В окошке не спят

Дома, они ведь как муравейники. Большие такие каменные муравейники, живые. Каждый день, а то и ночь, в них не прекращается движение. Люди снуют туда сюда, спешат по делам, суетятся, пытаясь придерживаться быстрому темпу жизни большого города. Утром просыпаются окошки. Редко-редко где загорается свет, пока еще не наступил рассвет, и первые лучи солнца не заменили свет от лампочек. Ближе к вечеру, все больше окошек оживают, моргают, будто подавая сигналы, известные кому-то одному. Но этот кто-то, почему-то, не приходит. А поэтому, ближе к ночи, окошки грустно тухнут и засыпают, чтобы завтра с новой силой замигать, ожить и надеяться, что их сигналы распознает тот, кто так нужен. Но не все окошки засыпают по ночам. В некоторых продолжает гореть тоскливый свет, не прекращая ждать. А может этот кто-то заблудился и если свет погаснет хоть на минутку, то он и вовсе заплутает. И больше никогда-никогда не сможет вернуться туда, где его так ждут. Снежинки, медленно вальсируя в небе, спускаются в самый низ и покрывают землю белым саваном, согревая ее своим теплом. А откуда, спросите вы, у снежинок тепло? Это они когда одиноки – холодные. А когда их много, то они теплые, мягкие. Там, из окошка на четвертом этаже, можно услышать, как хрустит снег под ногами прохожих, как гудят проезжающие мимо машины, как город глубоко и тяжело вдыхает, чтобы с облегчением выдохнуть. Дышит. Живет. Можно разглядеть как полуночники выгуливают своих питомцев, не спеша шагая вдоль тротуара. И, вроде бы, что за удовольствие гулять ночью, в компании собаки, да еще когда снег так и сыплет с неба? Ан, нет. Есть в этом свое очарование. Можно вдыхать морозный свежий воздух, еще не пропитанный противным привкусом горечи, как утром. Или без запаха никотина и алкоголя, как случается ближе к вечеру. Ночь – особенное время. Ведь можно получить столько удовольствия, лишь просто шагая по дорожке, наблюдая, как семенит рядом четвероногий друг, ловя языком снежинки. Но там, в окошке на четвертом этаже, где горит бледный желтый свет, не спят. Не гуляют по ночам. Не устраивают шумных вечеринок. Не отходят на кухню пить горячий чай, чтобы не замерзнуть от морозного зимнего воздуха. В окошке ждут. Ждут того кого-то родного, близкого, а самое главное – теплого. Своего. Там прислушиваются к шагам на лестнице, чуть вздрагивая, когда она на миг затихают около двери. Но потом разочарованно вздыхают, когда звуки начинают отдаляться и таять где-то выше. Там, из окошка на четвертом этаже, часто клубится сизый дым от сигарет. Там часто витают в воздухе ароматы алкоголя. Нет, там не напиваются, не пытаются забыться. Там ждут. Просто ожидания иногда душат. Они сжимаются вокруг горла колючей проволокой и больно режут, оставляя после себя глубокие шрамы. На память. Часы давно уж показывают за полночь. Но свет, все там же, в окошке на четвертом, не погаснет. Ведь на дворе такая вьюга! И если не будет гореть свет, то как, как же кто-то свой сможет вернуться? Домой. Туда, где его так ждут. Где он так нужен. Там в окошке, кто-то прикрывает глаза, прижимаясь лбом к покрывшемуся изморозью окну. Нет. Там не уснут. Просто усталость берет свое и тянет гирей на дно, заставляя веки тяжелеть. Но ведь спать нельзя! А что, что если вдруг кто-то любимый вернется, а дверь ему будет некому открыть? Он ведь может решить, что больше не нужен, что его разлюбили и уйдет. А ведь без него тяжко так. И сердце стучит тихо-тихо, будто раненая пичуга, трепещущая от страха в человеческих руках. Она еще не знает, что человек желает ее спасти, поэтому сопротивляется, опасливо косится и пытается хлопать, изрезанным в лоскуты, плечом. Больно? Страшно? Но ей нужен только лишь глоток свободы! В последний раз перед вечным забвением. Но теплы человеческие руки. Тепло обволакивает тело и уже совсем не хочется улетать. Хочется вечно нежиться в этих объятиях, навсегда забыв про любовь к свободе. Зачем она нужна, когда рядом кто-то родной? А в окошке уже потух свет. Там лишь маленький огонек от свечки. Танцует, выдавая разнообразные пируэты, да играет с тенью. В окошке не спят. Там ждут кого-то. И вот шаги. Тяжелые, усталые, но такие долгожданные. Кто-то вскакивает с подоконника, по дороге небрежно накидывает на плечи шаль, быстро открывает замок, трясущимися от волнения руками, ведь тот трезвонит такую долгожданную, такую необходимую мелодию. И вот молчание. Но не тяжелое, оно не давит. Они смотрят друг другу в глаза, будто разговаривая. Кто-то, все так же молча, перешагивает порог. Кто-то помогает снимать солдатскую шинель, аккуратно и бережно вешая ее на приготовленное заранее для нее место. Дышать сложно. Столько чувств и эмоций. Столько страха и боли от ожидания. Столько всего надо рассказать. Но, сперва, согреться. Согреться тем самым нужным теплом. Кто-то льнет к груди, крепко так обнимая. Кто-то прижимает к себе, проводит нежно по волосам тяжелой рукой, слабо устало улыбается. Кто-то снимает солдатские сапоги, идет на кухню. Кто-то ставит чай. Для кого-то мир давно потух, давно не дышит, просто его для кого-то уже нет. И свет вновь загорается там, в окошке на четвертом этаже. Там не ждут. Там двое друг друга согревают. Кто-то устало, немного морщась от боли, вздыхает. Опять улыбается. Кто-то проводит по щеке рукой, целует в макушку, закрывает глаза. Там кто-то счастлив так, как быть счастливым нельзя. Кто-то открывает покрасневшие от слез глаза. Свеча догорает, но отказывается потухать. Кто-то видеть один и тот же сон второй год подряд. Кто-то продолжает ждать, несмотря на конверт, что зажат в руках. А в конверте «Как жаль, но погиб Ваш солдат». Там, в окошке на четвертом этаже не спят. Там ждут кого-то нужного, родного. Идут дни, проходят месяцы, летят года. Но в том окошке свет. Там верят. Ждут. Там знают, что однажды звонок запоет. На пороге кто-то, стоя, устало улыбнется и шагнет через порог. Там ждут. Пускай все что угодно говорят, но сердце чувствует – живой. Утро. День. Вечер. Ночь. В окошке свет. Там ждут того, кто никогда уж не придет.