Оковы

      Никс вернулась домой без сил. Впрочем, не только она. Её и Джулиана Меллоуны довезли до дома, Линн отправилась в Сирисо, а от Колсона вестей не было. Ланселот спал в её рюкзаке и впервые за всё время их знакомства громко и доверительно храпел. Мама и Ральф несколько раз звонили им, и Джулиан всякий раз отвечал на звонки, вяло и неубедительно говоря, что он и Никс готовились вместе к тесту в библиотеке. Никс знала, что маму это обрадует. Она слишком сильно хотела свести её с этим чёртовым отличником, который ещё и обрёл силы.       — Эй, — скосив взгляд в сторону, обратилась к парню Никс, когда они стояли перед дверью дома. — Ты как?       — Выгляжу лучше, чем ощущаю себя на самом деле, — невесело и вполне честно отозвался Джулиан. — Джанет знает об… этом?       — Нет, — она низко опустила голову. — Я не хотела впутывать никого из вас. Да и сама впуталась случайно, сразу как переехала сюда.       — Хорошо. Я буду молчать.       — Если… — она зажмурилась, чувствуя, что слова даются ей с трудом. — Если нужна помощь — обращайся. Я… помогу, чем смогу.       Она ожидала издёвки или насмешки, но в ответ Джулиан лишь молча кивнул. Ему было не до этого. Никс полагала, что это просто испуг или просто попытка осознать, что у него есть сверхъестественные способности, а может и то, и другое. Джулиан — страшно приземлённый человек, у него простые земные желания и простая земная жизнь. А теперь…       Он открыл дверь своим ключом и молча вошёл внутрь. Мама и Ральф сидели в гостиной и, прижавшись друг к другу, смотрели новости по телевизору.       — Пап… — прохрипел Джулиан вместо приветствия. Ральф опешил, увидев его бледность и измождённый, измученный вид. — А если мама вернётся?       — Джу-Джу, — Ральф поднялся с дивана и осторожно подошёл к сыну, боясь, что тот вот-вот рассыплется от любого дуновения ветра. — Что случилось? С тобой всё хорошо?       — Отвечай на вопрос. Что скажешь маме, если она вернётся?!       Впервые Никс стало страшно. Впервые голос Джулиана звенел от гнева. Он достаточно долго сдерживался и вот сейчас, когда случилось то, что заставило его сломаться, он одним простым вопросом выплеснул на Никс, Джанет и Ральфа всю свою глубокую и бездонную ненависть. Никс испуганно попятилась назад и прижалась спиной к стене, Джанет прижала к груди пульт. Ральф сжал кулаки, но сейчас рядом с сыном он казался маленьким и слабым.       — Джу-Джу, — примирительно начал Ральф. — Пожалуйста, сядь.       — Ответь.       — Ты сейчас рухнешь. Сядь и поговорим.       Его голос звучал твёрдо и настойчиво, но как только он протянул руку к сыну, Джулиан одним взглядом дал понять, что сейчас трогать его не стоит. Его нервы были накалены, зубы стиснуты. Если он сейчас не успокоится, то дело явно дойдёт до первой между отцом и сыном драки.       — Джулиан, — с печальным вздохом начал Ральф. — Я… я знаю не больше тебя. Моя жена пропала без вести и не оставила о себе абсолютно ничего. Ни одной фотографии, ни одной вещи, ни документов. И самое паршивое — я не знаю, почему. В чём я виноват? Я любил её, я пытался её порадовать, я думал, что она была счастлива, — он отвёл взгляд и тяжело вздохнул. — Да, Джу-Джу, я любил её. Ты был маленьким, а я оставлял тебя с бабушкой и носился по моргам, больницам, полицейским участкам, даже кладбищам. Ни-че-го. Я не знаю, где она. Может, счастлива в новом браке, может, в рабстве, может, погибла. Я не знаю. И, если бы не ты, я бы… и сам пропал вместе с ней.       — Ты похоронил её, — ярость в голосе Джулиана сменился невыносимой усталостью. — Не разобравшись, жива она или нет.       — Джулиан, — он вздохнул. — Это то немногое, что я смог сделать. Она исчезла, понимаешь? Забрала все мои документы, где упоминался брак с ней, забрала твоё свидетельство о рождении. Мне пришлось повозиться, чтобы оформить новые, но везде значились вместо имени лишь инициалы. Знаешь, что я тогда думал? Что я либо рехнулся, либо женился на шпионке. А что? Она немка, свободно разговаривала на нескольких языках, да ещё и такой хороший врач, что мне в почтовый ящик приходили письма с благодарностями от спасённых пациентов спустя пять лет после её исчезновения. А недавно, месяц назад, её пригласил на выпускной мальчик, которому она в младенчестве провела сложную операцию на сердце. Я не выбрасывал эти письма. Всё храню их в ящике стола. Вдруг… вернётся, почитает.       Он сжал губы в линию и тяжело вздохнул, низко опустив голову. Услышав эти слова, Джулиан прислонился спиной к стене и сполз по ней на пол, не в силах стоять на ногах. Казалось, будто он что-то хочет сказать, но душит в себе слова, а слова душат его.       — Я… хочу прочесть их.       — Конечно, — Ральф протянул ему руку. — Пойдём. Они в моём кабинете.       Воцарилась тишина. Ланселот стал барахтаться в рюкзаке Никс и привёл её в чувства. Она расстегнула молнию и выпустила недовольного кота из тесной сумки.       — Мам?       — Тише, Никс. Давай не будем шуметь? — прошептала она. — Я… знала, что он ненавидит меня, но думала, что он достаточно взрослый, чтобы понять нас с Ральфом.       Глубоко вздохнув, она села на диван. Никс прошла к ней, зная, что должна что-то сказать, но слова не шли на ум. Она часто видела маму подавленной — дурной характер Никс и её злость поспособствовали этому. А сейчас мама была расстроена не из-за неё, и это выводило Никс из себя. Сев рядом, она прижала колени к груди.       — Может, зря мы приехали? — тихо прошептала Джанет. — Наверное, стоило подождать, когда ты закончишь школу…       — Ну. Уже приехали, — спокойно, почти мирно начала Никс. В другой ситуации она бы принялась обвинять мать и давить на неё. — Какой смысл теперь думать об этом?       Закрыв глаза, Джанет прижала Никс к себе. Мягко, заботливо. Никс уже и не помнила, когда в последний раз ощущала тепло её объятий.       — Никс, что такого случилось между вами, что Джулиан пришёл в таком состоянии?       — Мы боролись сегодня со злом и неожиданно Джулиан превратился в человека-льда.       Джанет невесело улыбнулась.       — Это хорошо, что ты продолжаешь шутить и не теряешь оптимизма. Ох, Никс, — она закрыла глаза. — Как же это тяжело…       — Мам?       — Ты во всём права, Никс, — она тихо, почти неслышно всхлипнула. — Чарльз умер совсем недавно и… все силы прилагал, чтобы зацепиться за жизнь, а я… Какое же я дерьмо.       — Мам! — воскликнула Никс. — Ты чего? Расстроилась из-за этого кучерявого пуделя? Давай я ему в нос дам, чтоб мозги вправились.       — Ну что ты… Не надо драться. Джулиан — хороший парень. Я бы хотела, чтобы ты с ним…       — Ну уж нет, — как-то неуверенно ответила Никс. — Мне больше хулиганы нравятся, а не зануды.       — А если он будет засматриваться на тебя, — вкрадчиво спросила Джанет. — Как сильно ты будешь возмущаться?       — Я точно сломаю ему нос.       — Ты неисправима, — тепло улыбаясь, Джанет закрыла глаза, крепко обнимая дочь. Никс, тяжело вздохнув, неловко обняла мать в ответ. — Давай больше не будем его нервировать и пойдём спать? О, если захочешь есть…       — Я найду чего-нибудь. Не волнуйся, я слишком устала для еды. Да и Ланс тоже.       — Мяу.       Он сидел перед ними на журнальном столике, внимательно глядя то на одну, то на другую, энергично размахивая рыжим хвостом. Закатив глаза, Никс взяла эту хамскую рыжую морду за шкирку и унесла к себе в комнату. Закрыв дверь, Никс сбросила с себя одежду, перед этим спрятавшись от Ланселота за дверцей шкафа, и переоделась в длинную большую футболку с изображением горящего черепа. Ланселот устроился в изголовье её кровати на подушке, которую выбирал лично и тщательно проверял на мягкость. Никс укрыла его личным маленьким одеялом, прежде чем самой лечь спать.       Айрис очень опасалась паники населения, и Никс поняла почему, стоило ей взять в руки мобильный. Журналисты бурно обсуждали произошедшие взрывы и погодные аномалии, кто-то заявлял, что это дело рук русских, кто-то предвещал конец света, кто-то пытался объяснить с научной точки зрения. Класс в общем чате сперва паниковал, но теперь воцарилась тишина. Лично Никс никто не писал сообщений. Она и не ждала. Просто пролистала полный список своих друзей, в котором были преимущественно люди из родного города, и, закрыв глаза, удалила всех. Сейчас у неё не было даже сил, чтобы поставить мобильный на зарядку. Она просто оставила его на прикроватной тумбочке и провалилась в глубокий сон.       По крайней мере, Никс думала, что какое-то время спала. Её дверь с тихим щелчком открылась, и этот звук мгновенно уничтожил всю её сонливость.       — Это я. Не выгоняй.       Она не двигалась, решив притвориться спящей. Джулиан, не дождавшись её ответа, просто лёг на кровать поверх одеяла, тяжело вздохнув.       — Знаешь как я понял, что ты не спишь? Ты храпишь каждую ночь.       — Как же ты меня бесишь…       — Успокойся, я пошутил, — спокойно ответил он. — Иначе бы ты со мной не заговорила.       — С каких пор ты стал таким знатоком психологии, мудила?!       — Я не знаток психологии. Просто ты слишком предсказуемая.       Замахнувшись, Никс пнула его что было сил, но удар едва заставил тяжёлого и жилистого Джулиана покачнуться. Он не сдвинулся с места, а она не повернулась к нему. Никс не хотела с ним разговаривать, не знала что сказать, хотя прекрасно понимала, насколько ему тяжело и страшно. Ей тоже было и тяжело, и страшно, и больно и если бы не Джулиан, она бы вряд ли оправилась от истерики.       — Прости меня, — негромко произнёс он.       — Извинись перед мамой, — пробурчала в ответ Никс. — Ты её обидел.       — Не строй из себя гордячку, — ответил Джулиан. — Извинюсь. Но и с тобой я поступил неправильно. Сорвался. Извини.       Никс хмуро посмотрела в сторону окна. На улице вновь моросил редкий дождь, и стук капель разбивал звенящую тишину на тысячи осколков.       — Расскажи мне что знаешь, — тихо, почти шёпотом проговорил Джулиан. — Я ненавижу быть не в теме.       — Расскажу, но… зачем тебе? Я не собиралась впутывать тебя или кого-либо ещё в эту историю.       — Тебе нужна помощь. Я вижу это по твоему вечно потерянному и задумчивому виду, — он повернулся к ней спиной, убрав руку под голову. — В этой силе столько загадок, но она объясняет мне простейшие вещи. Например, теперь я понял, почему на этой неделе ты была такая пришибленная.       — А повежливее можешь быть? С родителями и учителями говоришь так сладко, что вгоняешь всех диабетиков в кому.       — Ты же не хочешь, чтобы тебе лицемерили. Наслаждайся моим настоящим лицом.       Закрыв глаза, Никс начала рассказывать. Сама не зная почему, она рассказала и про появление в её жизни Ланселота, и про Тома, и, давя в себе слёзы, рассказывала, как сильно её ранили. Рассказала что видела в Сирисо, и как там обходятся с идеальными созданиями, даже показала зарисованных чудищ из Авиша, созданных Зверем. Никс и не думала, что за столь короткое время в ней накопится столько переживаний, что болезненный нарыв в её душе так легко вскрыть, что кровь из сердца польётся непрерывным потоком слов. Джулиан не перебивал. Слушал, внимательно разглядывая очень детальные, красивые изображения отвратительных существ, касался их подушечками пальцев, будто надеялся дотронуться до настоящего монстра через его изображение. Под каждым из рисунков было название вроде «Страшная Херня» и «Неведомая Херня». Очень в духе Никс.       — А потом наступило сегодня, — сидя на кровати, Никс обняла свои колени. — Докторша не так креативна, как Зверь, но её человечков тоже надо зарисовать. Ну… чтоб знать, кого убивать ,а кого — нет.       — Хм… — он задумчиво пролистал альбом до конца. — Неплохая идея.       — Правда? — Никс подняла на него взгляд, заметно оживившись. — Видишь, Ланс? Нехрен было нудить.       — Это может стать неплохим учебником, — спокойно продолжал Джулиан. — К примеру, для таких новичков, как я. И для богинь вроде тебя.       — Чегось?       — По твоей легенде ты должна быть одной из сильнейших людей в трёх мирах. Ты же воплощение богини — так?       — Нуу…       — А если формы жизни могут создавать Зверь и Доктор, то почему бы не попробовать тебе?       — У этих двоих… больше сил?       — Возможно. В любом случае, у тебя есть навыки владения силой и, — он похлопал ладонью по блокноту Никс, — примеры из биологии Авиша. Из неё тоже можно сделать выводы.       — Какие же?       — Зверь любит животных, хотя и, очевидно, мало что смыслит в биологии. А Доктор… преследует определённые идеи. Её слуги разные по своему виду, и каждый выполняет какую-то задачу. Они выглядят очень аккуратно, свободно двигаются, способны к нападению и защите. И выживут при тепловой смерти Вселенной. Совершенные… дети.       Никс наклонила голову набок, видя, что он вновь совсем поник.       — Джулиан, — он опустила взгляд, пытаясь сформулировать вопрос. — Доктор Смерть — твоя..?       Он кивнул раньше, чем она успела полностью задать вопрос.       — Можешь больше не поднимать эту тему? — он сжал кулаки, пытаясь скрыть дрожь в пальцах. — Я знаю, ты ненавидишь меня, но… прошу тебя, не надо.       — Я же не свинья, — она опустила взгляд, чувствуя, что её лицо пылает. — Ты… можешь остаться здесь… на ночь.       Он вскинул брови.       — ЭТО НЕ ТО, О ЧЁМ ТЫ ПОДУМАЛ! — стиснув зубы, Никс от стыда вцепилась в свои волосы и крепко сжала их. — Одному сейчас страшно. Особенно ночью.       — Я понял, пустая голова, — он мягко улыбнулся, заставив сердце Никс пропустить удар. — Спасибо.       — Так ты… останешься?       — Если я не воспользуюсь твоей добротой, то буду страшно жалеть.       — Иди пижамку надень, — с недовольным видом буркнула она, — детско-голубенького цвета с медвежатами.       Джулиан вышел, и Никс решила устроить его на своей кровати, а сама переночевать в компьютерном кресле. Она не в первый раз засыпала за столом, рисуя до состояния изнеможения. Раньше рисование спасало её от мыслей о смерти папы, потом превратилось в то, что помогало ей побороть одиночество, а после стало единственным близким другом. Ланселот спал до того крепко, что его не смог разбудить даже шумный разговор и зажжённый в комнате свет. Никс не стала его тревожить.       Вернулся Джулиан в тёмно-синей футболке и серых широких штанах. В такой просторной одежде он казался не просто худощавым, а кучерявой щепкой.       — У тебя даже пижама цвета школы, — тяжело вздохнула Никс. — Неужели так весело быть отличником?       — Весело думать о свободе, перспективах и Гарварде, — он устало и грустно улыбнулся. — Отец и дед его закончили и оба вернулись в этот чёртов Сиэтл.       — Тоже его ненавидишь?       — Ненавижу дожди и холод. Иронично, не правда ли? — он опустил взгляд на свой кулон-пику. — Ладно. Ложись, уже поздно.       — Я в кресле посплю.       Джулиан ничего не ответил. Только нажал на выключатель, и комнату наполнила густая, непроницаемая тьма. Никс стояла неподвижно, вцепившись в спинку компьютерного кресла. Она вздрогнула и едва не вскрикнула, стоило ей ощутить жар его рук на своей талии. Никс сделала шаг назад, но Джулиан крепло сжал её в сильных объятиях. От испуга и неожиданности она даже не могла приказать ему отойти, лишь упёрлась руками в его грудь и попыталась оттолкнуть.       — Ш-ш-ш, — тихо, почти беззвучно произнёс парень. — Обними меня. Мне сейчас нужно это. А завтра снова будем друг друга ненавидеть.       Никс послушалась и обняла его, крепко сжав футболку на спине. Его горячее дыхание обжигало её лицо, его руки были до того сильными, что Никс почувствовала себя маленькой и слабой девочкой, его сердце билось так сильно, что она могла это почувствовать кожей. Она не сразу сообразила, что сейчас ждёт поцелуя. И не просто ждёт, а безумно хочет, чтобы он случился.

***

      Антрис Копфер не хотела возвращаться на Землю. Честно говоря, она не хотела возвращаться в какой-либо из миров, который хоть на сотую долю процента населили человеческие существа. Если бы на какой-либо необитаемой планете с суровыми условиями и жёстким климатом существовала точка перемещения, она бы отправилась туда, села бы посреди безлюдной пустыни и смотрела бы на одинокую звезду в небе до тех пор, пока она не превратится в чёрную дыру. Люди шумели. Люди отвлекали. Люди сновали вокруг и создавали проблемы. Она их не ненавидела, но и не любила. Ей бы хотелось, чтобы человеческие существа просто перестали существовать.       Но на Землю её звал Лео и не подчиниться она не могла.       Кровь больше не шла с лица. Рана зажила, оставив чувство болезненной слабости, в голове гудело, а на сердце была отвратительная пустота. Давно Антрис не испытывала ничего подобного. За подаренный эмоциональный опыт она хотела проломить Лео голову и с радостью сделала бы это, если бы могла.       Лео ждал её в больнице. Люди в белых халатах оживлённо сновали над чьим-то сожжённым телом, Лео стоял у дверей операционной, вперив полный ненависти взгляд в докторов. В земных больницах сначала требуют документы или деньги, а потом уже спасают человека. Видимо, Лео смог их переубедить и в качестве аргумента использовал свои способности.       — Твоих рук дело? — прямо спросила Антрис, глядя на тело.       — Да, — Лео тяжело вздохнул. — Я… не собирался убивать. Этот еблан убрал щит, когда я только разогрелся.       — И что же ты делал?       — Не твоё дело, что я делал! — стиснув зубы, Лео ударил кулаком по стене.       — Ах не моё, — без признаков страха ответила Антрис. — Ты позвал меня сюда, не дав оправиться после задания. Ты в который раз гадишь и не можешь убрать за собой дерьмо. Ты хочешь, чтобы я спасла твоего брата, но при этом не можешь спасти меня от своего ублюдского характера. Будь добр, Лео, либо заткни пасть, либо отвечай нормально. Гнев очень вреден для нервной системы.       Это подействовало. В голосе Антрис не было каких-либо эмоций, лишь спокойствие и хладнокровие, она не выглядела агрессивной или злой, и это заставило Лео растеряться. У него не было настоящей матери — только приёмная, такая же тихая и бесхребетная, как и Колсон, которой он никогда не боялся. Сейчас перед ним стояла почти такая же мама, которой было страшно ослушаться. Сделав над собой усилие, Лео тяжело вздохнул и тряхнул рукой, которой ударил по стене.       — Я… хотел уничтожить силы своей любимой.       — О. И как? Повеселился?       — Я… — Лео скрипнул зубами, пытаясь успокоиться. — Колс спас её.       — Как благородно.       — Послушай! — Лео навис над ней, хотел было схватить за плечо, но вовремя сдержался. — Послушай, Антрис, я не против, чтобы этот придурок сдох от моей руки. Но только не так. Не после того, как он спас меня от очередной ошибки.       — Надо же, — она смотрела на него настолько равнодушно, что становилось не по себе. — На Земле подобные чувства зовутся взрослением.       — Ты… поможешь? — он опустил голову, чувствуя себя маленьким и слабым. — Пожалуйста.       — Сколько возможностей для экспериментов открывается, — Антрис перевела взгляд на двери больничной палаты. — Можно срезать кулон с его шеи. Можно заразить его СПИДом и понаблюдать, как сила будет бороться с заболеванием. Можно вколоть в вены бензин и начать пытать. Но ты хочешь банального спасения. Неужели отец заразил тебя паскудным альтруизмом?       — У меня нет отца.       — Как скажешь. Выгони землян из палаты. Я не хочу разрушать психику коллег.       Лео послушался. Даже без способностей он оставался довольно высоким и крепким, так что выгнать из палаты протестующих докторов ему не составило труда. Антрис зашла внутрь и провела пальцами по своему кулону-звезде.       Колсон представлял из себя жалкое зрелище. Кожа вздулась и лопнула от невыносимого жара, из неё благодаря быстрой регенерации сочился гной, почерневшие куски плоти пытались прирасти к телу, вместо некогда симпатичного лица остался обугленный череп, в котором белели зубы и скулы. Врачи вышли отсюда с приятным зелёным цветом кожи на лице. Антрис хорошо их понимала. Процесс регенерации отвратителен, как воскрешение в Сирисо, и привыкнуть к нему не получится даже после долгих лет практики.       — Не знаю, слышишь ты меня или нет, — спокойно произнесла она. — Но, надеюсь, мой голос добавит адреналина в твою кровь.       Колсон не мог пошевелить сожжёнными пальцами, не мог повернуть в её сторону голову, увидеть её слепыми глазами. Воздух вырвался со стоном из его груди, заставив Антрис хмыкнуть.       — Регенерация спасёт тебя в восьмидесяти процентах случаев, — Антрис поправила перчатки на руках. — Но есть один минус. Временами она работает слишком хорошо. Если тебе сломать все позвонки и зафиксировать их определённым образом, кости срастутся криво, если сломать зубы и зажать дёснами брусок, зубы вырастут под углом. Конечно, это всё поправимо. Повторные увечья, повторная боль. Скажи, Колсон, тебе было больно от этого огня? В конце концов, этот огонь попадает в те двадцать процентов, в которых регенерация бессильна.       Он что-то попытался ответить, но не вышло ничего внятного.       — Полагаю, это больно. Так вот, мне тоже больно. Нет, не из-за ран или из-за срывания маски. Мне больно из-за этого задания настолько, что я срываюсь при пациенте, — она вновь тяжело вздохнула. — Знаешь, почему моя мутация приобрела форму крыльев? Чтобы выглядело красиво. Несмотря на свою репутация, я остаюсь женщиной, которой нравится быть красивой. На самом деле это руки. Четыре белоснежные пары длинных, сильных и отвратительных рук. Если почувствуешь тошноту — подай знак. Ах да… ты не сможешь.       Антрис размяла дополнительные руки, долгое время остававшиеся без движения, сжала ими медицинские инструменты. Неподготовленные земные врачи усугубили ситуацию, пытаясь обработать о обеззаразить открытые раны. Антрис их в этом не винила. Плоть в этом теле не стояла на месте, она двигалась, точно сотни червей, двигалась и не могла восстановиться правильно.       — В процессе работы я подключусь к ДНК-роботам твоего организма. Мне нужны твои показатели.       Антрис нависла над Колсоном, точно чудовище из кошмаров, точно огромный проворный паук над беззащитной, наполовину уничтоженной жертвой. Каждая из десяти рук умело держала инструмент, и от каждой веяло невыносимым могильным холодом.       — Начнём операцию.