Я тебе должен

– Невиновен! Они признали его невиновным. Никакой защиты, и Мориарти на свободе! Шерлок? Ты слушаешь? Он вышел, и ты знаешь, что он придет за тобой. Шерл... – Холмс нажал «отбой», и голос Джона оборвался. 

 Шерлок ждал этого. Он знал, что именно таким будет вердикт присяжных. Разумеется, Мориарти «поработал» с жюри, добравшись до каждого. У любого человека есть болевые точки, надо только уметь их найти. А это совсем несложно, если ты способен не просто смотреть, но и видеть. Если ты можешь использовать свой мозг не только для чтения перечня продуктов, написанного рукой жены, но и мало-мальски анализировать. 
 Шерлок был бы очень удивлен, если бы Мориарти осудили. Человек, взломавший систему безопасности Лондонского Тауэра, Пентонвильской тюрьмы и Банка Англии просто не мог не справиться с такой тривиальной задачей, как нейтрализация двенадцати недалеких присяжных, имевших кто маленьких детей, а кто шашни на стороне. 
 И самое главное – шокировавший всех взломщик ничего не взял. Ни-че-го. Это было представление в чистом виде. Вызов. Провокация. Точно так же, как и этот нелепый суд. Неужели никто, кроме Шерлока, не понимает этого? Никто не видит, что это фарс, блестяще срежиссированный Мориарти, целью которого является только одно – заманить всех в приготовленную им ловушку, в немалой степени при помощи показаний Шерлока. Но зачем ему понадобилось устраивать так, что свидетельствовал против него именно Шерлок. Что это? Позерство или очередной виртуозно продуманный ход, намеренно пунктиром соединяющий в сознании людей Холмса и Мориарти? Вот только для чего?.. 
 «Первая ошибка. Джеймс Мориарти – не человек. Он паук. Паук в центре сети. Криминальной сети с тысячью нитей. И он в точности знает, как дергать каждую из них», – собственные слова эхом прозвучали в голове Холмса, оживляя в памяти легкую издевательскую полуулыбку и чуть заметное высокомерно-одобрительное покачивание головы заклятого противника. От этого воспоминания по телу прошла горячая тугая волна. Сверху вниз. Вдоль всего позвоночника. В точности как тогда, в зале суда. Словно кто-то провел по коже обжигающе ледяным дулом пистолета. Шерлок вспомнил, как в глазах кривляющегося шута мелькнула никем более не замеченная тень, заставившая Шерлока сказать нечто очень двусмысленное. 
 «Я вытащил пистолет, он пытался взорвать меня. Я ощутил, что между нами есть что-то особенное», – Шерлок тогда внутренне вздрогнул и отчетливо увидел отражение своего удивления в широко распахнувшихся от притворного изумления смеющихся карих глазах. Темный взгляд скользнул по скуле: физически осязаемый, царапающий, словно прикосновение шершавого языка или хитиновой лапки диковинного и опасного насекомого. Шерлок мог бы поклясться, что почувствовал горячее дыхание возле своего уха и буквально «услышал» хихикающий шепот, которым Джим «говорил» с ним, в то же самое время молча стоя у скамьи подсудимых и глядя ему прямо в глаза: «Хорошо-о-о, очень хорошо, милый. Не упрямься, ты же знаешь, что будет дальше. Давай же, помоги мне. Что бы ты ни сказал, ты играешь мне на руку», – полный вызывающе откровенного эротизма хриплый выдох притворного сочувствия к положению «второго пилота поневоле», в котором оказался Шерлок, щекочет кожу, тело покрывается мурашками. Нахальный язык с влажным, чмокающим звуком обводит ушную раковину, вкручивается внутрь, трепеща и словно удлиняясь непостижимым образом. Он проникает глубоко, и его ритмичные, толкающиеся движения напоминают коитальные фрикции. «Я доберусь до тебя, – слышится Шерлоку. – Я. Тебя. Поимею. Я – тебя. Не наоборот». Чужие ловкие пальцы проскальзывают по животу вниз и сжимают ткань брюк в районе паха. Чуть перекатывая и сдавливая, вызывая омерзительно сладкую дрожь где-то глубоко внутри, они поглаживают и дразнят, а мгновение спустя пропадают также внезапно, как и появились. Шерлок встряхнул головой, пытаясь избавиться от гнетущего и в то же время манящего своей неправильностью наваждения, абсурдная реалистичность которого никак не дает ему покоя, заставляя мысленно переживать это снова и снова. И всякий раз это воспоминание вызывает в Шерлоке смешанное ощущение отвращения и возбуждения. Надо собраться. Сконцентрироваться. Он придет сюда. Ни в коем случае нельзя позволять, чтобы эмоции одержали верх над его холодным, безупречным разумом. Так можно упустить что-то важное и снова оказаться в роли догоняющего. В роли зрителя, которого блистательный фокусник выбрал случайным образом из зала. Жертва изо всех сил пытается держаться с достоинством, но все равно не может предугадать намерения хозяина шоу, находясь в крайне невыгодном положении. 
 Внешне абсолютно спокойный, предчувствуя долгожданный и сотни раз прокрученный в уме разговор, Шерлок легким щелчком включает чайник. Такое обыденное и ритуальное действо, как чаепитие, позволит если не направить беседу в нужное русло, то хотя бы задать определенное настроение. Затем он расставляет на подносе чашки из тонкого фарфора, молочник и сахарницу и, стараясь привести свои мысли в равновесие, плавным движением берет в руки скрипку. 
«Игрой на скрипке можно легко выманить паука из укрытия. Однако пауки отнюдь не меломаны. Просто они реагируют на вибрации, возникающие в паутине от звуков этого инструмента, и спешат проверить, какая добыча попалась в сети», – отчего-то вспомнилась фраза из передачи с любимого Джоном телеканала Animal Planet. Смычок на мгновение замер в воздухе в паре сантиметров от струн. Шерлок прикрыл глаза и медленно выдохнул. Мелодичные звуки сарабанды партиты №1 Иоганна Себастьяна Баха поплыли по комнате. 
Визгливый скрип ступеньки заставил Джима недовольно поморщиться. «Черт бы тебя побрал, – выругался он про себя, – как я мог забыть про нее? Надо быть внимательнее». Помедлив пару секунд, пока вновь не зазвучала прерванная на мгновенье мелодия, он осторожно поднялся к двери в уже знакомую квартиру, неслышно тронул ручку и замер на пороге. 
– Большинство людей стучатся, – холодно поприветствовал вошедшего Шерлок. Джим оценивающе скользнул по нему взглядом, удовлетворенно отметив, что под напускной холодностью Холмса прячется тщательно скрываемое любопытство и напряжение, которое могло бы укрыться от кого угодно, но только не от него. – Но ты ведь не большинство, полагаю. Чайник только что вскипел, – Шерлок опустил скрипку, стараясь не выдать внутреннего волнения, мощной волной адреналина пронесшегося по его венам, кольнувшего кончики пальцев мириадами игл и закончившего свой путь где-то внизу живота. Опасность и желание во что бы то ни стало разгадать Джеймса Мориарти и его намерения относительно самого Шерлока заставляло кровь консультирующего детектива быстрее бежать по жилам, приводя в состояние сильного возбуждения. 
Казалось, воздух превратился в почти осязаемую плотную субстанцию, потрескивающую электрическими разрядами, которые пробегали между находящимися в комнате людьми. 
 Джим лишь неопределенно повел головой в ответ, не считая нужным опровергать или подтверждать очевидное. Мягко ступая по ковру, он протянул руку к стоящей на столе вазе и взял из нее ярко-красное яблоко. 
 – Иоганн Себастьян ужаснулся бы, – хмыкнул Мориарти, не собираясь делать комплиментов игре Шерлока, хоть и счел про себя исполнение довольно сносным. 
 – Можно? – добавил Джим тоном, отчетливо показывающим крайнюю степень презрения и усталости от всех этих бесполезных и, в конечном итоге, ни на что не влияющих формальностей. Шерлок сделал приглашающий жест, указывая смычком на кресло, в котором обычно сидел Джон. Но Джим проигнорировал его приглашение, заняв кресло Холмса, удобно повернутое спинкой к окну, оставив хозяину дома хорошо освещенное кресло Уотсона. 
– Знаешь, Бах, лежа на смертном одре, слушал, как его сын играет на пианино одно из его... произведений. Мальчик прервался, не закончив... – несколько задумчиво начал диалог Мориарти. 
– И тогда умирающий вскочил с кровати, подбежал к пианино и доиграл, – вступил в разговор Шерлок, не выдержав нарочито небрежного тона гостя и раздражаясь на себя за странные реакции, возникающие где-то в паху от звуков этого голоса, напевно растягивающего слова.
 – Не выносил незаконченных мелодий, – чуть сокрушенно, сочувствуя чужому положению, словно подтверждая, как хорошо оно ему знакомо, кивнул Джим. 
– Как и ты, потому и пришел, – Шерлок не нашел ничего лучше, чем подвести очевидный итог, предлагая гостю начать тот самый разговор, ради которого он, собственно, явился. 
– Скажи честно, ты ведь немного рад, – не стал разочаровывать собеседника Джеймс, ловко надрезая лазерманом шкурку яблока. 
– Приговору? – откликнулся Шерлок.
 – Мне. Тому, что я на свободе, – Джим улыбнулся уголком рта, принимая чашку из руки Холмса и одаривая его пронзительным взглядом, от которого вдруг ворот собственной рубашки показался Шерлоку слишком тесным. Словно чья-то невидимая рука набросила на его шею удавку и затягивает ее все туже. Одновременно с этим ему отчего-то показалось, что он находится не в своей квартире на Бейкер-стрит, а где-то совсем в другом месте. 
– Каждой сказке нужен старый, добрый злодей, – Джеймс растягивает губы в улыбке, обнажая острые и мелкие, как у хорька, зубы, и в его глазах разгорается недобрый огонек. Шерлок вглядывается в лицо Мориарти, отмечая про себя, что радужки глаз почти полностью закрывает тьма, затягивающая в себя, и внезапно отчетливо ощущает неизвестно откуда взявшийся запах старого дерева и сырости. Вновь эти странные метаморфозы сознания. Но если слуховые и визуальные галлюцинации еще хоть как-то можно объяснить (он в последнее время почти ничего не ест и слишком мало спит), то с тактильными Шерлоку не приходилось сталкиваться. Во всяком случае, до того абсурдного суда. И этого странного визита. 
 Джим не спускает с Шерлока взгляд, буравя его потемневшими глазами: 
 – Я нужен тебе. Без меня ты – ничто. Потому что мы одинаковые, ты и я. Только ты – скучный. Ты на стороне ангелов, – Мориарти презрительно кривит губы, словно сожалея и собираясь исправить это досадное недоразумение, и комната будто бы растворяется. Голос Джима доносится откуда-то издалека. Холмс продолжает поддерживать диалог, одновременно все больше погружаясь в какое-то измененное состояние. «Сумеречная зона», – услужливо выдыхает в ухо приглушенный голос Мориарти, и Шерлоку начинает казаться, что они с Джимом говорят уже вовсе не о своем соперничестве и не о том, как Джиму удалось добиться оправдательного приговора. 
 – Ты вроде собирался сердце мне выжечь? – Шерлок старается удержаться в границах реальности, борясь со странным чувством, что затягивает его куда-то в зазеркалье, которое становится до одури настоящим.
 – О, да. Это проблема. Последняя проблема. Ты понял ее суть? В чем последняя проблема? А я ведь уже говорил. Вопрос – слушал ли ты? – Джим напевно растягивает фразу, и в его глазах Шерлок читает: «Не сопротивляйся мне. Это бесполезно. Ты еще не понимаешь, но это все равно случится. Это всего лишь игра. Но разве ты знаешь ее правила?» 
– Тебе всегда так сложно сказать: «Я не знаю».
 – Я не знаю, – быстро отвечает Шерлок на оба вопроса: тот, что задал ему Джим и тот, который он прочел в этих пугающе потусторонних глазах. 
 – О, это умно, очень умно, чертовски умно, – кривляется Мориарти. – Кстати об уме, ты уже рассказал своим маленьким друзьям?
 – Что именно? 
– Почему я совершил столько взломов и ничего не взял?
 – Нет.
 – Но ты понял? 
– Несомненно. 
– Тогда скажи.
 – Хочешь, чтобы я сказал то, что ты и так знаешь?
 – Хочу, чтобы ты доказал, что знаешь это.
 – Ты ничего не взял, потому что тебе это не нужно.
 – Хорошо-о-о.
 – Тебе уже никогда не понадобится что-то брать.
 – Очень хорошо. Потому что?.. 
– Потому что ничто в Банке Англии, Тауэре или Тюрьме Пентонвиля не может сравниться с ценностью ключа, который туда тебя впустил. 
– Я могу любую дверь отворить с помощью несколько строк компьютерного кода. Он открыл для меня все банковские счета. Для меня секретности уже не существует. Я знаю ВСЕ секреты.
 – Ядерные коды? – Шерлок словно тонет в этих широко распахнутых колодцах, наполненных густой черной смолой. Внезапно от этого взгляда он ощущает холодок по коже и будто видит себя со стороны, обнаженного и прижатого к какой-то деревянной колонне в полутемном подвале, с высоко поднятыми над головой руками.
 – Я могу взорвать страны НАТО в алфавитном порядке. В мире закрытых дверей тот, у кого есть ключ – король. И, милый, ты должен был видеть меня в короне, – Джим поводит головой из стороны в сторону и сладко жмурится. 
 – И ты объявил об этом на суде, продемонстрировал миру, на что ты способен.
 – С твоей помощью. 
 Шерлока передергивает, и снова ему чудится, что в нос ударил запах сырости. 
Он хочет отстраниться, но веревки надежно удерживают его на месте, от каждого движения сильнее впиваясь в запястья. Дышать тяжело из-за тугого ремня, которым он привязан в районе талии к этой чертовой колонне. Шерлок пытается повернуть голову и осмотреться, но вокруг лишь размытые контуры, и где-то рядом слышится неясное позвякивание каких-то легких металлических предметов. 
– Для чего это все? – Шерлок уже не совсем понимает, в какой из причудливо раздвоившихся и переплетенных реальностей задает этот вопрос. Запястья затекли и начинают причинять довольно ощутимые неудобства. Сидя в кресле, он чуть заметно разминает руки. Стоя у столба, он слышит, как кто-то бряцает тонким металлом и приближается к нему сзади. 
 – Я хочу решить проблему. Нашу проблему. Последнюю проблему, – Джим исподлобья обжигает Шерлока взглядом цепких черных глаз, проникая в самое его естество. – Это начнется очень скоро, Шерлок... падение. Падение – это почти как полет, только с более предсказуемым финалом, – непроницаемое выражение лица, четко выверенная мимика, глаза, безумные ровно настолько, чтобы собеседник начал сомневаться в его и своей нормальности, запутывающий и увлекающий за собой строго продуманный диалог... 
Джим подходит ближе к связанному и проверяет надежность узлов веревки, оценивающе сверху вниз скользит взглядом по обнаженному телу и удовлетворенно цокает языком. Кожа на спине его невыносимо вожделенного врага светлая, гладкая. Косточки позвонков и лопаток проступают легкими полутенями. Джим прижимается вплотную и скользит жадным взглядом по упрямому профилю. Видит, как часто и нервно бьется пульс в сонной артерии. «Как ты думаешь, что произойдет дальше? Ты знаешь, что я приготовил для тебя?» – снова этот шепот, неслышный, но проникающий под кожу и заставляющий волосы вставать дыбом. 
 – Никогда не любил загадки, – Холмс дергается в тщетной попытке освободиться и с омерзением осознает, что у него довольно сильная эрекция. Член Шерлока упирается в столб, к которому он привязан, и это мешает возбужденной плоти подняться до конца, причиняя некоторую боль и усиливая чувство унижения.
 – Учись. Потому что я должен тебе падение, – яростный взгляд карих глаз прожигает Шерлока насквозь. Мориарти уверенным движением делает первый прокол. Шерлок резко втягивает носом воздух, непроизвольно напрягая все мышцы, сильнее затягивая веревку, фиксирующую связанные над головой руки. Влажный лоб упирается в темное, почти черное дерево подвальной колонны. Широкий кожаный ремень плотно прижимает тело к влажному столбу, лишая возможности сопротивляться. Оскалившись, Джим почти ласково дотрагивается кончиком пальца до вздувающегося бугорка, уже готового выпустить острие окровавленного металла. Загнутая толстая игла идет тяжело, туго. Вспарывает с сухим треском на выходе. Джим быстро продевает в прокол вслед за иглой кольцо из медицинской стали, щелкая замком застежки. Любуясь результатом и предвкушая картину, которая должна получиться в итоге, коротким змеиным движением облизывает губы, словно пробуя на вкус еще не раскрасившую губы красным чужую кровь, и приступает к следующему проколу. 
 Шерлок вздрагивает всем телом от прикосновений металла, который становится отвратительно теплым от собственной крови и пальцев этого ненормального маньяка с глазами голодного паука и мозгом острым, как вонзающаяся в кожу игла. Наконец, спустя какое-то время, показавшееся Шерлоку вечностью, приготовления завершены. «Можно приступать к главному блюду, – приторно тянет голос Джима над ухом. – И, милый, ты должен был видеть меня в короне!.. Королю нужна королева. А какая королева без подобающего платья на элегантном корсете? Корсете из собственной кожи. У меня для тебя подарок, Шерлок». 
 Перекрестья лягут ровно, сложатся в безупречный паутинный узор. Джим берет туго свитую шелковую бечевку и начинает продевать ее в стальные колечки, украшающие собой израненную и покрасневшую спину Шерлока. Мориарти шнурует своего рейхенбахского героя. И, даже не видя лица Шерлока, прекрасно знает, что тот уже искусал себе все губы от унизительного удовольствия, доставляемого этим подчиняющим превращением из пикового туза в даму червей. 
Бечевка продета во все колечки, и теперь достаточно ее лишь немного потянуть, чтобы рисунок стал идеальным. Шерлок зло и сдавленно шипит, но Джима это только сильнее заводит. Он поддевает пальцем нижнее перекрестье и медленно, наслаждаясь проступающими кровавыми каплями, запоминая, как натягивается кожа, делает почти незаметное движение. Важно правильно рассчитать усилие, иначе крови будет слишком много, и она испортит узор, образованный черной шелковой шнуровкой с красными каплями возле проколов. 
Изящным узлом завязывая бечевку и придвигаясь вплотную, Джим прикасается губами к окровавленной коже. Затем кладет руку Шерлоку на горло и чуть сжимает ее. «Почувствовав запах крови, пауки теряют самоконтроль», - мурлычет он в ухо подрагивающей жертвы. «Хочешь проверить, так ли это?» – Джим сводит пальцы на шее сильнее, а второй рукой тянет за узел бечевки. Шерлок хрипит от боли и с ужасом понимает: он возбужден этой пыткой настолько, что готов кончить от одного только удушающего сдавливания и вжимающегося в его бедра напряженного члена заклятого врага. 
 Не в силах удержаться, Джеймс проводит раскрытой ладонью по получившемуся «корсету», перебирая перекрестья, ощущая каждую неровность и пачкая пальцы в чужой крови. Мысль о том, что эта субстанция питает мозг его гениального противника, будоражит сознание. Быстро убрав руку с горла Шерлока, Мориарти расстегивает молнию и дает брюкам упасть. Проведя окровавленной ладонью по своему возбужденному члену, приставляет его головку к ягодицам Шерлока. Запустив пальцы ему в волосы и оттягивая голову назад, скользит по его щеке языком и выдыхает, опаляя своим дыханием: «Я...» – головка члена толкается внутрь и мучительно растягивает неподготовленные мышцы, – «тебе...» – Шерлок задыхается от боли и унижения, теряя контроль и содрогаясь всем телом от подступающего оргазма, – «должен...» – член Джима входит в него, изливаясь и пульсируя после нескольких резких толчков и заставляя Шерлока кончить, заходясь в немом крике. 
 Джеймс, не мигая, смотрит на Шерлока, втекая в него расплавленной смолой яростных и решительных глаз, и медленно уходит. Словно очнувшись ото сна, Шерлок берет в руки яблоко, оставленное на подлокотнике кресла, и вздрагивает. 
 «Я тебе должен».