Ведьма

В непролазной безвестной чаще, там, где плющ увивает кроны, ведьма красила губы красным, облекалась в бездонно-чёрный, янтарём украшала шею, золотые сплетала нити. Если путница в эти дебри забредёт на свою погибель – то не сыщет путей обратно, молодою навеки сгинет! Здесь безветрено и прохладно, здесь трава под ногами стынет – двух шагов не пройти бедняжке, занемеет женою Лота! Да ни звери её утащат, ни себе заберёт болото: выступает из гущи тёмной королева лесная – ведьма, расколдует за миг девчонку, завлечёт-заволочет в сети и потащит, плющом обвиту, по траве да в свои угодья, где не чудиться даже скрипу, где и солнышко не восходит, где темно-зелено да влажно, где ни небо – зелёный купол. "Разве, девица, тебе страшно? Что сжимаешь ты белы зубы?" – Рассмеётся шальная ведьма и с плечей своих скинет ношу. "Не видала за всё столетье молодых таких да пригожих! Редкий гость тут нежданный странник, только молодцы мне не милы: по девичьим устам и пальцам я извечной тоской томима, по шуршащим во тьме одеждам, по волос завитому шёлку, покажу тебе горе-нежность, не позволю рыдать без толку: залюблю тебя, зацелую, голышом искупаю в росах. Что теперь горевать впустую да ронять понапрасну слёзы?" Так баюкала клята ведьма, как невесте ей песнь слагала (обрекала на лихолетье), но о главном не рассказала: что, коль скоро та ей наскучит,– стянет ведьма её запястья, острижёт её злато-кудри, переделит их все на части (ну и славная выйдет пряжа из волос золотистых нитей!), обереги из пряжи свяжет и украсит свою обитель. Истерзает, лишит покоя, наиграется, словно куклой, и густой вековой смолою запечатает алы губы. А глаза её – два алмаза – подцепивши ногтями, вынет, отшлифует их, как прикрасы, словно бусы, на нить нанижет. Нежно-белую грудь разрежет, разогнёт частокол из рёбер, и достанет живое сердце, оставляя зиять утробу. Трепыхаться подбитой птицей станет сердце в её ладони, но недолго осталось биться, молодой истекая кровью – ведьма втянет ту кровь губами, разом с ней заберёт и душу. За секунды, тремя глотками, словно чашу его осушит. В тот же миг посвежеет ведьма, как живою водой напившись, заживёт молодой да светлой в ожидании новых пиршеств. Над старушечьим рваным телом ненадолго она склонится, и, как будто бы между делом, поцелует пустые глазницы. *** Не ищите вы там удачи, где чужие царят законы, где деревья, качаясь, плачут, где безлюдно и невесомо, где сам воздух пропитан насквозь почерневшей смолой игольной. Не ходите, девицы, в чащу – ведьма губы там красит кровью.