~•~
Единственный минус, на скромный взгляд Антона, проживания с соседом, особенно таким чистоплотным, как его, — деление ванной комнаты. Арсений каждый день, как по расписанию, моется ровно час, затем шум воды замолкает, и он торчит там ещё тридцать минут. Шастун готов на стену лезть от безысходности. Особенно сегодня, когда, слиняв из офиса пораньше, он надеялся помокнуть немного под душем и вальнуться на кровать. Его планам, как правило, не суждено сбываться. Сосед выходит из ванной как обычно, через полтора часа, и Антон зло ворчит: — Да в душе даже дрочить так долго нельзя, что ты делаешь там? Арсений смеётся и закусывает губу. — У меня сегодня встреча. Готовился. Шастун понимает, что ничего не понимает и вряд ли когда-нибудь сможет, поэтому с шумом выдыхает и выпускает последние капли раздражения, хлопнув дверью.~•~
Наметившаяся на субботу свиданка обещала быть «с продолжением», и Шаст не мог дождаться. Девушка симпатичная, в общении лёгкая, и вообще ему нравилась. Единственной проблемой оказалось отсутствие на руках контрацепции, и тут Антон задался неожиданным философским вопросом: «Какие лучше презики брать? Они вообще по ощущениям отличаются?» Раньше было как-то насрать, но в этот раз всё-таки девушка действительно хороша, а хорошим девушкам Шастун привык доставлять максимум удовольствия. Заключив, что Арсений, который сидит тут же и рыщет по просторам интернета, на четыре года старше и всё же, наверняка, немного опытнее, Антон, прервав на секунду переписку с новой пассией, спрашивает: — Слушай, что получше — дюрекс или контекс? Арсений, не отрываясь от гаджета, отвечает на автомате: — Ну… Для меня дюрекс как-то приятнее будет. Контекс, когда мне доводилось пользоваться, только пахнет ничего так, а на деле и к коже липнет, и высыхает быстро. Лучше заплатить немного больше за дюрекс, чем потом, когда всё внутри зудит, обновлять её по стопятьсот раз. Антон недоумённо вскидывает брови вверх, но тут же хмурится. Даже телефон блокирует, чтобы посмотреть на соседа. — Арс… — тот вскидывает на Шастуна подёрнутые дымкой голубые сонные глаза и выжидательно смотрит. — Я про презики спрашивал. Арсений будто тут же просыпается, смешно выпучив глаза и приоткрыв рот в изумлении. Скулы заливает уже знакомый багрянец, но мужчина виду не подаёт, что смутился. Выдаёт немного глухо: — А… Ну да, это я… Это я что-то перепутал. Спать хочу. Спокойной ночи, Тох. И уже из-за двери Арсовой комнаты доносится неразборчиво: «Всё равно дюрекс бери!».~•~
Потеряв свои наушники, Антон потерял свою жизнь. И пропав где-то в квартире пару дней назад, они не спешили находиться. Он подмёл домашней футболкой всю свою комнату, пока ползал по полу в поисках пропажи, но добиться успехов в этом так и не посчастливилось. Арсений вот-вот должен прийти с репетиции, но Антону самому нужно уже ехать к Димке, поэтому, решив осмотреть обитель соседа без его разрешения хотя бы поверхностно, заходит в его спальню. Комната небольшая, светлая (хоть тяжёлые шторы и пропускали довольно мало света) и напоминала Антону практически полностью отзеркаленную собственную: кровать у смежной с его спальней стены, широкий комод, письменный стол, монитор, даже книжный стеллаж он купил себе такой же — в тот день они вместе ходили за мебелью в ещё толком необустроенную квартиру. Пробежавшись глазами по идеальному порядку и не заметив ничего, напоминающего наушники, Антон зацепился взглядом за щёлку приоткрытого нижнего ящика комода. Падающий из окна луч света отражался от чего-то металлического, находившегося в нём. Шастун заинтересованно почесал нос и, для достоверности оглянувшись по сторонам, подошёл ближе, присел на корточки, потянулся открыть таинственный ящик до конца и… — Эй! Антон отпрянул от комода как от огня, обернулся и наткнулся взглядом на розового соседа, сжимающего и разжимающего кулаки. Он хотел рассыпаться в извинениях, сказать, что просто искал чёртовы наушники, что правда не хотел лезть в чужое и это никогда больше не повторится, но вместо этого выпалил: — Что там у тебя? Арсений из розового превратился в багрового. — Не твоё крысячье дело! — огрызнулся он. — Свали, Шастун. И Антон ушёл. На весь этот, происходивший на протяжении последних двух недель, бредовый цирк Антон уже давно не обращал внимания. Ну есть у Арсения секреты, ну, а у кого их, собственно, нет? Становиться из-за странностей соседа параноиком Шастун не горел желанием, а потому старался не лезть в чужую голову со своими советами и абстрагироваться от личной жизни Попова. Получалось довольно хорошо, с учётом того, что последние дни он с утра до ночи корпит над проектом в офисе, следовательно, не видит Арсения. Вот и сегодня он приходит в их квартиру за полночь, уставший и голодный. Антон и рад был бы, как и задумывал, сразу лечь спать. Хотя бы потому, что сама атмосфера, царившая в их с Арсом «сонном царстве» вызывала лишь одну эмоцию — вялость. Но оранжевая полоска света, ненавязчиво тянувшаяся из двери его комнаты, и посторонние звуки, исходившие из неё же, заставили серьёзно насторожиться и прислушаться. Звуки, неразборчивые и глухие, не напоминали абсолютно ничего знакомого, а при том, что Арсений, наверняка, сопит в своей кровати, их источником точно так же может быть что угодно. Комната соседа сверкает темнотой, дверь в неё открыта нараспашку, Антон осторожно выглядывает из-за косяка, но видит лишь зияющую пустоту на застеленной кровати. Теперь, будучи уверенным, что именно Арсений ошивается в его комнате, и заметно расслабившись, он вслух задаётся логичным вопросом: — Чё за хуйня? Негласная договорённость не лезть в спальни друг друга только что была нарушена одним пиздоёбистым мужиком, который то ли начал курить траву, то ли пытается вывести Антона из себя. Он в два широких шага пересекает небольшой коридор между дверьми, дёргает ручку на себя и тихо охуевает. На его постели лежал мужчина. Выгибаясь и стеная до приятных колик в животе Шастуна, он не замечал ничего вокруг себя. Уткнувшись носом в подушку, он с шумом втягивает воздух, и в следующий момент комнату снова поражает громом восхитительных стонов. Дырочка ануса плотно обхватывала сразу три пальца, активно движущихся внутри, сгибающихся и разгибающихся, выбивающих непозволительно громкие звуки из с наслаждением на них насаживающегося тела. Сладкие громкие стоны, разрезая тёмную тишину, оглушительным эхом отражались в голове. И самое страшное, Антон понял, в этом мужчине он узнал своего соседа. Те же накачанные бёдра, упругая задница, обычно вызывающе плотно обтянутая тканью спортивок. Те же плечи, довольно широкие, угловатые, «модно» выбритый затылок и спина. Сплошь в родинках, взмокшая и блестящая в свете ночника, с плавно перекатывающимися под бархатной кожей мышцами. Возле Арсения на покрывале лежало что-то длинное и серебристое, посылающее на потолок яркие искорки, и Антон задержал дыхание… «Падающий из окна луч света отражался от чего-то металлического, находившегося в нём.» «…— Эй!» "— Спина? — Спина… Ага.» «—…Лучше заплатить немного больше за дюрекс, чем потом, когда всё внутри зудит, обновлять её по стопятьсот раз.» "— У меня сегодня встреча. Готовился.» Осознание обрушивается на него десятитонной фурой, и пальцы начинают мелко подрагивать, когда Арсений снова в исступлении кричит. Болела у Арсения не спина, а задница. Готовился он к сексу с мужиком, а не с девушкой. Говорил про смазку, а не презервативы, и прятал в нижнем ящике комода вибратор. У Антона кружится голова, почему-то топорщится ширинка и горит страстным пламенем низ живота. Он, не веря собственному открытию, медленно подходит к краю кровати. На стене, помимо сладостно изогнутой тени, появляется ещё одна, высокая и немного сутулая. Антон сжимает себя одной рукой, другой тянется к внезапно желанному телу, к длинным, блестящим в смазке пальцам, то скрывающимся, то снова показывающимся из нежного лона. Арсений вздрагивает, почувствовав чужое прикосновение, сжимается на мгновение, но, учуяв запах, в точности который источала подушка, с наслаждением выдыхает и обеими руками сжимает влажную от собственного пота наволочку. А Шаста словно магнитом притянуло. Он жадно мнёт упругие ягодицы, разводя их в стороны, открывая своему взору разработанное отверстие, возбуждённо дышит и хочет поскорее избавиться от приносящих тянущую боль брюк. Член стоит так крепко, что налившиеся яйца звенят рождественскими бубенцами, а Арсений положения не улучшает. Выпячивает, прогибаясь в пояснице, зад, мычит, кусая губы, в ожидании. Антон в спешке давит из тюбика ёбаный дюрекс, который советовал ему мужчина и лежал тут же, рядом с серебряным нечто. Входит уверенно, одним толчком, слышит судорожный вздох и срывается. В тёмные волосы вплетается окольцованная пятерня пальцев, заставляя голову безвольно дёрнуться наверх, подставляя под прохладный сквозняк, тянущийся из окна, алое лицо. Арс хрустит позвонками, когда рывком наклоняет голову к плечу, освобождая Антону место для поцелуев. Жаркие губы влажно исследуют бледную тонкую кожу, и в голове набатом громыхает «Он весь твой, сейчас он весь твой». А «сейчас» не хочется, хочется «всегда», и по какой-то необъяснимой причине это Антону кажется правильным настолько, что он с рыком прикусывает нежную кожу у кадыка, помечая мужчину, как свою собственность. Антон берёт грубо, врывается внутрь резко, страстно, доказывая, что он лучше других, что Арсений должен выбрать его. А у Арсения, собственно, сомнений особо не было. Высокий мужчина с длиннющими пальцами будоражил богатую фантазию, заставлял прятаться в ванной, как мальчишке, растягивать себя с одной только мыслью: «Это он ко мне прикасается». В самые отчаянные моменты приходилось пробираться в его комнату, пока сам Антон на работе, ложиться на простыни и задыхаться его ароматом, чувствуя, как растёт выпуклость в штанах. Стыдиться этого (ну не шестнадцать же ему, в конце концов!), но продолжать проскальзывать в чужую спальню, доводить себя до пика. А сегодня всё вылилось в эту, не сказать, что непреднамеренную, близость. Антон стонет, Арсений стонет и изливается на постельное бельё, ни разу к себе не притронувшись. Оранжевый свет мягко обволакивает подрагивающие от настигшего его оргазма плечи, и Шастуну нравится смотреть. Мужчина под ним смотрится до ужаса привлекательно, Антон даже теряется от того, что не мог заметить этого раньше. Он в последний раз толкается глубоко внутрь и ярко кончает. Перед глазами пляшут разноцветные звёздочки, рядом лежит пышущее жаром, тяжело дышащее тело, и Антон впервые за последние дни счастлив. Он, в порыве внезапной нежности, прижимается лбом ко лбу Арса, булькает что-то неразборчиво и со всей отдачей прикасается губами к влажным губам мужчины. Арсений устало улыбается, вяло шевелит губами и чувствует себя прекрасно. — Ты специально? — оторвавшись, спрашивает Антон. — Специально что? — Устроился у меня. Да ещё и таким наглым образом. — Не так чтобы очень, но да. Отчасти. Считай, что я тебе очень тонко намекнул о своей симпатии. Арсений сладко потягивается и кладёт руки на затёкшую поясницу. Широкая ладонь тут же ложится поверх. — Больно? Могу растереть. — заботливо сыпется на Арсения. — Массаж вообще помогает от этого? — Нет, — мягко бормочет мужчина. — Но от массажа отказываться не буду. Я что, дурак? — Как бы тебе помягче сказать… — шутливо тянет Антон и тут же смеётся, почувствовав слабый толчок под рёбра. — Ты не дурак, а долбоёб. Ну кто так делает? — Я всё делаю по принципу «работает и ладно». С тобой сработало, значит мой принцип действенный. — Ну заебись теперь. — Заебись будет, когда ты сделаешь мне массаж. И кофе. Только не твой три в одном, а нормальный. — Какой ты, оказывается, говнюк! — Хочешь жить — умей вертеться. На губах Арсения белозубая улыбка, а в душе чистой воды покой.