Cвязь

— Ало, что-то случилось? — Нет, просто позвонил узнать, где ты. Все хорошо? — Я скоро приду. У меня порядок, так что, не переживай, малыш. — Я просил не назвать меня так. — А я тебя когда-то слушала? — Нет, но называть меня малышом, когда ты на голову — если не на две — ниже меня, по крайней мере, глупо. — Отстань. Мне нравится. — Мы будем сегодня гулять? Ты устала? — Для наших совместных прогулок я всегда полна сил. Можешь даже свою мелкую взять, если хочешь. — Нет. Хочу побыть с тобой наедине. — Наедине… На улице? В общественном месте и наедине? Многого хочешь, малыш. — В любом случае, после прогулки мы останемся одни, поэтому я не буду брать сестру. — Хорошо. Все давай, до встречи, я дорогу перехожу. — Будь осторожнее. — Обязательно-обязательно. Пока. — Пока. Девушка отложила телефон в сумку и посмотрела на небо. За высокими зданиями горизонт почти не было видно, а небо мрачнело, прячась за серым покрывалом пушистых, грозных туч. Девушка вздохнула, понимая, что прогулке вряд ли суждено быть. Осмотрев дорогу, девушка убедилась, что никакой автомобиль не норовит сбить ее с ног. Шаг за шагом она почти прошла перекресток, но тут внезапно перед ней выезжает огромная машина. Свет фар, боль и темнота стали последними воспоминаниями, которые отпечатаются в памяти надолго. * * * Яркий свет ослепляет глаза. Веки, налитые свинцом, будто не хотят слушаться хозяйку тела. Этот запах, засевший в памяти с самого детства, не позволяет расслабиться. Наконец девушке удается открыть глаза. Общая палата. На дальней койке кто-то мирно посапывает, белые стены, белые полы и такие же кровати. Запах медикаментов и чего-то противного въелся в эти простыни и стены. За окном густые тучи и льет дождь, из-за чего палата кажется больше серой, но от этого легче не становится. «Мир очень приветливо встретил меня… " — думает девушка и понимает, что на кисть что-то давит. Справа, на специально принесенном стуле, сидит тот, чье лицо хотелось бы меньше всего видеть именно сейчас. Но не почувствовать хоть какое-то облегчение, после взгляда этих карих глаз невозможно. Они источники тепла в этом холодном, промозглом, сером мире. Однако темные круги под глазами и явно не видавшая солнца уже несколько дней бледная кожа, тут же напрягают своим видом. — Я в больнице, — больше утверждение, чем вопрос. Парень кивает. — Что с твоим лицом? Все настолько плохо? — не отвечают, только взгляд уводят, все тепло забирает, и тело сразу пробирает дрожь. Дверь открывается и впускает женщину в халате, чья белизна режет глаза и заставляет зажмуриться. В голове сразу всплывают воспоминания из детства: халаты, маски, уколы, шприцы, ампулы, пакетики с прозрачной жидкостью, контейнеры для сдачи анализов и противный, безвкусный овощной суп — все разом возвращается в голову и заставляет ненавидеть это место. — Доброе утро, — женщина старается выглядеть доброжелательно и, поэтому, ярко улыбается, от чего на щеках появляются ямочки. — Здравствуйте, — голос охрипший, противно слушать, от чего девушка хмурится. — Как вы себя чувствуете? Голова не болит? Тошнота? — Только голова немного, наверное, из-за дождя. — Возможно, — женщина снова ярко улыбается. — Какие-то изменения в себе чувствуете? — Вы намекаете, началась ли новая жизнь? — женщина хочет что-то сказать, но девушка перебивает: — Или вы о том, что я не чувствую ног? — лицо женщины заметно приобретает удивленный, а затем и погрустневший вид. Тот, кто сидит рядом все так же смотрит в пол, но ощутимо сжимает чужую ладонь в своей. — Вас сбила машина, — говорит женщина, когда собирается с мужеством продолжает: — По рассказу того, кто вас сюда доставил, огромный, тяжелый внедорожник. Ваша голова пострадала совсем немного, несколько ушибов на теле, синяки, а ваши ноги… В общем, машина проехала по ним. Из-за нагрузки ваши берцовые кости сломаны, в некоторых местах раздроблены, поэтому вы вряд ли еще сможете встать на ноги. Простите. Пока девушка слушает речь доктора, парень все ниже опускает голову, будто это ему приговор зачитывают; будто он больше не сможет пойти; будто это он больше не выйдет на улицу и не улыбнется как раньше; будто это не он должен сейчас оказывать поддержку. Но у девушки нет времени возмущаться. В голове сотня мыслей и каждая хуже предыдущей. Девушке хочется исчезнуть, стереть себя с лица Земли, а сжимающая ладонь рука заставляет возвращаться в реальность, снова и снова переживать этот ужас, когда у нее забрали возможность ходить, приходиться себя по кусочкам собирать, от стен отколупывать, потому что для нее ничего хуже сейчас нет, чем больше не иметь возможности сделать хоть один шаг. Кажется, прежде чем девушка приходит в себя, проходит вечность, но это только кажется, на самом деле не более получаса. — Зачем ты здесь? — вдруг обращается к парню, который застыл как статуя, будто даже и не дышит. Тот поднимает голову и пытается встретиться взглядами, но не получается — девушка смотрит куда-то в окно, куда-то где колышутся ветки деревьев, от порывов ветра, и гремит гром. — О чем ты? Я не понимаю. Я же должен быть рядом. Разве нет? — в голосе недопонимания сто десять процентов, а в глазах грусть бездонная, поэтому девушка не смотрит. Утонуть боится. Всегда боялась. — Зачем мучаешь себя? Нравится смотреть на бледное, серое, измученное лицо? Так у тебя не лучше, иди, посмотрись в зеркало, — парень не понимает, откуда столько монотонности в этом голосе; откуда столько скрытого отчаяния — не понимает девушка. — Зачем ты так? Я должен быть рядом… — Ты никому и ничего не должен. Так же как и все мы. — Нет, я должен! Должен поддерживать тебя сейчас, должен вернуть твою счастливую улыбку, должен был оберегать… и не уберёг, — девушка молчит, все так же пытается что-то разглядеть за стеклом, а у парня буря в душе, тот гром на улице — ничто, по сравнению с его грозой. У него волны негодования за берега заходят, бьют по стенкам изнутри, вырваться хотят. Парень не дает. Знает, что хуже будет, нужно переждать. Терпения у него хватит. Минута, пять, десять, полчаса. Время идет, но никто из этих двоих и слова не говорит. Мир как будто погрузился в тишину и оставил двух людей наедине со своими мыслями, позволил разобраться. Его рука все так же держит ее кисть. Не выпускает, потому что знает, что той поддержка нужна, что без нее не справится, хоть и сильной всегда казалась. — Ты же знаешь, что я ради тебя весь мир переверну и снова построю. Почему тогда сомневаешься во мне? — парень в глаза заглядывает, встречается почти с таким же карим озером, как у него, но только оно темнее, засасывает в себя, не отпускает, давно по рукам и ногам связало, а теперь на дне зрачков одно слово из четырех букв читается и больно делает, все органы в комок превращает, ребра ломает и почти бездыханное тело в стену бросает. — Уйди, — как приговор звучит где-то на задворках сознания, под черепной коробкой бьется, в голове ярким пламенем горит и сжигает все, что там было до этого. Дышать становится трудно, воротник рубашки будто ожил и задушить пытается, наказать за то, что до сих пор здесь сидит и мучает хозяйку прекрасных рук, которые эту рубашку с такой любовью и заботой стирают, гладят и в шкаф вешают. Парень открывает рот в попытке хоть что-то сказать, хоть как-то возразить, но не издает ни звука. В голове тысяча мыслей, тысяча текстов. Половина из них кричит остаться, прижать к себе и не отпускать, другая половина призывает велению следовать и покинуть помещение, оставить наедине, позволить эмоциям вырваться (и своим и ее). Парень тщательно изучает себя, пытается прислушаться к внутреннему голосу. Тот твердит в такт второй половине мыслей и парень сдается. Целует ладонь, встает и уходит, с еле слышным хлопком закрывает дверь и исчезает. * * * Девушка все так же продолжает сидеть на своей больничной кровати. Продолжает сидеть и стараться не думать о пустоте, которая осталась после ухода самого важного человека в ее никчемной, жалкой, скучной жизни. А пустота как вакуум, заполняет внутри все, за границы дозволенного выходит и девушку укутывает. Она сидит и уже не слышит ни звуки дождя, ни раскаты грома, ни сопение соседа по палате, слышит только собственное сердце, которое с каждым стуком все больше раны раскрывает, все больше кровоточит и боли приносит. Почти невыносимо. Но разве можно называть свою боль настоящей, когда только что чуть другого человека словом одним не убила; как видела его метания, в поисках правильного решения; как не ускользнула от взгляда грусть, заполняющая радужку; как заметила дрожащие руки и еле идущие ноги? Она думает, что ей бы награду за терпение, за такое хладнокровие, чтобы клеймом на груди жгла и каждый раз напоминала о том, как не поступают любящие люди с самым близким человеком. Стук сердца и, добавленные секунду назад, горькие и тихие всхлипы разносились тихим эхом по палате, отскакивая от стен и возвращаясь к хозяйке. Зачем она так поступила, зачем попросила и позволила уйти? Ведь для спокойствия души нужно было просто попросить обнять, прислониться щекой к груди или уткнуться в изгиб шеи, вдыхать родной аромат и успокоить разбушевавшееся естество. Почему она так любит все усложнять? Зачем вообще прогнала, какие были мотивы и чего она ждала от самой себя, оставленной наедине с собственными демонами сомнений? Хотела разобраться. Хотела понять, о чем думать и как теперь жить. Без ног она для него будет только обузой, ненужным багажом, за которым надо ухаживать. Все время он будет тратить на нее, не оставляя и минутки свободной для своих целей. Она любит его больше собственной жизни и мечт, поэтому не позволит сделать неправильный выбор. Он будет счастлив, но без нее. И плевать на то, что сердце от подобных мыслей еще больше кровью обливается, еще сильнее стучится о грудную клетку, вырваться хочет. Представляя, как он будет один спать на их кровати, один готовить завтрак, один смотреть любимые фильмы и один слушать музыку девушка продолжает плакать. Слезами пропиталась больничная сорочка и начинает мочиться одеяло, но ей не так важно, что будет она спать в озере из собственных слез, как то, что возможно ему будет не так весело жить одному. Мысли утекают в другое русло. Там, не за горами, он найдет себе ту, которая не будет лишним грузом, которая будет любить так же сильно как она сама, которая на сто десять процентов сделает его самым счастливым парнем на свете и они вместе будут слушать их любимые песни. Вакуум пропадает, и звуки всхлипов смешиваются со звуками разбивающихся о землю капель дождя. * * * Маршрут построен автоматически, потому что мозг отказывается ориентироваться. Вся дорога от больницы до квартиры запоминается в общих чертах, никаких деталей, никакой точности, никакой последовательности. Парень переступает через порог, разувается, снимает верхнюю одежду, плетется в крохотную ванную комнату и смотрит в зеркало. Стекло отражает резко исхудавшее, бледное, с темными кругами под уставшими глазами, лицо. Хозяин отражения будто и не замечает всей серости картины, он видит сквозь зеркало, заглядывает в белоснежную палату, смотрит на ту кровать, где сейчас лежит смысл его жизни и крепче сжимает край раковины. Пытается боль заглушить. Не получается. На очереди спальня, куда хозяин квартиры входит на ватных ногах, и валиться спиной на постель. Потолок в комнате цвета шампань, потому что хозяйке нравятся постельные, спокойные тона, их сочетание. Парень вглядывается в ровную поверхность над ним, старается отвлечься, на секунду забыть о самом прекрасном создании, что в секунду может внутреннего зверя завести и цепи спустить, а потом позвать к себе, приласкать и сделать снова домашним. Снова не выходит, потому что ее имя белым по красному выгравировано на сердце, потому что под веками выбит образ, потому что ее запах под кожей уже, потому что девушка с длинными черными волосами за короткий срок смыслом жизни стала, привязала к себе и не отпускала. И вдруг попросила уйти, оставить, бросить. Одомашненный зверь был шокирован, а сейчас скребется где-то внутри, стенки рвет, наружу выбраться хочет, свое взять и никому никогда не отдавать, рычит. Хозяин игнорировать эту пустоту старается, не расползаться по комнате бесформенной лужей, не размазывать свое существо по бледно-серым стенам комнаты, не кричать от осколков, режущих сердце. Больно слышать такие слова от того, ради чьей улыбки жил, чьим запахом только и дышал, кто приласкал, пряник дал, а потом резко, без предупреждения, кнутом по хрупкому сердцу одним словом из четырех букв. Эта квартира кажется слишком большой, слишком холодной, слишком тихой и бесцветной для одного, смертельно влюбленного человека. Не хватает звука бьющейся о пол посуды, не хватает тихого пения из ванной, не хватает черных тапочек с белыми черепами, не хватает тепла под боком, родного хрупкого тела, разбросанных по кровати локонов волос. Не хватает смысла. На часах около двенадцати ночи, но хозяин квартиры не уверен. Кажется, у парня даже телефон взять и просмотреть время сил не хватает. Их выкачали долгие размышления и щемящая боль в груди. Парня интересует лишь один вопрос, который крутится в голове уже около двух часов: " Больно ли ей так же, как сейчас больно мне? " * * * Прошло около часа, может двух, девушка совсем потеряла счет времени, просто пытаясь, сосредоточится на звуках грозы и стекающих по окну каплях дождя. Внутри было пусто как в стаканах у людей, просящих милостыню. Не осталось ни одной мысли. Все мысли, которые находились в голове, час назад были обдуманы вдоль и поперек, до последних деталей. Ужасно болела голова, хотелось спать. Недавно заходил врач, что-то говорила, но слушать не было сил, поэтому, видя, что пациентка не в лучшем расположении духа, женщина быстро покинула палату. Девушка уже было начала засыпать, отдаленно слышать грозу и забывать о проблемах, как дверь в палату снова открылась и помещение наполнилось запахом миндаля, перемешанный с чем-то химическим. — Господи, Каролина, девочка моя, как ты себя чувствуешь? — этот голос девушка узнала бы из тысячи, а этот приторный аромат парфюма любила только ее мама. Каролина открыла глаза, встречаясь с обеспокоенным голубым взглядом женщины. — Мама, что ты тут делаешь? — Как что? Том позвонил, заявил, что ты в больнице с серьезными переломами. Я, как любящая мать сразу выехала. Пришлось, конечно, повозиться, собрать вещи, например, но как только все было готова я выехала. Отцу не звонила и ничего не рассказывала, пусть работает спокойно, ты же его знаешь, сорвется сразу. Так, как ты себя чувствуешь? — женщина присела на стул и взяла руку дочери в обе свои, вглядываясь той в лицо. — Порядок, мам, — вымученная улыбка. — Ты же знаешь, что мне по жизни везет на неприятности. — Ох, милая моя, все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо. А где Томми? — оглядываясь в поисках парня, поинтересовалась женщина. — Он не с тобой? Думала встречу его здесь. Я позвоню ему, пожалуй, чего это он не поддерживает тебя сейчас, — оборачиваясь в сторону сумки, женщина начала искать телефон. Внезапно рука девушки остановила ладонь матери. — Мам, все в порядке, ему нужно было уйти, какие-то срочные дела. — Что? Какие дела могут заставить его оставить мою дочь лежать в этой противной палате одну? Так не пойдет! Я сейчас же ему позвоню и выскажу все, что о нем думаю, — женщина уже набрала номер и приставила телефон к уху, как Каролина схватила смартфон, сбросила вызов и спрятала аппарат под одеяло. — Мама, прекрати! Я же сказала, ему нужно было уйти, — немного помявшись, девушка добавила: — Я его об этом попросила. — Зачем? — после недолгой паузы недоуменно спросила мама девушки. — Мама, я не хочу, чтобы ты волновалась, но сказать все равно придется, — после глубокого вздоха девушка продолжила: — Мои ноги вряд ли еще когда-нибудь смогут работать. Я инвалид, мама. Моя жизнь закончилась вчерашней ночью, и могла бы закончиться еще раньше, если бы не добрый прохожий, который привез меня в эту больницу. Мама, я не хочу обременять его, если я оставлю все как есть, он должен будет быть моей сиделкой. Я теперь даже в туалет сама не смогу сходить, мам! Я не хочу, чтобы он страдал из-за такой несчастной меня, поэтому попросила его уйти, оставить наедине с самой собой, позволить обдумать все. Я не хочу, чтобы его глаза смотрели на меня с жалостью. Я должна прекратить наши отношения. Почему думать о таком не так больно, как говорить? Почему от мыслей не разрывает настолько сильно, что хочется кричать и выброситься из окна? Почему глаза щиплет и слезы уже текут ручьем, когда высказываешь все то, что сидело в голове на протяжении всего нескольких часов? Женщина реагирует моментально. Родные руки приподнимают хрупкое, исхудавшее тело, и прижимают к себе. Мерно покачиваясь, женщина старается успокоить плачущую дочь. Когда проходит более пяти минут, Каролина успокаивается и теперь просто сидит на кровати и шмыгает носом. Женщина отодвигает девушку, заглядывает в мокрые глаза и говорит: — Глупая, ты же без него жить не можешь, и, я уверенна, он без тебя тоже. Зачем это устроила? Сердце же болеть будет, душа каждый день слезами обливать станет. Ты же не успокоишься, милая моя, пока свою ладонь в его ладони не почувствуешь. Не надо с парнем так поступать. Он тебя не за ноги полюбил, а за внутреннюю красоту. Ты для него как кислород, как вода, он для тебя точно такую же роль играет. Если хочешь поступать так с собой — поступай, но не делай то же самое с ним. Он не заслуживает. — Мама, умоляю, прекрати мне читать нотации. Я уже не в этом возрасте. Взрослая, сама разберусь. Я решила так, значит так и будет! Точка. Мам, не заставляй меня с тобой ссорится, не вмешивайся в наши отношения. В конце концов, мы с тобой три месяца не виделись, можно же просто поговорить? — женщина подминает губы, с минуту молчит, а потом предлагает принесенные с собой фрукты. * * * — Ты вообще нормально тут живешь? Никаких проблем? — Да, мама, все в полном порядке. — Как у тети дома? Не успела к ним заехать, к тебе рвалась, сама понимаешь. — Эм, все хорошо, стабильно, как в любой среднестатистической семье. — Да? — хитрый огонек, промелькнувший в глазах женщины, остается замеченным дочкой. Девушка думает, что вряд ли этот огонек подразумевает что-то хорошее. Растягивая гласные, женщина все-таки изрекает: — Я знаю, что ты у тети уже как два месяца не живешь, — аккуратно съедая кусочек яблока, женщина ожидающе смотрит на девушку, которая жутко краснеет и взгляд поднимать не собирается. — Чего ты молчишь, бесстыдница, сказать нечего? — Мама, я… — Все в порядке. Я еще в середине февраля узнала. — И ты, правда, не хочешь меня отчитать? — А ты уже ждешь, да? Ты же взрослая. В любом случае это когда-нибудь должно было произойти, я всегда повторяла себе эти слова. К тому же ты со своим парнем еще задолго до твоего переезда сюда переписывалась, созванивалась и так далее, поэтому я была практически уверена в том, что ты сразу же побежишь к нему. Но ты молодец, еще потерпела. Вы хотя бы предохранялись? Все хорошо, расслабься, ты сейчас как будто взорвешься! — воскликнула и рассмеялась женщина, видя покрасневшую, смущенную дочь. Девушка, кажется, расслабилась и тоже начала смеяться. — Мама, мне теперь коляска нужна и, наверное, домой поеду. — Уверена? А учеба? — Какая учеба без возможности ходить? — Эй, прекрати, будешь учиться, только через компьютер, сидя дома, а с твоей тетей я договорюсь, будет возить тебя раз в неделю в университет. Все хорошо милая, ты не будешь создавать никому проблем. К тому же ты знаешь, как твоя тетя к тебе привыкла, она же души в тебе не чает, — женщина ободряюще улыбнулась, обнимая Каролину. — Ты самая лучшая мамочка на свете. — Я знаю, милая. Надо соответствовать самой лучшей на свете дочери! " С мамой всегда было легче переносить болячки. " — Думает девушка и съедает, поданный мамой, кусочек манго. * * * Через несколько минут в палату заходит уже знакомая женщина-врач. Посмотрев на девушку и улыбнувшись, она начинает старательно подбирать слова по поводу неутешительного диагноза. Каролина после слов «дорогостоящая операция» и «инвалидная коляска», особо не слушает. Врач легонько хлопает девушку по плечу, опять улыбается и удаляется из палаты, оставляя за собой легкий шлейф цитрусовых ноток и гробовую тишину. Каролина нервно перебирает край покрывала и думает, как бы не возвращаться к, уже, осточертевшей теме. Мать, в свою очередь, снова крепко сжимает хрупкое запястье, оказывая незримую поддержку. — Милая, — наконец подает голос женщина. — Мы соберем деньги на операцию и ты заживешь новой жизнью. Обязательно. — Мама, шанс, что я пойду после операции, меньше пятидесяти процентов. Я знаю о том, что вы с папой готовы на все ради меня, но умоляю, не надо из кожи вон лезть лишь бы помочь мне. Все в порядке. Я уже обдумываю планы на свое будущее. Все будет хорошо и без операции, правда. — Если я не расскажу папе, он меня убьет. — Мама, не надо. Придержи эту информацию в тайне, прошу тебя. Я верю в то, что вы меня безумно любите, да, может быть когда-то мы и соберем нужное количество денег, но не надо торопится. Все хорошо, мам, я со всем справлюсь, — женщина улыбается и опять обнимает дочь. — Ты такая сильная у меня. * * * Наутро Каролина сама удивляется тому, что ночью ее не мучили кошмары, ненужные мысли, и она выспалась. После вчерашнего дождя на улице, наверное, грязь и слякоть. Сегодня с погодой тоже что-то не то, дует сильный ветер. Каролине даже кажется, что дерево, растущее напротив окна, сейчас упадет на здание и разрежет его как торт. Девушка беззаботно следит за снующими врачами через открытую дверь, с опаской поглядывает на дерево и приводит свои ногти в порядок (благо у мамы с собой была пилочка). Мама звонила девушке с утра, узнала про самочувствие, передала телефон тете, потом снова взяла трубку и пообещала, что приедет вместе с тетей попозже. К обеду обе женщины уже сидели в палате и кормили девушку домашней едой, хотя та много сопротивлялась, объясняя это тем, что у нее здоровые руки и она вполне сама может позволить себе держать тарелку с ложкой, но женщины были бескомпромиссны. Тетя (худая женщина тридцати лет) рассказывала о будущем девушки, о том, как она будет по расписанию возить ее в университет и, что это не составит для нее абсолютно никаких проблем. Еще женщина много говорила о своей работе, шутила, травила байки, всячески пытаясь развеселить и так красную от смеха Каролину. После двух часов посиделок женщины, предварительно зацеловав девушку до полусмерти, удалились с обещанием звонить. Каролина совсем не чувствовала себя плохо. Она была безумно счастлива, что у нее есть такая группа поддержки. Без мамы и тети она бы вряд ли сейчас сидела и улыбалась, смотря на то, как собирает свои вещи ее соседка по палате (девушку сегодня выписали, и та с радостью собирала вещи). Через час дверь в палату снова легко приоткрылась. Каролина подумала о том, что это уборщица или еще кто неважный, поэтому так и продолжала лежать на левом боку, спиной к выходу из палаты. Спустя несколько мгновений на щеку легла мужская ладонь. Каролина ее из тысячи бы узнала. Понимая, что это ее парень, девушка не хотела открывать глаза, наслаждаясь мимолетной лаской и притворяясь спящей. Большой палец нежно поглаживал скулу. Девушка была уверена, что парень улыбается. Ее догадки подтвердились, по истечению некоторого времени парень подал голос: — Все такой же ребенок, когда спит, — Каролина почти физически ощутила его улыбку, еле сдерживая свою. Прошло еще несколько тихих минут, прежде чем парень убрал руку, забрав все тепло. Девушка не выдержала и почти сразу открыла глаза, встречаясь с кофейным морем умиротворения. Каролина заглядывала в эти глаза и пропадала, полностью растворялась в самой себе, в этих чувствах, которые окутывали ее, в этом спокойствии. На океане души тут же наступал штиль и тишина. Слышно было только стук собственного и чужого сердец. Девушка понимала, что сейчас состоится самый сложный и, безусловно, самый серьезный разговор в ее жизни; знала, что сейчас ей предстоит тщательно слова подбирать, изо всех сил стараться не расплакаться и, после, снова себя по кусочкам собирать. Так же, не отрываясь от созерцания чужих глаз, девушка, как можно безэмоционально, спрашивает: — Зачем ты пришел? — в глазах напротив снова недопонимание гигантское читается, а Каролина думает, как бы не сдаться и повторяет себе то, что все ради него, ради этого родного человека. Парень продолжает непонимающе смотреть, надеется, что девушка шутит, что сейчас рассмеется, пытается подвох найти. Не находит. Теряется. Стены комнаты будто снова давить начинают, пока что еле заметно. — А я разве не должен был? — голос едва заметно подрагивает, но от девушки ничего не скрыть, и эта дрожь в родном голосе мурашками, распространяющимися по ее телу, отзывается, все конечности сковывает. — Томас, я просила уйти, значит, приходить ты не должен был, — слова даются с большим усердием. Девушка всеми силами старается нотки приближающейся истерики подавить и скрыть. У нее много раз получалось, значит, и сейчас получится. — Почти официально… С каких пор? — С тех самых. Не переводи тему. — А? У нашего разговора есть конкретная тема? — этот язвительный тон ядом под кожу просачивается. Раздражение парня в воздухе витает, пока не так заметно, но девушка уже его присутствие чувствует. — Да, Том, есть, — девушка делает глубокий вздох, успокаивает разбушевавшееся нутро и просит парня сесть. Тот немного думает, смотрит на кровать слева от девушки и присаживается, то же самое делает и Каролина, слегка приподнимаясь и облокачиваясь на подушки. — Разговор будет трудным? — теперь Том больше не смотрит на девушку, изучая взглядом белый кафель и сжимая руки в кулаки. — Да. Я постараюсь коротко. Томас, мы больше не можем быть вместе, извини, — на одном дыхании, лишь бы не запнуться, не передумать, не дать жалкому существу внутри себя остановить все это. Парень резко поднимает голову, выпрямляется, заглядывает в лицо, но теперь Каролина прячет взгляд, проявляя интерес к своим ногтям. — То есть, как это? Почему? В чем дело? С чего ты это взяла? Почему все решила сама? — слишком большой поток вопросов вываливается из головы, но даже половины своих чувств парень не в состоянии передать. У него будто на шее резко ремень затянули, по рукам и ногам связали и кидают в глубокую яму, без шансов выбраться живым. Ему кажется, что он свой голос хриплый, просящий о помощи, отдаленно слышит. Сидящий перед ним человек, самый родной и близкий, подножку перед могилой ставит. — Так надо. Я ничего от тебя не требую, так же как и ты не имеешь права, что-либо требовать от меня. В конце концов, мы свободные люди. Ты ведь не думал, что наши отношения навсегда? — девушке говорить легче, пока она не посмотрит в глаза полные ужаса и отчаяния. Ей самой страшно и холодно становится от этого взгляда, но она сильная, виду не подает, еще и улыбается, окончательно парня этим калеча. Том слышит, как его мечты об эти слова разбиваются, будто они больше никогда не восстановятся, не позволят ему ночами не спать. Ведь теперь главной причиной его бессонницы слова, три мгновения назад прозвучавшие, будут. Буквы, сплетающиеся в слова, слова, превращающиеся во фразы, фразы, составляющие из себя предложения, которые холодят сердце и дышать спокойно не дают, думать заставляют. Зачем она так с ним, парень не понимает. — За что? Зачем ты так со мной? — Каролина клянется себе, что ни разу, ни в жизни, ни в кино, такого отчаяния не слышала. Не наблюдала за метаниями человека более сильными, не видела ни разу как мысли путаются, и создается впечатление, будто голова взорвется от них сейчас. Ей жалко, безумно жалко парня, но ему еще хуже будет с ней, с такой неполноценной девушкой на коляске. — Я, — Каролина запинается, старается успокоиться для следующих слов, все мысли в кучу собрать, язык под контроль взять пробует, получается с большим трудом: — Я тебя не люблю больше, прости, — парню последнее слово ни к чему — им разбитое вдребезги сердце не склеишь и новое не купишь, снова не почувствуешь. Самый любимый человек словами, словно ножом, прошелся по влюбленному и преданному куску плоти. Раскрошил все в пух и прах. Теперь Тому по частям себя собирать нужно, от стен отдирать и пришивать снова и снова, пока существование свое (теперь уже тленное) более-менее продолжить не сможет. Он чувствует, как внутри противной патокой отчаяние разливается, как все под ним гниет, как смысл все вокруг теряет. Он найдет силы встать, найдет силы шаг сделать, но вряд ли теперь найдет силы жить той жизнью, которой мечтал. Потому что и мечты и способность жить восстановлению не подлежат. У Каролины внутри шторм. Волны вины внутренности топят, о стены внутри бьются, но выскочить не получится — девушка крепко их в себе держит, ни шагу наружу не сделаешь. Девушка смотрит на парня и проклинает свое любопытное существо: Том весь сжался, огромными глазами, будто сквозь нее смотрит, от такого потерянного выражения лица страшно становится, инстинкт самосохранения велит спрятаться, бежать куда подальше от этого взгляда, но девушка его затыкает и понять пытается, кто этот человек перед ней. Она никогда не видела своего, уже бывшего, парня в таком состоянии: тот будто развалится сейчас на тысячи осколков, как хрупкий хрусталь, хотя Каролине кажется, что это она сейчас развалится от того, как Том сквозь нее смотрит, пустым, ничего не видящим взглядом, взглядом сумасшедшего. Томас рот открывает в попытке что-то сказать, но голос пропал, говорить не получается, хотя сказать очень многое нужно. Слова в голове ураганом проносятся, все на своем пути сметают. Хоть как-то оправдать Каролину уже как несколько минут не получается. Вокруг сплошное непонимание. Парень удивляется, когда он таким чувствительным стал, что простое «не люблю» всю душу высасывает, кости в порошок стирает, и возможность высказаться отбирает. А еще он не понимает когда его успели разлюбить, потому что позапрошлым днем девушка ему звонила и столько приятных слов он слышал от нее, а ранее, утром, она его спину обнимала, родинки на плечах считала, по каждой губами прошла и каждой имя дала, все тело своими невидимыми метками разрисовала, и, что сейчас происходит, парень не понимает. От этого непонимания создается ощущение, что голова сейчас взорвется, невысказанным кровавым месивом все, что в помещении находится, окрасит. Том в последний раз любимое лицо оглядывает, встает и выбегает из здания. Несется куда глаза глядят, на самом деле не видит ничего, потому что по памяти родные-чужие черты воспроизводит. Бежать некуда. Впереди обрыв, а на дне трехметровые колы. Том уже видит, как они его тело несколько минут назад пронзили. Как только парень выбегает из палаты щеки печь начинает, будто струю огня прямо в лицо направили и теперь кожа, вместе с маской равнодушия, сползает, обнажая уродливое естество. Каролина простынь в кулаках сжимает, надеется, что себя сейчас порвет, а не хлипкую, белую ткань, хотя внутри и так ураган бушует, вдохнуть не дает, легкие сжимает и в сердце сотнями игл впивается. Девушка думает, как она сама себя в могилу привела. Идти некуда. Со всех сторон земля сырая давит. Девушка, еще вчера, своим решением себя под два метра земли закопала. * * * Вечером, кое-как, собравшись с мыслями, Каролина звонит маме с просьбой забрать ее вещи из квартиры парня. Женщина лишних вопросов не задает, только про самочувствие узнает и крепких снов желает. Девушка почему-то уверенной остается, что не заснет сегодня, от слова «совсем». * * * Звонок в дверь в 9 утра Томас никак не ожидает, даже не понимает сначала, что это в его дверь звонят. Когда парень открывает дверцу он видит симпатичную женщину, низкого роста. Та сдержанно улыбается и говорит: — Здравствуй, Томас. Я мама Каролины. Если позволишь, можно мне забрать ее вещи? — предположения, что он, возможно, запомнил это лицо просто на улице отпадает, ведь Каролина показывала фото своей мамы. — Здравствуйте, да конечно, проходите. Женщина проходит в спальню по указанию парня и начинает опустошать шкаф, заполняя вещами девушки огромную сумку. Парень учтиво предлагает женщине кофе, но та отказывается, объясняя тем, что спешит. Томас пьет свое любимое кофе в одиночестве, представляя, как откроет на половину пустой шкаф. Спустя полтора часа опустошенными остаются шкаф, комод, тумбочка и даже полка в ванной. — Я все собрала. Удачи тебе, Томас, — женщина задерживает руку на плече парня, ободряюще улыбается и, попрощавшись, скрывается за дверью. Том проходит в спальню, неторопливо заглядывает в шкаф и видит, что большая часть полок пуста. В комоде точно так же. Парню вдруг холодно становится, хотя на улице +23°С. Нет ничего, что бы могло напомнить о той, кто жестоко с парнем поступил, но, тогда почему в душе пустота такая, Том не понимает и понимать не хочет. Парень ложится на кровать и в подушку носом зарывается, ничего, кроме кондиционера для белья, не чувствует. * * * Проходит несколько дней. В больнице заканчивают все процедуры и Каролина, наконец-то, может вернуться к более менее нормальной жизни. У тети все течет своим чередом: утром — завтрак и прогулки вместе с мамой по ближайшему парку, днем — легкие перекусы фруктами, конспекты и тетради, вечером — душ, все необходимые процедуры для сна, ночью — что-то между сном и реальностью. Воспоминания о счастливом прошлом не отпускают, напротив, с каждым днем все сильнее становятся. Каролина изо дня в день понимает, что трудно с собственным сумасшедшим биением сердца, при допускаемых мыслях о нем, бороться. Душа и тело к парню просятся, а девушка думает о том, что скоро, видимо, придется себя к кровати привязывать, лишь бы не сорваться, не допустить ошибку, чтобы все выстроенное не обрушилось. Каролина физически холод и пустоту ощущает, как внутри, так и снаружи. Ночью, между явью и фантазиями воспаленного мозга, девушка сны яркие видит, похожие на быстро сменяющиеся картинки, в этих снах она рядом с Томом просыпается, иногда тихо завтрак готовит, иногда собственноручно поцелуями будит, иногда будят ее. Но с каждым сном в их доме все плотнее шторы занавешены, все темнее на улице, все холоднее, и чувство чего-то страшного ярче в дрожащем сердце проявляется. Когда Каролина просыпается ото сна она не понимает, что в нем происходит, но старается не обращать внимание, хотя всегда придавала снам слишком большое значение, всегда считала, что они могут предостеречь, предупредить, сказать о чем-то важном. Одним весенним вечером за окном снова льет дождь. Раскаты грома звенят в ушах. Яркий свет молний на секунду освещает комнату, просачиваясь в щель между шторами. Каролина лежит в постели с головной болью и не может заснуть. Девушке кажется, что у нее поднялась температура, но будить кого-то, чтобы принесли таблетки, совесть не позволяет, поэтому она просто терпит и продолжает лежать, всеми силами прогоняя мысли о том, что под боком кого-то не хватает. Со временем мысли улетучиваются, отставляя за собой огромное место для снов. Девушка снова оказывается на грани реальности. Комната, в которой находится Каролина, наполнена синим светом, будто в предрассветное время. Тревожное чувство селится в груди, распространяя легкий холод. Девушка поворачивает голову вправо и видит лицо Тома, их взгляды встречаются. Каролина подмечает, что парень бледный, видимо из-за синего света, но ощущение, будто совсем не по этой причине. Парень смотрит пристально, а в глазах тоска вселенская. У девушки в голове проносится, что такого еще не было. Проходит еще несколько мгновений, прежде чем парень хрипло произносит: — Почему ты так далеко? Голос звучит слишком отдаленно, как будто Том в десяти метрах от нее находится, а вокруг тишина. Каролина сказать что-то хочет, но голос внезапно пропадает, вместо слов — пар от дыхания. В комнате резко градусы опускаются, и девушка от холода вздрагивает, голые плечи потирает и снова к парню взгляд возвращает. Тот так же смотрит в глаза. Каролина вдохнуть не может, когда видит, как у парня глаза сереть начинают. Светло-коричневая краска, подобно слезам, на белую наволочку течет, радужку бесцветной оставляет. Кожа Тома еще сильнее бледнеет. Каролина попытку притронуться к лицу парня делает, но она никаких результатов не дает, потому что дрожащие пальцы девушки, в сантиметре от лица парня, с холодной стеклянной поверхностью встречаются. Девушка только сейчас замечает, что Томас в огромном, стеклянном сундуке лежит, который очень сильно аквариум напоминает. Каролина по стеклу кулаками бьет, пытается до парня добраться, но без толку. Девушка вдруг перемену в атмосфере помещения чувствует, поднимает свой взгляд и видит, как стеклянный ящик водой наполняться начинает. Вода (девушка уверена, что она холодная) ноги парня покрывает, потом тело, а затем голову, но Том так и продолжает лежать полубоком и пустыми глазами смотреть. Каролина кричит и свой голос слышит. Истошные вопли через пару секунд прекращаются. Девушка с замиранием сердца наблюдает, как все тело парня черная жижа обволакивает. Том резко начинает живой манекен напоминать. У Каролины воздух из легких не выходит и, в них же, не входит. У девушки ощущение складывается, будто это она в аквариуме, наполненном водой, заточена и выхода найти не может. За несколько мгновений Том в воде растворяется, оставляя темные разводы, словно кто-то кисть от черной краски отмыть решил. Еще несколько секунд и парализованную девушку десятки острых, больших и маленьких, осколков пронзают (аквариум лопнул). Кровь по белым простыням течет, все в алый цвет красит, в нос запахом железа въедается. Девушка кричит настолько громко, насколько ей ужасная, адская боль позволяет, и просыпается. Каролина подрывается на постели, по собственному лицу руками водит, холодный пот вытирает. Затем к телефону, который на тумбочке лежит, тянется. Судорожно имя знакомое в телефонной книге ищет. Находит. Дрожащими пальцами только с третьего раза куда надо попадает. Четыре гудка — четыре собственных смерти, четыре вечности девушка переживает и, наконец, слышит знакомый голос на другом конце провода: — Ало? — такой же хриплый, как во сне. Каролина пугается, но успокаивает свое сердце, когда парень откашливается и снова «ало» говорит. Потом в трубке слышится шуршание, а после Том очень тихо произносит: — Каролина? Девушка еще сильнее ноток в голосе пугается и сбрасывает вызов, поспешно выключая телефон, снова ложится на постель. — С ним все хорошо, все хорошо, хорошо, — как мантру повторяет себе девушка, успокаивает дрожащее нутро. До утра Каролина глаз не сомкнет. * * * Следующим днем девушка похожа на приведение: кожа бледная настолько, что тетя пугается, когда с утра ее видит, двигать колеса коляски трудно из-за нехватки сил, есть не хочется, жить, впрочем, тоже особого желания нет. Медленно приближается вечер, и как бы девушка не отвлекалась на все шорохи, звуки и блики ночных фонарей, она все же засыпает. Девушка оказывается в абсолютно темной и тихой комнате. Выставляя руки, Каролина делает несколько неуверенных шагов. Ничего. Еще несколько шагов и снова ничего. Шаг и пальцы девушки прикасаются к чему-то гладкому, идеально ровному и холодному (!). Свет резко появляется и девушка видит свое отражение в зеркале. Комната серая и Каролина видит в зеркале свою кожу, подобную стенам. Отражение ей мило улыбается, хотя девушка стоит абсолютно без эмоций. Внезапно что-то резко толкает хрупкое тело девушки вперед, та впечатывается лбом в твердое стекло. Но какого же удивление Каролины, когда она поднимает взгляд и видит вместо своего отражения Тома. Парень улыбается, только улыбка измученная такая, что сердце Каролины несколько ударов пропускает и замирает, на вечность как будто. Том руки поднимает и, там где его пальцы должны были встретиться с поверхностью зеркала, к лицу девушки прикасаются, скулы оглаживают, по щекам проводят и к губам спускаются, трепетно дотрагиваясь до них большими пальцами. Несколько секунд Каролина и Том стоят в таком положении, пока парень рывок вперед не делает и в губы девушки не впивается, нежным, но холодным поцелуем. Каролина чувствует, как почва из-под ног пропадает, как поцелуй из девушки все тепло высасывает, мороз оставляет, сердце коркой льда покрывает. Парень Каролину на себя тянет и в зеркало затаскивает. У девушки ощущения, будто ее сквозь мясорубку прокрутили, ей кажется, что она слышит, как собственные кости крошатся, как мышцы в месиво превращаются, и она вообще перестает что-либо чувствовать. Вокруг нее снова темнота густая, кажется рукой потрогать можно. Каролина будто в яму огромную падает, та ее с готовностью в себя принимает, засасывает с новой силой — не выбраться. Девушка кричит так, насколько голосовые связки позволяют. Просыпается. Простыни, от пота мокрые, к оголенным местам на теле противно прилипают. Каролина с кровати подушки скидывает, в волосы руками зарывается, дергает, старается в реальность полностью окунуться, чтобы остатки сна проводить восвояси. Слезы по щекам текут, в чувства приводят. От резкой вибрации телефона девушка вздрагивает, долго на светящийся экран смотрит. Через несколько секунд хватает телефон, принимает вызов, даже на имя звонящего не смотря (все равно знает), к уху телефон прижимает и вслушивается во взволнованный голос, который всего фразу озвучивает: — С тобой все в порядке? — на грани слышимости, но с таким трепетом и беспокойством. Девушка в тишину на том конце провода вслушивается, но все-таки отвечает: — Да. Не беспокойся. Спи, — фраза кажется девушке короткой и ясной, и она сбрасывает вызов. Каролина сидит еще несколько минут, вглядываясь в темноту и рассуждая на тему, что заставило Тома позвонить именно в этот момент, а потом резко ложится на кровать и сама не замечает, как перед ней открываются врата Морфея. * * * Девушка старается виду не подавать, никому не показывать, как ей утром вставать тяжело, шаги делать, впихивать в себя силой еду, улыбаться — жить, хотя это больше на существование похоже. Каждый день — это новая, серая глава, в которой абсолютно ничего примечательного. Каролина не знает у кого красок, чтобы свое существование раскрасить, позаимствовать. Она не думала, что будет так тяжело. Без Тома для нее окружающий мир не существует, люди в пыль превращаются, а их переживания тем более. Девушке кажется, что в ней ничего человеческого не осталось. Она как отголосок прошлой себя: серая, невзрачная, не видящая смысла абсолютно ни в чем, способная только основные человеческие нужды выполнять и ничего больше. Вторая неделя дома, неделя кошмаров и ни одного счастливого дня. * * * Томас жить, после ухода Каролины, пытается. На работу ходит, отдыхает, музыку любимую слушает, вечерами сам что-то на гитаре наигрывает, спит, ест и… скучает. Безумно скучает по девушке, по громкому смеху, по сверкающим глазам, по ее причитаниям. Парень надеялся на то, что продолжит жить, что забудет, что-то новое откроет, но он к старому себе вернулся. До встречи с ней он чем-то похожим на жизнь занимался, все искал то, чего, по его мнению, ему не хватало. По закоулкам города допоздна шатался в поисках того самого секретного ингредиента для блюда, под названием «Счастье». Не находил. Свою беспомощность кулаками в стену вбивал, старался себя в чувства привести, избавиться от внутренней пустоты — все бессмысленным было, ничего не помогало Тому жить начать. Но однажды в его, казалось бы, беспросветном существовании лучик света показался, рукой махнул, «привет» написал, упертостью и любопытством покорил, странными поворотами диалога завлек, в жизнь красок, с каждым новым сообщением, добавлял, поддержкой одарил, руку помощи протягивал и, совершенно внезапно, «люблю» написал. А потом в его город приехала Каролина. Эта была та часть девушки, которую парень совершенно не знал, но она его так же покорила, своей улыбкой робкой, голосом тихим, руками дрожащими, согласными кивками и любовью к соку из апельсинов. Парень несколько дней после встречи на каждое сообщение со скоростью света отвечал, следующее ждал и улыбался. Улыбался, как умалишенный по несколько часов, просто потому что девушка что-то уникальное говорила, чего еще никто себе не позволял (никто бы и не додумался). Каждая новая встреча Каролину как цветок раскрывала. Она все общительнее становилась, все больше про себя рассказывала, шутки шутила, смешные рифмы придумывала, а парень, молча, слушал, каждое слово ловил, теперь была его очередь просто кивать и тихо поддакивать. Томас однажды понял, что девушка ему жизнь свою доверяет, как самой себе. Он теперь ее предаст — сам себе петлю на шею натянет, потому что ее доверие подорвать нельзя, он без ее доверия погибнет. Один раз, во время очередной встречи, парень заметил плохое настроение девушки. После некоторых уговоров она все же открылась парню, рассказала о том, что поссорилась с родителями на почве их указаний, по поводу ее дальнейшей жизни. Парень ссоры и похуже встречал, но, когда он увидел ее слезы, непреодолимое желание обнять и успокоить, дать понять, что у нее есть хоть какая-то поддержка, захлестнуло с головой. Том Каролину к себе крепко прижал, и, на удивление парня, девушка так же крепко в него вцепилась, не отпуская, пока не успокоилась. С того момента между ними будто последний кирпич из стены «держи дистанцию» пропал. Том имел возможность обнять девушку, взять ее руку в свою, сесть настолько близко, что их плечи соприкасались (условно; учитывая разницу в росте) и наблюдать за тем, как со временем щеки все реже приобретали, характерный смущению, алый оттенок. Сейчас, Тому не хватает разбросанных, в попытке найти нужную, вещей, не хватает черных волос на простынях, не хватает геля для душа с запахом кокоса или кедровых шишек, не хватает, не вовремя просыпающейся, активности девушки, не хватает объятий со спины по утрам — Каролины не хватает, родного человека. Парень уже давно поймал себя на мысли, что ничуть не злиться на девушку, из-за внезапного разрыва отношений. Ему просто очень нужно ее лицо видеть, к рукам прикасаться и губы целовать. Но он никогда не думал только о себе рядом с Каролиной, и если ее выбор оставить парня одного со своими демонами — так оно и будет. * * * Небо серое. Каролина схожесть со своим настроением проводит, сидя на балконе и рассматривая противные тучи. Уже несколько дней руки чешутся взять пыльный телефон и написать Тому. Просто спросить как дела, узнать все ли у него хорошо. Девушка от бури внутри уставала, теперь думает, как от тишины избавиться. Потому что она в тупик ставит, давит, безысходностью пахнет. Девушке никуда от нее не спрятаться — никакие слова, никакая музыка, ни один взрыв ее не заглушит, не заполнит. Каролине кажется, что у тишины этой цвет черный, потому что куда ни повернешься везде темнота, идти некуда, только вслепую шаги делать, а так и заблудиться можно. Хотя Каролина уверена, что уже заблудилась. Она Тома любит. Больше жизни любит парня, все готова отдать. Теперь же она эту любовь пополам делит и вторую половину ненавистью заполняет. Потому что сама не заметила, как парень с русым беспорядком на голове и светло-карим безумством в глазах все остальное, о чем бы могла думать девушка, вытеснил, поздоровался, дверь в сердце открыл, все по-своему обустроил и живет там теперь. Не выгонишь. Остается только ненавидеть, за то, что свободу отобрал и собой все заменил, душу наполнил, смыслом обделил. А теперь и шагу без его совета в голове не сделаешь. Слишком зависима. Каролина себя наркоманкой называет. Думает, что ломка скоро закончится, что перестанет пополам сгибать, сдавливать внутренности, доступ к воздуху перекрывать, при мыслях об одном единственном, совершенно обычном (нет) человеке, который может и не думает о ней вовсе, живет спокойной, размеренной жизнью и ни в чем себе не отказывает. Только при мыслях, что тот не вспоминает, не беспокоится, может, о ком-то другом думает уже — скручивает еще сильнее, в груди противной, тягучей болью отзывается, в кольцо все органы сковывает, глаза открыть не дает, а воздух, словно раскаленная лава, все внутренности сжигает, по стенкам ползет и все в пепел внутри превращает. Каролина на лице холодную каплю чувствует, но убираться с балкона даже не думает, надеется, что дождь с нее всю эту боль смоет. * * * Следующий день Каролина посвящает своему телефону. Как только девушка открывает историю переписок, сразу видит много непрочитанных сообщений от подруги. Каролина себя по лбу бьет, потому что лучшую подругу в неведении оставила. Девушка звонит и в гости приглашает, обещая обо всем рассказать. Через два часа с совершенно лохматыми розовыми волосами и голубым, мокрым зонтом на пороге дома появляется подруга Каролины. Девушку в комнату к Каролине провожают. — Каролина, я не поняла, что за фигня, на звонки и сообщения не отвечаешь, пропала на сто лет, что такое? — девушка цветным вихрем к сидящей на коляске Каролине подлетает, медленно глаза на средство передвижения подруги переводит, хмурится, думает несколько секунд и, наконец, спрашивает в чем дело. Каролина впервые искренне улыбается при виде родного человека, с мыслями, которые разбежались по сторонам, собирается и все рассказывает: как в больницу попала, как от отношений отказалась, как теперь живет серой жизнью — все, что на сердце тяжелым грузом лежит, выкладывает, своей болью делится, надеется на понимание. — Ты дурочка, Кара. Тебе сейчас его поддержка нужна, ты бледная как привидение, почти просвечиваешь, рассыпешься еще, а ты его прогнала. — Бекс, ты не понимаешь. — Это ты не понимаешь! Ты хоть подумала каково ему? Он, наверное, места себе не находит, все ждет, когда появишься, знать о себе дашь. — Чего тогда сам не позвонит? — Господи! У тебя уже мозги в желе превратились! Кошмар! — Не ерничай. — Если не помнишь уже, то это именно ты ему красную карточку показала, — Ребекка по комнате нервно ходить начинает, Каролина все так же сидит и наблюдает за подругой. — Бекс, успокойся. Ты за него больше чем за меня переживаешь. — Да я за вас обоих переживаю! Ты совсем что ли! Давай мы сейчас позвоним ему, вы поговорите и все будет хорошо, м? — девушка заискивающе в глаза смотрит, — так только она умеет — но Каролина не поддастся, не в этот раз. — Нет. Ребекка, это не твое дело, не переживай так, будто это твоя собственная драма. Я шикарно себя чувствую, уверена он тоже. Все хорошо, — Каролина взгляд в окно отводит, всматриваясь в небо, заколоченное черными тучами. — Угу, по тебе видно, — Ребекка отходит, кружки на поднос собирает и что-то невнятно ворчит себе под нос. Каролина усмехается, ее подруга никогда упертостью не отличалась, в отличие от самой девушки. Через несколько минут Ребекка снова возвращается в комнату, что-то в телефоне начинает набирать. До Каролины доходят громкие гудки (видимо, подруга включила громкую связь), спустя несколько гудков из трубки знакомый голос звучит, хриплый, как ото сна. — Привет, Томми, как поживаешь, малыш? — Бекс гласные буквы растягивает и на, прожигающую в довольном лице дыру, подругу смотрит. — Более менее, живой еще, — не очень охотно отзывается парень. — Ты где? — Дома, сегодня выходной. Где я должен быть в выходной? И я спал, что тебе надо, Ребекка? — парень пыхтит, как будто потягивается. — Да я тут в гости к одной даме пришла. — Круто, я тут при чем? — Слышал что-то о букингемских привидениях? Точно такое же: недовольное, злое и серое. — Ребекка, мой, только что проснувшийся, мозг не понимает твоих метафор. Говори конкретнее. — У Каролины я, — как-то очень серьёзно произносит Бекс и вслушивается в полную тишину на том конце провода, счастливо усмехаясь чему-то своему. — И как она? — с большими пробелами между словами, тихо интересуется Том. — Я тебе уже сказала, как привидение, — девушка не обращает внимания на непонятные жесты руками подруги. В трубке полностью повисает тишина, потом какое-то шуршание, а потом и голос парня: — Все так плохо? — и столько в этом голосе заботы и переживания, что Каролина двигаться престает и, кажется, даже дышать. — Хочешь увидеть — приезжай. — Она этого не хочет, — тут в голосе больше грусти и обиды какой-то. — Ты уверен? Хочешь ее спросить? — Она не станет со мной разговаривать. — Говори, она тебя слышит. — Черт, это была громкая связь? — Каролина некоторые нотки паники улавливает. — Да, милый, я не настолько глупая. Спрашивай, давай, у тебя тридцать секунд. Захочешь больше — приедешь. — Постой но… — Двадцать пять! — еще пять секунд уходит на скитания Тома. Каролина уверена, что парень слов подобрать не может. Ей бы сейчас оглохнуть, потому что самый любимый голос на свете что-то будит в девушке, будто что-то внутри просыпается, из мертвого восстает и прыгает от счастья, когда слышит родные ноты. — Я знаю, что ты не хочешь, чтобы я приезжал, а твое желание — закон. Я надеюсь, что ты бледная не из-за меня, а если это так, то я не понимаю почему. Но в любом случае, береги себя, Каролина. Ты мне важна, — парень снова молчит, будто собирается с силами для следующих слов: — Я… — звонок резко прерывается, Каролина взгляд на Ребекку переводит, та телефон на кровать откидывает. — Ты не дала ему договорить! — отчего-то девушке так хочется узнать, что хотел сказать Том. — Да? А тебе разве важны его слова? — Каролина теряется от напора подруги. — Я… — пытается какие-то слова в свое оправдание подобрать, но знает, что не получится, ни слова подобрать, ни оправдать себя. — Ты как была упертой и вечно создающей себе проблемы, Каролина, так и осталась, — Бекс как-то горько вздыхает, садится на кровать и молча включает телевизор. Каролина желание, самой схватить телефон, набрать выученный наизусть номер, голос еще немного послушать, притесняет, в ничто превращает и себе равномерное дыхание вернуть пытается — внутри что-то легкие сдавливает и двигаться не дает. Девушка уже жалеет, что лучшую подругу позвала, потому что та только хуже сделала. В Каролине существо странное проснулось, оно к парню тянется, хотя девушка даже не знает в какой стороне тот сейчас находится, обнять его хочется до звездочек перед глазами, в изгиб шеи уткнуться, тепло почувствовать, которого так не хватает, губами к губам прикоснуться, русые локоны сквозь пальцы пропустить и наслаждаться наслаждаться наслаждаться каждым мгновеньем, проведенным рядом с ним. Каролина головой трясет, все сладкие мысли оттуда выгоняет, не позволяет себе мечтать. — Зачем ты ему позвонила? — даже голову не поднимает, знает что Бекс сразу заметит метание в глазах. — Разве ты не хотела его услышать? — даже взгляд от телевизора не отрывает, где мужчина в костюме что-то о новой модели автомобиля говорит. — С чего бы это вдруг? Совершенно наплевать, — Каролина взгляд на себе чувствует, который задерживается на долю секунды, а потом Ребекка, как приговор выносит, говорит: — У тебя руки дрожат, ты губу кусаешь, и сжалась вся. Себе сколько влезет ври, но я тебя как облупленную знаю. Твое вранье обернется катастрофой для вас обоих. Два идиота. — Хватит. — Да ты же любишь его! — девушка с кровати вскакивает и напротив бледной Каролины становится. — Любишь, а ведешь себя как… я даже слова подобрать не могу, — хочется сказать, что у подруги всегда были с этим проблемы, но язык онемел, как и все тело практически, только пальцы шевелятся. — Он любое твое желание выполнял, выполняет и будет выполнять, даже если — как в данном случае — ему самому от своего повиновения больно. Ты его голос слышала? Да он побежит за тобой хоть на край Земли, даже если на пути что-то встанет… даже если самого пути нет, он тебя в этой темноте найдет! Он твои ноги, которые ходить больше не могут, которые сейчас такую большую, как тебе кажется, роль играют, целовать готов, упадет к ним. Он уже это делает, ты только кивни или простое да скажи. Он на все готов ради тебя, а ты неблагодарная сволочь, Каролина, — Ребекка с тяжелым сердцем на край кровати садится. — Зачем ты меня обзываешь? — Ты без него как дурацкий вентилятор в пустыне — работает (живет), но без толку, никакой пользы! — В пустыне нет розеток. — Не придирайся к словам, самая умная. Все время всех учишь, а сама ошибки совершаешь. Редко, но в самое яблочко попадаешь, — девушка молчит, Каролина тоже. Сказать нечего. Все что можно было озвучить, уже озвучили. — Ему будет лучше без меня, легче, — спустя несколько минут грузной тишины, прерываемой только звуками разбивающихся о поверхности стен и окон капель, еле слышно произнесла Каролина. — Почему ты так решила? Почему приписала себя к мусору? Он далеко так не считает. Я знаю. Я тоже не считаю тебя обузой, Лини, — девушка тратит несколько секунд, чтобы прижать к себе подругу и продолжает: — Пожалуйста, подумай над всей ситуацией и, когда будешь принимать решение, не забудь о чувствах Тома, они важны. Я верю в то, что ты правильно все сделаешь. * * * Ребекка через день приходит. Успокаивает, чай наливает, разный фастфуд приносит и все Каролине скармливает, потому что «как щепка уже», ищет канал с музыкой, а потом танцевать начинает, стараясь подругу рассмешить. Каролина на самом деле почти не волнуется. Почти. Ночью мысли к Томасу возвращаются, а потом кошмары с его участием снятся. Девушка к этим страшным картинкам уже привыкает — без них жизнь совсем скучная. Сегодня Каролина ездила в университет и удачно сдала экзамен, хотя переживала до тошноты и дрожащего голоса. За весь день девушка очень устала и, по возвращению домой, скоро легла в кровать. Каролине ничего не снилось. Ближе к рассвету девушка проснулась и заснуть не смогла. Лежа в кровати, девушка наблюдала за поднимающимся над городом солнцем (тетя видимо забыла занавесить окно). В определенный момент Каролине пришло в голову сфотографировать рассвет, получился бы очень красивый кадр. Несколько фотографий были сделаны через несколько минут. Девушка открыла галерею, чтобы посмотреть на кадры, которые у нее вышли и замерла. Она забыла, что не открывала галерею именно из-за того, что в ней было много фотографий Тома. Не справляясь с желанием окунуться в атмосферу счастья, Каролина открывает первую фотографию. Парень мирно спит, улыбаясь чему-то неизвестному во сне, а яркий луч солнца гуляет по очаровательным чертам лица: по изогнутым ресницам, по золотистой пряди, упавшей на глаза, по улыбающимся губам, по руке, лежащей под щекой. Фотография передает то самое спокойствие и умиротворение, которое присутствовало именно в тот момент в комнате. Светлые, едва попадающие в кадр, простыни идеально гармонируют с общей картиной. Каждая деталь дополняет предыдущую и составляет что-то целостное. Каролина улыбается, пролистывает несколько своих фото, добираясь до одной из самых любимых. Та же постель, что и на предыдущей фотографии, только уже с темно-красными простынями и черными подушками, которые прогибаются под тяжестью голов своих хозяев. Каролина наблюдает за собой, зажмуренно смотрящей в камеру от того, что парень целует ее в, неприкрытую тканью нежно-голубой рубашки, шею. Каролина будто сейчас ощущает этот поцелуй, слегка потирая то самое место. Лицо парня полностью прячется в изгибе шеи девушки, и в кадре видно только все те же русые, лохматые волосы. Каролина всем своим существом чувствует счастье, которым наполнена фотография. Ей этого счастья критически не хватает. На следующем фото Том сидит на полу и играет с малышкой Дэйзи, младшей сестрой, которая иногда остается в квартире у брата и позволяет Каролине запечатлеть такой душещипательный момент. Девочка ярко улыбается, потягивая свои темные волосы в стороны, чтобы резинка туго стянула их в хвост, смотря на то, как ее брат пытается вправить пластиковой кукле отвалившуюся, в самый разгар игры, ногу. Лицо парня очень сосредоточено, будто тот решает какую-нибудь задачу по физике, поэтому смешно выглядит со своим, подобным прическе девочки, хвостом на голове. Каролине кажется, что фото наполнено таким семейным уютом и теплом, что вот-вот заполнит им комнату девушки. На следующей фотографии больше минимализма, потому что на ней изображены две сцепленные руки Тома и Каролины на фоне неба. Девушка находит фотографию очень эстетичной, и подавляет желание прямо в этот момент сжать ладонь Тома в своей. Следующая фотография помещает в себя много деталей. Само действо происходит на скромной кухне в квартире парня: обои цвета зеленой пастели, кофейные шкафчики кухонного гарнитура, маленький диванчик, небольшой белый стол и скромная люстра, в форме лотоса. Том сидит за столом с аппетитом поедая торт с клубникой и шоколадной пастой. Весь измазанный, как ребенок, но счастливо смотрящий в камеру. Каролина в эти глаза долго смотреть не может и поэтому перелистывает фотографию. Пропускает фотографии с букетом и коробкой чего-то сладкого в нескольких ракурсах и размерах, пролистывает фотографии: улиц и живописных городских клумб, кота тети, скопление голубей в парке перед скамьей, на которой сидит милая пожилая пара, неоновую вывеску какого-то ночного заведения, аккуратно нарезанных персиков, уличной собаки-попрошайки, и многие другие. Наконец, появляется фото, на котором Каролина стоит перед зеркалом в свободном платье цвета пепельной розы, обхваченной вокруг талии крепкими руками Тома, который до сих пор не превратил кавардак на голове в порядок и стоит, счастливо улыбаясь отражению девушки. Каролина не выдерживает, плачет, потому что счастье свое сама в пепел превращает; как кружевную ткань его сигаретами спалить пытается; как нежную розу его в руке комкает; как бумагу в печь своей непонятной гордости бросает; как одуванчик спичкой уничтожает. Примеров так много. Счастье такая хрупкая и редкая вещь, а Каролина от него собственными руками избавилась, отказалась, потеряла. Она вернуть хочет, уже почти навстречу ему бежит, надеется, что не поздно. Девушка думает. Думает, думает, думает и слезы ногтями со щек сдирает, по этим же щекам ладонями бьет, в чувство себя приводит, свой глупый, никчемный, ни на что не способный мозг разбудить пытается и только сейчас понимает, что будь она немного терпеливее, будь она немного мудрее, никогда бы больно Томасу не сделала. Подождала, обдумала и приняла бы правильное решение, а не заставила два сердца, которые друг без друга и биться-то не могут, страдать. Каролина сама во всем виновата, признает свою вину, и исправить хочет, сегодня же! «Лишь бы поздно не было» — настойчиво в голове мысль бьется. Она теперь все отдаст, чтобы снова рядом с парнем оказаться. Пусть отворачивается, пусть не подпускает, она у него под ногами ползать станет, прощение вымаливать сутками будет, в ничто себя превратит, но прощения добьется. Каролине без Томаса нельзя. Она уже прогнила наполовину из-за отсутствия своей панацеи, теперь, если парень позволит рядом быть, никогда того не отпустит. Всеми конечностями, которые у нее функционируют, вцепится, к себе прижмет со всей имеющейся силой. Она только сейчас поняла, что запах парня ей кислород заменил — дышать все время их расставания трудно. Ей глоток нужен и тогда она выберется из своей, собственноручно вырытой, могилы. Только сил бы хватило в глаза заглянуть и хоть слово сказать. Каролина пустоту и отвращение боится там увидеть, боится, что парень руку не подаст, что одним словом в грязь втопчет и не прислушается, не услышит, проигнорирует. Боится больше смерти Тома, потому что свою собственную она уже пережила, а потерю парня не перенесет. Она понимает, что не настолько сильная. Разорвать общение с единственным человеком, чье биение сердца помогает собственному то же действие совершать — трудно, но выполнимо. Другое дело — терять того, кто жить помогает. Каролина даже думать боится о таком. Она все свое время парню отдаст, если оно ему нужно. И девушка всем своим жалким существом надеется, что парень хотя бы выслушает. * * * Наступает утро. После ночи, наполненной мыслями и отблесками сна, очень хочется прожить более или менее спокойный день, но Каролина понимает, что ей это не светит. Девушка ни кусочек в горло пропихнуть не может, ни глоток сладкого чая сделать не в состоянии. Тетя замечает: — Милая, что такое? У тебя снова пропал аппетит? Съешь хоть что-нибудь, Лини, прошу тебя, — женщина обеспокоенно осматривает девушку. — Тетя… Миранда, я хочу тебя попросить кое о чем, — Каролина молится, чтобы дар речи не пропал от того, как напряжено ее тело. — Все что угодно, Лини. — Не могла бы ты… отвезти меня сегодня кое-куда? — Куда? Сегодня ведь не нужно в университет? К тому же суббота. Я хотела свозить тебя вечером куда-нибудь, чтобы развеялась. Что-то серьезное? — Да… Кое-что, — девушка робкую улыбку на лице выводит, чтобы тетя себя не чувствовала некомфортно, но женщина хмурится. — Куда? Говори как есть, Каролина, — девушка сначала теряется, но потом с духом собирается, делает большой глоток воздуха и выговаривает на одном дыхании: — Я хочу встретиться с Томасом. Сегодня, как и в любую пятницу, он гуляет со своей сестренкой в парке, около его квартиры. Не могла бы ты подвезти меня туда, пожалуйста, — девушка дышит глубоко, зажмуренные глаза открывает, удивленное лицо Миранды видит. — Оу, тогда… — женщина запинается, что-то обдумывая. — Конечно, я тебя отвезу, милая. Уверена, что ты все обдумала, моя девочка, поэтому полностью доверяю твоему выбору. — Спасибо, — женщина ладонь девушки в свою берет и ободряюще улыбается. — Все будет хорошо, — Каролина успокаивается, попутно удивляясь тому, какой тетя счастливой резко становится. * * * Ближе к обеду у Каролины все больше начинают трястись руки. Тушь не хочет наноситься ровно, пудра упала и разбилась, блеск для губ испачкал все, кроме самих губ. Каролина на грани истерики снова стирает со слипшихся ресниц тушь, пачкая верхнее веко. — Черт, — девушка в собственном голосе сильную дрожь улавливает, на руки трясущиеся смотрит и чуть ли не плачет, когда замечает черные следы на руках. — Каролина, девочка моя, ты сказала, что будешь готова через 30 минут, но прошел уже час, — в комнату внезапно заходит Миранда, переводит взгляд от телефона на девушку, на лицо, на руки, вердикт выносит: — Господи, ты его напугать, что ли, хочешь? У тебя все лицо черное. Давай я тебя накрашу. Проходит несколько минут, прежде чем тетя все-таки приводит девушку в более-менее опрятный вид. Миранда осматривает лицо Каролины и попутно спрашивает: — Пойдешь в этом? — девушка следует за взглядом тети, смотрит на свое пепельно-розовое платье и кивает. — Хорошо, прекрасное платье, ты в нем как принцесса, Каролина. — Спасибо, — выходит так жалко и с той же дрожью, что тетя останавливается, обходит коляску, перед девушкой на корточки садится, руки в своих ладонях сжимает. — Милая, чего ты нервничаешь? Все будет хорошо в любом случае. Прекрати истерику свою. Я буду рядом, если ты захочешь. Все в порядке, расслабься, — Миранда так улыбается тепло, что Каролина действительно немного успокаивается, улыбается и благодарит за поддержку. * * * Сегодняшний день был бы одним из самых прекрасных выходных. Весеннее солнце ярко освещало клумбы, дорожки и детские площадки. Счастливый детский крик был слышен за километр и мог бы приносить что-то уютное каждому человеку. Каждому, но не Тому. Маленькая Дэйзи катается на горке, играет в песочнице, катается на качелях — радуется жизни, не замечая потерянности ее брата (она еще слишком мала для этого). Том сидит на лавке, наблюдая за снующими туда-сюда детьми, и понимает, что рядом Каролины не хватает, хочется обнять за плечи и прижать к себе, потому что погода хорошая, но после дождя прохладно (а может дело не в этом). — Томми, мой поясок потерялся, — тихий голос девочки возвращает парня в реальность. Томас осматривает девочку и видит, что из петель на желтом плаще пропал пояс. — Боже, Дэйзи, сейчас найдем. Только не плачь, — предупреждает парень, замечая выпяченные губы малышки. Пока девочка послушно сидит на лавке, Томас крутится около всех качелей и горок в поисках желтого пояска. Наконец, спустя пятнадцать минут он замечает потерянную вещицу за песочницей. Аккуратно продевая в петельки пояс, парень чувствует что-то странное, но не придает ощущению значения, пока Дэйзи не указывает за спину парня пальчиком со словами: — Томми, смотри, Каролина. Только она сидит на какой-то странной штуке, — девочка хмурится и бросается вперед. Парень разворачивается и видит, как маленькая Дэйзи подбегает к сидящей на коляске девушке и обнимает ее. У Тома дыхание перехватывает, когда он встречается взглядом с Каролиной. Будто водой облили и током ударили. Глаза девушки по сосудам 220 вольт пускают и к сердцу пробираются, окутывают в что-то теплое и это тепло по телу распространяют. Он так давно эти глаза не видел. Парень и шага сделать не может, он к месту этой робкой улыбкой прибит, будто ноги в цемент закатали и кинули в теплые волны моря в глазах Каролины. Он, похоже, тонуть в них вечность готов. Пока Каролина на девочку, устроившуюся на ее коленях, внимание обращает, Том подходит к ним. Ноги будто свинцом налиты, трудно переставлять. — Каролина, где ты была так долго? Я скучала? — малышка от девушки не отлипает, еще крепче обнимает. — Я далеко улетала, Дэйзи. Мне это было нужно. — Но ты же вернулась? — девушка кивает. — Значит, ты больше никогда-никогда не улетишь? — Каролина тушуется несколько секунд, а потом взгляд на Тома поднимает, старательно спокойствие изображает и говорит: — Если твой брат позволит, — Том на месте стоит и то, что имела в виду девушка понять пытается. Понимает. — Томми, ты же разрешишь Каролине остаться? — девочка свои голубые глаза на брата переводит. Том с секунды на них смотрит, а потом снова взгляд к девушке возвращает: — Разрешу. Но больше у нее не будет возможности улететь, — удивляется строгости в голосе и за счастьем, разливающемся в глазах, девушки наблюдает. — Ура! — Дэйзи в ладошки хлопает и снова Каролину обнимает. Каролина больше никогда не позволит себе в чувствах усомниться или поиграть с ними. Только не тогда, когда в глазах парня столько невысказанного счастья и тепла видит. * * * Весь день Том, Каролина и Дэйзи прогуливались в парке, попутно не пропуская ни одну детскую площадку. Малышка Дэйзи была счастлива до предела, то крепко сжимая в объятьях парня, то целуя в щеки девушку. Миранда оставила Каролину, по просьбе девушки еще днем, предупреждая о том, что приедет по первому звонку, если девушка вдруг захочет домой, на что та со счастливой улыбкой попросила тетю не волноваться. Даже не смотря на то, что парень ярко улыбался, Каролина все же чувствовала эту повисшую в воздухе недосказанность. От нее становилось очень неловко и неудобно, но все решала девочка, подбегая к взрослым с какой-нибудь просьбой или просто весело пробегающая мимо. Прогулка была чем-то похожа на свидание и позволяла двоим вдохнуть с новой силой свежего весеннего воздуха, наполненного счастьем (как это было для двоих). Каждый контакт с чужими глазами выбивал почву из-под ног, заставлял краснеть, отводить взгляд и глупо улыбаться обоих. Каролина впервые, за долгое время, чувствовала себя наполненной. Будто все это время из нее жизнь соки выжимала, оставляла лишь серую оболочку. Находясь рядом с любимым человеком, девушка вдохнуть смогла спокойно, без боли и особых усилий. Больше всего проблем на пути к квартире создала лестница, квартира находилась на четвертом этаже, а лифт, по каким-то причинам, не работал. Том немного подумал, затем попросил Каролину немного подождать и, схватив малышку Дэйзи в охапку, скрылся за лестничным переплетом. Через несколько мгновений девушка услышала, как кто-то быстро спускается по лестницам, парень с бешеной скоростью добежал до квартиры и вернулся обратно. Недолго размышляя Том аккуратно подхватил девушку на руки, невольно отмечая насколько та похудела, парень почти не чувствовал тяжести. Каролина обняла шею Тома, чтобы не упасть и покраснела, с грустью понимая, что совершенно отвыкла от такой близости. Через два этажа девушка позволила себе положить голову на плечо парня и вдохнуть тот самый аромат, который ей почти уже мерещился, такой родной, такой необходимый. Он позволял расслабиться, что и сделала девушка, не замечая улыбку на лице парня. Через некоторое время все трое были в квартире. Том уложил девушку на кровать, предварительно подставляя под спину, для удобства, подушек, а сам отправился наполнять малышке ванну. — Томми, не забудь моих кукол! — напомнила Дэйзи уходящему брату и, услышав угуканье, залезла на кровать к Каролине, чтобы показать какую огромную мягкую лошадку ей купили на прошлой неделе. Спустя десять минут ванна была готова и девочку, без умолку рассказывающую девушке, что такое единорог и какого цвета он должен быть, утащили с громкими писками. Еще пять минут ушло, чтобы квартира погрузилась в тишину, прерываемую только тиканьем часов и тихими плесками воды. — Так, почему ты тогда сказала, что не чувствуешь ничего ко мне, Каролина? — осторожно начал Том, сидя на краю кровати, недалеко от девушки. Каролина набрала в легкие воздуха, собрала волю в кулак и начала говорить: — Я думала, что стану для тебя проблемой, Том. Думала, что тебе будет неприятно иметь девушку-инвалида. Думала, что найдешь замену, хотя в глубине души знала, что ты никогда так не сделал бы. Думала, что ты справишься без меня, а на самом деле не справилась сама. Надеялась на то, что ты забудешь, начнешь жить заново и кого-то другого себе найдешь, хотя от таких мыслей еще больнее становилось. Пыталась тебя ненавидеть, чтобы так больно внутри не ныло, но без толку, все равно все мысли к тебе возвращались, — Каролина голову за все свое объяснение не поднимает — боится. Боится в глазах парня что-то такое увидеть, от чего жить больше не захочется. — Ты, как всегда, решила все за меня, да? — девушка кивает. — Больше так не делай. Следующего такого твоего решения я не выдержу, — парень двигается ближе, по щеке рукой проводит и просто обнимает, обнимает так крепко, как никогда в жизни, наверное, не обнимал. Каролина тает от этого тепла и согревается. Ей никакие на свете шубы так не помогли бы, как объятья этого человека. У него в руках сердце Каролины и только ему решать жить сердцу или умереть. — Никогда, — девушка чужую-родную толстовку слезами мочит и ближе ближе ближе пробирается, все крепче обнимая, трется о парня, как будто согреться пытается, будто одним целым сделать хочет обоих. Том отодвигает на секунду девушку, в глаза на миг заглядывает и к ее губам своими прикасается. Обоих дрожь пробивает, будто они где-то в Антарктиде. И такое ощущение словно с сердец слой льда смывается, тает, пропадает бесследно. Оба за эти ощущения все, что есть, отдать готовы. Каролина голову поднимает, доступ к шее открывает и еле сдерживает себя, чтобы не зарыдать от радости. Она не надеялась снова эти ощущения опробовать. Парень на бледной коже сначала поцелуи оставляет, потом укусы, потом метки. Каролина никогда никому принадлежать так, как ему не будет. Он не позволит никому к ней прикоснуться, потому что это хрупкое тело, эта бледно-молочная кожа со всеми родинками и шрамами, ее слезы, улыбка, смех и душа — все, без исключений, ему принадлежит. Он знает, что если все это скажет, то девушка против не будет. Он в этом темном омуте глаз покорность, подчинение и три слова, что на сердцах выбиты видит. И Том почти уверен, что в его глазах Каролина может прочитать то же самое. Парню платье мешать начинает, он осторожно молнию на спине расстегивает и с плеч спускает розовую, прозрачную ткань, засматриваясь на сильно выпирающие ключицы. Слышит, как Каролина дышит рвано, видит, опьяненные глаза, видит, как их дымка окутывает и сам еле сдерживается, чтобы не сорваться, не спустить зверя своего на это беззащитно-прекрасное создание, чтобы на куски не разорваться от счастья снова видеть, как любимые глаза желаньем сияют. Том толстовку с себя снимает и кидает куда-то в сторону, наблюдает за реакцией девушки, за румянцем на щеках, за бегающими по его телу глазами, за робко прикушенной губой. Он сам эти губы кусать готов, сам из этих губ стоны ловить будет, наслаждаться их сладостью. Его имя только эти губы выкрикивать должны, иначе эффект не тот, хоть парень и не проверял, но почему-то уверен в своем предположении. Том наклоняется и впивается в чужие губы, кусает, зализывает, снова кусает лишь бы чувствовать, лишь бы понимать, что вот она, рядом, никуда не денется от тебя, не убежит, рядом будет всегда только поцелуй, только прикажи. Твоя, без остатка. Том приникает чувственно к губам, будто в пустыне озеро нашел, такое огромное, что всю пустыню разом затопит; такое прозрачное, что душу насквозь видно; такое вкусное, что оторваться невозможно. Он пьет пьет пьет и напиться не может, снова и снова целует, кусает, тянет, ранки зализывает, повторяет. Ему кажется, крышу сорвало, но он и не против. Потому что рядом с этим человеком себя самым никчемным, зависимым наркоманом чувствуешь, потому что хочется еще прикасаться, стоны слышать, наблюдать за тем, как прекрасный цветок раскрывается, больше, ярче. — Том, стой, погоди, — Каролина прерывает, в грудь упирается и смотрит затуманенным, расфокусированным взглядом, за что-то зацепиться пытается. — Что? Что такое? — Томас свой хриплый голос слышит и надеется, что не спугнет девушку, которая с мыслями едва собирается. — Там… твоя сестра. Нам нельзя… — Она слишком занята. Ее водные процедуры обычно час занимают, если не больше. Все в порядке, не волнуйся, — Том запястья целует, напряженность девушки убирает, бдительность усыпляет. Снова наклоняется, по губам мажет, к шее пробирается, облизывает и кусает, по уху языком водит, мочку зубами оттягивает, стон слышит, и платье еще ниже спускает. Каролина зацепиться хоть за что-то пытается, за пряжку чужого ремня хватается, спину парня обнимает и царапает одновременно, в отросшие, золотистые пряди пальцы запускает, сжимает, путает прядки между собой и наслаждается мягкостью чужих-родных волос. К груди спускается, руками водит по коже, ногтями следы оставляет. Ей бы не ногтями по телу парня водить, но она потерпит, даст зверю жажду утолить, а потом себе позволит это сделать. Каролина от этих смазанных поцелуев теряется, на части раскалывается, надеется, что потом получится себя собрать в полноценного человека. Парень редко таким настойчивым и одновременно нежным бывает. Такие случаи на пальцах пересчитать можно, но Каролине сейчас некогда. Она под чужими прикосновениями выгибается, наслаждаясь жаром чужого-родного тела. Девушке настолько хорошо, что перед глазами цветные пятна появляются, а голова кружиться начинает. Каролина связь с реальностью теряет, когда с нее всю одежду снимают и куда-то между рёбер целуют. Девушке кажется, что ее живот сейчас лопнет и из него тысяча бабочек на Свет появятся. Томас с большими усилиями себя от желанного тела отрывает и наблюдает за девушкой, которая хнычет от того, что парень перестал ее трогать. Она перед ним будто первый раз такая открытая, будто все по-новому, будто никогда он не видел этих затуманенно-прекрасных глаз. Девушка перед ним сотнями тысяч ярких звезд рассыпается и собирается снова, только чтобы заново эти крышесносящие моменты пережить. Полумрак комнаты на двоих влюбленных по-своему действует, успокаивает, открывает их скрытные черты, какую-то волшебную искрящуюся атмосферу дарит. Парень и девушка забываются в этот вечер, растворяются друг в друге, все печали и беды за дверью этой комнаты оставляют, забывают обо всем на свете. Сейчас есть только они. Весь мир исчезает. Остается только эта комната, эта кровать и эти двое. Для их счастья ничего больше не нужно. Они сами друг другу помогут встать, жить, умирать. Две души в одну сливаются, два сердца как одно бьются, два тела в одно целое превращаются, расходятся и снова сходятся. Для них целая вселенная друг в друге кроется. Больше никто из двоих не рискнет друг без друга жить (существовать), потому что оба понимают невозможность такого существования. Пока на небе по очереди зажигаются дальние огни звезд, девушка спит в объятьях парня, и никто и ничто не в силах разрушить идиллию этой ночи. * * * Утро встречает Каролину ярким лучом солнца, который будит ее. Девушка лежит на кровати и, краснея, вспоминает вчерашний вечер. Когда все сцены полностью восстанавливаются в проснувшейся голове, девушка оборачивается за свою спину, в поисках Тома. Находит парня сидящим напротив кровати и что-то рисующим на листе бумаги. Томас на секунду отрывается от своего занятия и переводит взгляд на Каролину, встречаясь с ее взглядом. — Доброе утро, — Томас улыбается ярко и счастливо, настолько, что у Каролины внутри тепло разливается. — Доброе, — девушка отчего-то лицо, вместе со смущенной улыбкой, в подушке прячет. Остается в таком положении пока руку парня на голой спине не чувствует. Голову поднимает и в глаза напротив вглядывается. В светло-карем океане столько счастья и радости, что Каролина заныривает туда, купается. Нежный поцелуй со вкусом утра принимает, отвечает и крепко Тома обнимает. — Как спалось? — Впервые, за долгое время, спокойно, — девушка на сдержанную улыбку лучезарной отвечает, потому что действительно радуется, что ее кошмары не посетили. Том коротко целует, отодвигается и на край кровати присаживается. Каролина усилие делает, подползает и крепко со спины обнимает, утыкаясь носом в затылок, вдыхая едва уловимые ноты лимона. Парень девушку хватает и к себе на колени перетаскивает. — Соскучилась? — издевается, потому что знает ответ, хитро прищуривается. — Очень. — С каких пор мы такие скромные? — приговаривает, по красной щеке тыльной стороной ладони проводя. — Потому что я абсолютно голая, а ты одет. — Тебя так смущает моя одежда? Избавиться? — снова хитро прищуривается и смехом отвечает на недовольную гримасу Каролины. — Избавляйся, — девушка вызов принимает и действий Тома ждет. Парень ухмыляется и резко футболку с тела стаскивает, наблюдая с каким благоговеньем девушка на тело смотрит. Каролина в глаза заглядывает, будто в самую душу; в темный омут парня толкает и смотрит, как тот тонет. Потом целует внезапно, нежно водя губами по чужим, восторгаясь моментом, рукой с волос парня резинку снимает и сквозь пальцы пряди пропускает, откровенно наслаждаясь. — Люблю тебя, — выдыхает Каролина, отрываясь от манящих губ. — Я тебя больше. — Что-то рисовал? — спрашивает девушка, вспоминая тот момент, когда увидела парня с карандашом и листком. — Не «что-то», а кого-то. — Опять? — Всегда, — парень снова смеется, притягивает к себе, целует глубоко и на кровать Каролину укладывает. Девушка нежится, получает удовольствие от того, как Том каждый багровый след на шее, ключицах и груди «обновляет». — Томас, прекращай. Где Дэйзи? — парень останавливается, медленно голову поднимает и недовольно смотрит. — На кухне, ест свои любимые хлопья, — как ребенок недовольно отвечает, заставляя девушку громко засмеяться, улыбается и щекотать начинает. Каролина от смеха сказать ничего не может, чувствует, как в уголках глаз капли собрались, и еле слышно умоляет парня прекратить, тот прекращает и, теперь уже, начинает ноги кусать. Каролина снова смеется и скулит. — Постой! — выходит так громко, что парень действительно останавливается и обеспокоенно на девушку смотрит. — Что-то случилось? — Укуси, пожалуйста, там, где ты сделал это только что, — у Каролины голос ужасно дрожит и глаза отчего-то огромные. Парень повинуется, делает то, что попросили и облегченный вздох слышит, приподнимается. — Что? — выжидает терпеливо, пока девушка с мыслями соберется. — Я… Я ноги чувствую. Вернее ногу, ну, там где ты укусил и… — Каролина не успевает договорить, ее в объятья заключают. Проходит несколько минут, а Том все так же у Каролины на груди лежит, пока девушка снова его волосы трогает. — Они у тебя так отросли. Мне нравится, — девушка довольно рассматривает русые пряди, за ухо парня несколько заправляя и вглядываясь в любимые глаза. — Я как чудовище с ними. Надо подстричься. — Не надо. Ты мне и таким нравишься, моё прекрасное Чудовище, — Каролина улыбается своей спокойной, счастливой улыбкой и парень отвечает тем же, снова кладя голову на грудь девушки. — Я счастлив. — И я. Только рядом с тобой.