Музыка

Каждый раз, когда я тебя видел, я слышал музыку. Почему-то я не мог назвать ни одной ноты, а ведь у меня музыкальный слух. Ты никогда не была самой красивой, или самой оригинальной, или самой веселой. Я бы вообще не сказал, что ты была кем-то. Ты просто была. Ты стояла где-то рядом, иногда включалась в разговор, но в основном слушала остальных. Ты рисовала в тетрадках на полях рисунки, но они скорее были похожи на закорючки, а твои узоры были милыми, но банальными. Ты постоянно улыбалась, но это улыбка была скорее смущенной и рассеянной, чем веселой. Не скажу, что я обращал на тебя внимание. У меня было много друзей, отчаянных, дерзких и смешливых. Мы творили всё, что могут творить люди, когда им столько лет, мы хотели весь мир, но нам не был нужен кто-то еще. И всё же, мне нравилось твое присутствие. Мне нравилось слушать эту музыку без нот, и иногда вечерами я пытался подобрать или напеть мелодию, но несмотря на бесконечное количество часов тыканья меня носом в нотную тетрадь на уроках сольфеджио, у меня ничего не получалось. Но мне это нравилось. Если бы я мог сыграть твою музыку, она перестала быть твоей. Мы никогда не были друзьями, но, когда прошел выпускной, наши пути разошлись совсем. Я спросил у кого-то, куда ты поступала, и забыл ответ в следующие полчаса. Тогда я чувствовал всю эту свою будущую жизнь, свободу, о которой я так мечтал, проводя часы за домашкой по математике. Универ правда принес много перемен, много друзей, девушку, и в моем новом мире было кофе в 5 утра, долгие прогулки под дождем, сумасбродные выходки и рисковые вылазки, фирменные шутеечки преподов, лабораторки за ночь, отнюдь не температурный градус. И счастье. Я правда был счастлив тогда. Распрощавшись со школой, я распрощался и с классом тоже. Я общался со своими друзьями, пока наши отношения не загасли и не осталось пару совсем надежных. В отличие от многих других, я никогда не приходил в школу после выпуска. Как будто мне было кого там навещать. Но спустя пять лет до меня таки достучались бывшие одноклассники. Годовщина, в конце концов. Я не особо хотел идти. Но я был уставшим, не от нагрузок учебы или «внеклассной деятельности». Я просто устал, и апатия накрыла меня своим холодным одеялом. Вся наша тесная компания уже работала, им было не до игр, разве что по пиву на выходных. Девушка уехала далеко, и я лишь переговаривался с ней по Скайпу, пытаясь сделать вид, что мне совсем не отчаянно тоскно в ее отсутствие. А потом и делать вид не пришлось. Мне правда было уже всё равно. А если всё равно, почему бы не пойти. Мне не хотелось выходить, но сидеть в своих осточертевших стенах мне не хотелось гораздо сильнее. И я, уныло найдя место встречи, впервые за довольно много дней закрыл за собой дверь. На улице шел дождь. Встреча не удалась. Стоило этого и ожидать, в общем, это было похоже то ли на сельскую свадьбу, то ли на бухалово первокурсников. Я отстраненно наливал себе, постепенно повышая градус, чтобы хоть он как-то сгладил впечатление. Это даже немного помогло, и я ввязался в беседу с одноклассницей. Говорила она, а я время от времени кивал головой и отвечал односложными фразами. Начав с погоды, она через политику и детскую еду дошла до сплетен о нашем классе. Она называла имена, которые я не помнил, а я невразумительно отвечал на риторические вопросы. Она спросила, знаю ли я про одну девочку из нашего класса и назвала ее имя. Оно тоже мне ни о чем не говорило. Я уже попытался сделать заинтересованный вид, но вышло не очень, и она пустилась в описание той, чтобы помочь мне вспомнить. «Странная такая», «с вами еще ошивалась», «замкнутая, такое чувство, что даже говорить не умела». И в какой-то момент сквозь затуманенный алкоголем мозг пробилась мысль. Это ведь ты, да? Увидев отклик в моих глазах, она и протарабанила свою главную новость, а я недоуменно вглядывался в ее шевелящиеся губы. Как она вообще могла сказать такую глупость? Музыка, она ведь вечная. А ты в какой-то мере и сама была музыкой. Часть этого вырвалась, о чем я уже успел пожалеть. Она насмешливо ответила: «раз не веришь - посмотри». Она назвала адрес. И дату. Мне всё равно не было смысла тут оставаться. Я поехал. Я был хорошим сыном и внуком. Поэтому и кладбище я знал хорошо. Земля была липкой и скользкой, и ветки цеплялись за мои не очень устойчивые плечи. Я шел так, как она говорила. И я нашел это место. Камень был совсем свежим, и не было необходимости вглядываться, чтобы увидеть текст. Ноги уже устали, и я присел прямо на холодную траву. Я попытался закурить, чтобы как-то сгладить происходящее, но только с четвертой попытки до меня дошло, что дождь гасит огонь. Капли стекали по моим щекам, как будто я беззвучно плакал. Но я не плакал. Я уже даже лица твоего не помню. Я не помню, что ты говорила в редкие минуты болтливости. Я не помню твою любимую ручку, или твою собаку, или что-то еще. Я не знаю, кем ты была и кем ты хотела стать. Но я помню, что у тебя была музыка, мелодию которой я никогда не мог уловить. Меня это забавляло в те времена, и сейчас я хватался за эти воспоминания, как за уплывающий сон. Музыка и улыбающаяся девочка в углу. Что с ними случилось? Почему здесь так тихо? И я начинал трезветь, и мысли стали собираться в нечто цельное. Как я мог такое допустить? И одна мысль пробивалась через стену непонимания. Неужели я больше никогда совсем никогда не услышу эту музыку опять? Дождь выстукивал ненавязчивый мотив на надгробии.