Domesticated

~ — Вот правда, никогда не понимал вас итальяшек с этим культом вина. Печень разве не садится еще до тридцатника? Да у вас, поди, половина населения с язвами ходит. — Джон. — Изчезни, Теодор. — Чего? Изчезни? Вот так просто меня выставишь? — Иди и жди в машине, или я сейчас тебе башку об стену проломлю. Бросив на Абруцци свирепый взгляд, Ти-Бэг поднялся и неторопливой походкой покинул итальянский ресторан. На заднем сидении черного кабриолета он сердился еще около часа, пока наконец Абруцци к нему не присоединился. Мафиози завел мотор, и вскоре они оставили сардинскую улочку позади под звук ревущего двигателя, так и не обмолвившись друг с другом ни словом. Подкатились к особняку фермы, где сын Абруцци вышел припарковать машину. До Ти-Бэга доносились голоса людей, работающих в оливковых рощах в округе, и он задумался, заставит ли Джон там когда-нибудь работать и его самого — ведь именно это было ему пообещано после его прошлого косяка. Джон Абруцци припеваючи жил на своей ферме, попутно используя ее в качестве прикрытия для различного рода мафиозной деятельности. Ти-Бэг, в прошлом трижды клятый враг дона, теперь был нанят на должность его правой руки (как бы иронично это в итоге ни выглядело). А еще он был нанят для снятия стресса. Честно признаться, последнее было как минимум шокирующим предложением. Еще можно было понять, почему Абруцци бы пожелал видеть кого-то вроде него в рядах своей команды — в конце концов, Теодор убивал быстро и бесцеремонно, а также слышал то, что обычно ускользало от остальных — но почему самому мафиози был нужен именно он, а не какая-нибудь молоденькая сардинская красотка? Ответ поверг его в искреннее изумление, которое постепенно переросло в смирение. Абруцци не только оказался геем, но и, по-видимому, уже давно положил на Ти-Бэга глаз. Что до его жены? Та, очевидно, имела за привычку спать с половиной рабочих рук фермы. Между ними установилось какое-то немое соглашение. В коридоре дома было прохладнее, чем на опекаемой летним солнцем улице, и Ти-Бэгу это нравилось. Конечно, ему, как южанину, к жаре было не привыкать, однако июньская Сардиния даже для него оказалась немного не по зубам. А вот Абруцци, судя по всему, чувствовал себя здесь отлично. — Я, вроде как, говорил тебе не открывать рот без разрешения, когда мы не одни, — произнес он, стягивая с себя пиджак. — И я совершенно точно говорил тебе никогда… не оскорблять моих коллег в лицо. — Он первый начал, — ответил Ти-Бэг и пожал плечами. Он не выносил, когда люди открыто намекали на его происхождение. — Глаза на меня, Теодор. По-твоему, мне есть до этого дело? В таком случае ты в придачу к своей безмозглости еще и слепой. Они тебя могут хоть дьяволом обзывать, мне плевать, хотя в чем-то они будут и правы. Суть в том, что я больше не хочу слышать от тебя дерьма в их сторону. Тебе ясно? — Прозрачно, — скучающе сказал Ти-Бэг, забрасывая в рот пару виноградин из миски с маленького стола. Абруцци еще несколько долгих моментов сверлил его взглядом, и лицо его при этом не выражало ровным образом ничего. Когда он наконец заговорил, от завуалированного в его словах подтекста по спине Ти-Бэга пробежал знакомый холодок. — Что-то мне так не кажется. Видимо, нам с тобой придется повторить все заново. ~ — Закрой рот, Теодор. Чтобы ни единого писка. Ти-Бэг отрывисто втянул в себя воздух. Абруцци хотел заткнуть его, пока сам вытворял такое? Ага, щас тебе. — Джон, — простонал он, потому что знал, что мафиози нравилось, когда он так стонет. — Сказал же… — Абруцци прекратил покусывать его выступающие бедряные косточки, и взамен обратил на него требовательный взгляд. — Закрой. Свой. Рот. Тут он больно укусил Ти-Бэга чуть выше таза, отчего у того на секунду перехватило дыхание, но больше он не издал ни звука. — Молодец, — произнес Абруцци, протягивая руку за тонким бамбуковым хлыстом, располагавшимся рядом с ними на кровати. На кровати Абруцци. Ти-Бэга редко в нее пускали — в большинстве случаев они находили другие места для своих свиданий. Абруцци перевернул его на живот, приказал ему встать на колени. Ти-Бэг с охотой послушался. — Молчать, пока я не скажу иначе, — прошипел мафиози, а затем два его сухих пальца вошли в неподготовленное тело. Убийца протяжно застонал. Бамбуковый шест со свистом опустился на его спину, и Ти-Бэг вкрикнул от неожиданности. — Внимательнее, Теодор, — промурлыкал Абруцци, добавляя еще один палец. Это вынудило Ти-Бэга зажать в зубах край подушки, проглотить подступающие к горлу предательские, болезненные вздохи удовольствия. — Сейчас я тебя трахну, и ты не издашь ни стона. Ты не проронишь ни слова. Ты ни издашь ни одного звука, потому что я запретил. Ти-Бэг отчаянно закивал, скомкивая в кулак влажные от пота простыни. В следующую секунду во всем его мире остался один лишь Абруцци — Джон Абруцци, который резко вводил в него нечто намного крупнее, чем пальцы — чьи огрубевшие руки крепко стискивали его бедра, неумолимо насаживая его на твердый горячий член — чье дыхание с частым и прерывистым ритмом теперь обжигало ему спину. Голова Ти-Бэга помутнела от этого сладкого, вязкого коктейля из боли и отчаянной нужды. Абруцци начал двигаться — сильные, глубокие, равномерные толчки, от которых из глотки Ти-Бэга то и дело вырывалось слабое поскуливание. Звуки утопали в подушке, благодаря чему Абруцци их не слышал, а если и слышал, то не торопился снова использовать хлыст. — Дрочи себе, Теодор, — потребовал Абруцци. Их бедра раз за разом соприкасались со звонкими шлепками. — Молча. Ти-Бэг ему подчинился. В полном молчании он обхватил собственный член ладонью и хаотично задвигал рукой. Ткань наволочки с сухим треском разошлась между его зубами. — Кончай, — приказал Абруцци. — Кончай с моим членом в заднице… и ни звука! — предостерег он, когда одинокий хриплый стон сорвался с губ алабамца. Воздух вновь рассек бамбуковый шест. Ти-Бэг страдальчески скорчился, но крика не последовало. Почувствовав, как грубый толчок попал точно по простате, Ти-Бэг последовал приказу и кончил, запятнав простыни, судорожно сжимаясь вокруг Абруцци, до боли впиваясь зубами в нижнюю губу. Он не издал ни звука. — Молодец, — простонал Абруцци, ускоряя ритм. — Хороший, ох, Тедди, хороший мальчик… Когда Абруцци до краев наполнил его своей похотью, Ти-Бэг в очередной раз напросился на хлыст одним единственным словом. — Джон! Он его получил. Вот только все оставшее время он провел в полном безмолвии, пока Абруцци не отпустил его с концами, перед этим сцеловав капли крови с его нижней губы и успокаивающе зализав языком пульсирующие ранки от зубов. ~ — От тебя все-таки есть толк, Теодор. Больше не открываешь рот когда попало. Это хорошо. Кажется, кто-то наконец запоминает свое место. И все же, Теодор… Голос Абруцци прошелестел у него прямо над ухом и следом затих. Ти-Бэг затаил дыхание. — Еще нужно кое-над чем поработать. Ешь пальцами, приходишь на обеды без галстука? Мне стоит ожидать большего от своего самого доверенного помощника. От скрытого за этим словами обещания у Ти-Бэга закружилась голова. Крайняя степень недоумения была достигнута, когда Абруцци отвел его к семейному портному. Совершенно ошарашенный происходящим, Ти-Бэг разглядывал себя в отражении уже после того, как счет был оплачен. На нем был итальянский шелковый костюм угольно-серого цвета, сопровождаемый бледно-голубой накрахмаленной донельзя рубашкой и галстуком в оттенке «полуночный синий». Все это сидело на нем как перчатка. — Ты больше никогда не появишься на деловом обеде без костюма и галстука, Теодор, — сказал Абруцци, окидывая его взлядом, в котором языками пламени плясала похоть. Затем портной ушел, и Ти-Бэг обнаружил себя на коленях с членом Абруцци между губ, потому что вид убийцы в новом наряде завел того не на шутку. ~ Тем же вечером Ти-Бэга научили грамотно держать бокал для вина. Правильно есть пасту. И во время всего этого Абруцци относился к нему как к сыну или протеже, как к человеку, которого необходимо обучить, натренировать. Ти-Бэг снова был сбит с толку. Что же насчет… неформального метода обучения, которого ему так остро не хватало? Которого он жаждал с самого начала всей их аферы? — Сними одежду. Всю. И положи на тот стул. — Внезапно раздалась команда от Абруцци. Ти-Бэг дернулся на своем месте. Прямо здесь и сейчас? Но они же в столовой! — Сейчас же. — С этим конкретным тоном нельзя было пререкаться. В спешке, попутно соображая, что и куда класть согласно инструкции, Ти-Бэг принялся стягивать с себя одежду. Стоять посреди столовой семейства Абруцци без нитки на теле оказалось предельно неловко, однако он сделал как было сказано. Без единого звука. — На стол, на спину. Ти-Бэг подчинился. По его телу пробежала волна мурашек, когда Абруцци придвинулся ближе и теперь стеной нависал над ним, глядя на него сверху вниз с нескрываемым желанием на лице. — Хорошо, Теодор. Очень хорошо. Абруцци едва расстегнул собственную ширинку, после чего наклонился и захватил губы Ти-Бэга в грубом поцелуе. Ти-Бэг хрипло вздохнул ему в рот и выгнул шею, изо всех сил стараясь прижаться ближе. — Ты и в самом деле учишься, — выдохнул Абруцци, а затем его шепот раздался у Ти-Бэга над ухом. — Ведь так, Теодор? — Да, — прохрипел тот, разводя ноги все шире. — Да, сэр. — Хорошо, — снова произнес Абруцци, занимая удобное положение. — Итак, что ты оденешь завтра к обеду? — Ках… костюм и галстук. — Слова Ти-Бэга угрожали перелиться в стон, когда он ощутил, как горячая плоть Абруцци медленно погружается внутрь него. — И голубую рубашку. — И как ты будешь держать бокал? — Вопрос сопровождало тяжелое пыхтение у него над ухом, и Ти-Бэг снова похолодел. — За ножку, — произнес он, старательно брыкаясь бедрами навстречу ускоряющемуся ритму. — И что ты… ни при каких — oh Dio — обстоятельствах… не будешь делать? — Говорить! — вскрикнул Ти-Бэг, тело которого охватила дрожь, когда Абруцци снова попал по его простате, и широкая огрубевшая ладонь накрыла его болезненно пульсирующий член. — Говорить, оскорблять кого-либо, боже, Джон, я ни слова не скажу, пока не разрешишь, ох-- — Хватит, — отрезал Абруцци. Толчки стали резче. — Молчать, Тедди. И Ти-Бэг затих. Он больше не сказал ни слова и не проронил ни звука — ни когда тяжело кончил, пока Абруцци еще вбивал его в стол, ни когда Абруцци рычал ему на ухо от удовольствия, наполняя его теплой спермой, ни когда Абруцци наконец украл у него последний жесткий поцелуй и отстранился. И даже ни на следующем обеде, хотя искушение оказалось крайне велико. Абруцци был таким хорошим учителем.