Почему так больно жжет?

      Он долго смотрел на ее растрепанные волосы, разбросанные по нежным плечам, в которые она чуть ли не ногтями впивалась когда-то, крича о том, как сильно любит его. Белая помятая блузка мешковато свисала на худом теле, - она снова заснула в его одежде. В квартире еще стоял аромат свежеприготовленного ужина, и некое тепло ударило прямо в душу молодого человека, только переступившего порог. Он не решался сделать шаг, он запоминал все детали, обращал внимание на все мелочи, даже на то, как невесом шаг девушки всегда встречающей его дома. Она – хранитель домашнего очага и уюта, она хранитель его сердца, так живо трепещущего в груди. Буквально впорхнув в его руки, девушка вдохнула запах улицы и сигаретного дыма, который Юнги принес с собой. Он был холодный, а она безумно теплой и от этого в груди у них больно жгло. Но никто не решался сделать шаг назад. Его жизнь перешла на бег и он знал только одно – эта девушка будет воздухом, вечно сопутствующим его везде и всюду, будет лучом солнца, пробивающимся сквозь наглухо закрытые шторы. Ее нельзя назвать музой или вдохновением, нельзя также сказать, что жизнь без нее теряла бы свои краски, однако она занимала свое место в сердце юноши, а из сердца, как известно многим, слишком больно вырвать кусок. Юнги никогда не посвящал ей свои песни, никогда не писал ей стихи, он никогда не бросал работу ради нее, никогда не переставал бояться потерять ее. Она вроде бы тут, ждет, пишет сообщения, звонит и волнуется, но в то же время – открой форточку и улетит. Да вот только птица она неперелетная.       Только этот день остается выжженным в его воспоминаниях. Омываемая морской мутной водой память, полирует все словно камни, делая их гладкими и безликими. Он съехал с этой квартиры, сменил палитру теплых оттенков на более холодные. Работал на износ, лишь бы только все было как раньше – он на работе, занят, а она дома, ждет. Но больше не поступали сообщения на телефон, полные бесконечной и чистой любви, телефон не разрывался звонками, да и не было больше предвкушения возвращения домой. Пустая и маленькая квартирка в загруженном Сеуле напоминала каморку, где находили себе пристанище грусть, сожаление и боль. На прикроватной тумбочке всегда стояла бутылка виски и вечно пустой стакан, сигаретами пропахла простынь и подушка, в ванной комнате висело разбитое зеркало и тусклый свет пробивался сквозь небольшую форточку. Он видел, как все сгорает перед ним, но ничего не делал. Он оставался молчаливым наблюдателем, без эмоциональным зрителем в театре, не замечающим, как его жизнь становится каким-то малобюджетным сериалом, а люди, ранее игравшие главные роли, стали частью массовки. Он не протянул ей руку, не попытался ухватиться за нее, она, как птица не познавшая полета, упала с обрыва на скалы. Сначала он отрицал ее значимость, убеждал себя в том, что ее отсутствие в жизни легко заменить чем-то другим, потом становилось труднее, через некоторое время он заметил, как небо затянулось тучами и послышался гром. Впервые в своей жизни ему захотелось сгореть заживо не из-за любви, а из-за вакуума внутри, что так быстро увеличивался, словно рак пожирая еще здоровые и готовые бороться с недугом клетки. Ее нет. А как смириться? Как признать, что все могло быть иначе, нежели он ни был безучастным свидетелем своего собственного преступления? Теперь некому согревать его вечно холодные пальцы, некому дарить ему ту самую, нужную каждому человеку, любовь, некому разделить с ним вечность. А ведь они верили в вечную любовь, целуя губы друг друга. Табак, мятная жвачка; яблочный пирог, корица. Она живет в его голове, каждый день настойчиво напоминает о своем присутствии и нежелании исчезать окончательно. Да и Юнги боится ее потерять, боится забыть тот день, тот прекрасный день, когда любовь была еще жива, когда она не была песком, просачивающимся сквозь пальцы.       Открытое окно и холодный ветер развивает серые шторы спальни. Белый дым заполнил маленькую комнату, и вдали сигналит недовольный водитель. Юнги смотрит вдаль, не обращая внимание на неприятные неоновые вывески, свет которых бьет ему прямо в глаза. Хочется исчезнуть в этой темноте, где он так давно уже потерялся.