я мертвое

Я мертвое. Могут ли у меня быть мысли? Это они? А что если не так? Ничего не чувствую. Я как акула, кровь — моя пища. Найденная радость плюхается в утробу рваных тканей. Ничего не чувствую. Нет усталости. Или есть, а как это тогда назвать? Будто мертво, изначально не рождённое, не сформированное, потерянное. А кто понимает. Кто. О да, едва ли место обитания нас не отягощает. Нельзя вырваться, но возвращение тёмного лорда неизбежно, ведь так? А нужно? Юные девы так сладки, я знаю, какая у них мягкая кожа, даже не прикасаясь. Юнцы бойкие, живые, правильные. Правильные? Есть ли вообще понятие этому слову? А я правильное? Но почему я 'оно'? Быть 'им' тоже, правильно? Разве люди сами не питаются счастьем? А можем ли мы на них равняться. А они. От постукивания костяными пальцами по решётке к слуху вновь вернулись звуки внешнего мира. Не унимающийся гул волн и ветра, где-то охи, плач, бред бормотаний. Едва уловимое скольжение, мягко рассекающее воздух, звяк ключей. Нужно сменить и пойти на обход по всем постам, попробовать поискать пищу, искать жертву, что заслужила бы поцелуй за плохое поведение. Поцелуй вечного покоя, отдав мне все вдохи и выдохи, поцелуй смерти, поцелуй дементора. Приходится только слоняться. Все прячут глаза, забиваются в угол или совсем уже ничего не понимают. Тянут руки. Да, я бы протянул руки к тебе, но я ничего не почувствую, а на тебя мне все равно, ты еда, а для меня это правильно. Кто-то зовёт. Мне, правда, все равно, запахов все так же нет, но я продвигаюсь на шум. Замерев, ждёт, в углубленной тьме тени из-за угловой стены. Утыкается в камень затылком. Глядит в потолок или на меня, был бы толк. Нет, я правда не хочу, а тебя ломает. Расчёсываешь руки, жёстче с живыми мертвецами этой бесконечной темницы, из которой же не можешь выбраться и сам. Ты даже плачешь. Это было бы мерзко, но если тебе это и вправду что-то облегчает, за тебя можно было бы и порадоваться, если бы это получалось само собой, не забирая у других. Хорошо. Точнее нейтрально. Мы подержимся за руки в этой коридорной ночи. Если тебе так надо, мне не в тягость. Скользкая кожа, покрытая корками. Костяные пальцы потихоньку поднимаются вверх, немного сдавливая, немного прижимая. Это объятия? Но разве от них лучше. Тебе почему-то да. Только не говори никому. В лучшем случае, над тобой поиздеваются, в худшем — поверят. Я хоть и не знаю, может ли быть хуже, но без тебя точно станет. Прикусываешь кожу на шее, наконец-то сняв капюшон и как-то странно приняв позу, пытаясь руками ухватить как можно больше меня. Насмотревшись ерунды в людском мире, пытаешься повторить так же, хочешь стать похоже. Да, я знаю, что говорить тебе бестолку, просто продолжай. Я буду думать, что становится легче. В голове бренькает мелодия. Такие внезапные мысли очень пугают, если так можно сказать. Хотя все нейтрально, все равно на всё. Хочешь притянуться, я знаю, ты готова. Я знаю, что ты — 'она', невообразимой силой от чего-то очнувшись в этом теле. Я знаю, что я — это 'он'. Но мне все равно, где я очнулся, мне все равно, я мог бы и дальше быть нигде. По сути дела, нет важности оставаться здесь, уходить за тобой или бежать. Такие как мы, лишь на пару мгновений могут стать живыми, заставляя пищу пропускать через себя наш мир и все сопутствующие ощущения. Но ведь это не пища. Это живые. Не все понимают, а мы да. Есть ли у нас шанс быть как они? Мы ведь оба знаем, что Ты тяжело выдыхаешь, а мне становится так горько, как никогда за все существование. Я будто бы нас подвёл. Мы не те, кто мы есть. Я освобождаю руки из твоих колец 'объятий' и сам переплетаю их на твоей спине. Ты в клетке из меня, а я — наоборот. Наверное, это могло бы назваться забавным, но слова тут ни к чему. Я молча отстраняюсь и отхожу за шаг, надеясь тем самым уловить в твоих движениях хотя бы немного эмоций. А их нет. Мы мертвы изнутри с самого появления на свет, а наша наружность об этом всех оповещает. Беру твою руку и переплетаю пальцы, мне будто тепло, я ощущаю свечение. Я знаю куда нам нужно, а ты идёшь следом и, не ясно, веду ли я тебя, или же ты, хоть и следуешь позади меня. Я знаю хорошее место. Приходится расцепляться, когда слышно других. Нет, мы не пойдём наверх. Мы будем на самом уровне этой бушующей стихии воды. Волны бросаются, рассыпаясь о скалы, зализывают невидимые увечья камней. Нам чуть дальше, заботься, чтобы все, кто увидел, считал, что так и должно быть. Я мертв, но это будет мое рождение. И твоё. Давай вот здесь. Обними меня так же, только горячее, если ты знаешь, как это. Подожди, я хочу увидеть тебя, снимай капюшон, который ты уже успела натянуть на себя, по пути. Да, я понимаю, ты уже все знаешь. Теперь ты не готова, но это, вроде, всегда так. Хуже не будет, но есть возможность, что будет лучше, даже если это через боль, кто знает, все, кто бы мог рассказать — умолкли навсегда. Я держу тебя, но дай мне прикоснуться к твоей щеке. Настолько холодная, что я чувствую, какая же она тёплая, а ты, чувствуешь? Я уже не хочу считать мгновения, одним движением, один единый момент, который станет моей бессмертной жизнью. И твоей. С дыханием так же, оно обжигает, перетягивает и не отдаёт. Последние силы, никак и ничто обволакивает и становится комфортным, да, прижмись ещё теснее, пожалуйста, читай мои мысли. Кажется, я Порыв ветра пробороздил чёрную воду, будто пытаясь что-то подхватить своим дуновением, устремился вверх, уткнувшись в самые толстые стены этих краев, превратился в крутой вихрь и опять помчался в сторону, будто никогда в жизни не желая, вновь здесь оказаться.