Опасные Деньки: Восстановленные Жизни Великолепных Кайфоломов

      «Идиот!» — Проносится в голове девушки, и тут же в её поле зрения попадает Пати Пойзон, — патлатый неслабый мужчина с волосами, выкрашенными в ярко-красный; главная заноза «СЛЕП» — к чьему подбородку Корс уже намеревается приставить дуло бластера. Сейчас «кайфолом» кажется ей таким слабым и беспомощным, что, наверное, если бы он увидел себя её глазами — счёл бы самого себя собственным никудышным подражателем. Тем не менее, думает Пойзон совсем не о том, как он выглядит со стороны (а уж тем более не о том, как он воспринимается окружающими его людьми). Он готовится смело принять смерть, так, как подобает человеку его репутации, как её должен принять человек сильный духом и преисполненный уверенности в том, что он сделал для благополучия этого мира всё, что от него требовалось и, может быть, чуточку больше. По правде говоря, как раз этой необходимой уверенности-то и недостаёт: ему тяжело смириться с тем, что придётся оставить девочку и братьев по оружию на произвол судьбы. Подумать только: его главная и, пожалуй, единственная воистину значимая миссия — взрастить и сохранить орудие массового поражения, представленное спасителем, чуть ли не самим Иисусом Христом — с треском провалилась (проваливается). Он старается убедить себя в том, что является не единственным человеком, выполняющим столь значимое поручение, данное ему, как мнится, Самими неведомыми силами, ответственными за всё (буквально за всё, за его роковую гибель — в том числе), но это никак не отменяет личной ответственности, и именно сейчас Пойзон начинает всерьёз осознавать всю важность его роли в исполнении этой миссии. В иное время, возможно, он бы возгордился, поняв собственную значимость, но сейчас именно эта значимость заставляет его думать: «я уничтожил этот мир, и если Господь хочет, чтобы мне сейчас прожгли мозги — то он благосклонен ко мне». За этой мыслью следует мысль немного успокаивающая: «а впрочем, моя предстоящая кончина даже героична и всё же свидетельствует об исполнении моего долга. Я ведь погибаю, спасая девчонку, а не обдолбавшись».       Правда, он никак не может избавиться от беспокойства за девочку. Да, он уйдёт из жизни легендой, но что будет с ребёнком? Они предвидели это, знали, что не вернутся, Пойзон знал, что не вернётся! Всё просчитано, продумано, план — безупречен, но что если найдутся те, кто пристрелит девчонку за ничтожный пакетик лапши, и Колы просто-напросто не будет рядом? Что, если она сбежит? Она ещё ребёнок, может произойти всё, всё что угодно!       Примечательно, что будучи атакованным внезапным неудержимым потоком столь сложных — и вместе с тем простых — тревожных мыслей, Пойзон выглядит спокойным. В мальчишке, что был воспитан пустыней, рос среди неотёсанных разбойников — а они далеко не всегда оказывались революционерами — лишённых самого рассудка всяческих представлений о «простых человеческих истинах», было благородства намного больше, чем во всю жизнь проведшем в «спокойном», безопасном городе ухоженном наёмнике, что прижимает Пойзона к стене, намереваясь прострелить ему голову.       Да, он готов. Так пускай старуха-ведьма сейчас же заберёт его душу! Пока не поздно…       Видимо, Корс не торопится убивать Пойзона. Самолюбование — серьёзное препятствие для лучшего стрелка. Всякий раз, когда его важнейшая мишень оказывалась у него под прицелом, он не мог позволить себе покончить с ней сиюминутно: его всегда одолевало желание растянуть удовольствие, дать себе время на принятие того, что глава Кайфоломов у него на мушке, а он, Корс — его палач, человек, чей выстрел вот-вот убьёт самого Пати Пойзона! Наверное, эта шайка бунтарей всё-таки не главная проблема СЛЕП. Истинно — её уничтожение немаловажно для синдиката, но она в то же время не является основным препятствием в выполнении задач корпорации. Нет, не в этом дело, не во вредоносности Кайфоломов — в их мастерстве. Пойзон для Корса человек, чью голову он с огромным удовольствием повесил бы у себя над камином, если бы в тесной скудно обставленной комнатёнке наёмника был камин, а на её до безумия ровные серые стены вообще было бы разрешено вешать хоть что-то, кроме унылых списков задач, «заботливых» напоминаний и целей, составленных его строгой начальницей: Корс лучший в своём деле, и Пойзон для него — соперник, пусть и не стремящийся занять место главного профессионального убийцы Бэттэри Сити. Не деньги, не долг, не слава и почести — самоуважение; вот что по-настоящему возбуждает в Корсе желание уничтожить преступника!       Эта кривая самолюбивая улыбка наёмника до боли знакома Пойзону и, возможно, поэтому (в том числе) он так упорно пытается скрыть страх.       «Нельзя допустить того, что этот лысый ублюдок возгордится ещё сильнее!».       Будучи ранее незамеченной Дракулоидами, девушка решает не беспокоиться о сохранности собственной жизни (даже несмотря на то, что сейчас она воображает себе, будто бы от неё зависит не дальнейшая судьба человечества, а нечто по её разумению более важное — судьба предводителя Кайфоломов) и опрометчиво мчится к герою всех местных отшельников, ибо жизнь его висит на волоске, и страшно ей представить, что же произойдёт, если его не станет. Она бежит так быстро, как может; подошва сапогов слабо скользит по начисто отмытому плиточному белому полу, но ей, как и всем прочим, удаётся держать равновесие, хоть и с трудом. Чем сильнее она торопится, тем неуклюжее становятся её движения, но она никак не может позволить себе медлить, невзирая на то, что осторожность и хладнокровие, наверное, оказались бы намного полезнее этой нелепой спешки.       «Один выстрел — и ты покойник…», — гласит начало старой рекламной звуковой дорожки, которую знает наизусть чуть ли не каждый житель Бэттэри Сити. Записана она была много-много лет назад, но власти прокручивают её в наушниках горожан снова и снова до сих пор, а сами горожане — терпеливо слушают и покорно внемлют мягкому женскому голосу, спокойным тоном диктующему текст агитирующий к покупке предмета весьма неоднозначного — бластер. Девушка, как человек сбежавший из столицы достаточно давно, но уже в сознательном возрасте, помнит слова из рекламы смутно и даже под угрозой смерти — что, по бытующему у её недоброжелательных товарищей мнению, для неё сущий пустяк, «но исходит это не от героической смелости, а от блядской инфантильности» — произнесено это было жёстко, грубо, но, стоит признать, справедливо — не сумела бы восстановить в памяти не только отдельно взятые оттуда фразы, но и оповещение целиком. Однако она достаточно хорошо помнит, почему продажа оружия так выгодна и даже необходима властвующей корпорации: безопасность правителей. Синдикат никогда не преследовал цель воспитания высокоморальных граждан, зато всегда был взволнован проблемами удержания своей власти и сохранности — возможно — будущих кровопийцев, поэтому жители Бэттэри Сити не только имеют возможность в любое время и в любом районе города приобрести злосчастный бластер, но и с ранних лет знают, кто их враг, а кто — защита и опора… «Поэтому наша продукция — ваше единственное спасение! Не забывайте: СЛЕП заботится о каждом из вас».       Сложно поверить в то, что бластер, рукоять которого до побеления пальцев сжимает в руках каждый бунтарь, заряд которого будет растрачен на убийство Дракулоида, есть не что иное, как продукт, снятый с конвейера ненавистного синдиката. Отшельники выкрашивают своё оружие ядовито-яркой краской из баллончиков, но толку от этого, если каркас — белоснежный металл, произведённый ими, диктаторами? Ещё сложнее поверить в то, что именно эта вещица должна спасти Пати Пойзона.       Девушка стоит прямо за спиной Корса.       Пойзон не столько поражён, сколько раздражён. В его взгляде виднеется злоба, а его пальцы сжимаются в крепкий кулак: вот он стоит, готовый принять смерть, предначертанную судьбой, и тут является эта тупица, собираясь спасти его! Прервать естественный ход вещей, избежать неизбежного, и ради чего? Ради того, чтобы выжил «её вдохновитель»! Глупо, слащаво! Она, в отличие от Пойзона, просто не ведает, что творит. Он старается сохранять спокойствие во что бы то ни стало, но всё, что противоречит воле Всевышнего, никогда не вызывает у него светлых чувств: если мужчина уверен в том, что происходящее есть Божественное Вмешательство, будь это смерть, голод или даже чума, то идти против этого он сам не смеет и не позволяет идти против этого кому-либо другому. Иногда с этим тяжко мириться, но когда он находит в несчастьях особое значение, которое в итоге ещё и оправдывается, не только легче ему пережить горе, но и в голове его складывается чёткая картина дальнейшей судьбы, которая в итоге оборачивается планом. Ему же в итоге Пойзон и следует.       Сейчас же картина не складывается. Судьбы нет.       Она стоит, широко расставив ноги и прицелившись к затылку Корса. Всё оказалось куда сложнее, чем она предполагала. Неожиданно всё её тело охватывает неописуемое волнение с сопутствующей ему дрожью. Девушка не решается выстрелить. В течение нескольких секунд она приглядывается к лысине стоящего перед ней человека так, словно на его коже изображена отметина, которую девушка не может, но обязана найти. Отметина, видимо, должна послужить мишенью, но она предательски отсутствует, и посему оправдания «героине» никакого нет. Воздух она вдыхает глубоко и спешно, а её сердце, как ей кажется, бьётся так громко, будто бы оно ударяет прямо по рёбрам.       Она жмурится и неуверенно нажимает на спусковой крючок.       Девушку слабо отбрасывает назад.       Убийца роняет тщательно отполированный выбеленный бластер и обеими руками хватается за простреленную шею, от боли её же сдавливая. Корс падает на колени, Пойзон резко отскакивает в сторону. Наёмник громко и омерзительно кашляет, харкая кровью; она стекает по губам в смеси со слюной и струится меж пальцев умирающего, окрашивая его руки в красный. Агония — он бьётся в конвульсиях. Поверить невозможно в то, что его гибель настала так внезапно и оказалась столь мучительной для него. Творец жесток, и это — лишь преддверие Ада! Однако и на осознание этого потребовалось бы немало сил и времени (если бы Корс потрудился задуматься над этим), но последние минуты своего существования он вынужден растратить на страдания, ужасающие страдания. Он с грохотом валится на пол, заплёвывая плитку алой жидкостью.       Невзирая на то, что это — не первая и даже не самая жуткая смерть из всех, что когда-либо приходилось наблюдать Пойзону, ему тяжело смотреть на помирающего раба системы и, в отвращении поморщившись, он отворачивается от Корса. Он, кажется, испытывает лёгкое сожаление в связи с гибелью своего заклятого врага. Он в принципе не способен спокойно отнестись к чужой смерти: он не мог хладнокровно убивать ни в пятнадцать, ни в двадцать, ни в тридцать лет. Он понимает, что отнимает жизнь. Плевать у кого, ведь жизнь — не то, что нужно заслужить. Он считает, что жизни достойна каждая тварь, но при этом лишить её того, кто ежедневно бездумно проливает литры крови невиновных или надевает белые маски Дракулоидов на головы десятков благочестивых горожан, считает вынужденной мерой и в какой-то степени даже актом справедливости.       Не мешкая, мужчина хватается за бластер и начинает отстреливать «пугал», пытаясь сосредоточиться на спасении девочки.       — Пойзон, ты в пор…       Ловким и уверенным движением руки Дракулоид простреливает спину девицы. Её тело грохается на — уже — труп Корса. Она скулит от боли, то сжимая, то тут же разжимая трясущиеся пальцы рук.       Пойзон, отреагировав сначала на обращение к себе, резко оборачивается и без раздумий выстреливает в убийцу девушки. «Кайфолом», завидев безжизненное тело своего спасителя, ловит себя на мысли о том, что, как бы то ни было, даже смерть её его ничуть не трогает, что для мужчины, признаться честно, неожиданно, но он тут же заставляет себя забыть об этом.       Тем временем, стараясь не обращать внимание на всё, что творится вокруг него, Джет подбирается к стеклянным дверям, за которыми вот-вот должен появиться расписной микроавтобус, наполненный людьми, которые должны забрать девочку. Она семенит подле «большого и страшного стрелка», крепко сжимая своей маленькой детской ладошкой большую для неё, сильную мужскую ладонь Стара. Он нервничает, несказанно нервничает. Он страшно измотан. Его ноги переплетаются, сам он изредка оступается, но не позволяет себе падать или надолго останавливаться. Мужчина дышит тяжело и громко, чуть ли не задыхаясь, его кожа блестит от пота, но он по-прежнему крепко держит руку девочки. Он сосредоточен на спасении малютки: его цель — довести её до выхода, а что может произойти дальше он не ведает и не смеет даже предположить; не то, не то, о чём он должен думать сейчас. Он чётко следует намеченному плану.       Раздался выстрел. Вдруг, в левое плечо Джета ударяет резкая, почти нестерпимая боль. Он жмурится, тихонько постанывая, но не отпускает ребёнка, напротив — только ускоряет шаг. Он упорно двигается к заветным дверям, боясь, что может не выдержать и в любой момент рухнуть на пол, оставив девчонку одну в толпе безликих мутантов, только и ждущих момента, когда им удастся «обезвредить» её.       Заметив раненого товарища, Кобра сорвался с места и помчался к нему. Раздался ещё один выстрел. На сей ранило предплечье левой руки Стара. Он жалобно воет от боли и, не в силах более держаться, разжимает пальцы. По его щекам скатывались тяжёлые капли слёз, но Джет не хочет признавать, что это — конец для всех них и предпринимает попытку схватить ребёнка другой рукой, но… схватывает только воздух.       Истошный вопль Джет Стара оказался в разы громче шума бойни. Последняя надежда пустыни убита.