три-четыре-три

Три-четыре-три. Это не улыбка вовсе, а полноценный оскал. Проект - саванна, где каждому отведено свое место. Милас щурится и скалится, издавая утробное рычание. Сомнений в том, что ее естество - быть хищником, нет ни у кого. Она прокручивает в руках сочный кусок плоти, состоящий из чужого страха и липких сплетен. Приподнятая бровь - визитная карточка, предупреждающая каждого об очередном падении в животных глазах. Вокруг копошатся гиены, похрюкивая от радости в виде гниющих остатков вчерашнего ужина. Им любое под морду швырни - все сожрут за милую душу. Быть со стаей равно быть стадом. Простецкая формула, но что глупые животные понимают в арифметике? Ксения бьет первой, зная лишь единый закон этого мира. Каждая роль для каждого - очевидна. Но те, кто примеряют на себя наряд не по размеру - раздражают. Аня Горохова - не хищник, считает Милас, а жалкий грызун. Ее участь - прогрызать мелкими зубками все, до чего достанет. Право, она старается, пытается, этого не отнять, хищник это признает. У Ксении нет своего прайда, она - изгой, но стоит лишь повернуть взгляд на противоположный угол, и картинка сменяется новым слайдом. Она - фаворит, не понятый и не принятый остальными за счет ограниченной зависти. Но Горохова не просто так зовется «горой». Она идет по своему пути, почти не спотыкаясь об чужие капканы, поставленные не по ошибке. Аня смотрит прямо. Не опускает взгляд в ноги, не дрожит. Милас облизывается. Фарс - на ней, скидывать свой флэш еще очень рано из под рукавов. Ксюша (уменьшительно-ласкательное так ей не к лицу) первых шагов не делает, лишь наблюдает издали, лениво, по-кошачьи задевая невзначай. Горохова не оценивает. Либо нападай, либо отойди - все же так просто, для чего усложнять? Но хищник умеет не только охотиться и загонять в угол. Хищник не видит перед собой другого хищника, ошибочно принимая противника за жертву. Аня долго терпеть не будет: нарциссизм не справится со вселенским упрямством. Рыкнет, мол, не мешай, свали с дороги, чего нужно-то? А Милас мурчит, хохочет, потешается. Глаза застланы пеленой собственной непревзойденности. Если никто не побеждал - значит, я лучшая. Но ведь всего лишь никто и не нападал. Не тронь падаль - и смрада не будет. - Ты со своими девочками развлекайся, понятно? - шипит Горохова так, что зрачки сужаются, и звериное нутро преобладает над человеческим. - А ты не моя девочка разве? - дразнит Милас, посмеиваясь. Ее все это заводит по-звериному, по простому. Аня сжимает кулаки. Когтями впивается в кожу (не нежную далеко, в грубую, мозолистую, которая проскребла уже не один десяток бетонных блоков), предупреждающе отходит в сторону. А Ксюше все смешно да забавно, будто птенца из гнезда на землю твердую спрыгнуть заставляет. Близко не подходит, но и отдаляться не собирается. - Ты можешь вообще меня не трогать? Сиди на своем выдуманном троне и радуйся, что вообще здесь находишься. Вот это уже по-серьезному заявление сделано, такое Милас не нравится. Бровь вновь выгибается, с предупреждением. - По-твоему, я не достойна? - голос хриплый, с оттенками ненависти проблескивающими. - По-моему, ты дальше носа своего не видишь, - и права ведь, Ксения не замечает нот отчаянных, которыми пронизаны слова эти, - у нас свои дороги, параллельные, не пересекутся никогда, понимаешь ты? Не понимает, черт возьми, животное это ничегошеньки. Горохова губу закусывает клычками только прорезавшимися. И брови хмурит от бессилия своего. Тело из плоти, костей да сухожилий кровавых. Все просто - химия, физика, биология соединились в тандеме, являя пред собой плод эволюции. Разум и чувства - попробуй зверю объясни, из какого теста слеплено чудо это. - Так поменяй параллель на перпендикуляр. Ты же вот, школу недавно окончила. Выпускной когда был, месяц назад? - Милас играть любит, жаль только, глуповат и беден запас эмоций ее. Черное и белое. Хорошо - плохо. Любить и ненавидеть. Промежуточного нет. - Я после девятого ушла. - Будто мне это интересно, - бросает хищница в ноги, как тряпку половую, - тебе сигареты по паспорту продают-то еще с опаской, а ты со мной тягаться хочешь. Гороховой надоедает. Ходят вокруг да около, одно и тоже разными словами перемалывают. Абсурдно и глупо, но никто не решается завершать начатое. Ане противно до тошноты осознавать всякое: что вместо укуса спонтанного со стороны нахалки хочется руки теплой, по направлению шерсти. Что холод в глазах напротив растопить хочется, да хоть палкой по льду этому вечному долбануть: что-у-год-но, лишь бы самой не выдать себя, дуру наивную. Подобного ожидать можно лишь если превратиться в карманное зеркало Милас, да и то не факт что выйдет, она другое предпочтет, в рост полный, чтобы до конца собой упиваться. - Просто отвали, - результат всех мыслей роящихся пчелами в черепной коробке, предел, так сказать, обработанный, - поздно уже. Завтра продолжишь, если для тебя это важно так. И уходит, разворачиваясь на пятках, устало теребя пучок на голове и руки к себе прижимая. А Ксения обрубает на полуслове свое желание прошипеть горькое «останься, блять», ведь времени еще - достаточно, а вольер - огромный, чтобы раздобыть очередной повод и местность для несказанного отчаяния.