Судьба человека

Пролог

История моей жизни начиналась банально, как и у многих миллионов людей. Родился в семье рабочего класса, мать учительница начальных классов, отец работал на заводе. Жили мы благодаря отцу в достатке, ни в чём не нуждаясь. Жизнь была замечательной, весёлой. Пока город не начали бомбить немцы. Наступили тяжёлые времена. Отца забрали на фронт, а я с матерью отправился в эвакуацию. Приходилось работать за карточку на заводе, но ненависть за смерть отца и забота о матери не давали опустить руки. На втором году войны, мать умерла от немецкого налёта, я пошёл в военкомат и где успешно приписал себе два года. Хотя, брать меня не хотели, я был щуплым, маленьким пареньком, но благодаря упорству на третьей неделе военком сдался и я попал в армию. Я уже считался неплохим специалистом на танковом заводе, потому попал в танковые войска. А дальше меня ждал Сталинград, Прохоровка, переправа через Днепр, освобождение моей родины и моего родного Минска, Битва за Польшу, Зееловские высоты и проклятый Берлин. Как говориться хороший немец-мёртвый немец. Наверное самая правильная мысль. Если вы считаете обратное, то смею заметить, что после увиденных мною концентрационных лагерей, я всецело был согласен с этими мудрыми словами. Со мной был согласен и командир нашего экипажа, поправочка, третьего экипажа. Мне очень везло, в отличие от моих товарищей, я всегда успевал выпрыгнуть из горящей машины. Наверное меня бог берёг, хотя верующим я не был, как и крещёным. Фрицев мы старались уничтожать. Чем дальше мы продвигались на запад, тем упорнее встречали сопротивление. Возраст наших врагов молодел, фанатизм возрастал. Уже после войны мы узнали, что новое поколение было оголтелыми фанатиками из гитлерюгента, с напрочь промытыми мозгами. На подвиги они небыли способны, но вот всадить тебе снаряд с фаустпатрона, из какой нибудь щели подвала, запросто. Так и сгорел мой третий экипаж, я и сам подгорел и победу встречал в госпитале под Берлином. И даже несмотря на сгоревшие пол лица, я испытывал небывалое счастье. Жаль командир нашей роты, с которым мы прошли всю войну, начиная со Сталинграда застрелился. Я понимаю, ведь у него погибла вся семья и родители в концлагере, не видел он для себя жизни, как и я. Но меня выдернули из петли однополчане. Вернулся я с войны обгорелым астматиком инвалидом. Неспорю, мне повезло, руки и ноги были целыми, а ордена ярко блестели. Вернулся в родной Минск, устроился на завод, жизнь продолжалась. Я был человеком не пьющим, не курящим, герой советского союза, даже улицу в честь меня назвали. Специалистов на заводе было мало, вспоминался холодный Челябинск. Постепенно дорос до начальника цеха, потом до директора завода. В восьмидесятых увлёкся коллекционированием оружия и прочих интересных мне вещичек. С развалом союза наступили сложные времена, пришлось перестраиваться и жить по новому. Времени у меня было много, ни детьми, ни женой я не обзавёлся, что с моим лицом и не удивительно. Оно порой и меня пугает из зеркала. Так вот завод мне сохранить удалось, хоть это и стоило мне не малых усилий. Удалось мне пережить и приватизацию. Меня тогда уважали, приходилось тогда изрядно повертеться по заграницам, но дела постепенно наладились. Хотя завод пришлось переориентировать с танков и бронетранспортёров на холодильники и прочую бытовую технику, хотя автоматизация изрядно сократила число рабочих, но позволила остаться на плаву. Продолжить своё хобби мне довелось лишь после нулевых, изрядно помотавшись по заграницам, а это хочу я вам заметить не просто когда тебе далеко за семьдесят лет. Последние время мне изрядно поплохело, видимо то путешествие в Египет было для меня излишним. Всё таки к девятому десятку дожил. Дела передал своему приёмному сыну, он у меня парень умный, сорок лет у меня в замах, хоть и сам уже староват, но семья у него крепкая, не чета мне. Но всё таки удалось мне найти ещё один шедевр в свою коллекцию. Статуэтка эта, меня изрядно заинтересовала. Хотя и нашёл её в каких-то трущобах. Хозяин долго торговался и сумел накрутить цену до двадцати американских президентов, хотя я до последнего упирался. Что-то мне совсем поплохело, надо позвать... сердце...