чтобы она не выбрала, боюсь, больше повлиять на ее решение я не смогу. Моя помощь при дворе более не нужна – все идет как нельзя гладко, - среди старших чародеев есть много достойных кандидатов на пост Ирвинга. А я ухожу – долгой дорой на запад, за Морозные горы и Орлей. Это не жажда поиска – это радость бегства, от прошлого, от встречи взглядом с немой статуей Айвэ, от слащавых баллад в его честь. …я посадила ясень на окраине Бресилиана, недалеко от того места, где погиб Тамлен. Надеюсь, они встретились там, на загробных путях, и надеюсь также, что, вдохновленная их примером, я смогу совершить еще хотя бы несколько добрых дел. В память о милосердии лучшего друга и в благодарность тому покою, что принес он мне на склоне лет. Теперь, когда все закончено, когда меня в Ферелдене ничего не держит, я готова отправиться к Создателю в любой момент… И молю лишь о том, чтобы на путях в Тени встретить Айвэ.