Их секрет

Лайтвуд боялся, что малышка сочтет невыносимую тягу к ней мерзким чем-то, неприемлемым. Нельзя ведь хотеть сестру, нельзя взглядом ее провожать совсем не братским, нельзя, нельзя! Но сил молчать нет совсем, душа и без этого в клочья порвана. Трижды прокляв небо, которое одной кровью их связало, решается на постыдное признание, наедине с Изабель оставшись. Сердце готово пробить грудную клетку и упасть под ноги, когда вместо болезненного отказа и слов о том, какой он сумасшедший, вдруг ощутил ее губы поверх своих, а пальцы ее прохладные под рубашкой. К полуночи сестра сама пришла в его комнату. Они не спали до рассвета, отдаваясь друг другу снова и снова, сгорая в огне собственных тел. Руна, заглушающая их стоны, на двери наскоро выведенная, трижды обновлялась. Алек захлебывался горьким коньяком, который в глазах Иззи плескался и пьянил сильнее настоящего. Голова шла кругом от того, что она, наконец, запредельно близко, она ЕГО. Желал, буквально молил все высшие силы о том, чтобы мгновениям, которые они в этом безумии проведут, был счет потерян. А сама мысль, что связь эта запретна, порочна, кровь до температуры лавы раскаляла. Изабель после искренности такой без брата теперь дышать не может, адски нестабильна, если его нет рядом. Его имя – ритм ее сердца, его стоны эхом в голове звучат настолько громко, что сосредоточиться сложно на чем-либо другом, или просто не хочется. Да это и не важно. Важно, что прикосновения Алека еще горят под одеждой, что в дрожь кидает от мыслей о грядущей ночи, ведь сегодня они снова одну постель разделят. На осуждения, правила, законы – плевать. Они сделали выбор и ответственность за него готовы нести. Им теперь не жить порознь, им назад уже не повернуть. И совсем не важно, что им тайно пробираться в комнаты друг к другу темными коридорами института приходится. Этот риск оправдан той силой, с которой кровь к крови тянет. С нею не сравнится даже гравитация. А их порочный, грязный, но такой сладостный секрет навсегда будет скрыт за очередной наспех нарисованной руной.