Пиздострадания Драко Малфоя и никакого морального ущерба Гарри Поттеру

– Ты тут блять по-аккуратней. Драко злится. Драко очень злится. С тех пор как Уизли поселился в их огромном доме, он не минуты не знал покоя. Вечно он что-то вычудит: то щенка с улицы притянет, то загорится идеей испечь пирог, а потом хату к хуям сжигает, было даже, чашку Малфоя любимую разбил, а второй потом ходил, обижался долго. А в этот раз что-то притих и ничего не вытворяет. Даже как-то подозрительно. Сегодня Рон бегает по квартире, избегая всех, словно Поттера голого повидал (потому что Драко делала точно так же). Явно задумывает что-то. Но ещё ничего не происходит. – Извини, – успевает сказать Уизли, как снова испаряется. Драко никогда не был таким. Злым, нервным, постоянно ворчащим. Никогда Поттер не видел его таким. Лишний раз не поцелуешь – получишь подзатыльник. Рукой по талии не проведешь – нельзя. А про ту самую охуенную задницу можно и вовсе забыть; давно уже никто не видел, как она выглядит (особенно Гарри). Но разве это Рон? Далеко нет. Уизли лишь помог всему выйти наружу. – Рон, у тебя все в порядке? – Гарри спрашивает издалека. – Все в полном, – улыбается тот, но улыбка не задерживается долго на его лице, а исчезает вместе с ее обладателем. Малфой падает на диван. Все в том же настроении. В настроении неслучившегося секса. Гарри садится рядом, наблюдая за другом. – Что он мечется? – интересуется Поттер. – А мне по чем знать? – холодно отрезает светловолосый. – Ну, ты же у нас целый день, как ворон кружишь вокруг всех, может, и интересное что-нибудь нашел. – Вот даже не знаю: обидиться или забить хрен, – безнравственно ответил Малфой. – Но, знаешь, я так и не понял, почему в нашем доме все ещё ничего не произошло за последние три дня. – Как ни странно, я тоже в шоке. Драко, – Поттер подвигается ближе, но Малфой и глаз не поднимет. – Гарри, – печально выдыхает тот. – Ты ведь знаешь, как я люблю тебя, – шепчет и прядь белоснежных волос с лица убирает. – Знаю, – отвечает тихо. – Тогда я не понимаю, что с тобой. Почему не расскажешь мне? Не уж то Рон виноват? Но ведь не Рон, знаю. – Нет, не Рон, – горько улыбается, – Не знаю, Поттер, честно, будто это всегда было во мне, понимаешь? И в этом нет ни чьей вины, особенно твоей, – слизиринец касается указательнвм пальцем лица визави. – Хочу, чтобы все было как раньше, – парень снимает очки, наровясь поцеловать. – Тогда поцелуй меня уже наконец, – а тот позволяет. И целует его нежно. Не спеша, смакуя каждую долю драгоценной секунды. Ощущая долгожданный язык в своем рту. Хочется притянуть ближе – да не может. У них тут посторонние. Но сейчас так сильно наплевать на все, что просто закинуть бы ногу на его бедро и руками холодными провести по позвоночнику, ловя мурашки на длинных пальцах. – Боже милостивый, как же я хочу тебя, – шепчет Поттер, приятно обжигая шею. – Закроемся в ванной? – Плохая идея, но это все, что мы имеем. – Тогда, черт возьми, почему мы не можем снять себе номер в гостинице. Парни отлипают друг от друга в мгновение ока, когда на горизонте снова появляется Рон. И уже не обидно. И не жалко. И нервничать не хочется. Потому что Драко больше не злится. Драко снова влюбленный по уши. Уизли не заметил их. То ли специально, то ли правда не увидел. Но и ладно. Ничего уже не имеет значения. Малфой улыбается. Как последний ребенок на этой Земле, он улыбается. – У тебя и правда очень быстрые перемены настроения, – подмечает Гарри, сплетая их пальцы. – Ну, что правда, то не ложь. Гриффиндорец нахмурился. – Это лучшее из твоих странных выражений. – Дарю тебе его, – Малфой мельком касается губами щеки парня, и вдруг застывает, как будто снова увидел голого Поттера, – Черт возьми. Поттер. Какое сегодня число. – Двадцать второе декабря? – ответил Гарри и, кажется, уловил ход мыслей собеседника. – То есть, ты хочешь сказать, что… – Ага. Рон готовит нам что-то грандиозное. – Может сказать ему, что это лишнее? – Ещё чего, я мало натерпелся, что-ли? – Я тебе ещё отплачу, – Поттер улыбается, а Драко уже мысленно представляет себе валюту, о которой тот говорит. И на такую валюту он согласен.