Приключения на Диком западе

Соорудив незамысловатый ужин, Роджерс быстро расправился с пищей. Сегодня была ночь его дежурства, и это время он не просто не любил, а откровенно ненавидел. Насколько ему проще было, вымотавшись за день, упасть в кровать и заснуть. Пусть и не до рассвета, но несколько спокойных часов ему был обеспечены. А здесь целая ночь, тихая, глухая, полная тоски и непрошенных воспоминаний. Чтобы занять себя хоть чем-то, Стив принялся методично разбирать и чистить пистолеты. Разрядив оба револьвера и отложив в стороны патроны, мужчина тщательно вычистил шомполом стволы и цилиндры, затем смазал оружие ружейным маслом и уже чистой тряпкой удалил излишки масла и отполировал револьверы. Стив всегда содержал свое оружие в идеальном состоянии, ведь каждая осечка может стать смертельной. Все действо заняло у него около часа. Что делать в оставшееся время, Роджерс не представлял. Помаявшись еще с полчаса, он поднялся наверх в свою комнату и прихватил с собой небольшой блокнот и угольный карандаш. С самого детства он любил рисовать. Мальчишкой Стив был чахлым и щуплым, постоянно болел и много времени проводил в постели. Тогда мать, чтобы тот не грустил, однажды принесла ему небольшой подарок – альбом для рисования и карандаши. Стив отчетливо помнил трепет и волнение, которое испытал, открыв первую чистую страницу. Она казалась ему бескрайней пустыней, пустотой. Карандаш в его тонких детских пальцах подрагивал от страха нарисовать линию и испортить драгоценный холст. Первой работой стала каракуля, очень смутно напоминавшая птичку, которую Стив видел из окна своей комнаты. Со временем страх прошел, а на смену ему пришло вдохновение. Он старался использовать каждый свободный дюйм для своих набросков, и потому рисунки расцветали на стенах его комнаты, на разворотах и форзацах книг, на полях отцовских газет. Снова устроившись за столом, Стив раскрыл блокнот. На обратной стороне твердой обложки красивым ровным почерком было выведено его имя. Первую страницу украшал набросок горных вершин, которые он увидел впервые здесь, на Диком Западе в самом начале путешествия. Стив хотел было перелистнуть ее, но боялся, зная, что будет дальше. Поперек горла встал тугой жаркий комок. С шелестом страница поползла в сторону, открывая портрет: дерзкий изгиб бровей, большие глаза, прямой аккуратный носик, темные кудрявые волосы и пухлые четко очерченные губы. Пэгги, его любовь, его жена, мать его милой крошки Саманты. Неосознанно Стив водил пальцами по нарисованному лицу, ища мягкости и тепла настоящей кожи. Но ощущал только сухой пергамент, безжизненный и плоский. В порыве отчаянной нежности он прижал портрет к губам, касаясь легким поцелуем контуров губ. В этом городе никто не знал его историю. В Дэдвуд Роджерс приехал один, оставив свое сердце и, казалось, свою жизнь в разворошенном лагере в пустыне. Это было долгое путешествие. Переселенцы, среди которых был Стив и его маленькая семья, уже несколько дней ехали по бескрайней рыжей степи, посреди которой цеплялись за жизнь одинокий деревья. Дорогу им то и дело пересекали колючие шары перекати-поля, гонимые жарким ветром. Их группа состояла из десяти фургонов, которые двигались друг за другом длинным караваном, то и дело останавливаясь на короткие привалы. Беда настигла их ночью, когда лагерь уже крепко спал. Услышав крики, Стив сказал встрепенувшейся Пэгги ждать его с дочкой внутри и никуда не выходить, а сам, прихватив свой кольт, выскочил из повозки. Вокруг творился какой-то хаос: в пламени не успевшего погаснуть костра метались тени, доносилось тревожное ржание лошадей. Потом грянул выстрел один, другой, и вдруг началась пальба со всех сторон. Стив не понимал, где свои, а где чужие. Мимо пробежал один из их попутчиков с окровавленным лицом, совсем рядом раздался громкий хлопок, и мужчина, нелепо взмахнув руками, повалился на землю. Тут Роджерс не сомневался и выстрелил в ответ. Прямо перед ним выскочила чья-то лошадь и сильно толкнула его грудью, отчего Стив отлетел в сторону, ударившись головой о камень. Перед глазами все закружилось, он порывался подняться, но тело было словно ватное, руки и ноги не слушались. А потом на него опустилась спасительная тьма забытья. Мужчина пришел в себя, когда солнце уже было высоко над горизонтом. Его грудь была придавлена чем-то тяжелым, отчего сделать полноценный вдох не получалось. Поднапрягшись, Стив с трудом спихнул с себя груз, оказавшийся чьим-то обезображенным телом. Увидев разбитое, залитое черной кровью лицо, Стив отвернулся, и его вывернуло. В воздухе стоял горький запах дыма, словно он снова вернулся на войну. Поднявшись на ноги, Стив ошалело огляделся по сторонам. От лагеря ничего не осталось. Уцелевшие повозки бандиты, видимо, угнали, а те, которые не забрали, превратились в черные угли. Тела убитых переселенцев были свалены под деревом, у которого они сидели еще вчера, живые и полные надежд. Покачиваясь, Стив подошел ближе. Он молился всем известным богам, чтобы его семья была цела. Переплетение рук, ног, лоскуты одежды, растрепанные женские косы, краешек синей ситцевой ночной… Синей… Синей! Стив, рыча, принялся лихорадочно раскидывать чужие тела, пробираясь к ней. К его любви, его Пэгги. Вот показался подол, вспоротый прямо между ног, нежное покрытое синяками белое бедро, о которое Стив терся, щекоча своей колючей щетиной, Пэгги смеялась, а потом тянула его на себя и целовала так, что кружилась голова. Спихнув еще одно тело он, наконец, увидел. Разорванный верх ночной, обнаживший небольшие упругие груди, распахнутые карие глаза, разбитые в кровь губы, удивление и боль, застывшие навечно на прекрасном лице. Бережно Стив поднял ее на руки и отнес в сторону. Потом с осторожностью, словно она могла что-то чувствовать, уложил на землю, стянул с себя рубаху и тщательно укрыл ее. - Я сейчас, милая! Я сейчас вернусь! – пробормотал Стив и снова ринулся туда, где возможно, и он молил Бога об этом, не было его маленькой дочки. Она лежала в самом низу, погребенная под всеми телами. Такая маленькая, такая хрупкая. Земля под ее светлой головкой почернела, пропитанная кровью. Милые смешливые глазки были сомкнуты, а розовые губки приоткрыты, словно она крепко спала. Стив прижал ее к груди и, баюкая, заплакал. На войне куда честнее: ты стреляешь, в тебя стреляют в ответ. Ты сражаешься и получаешь отпор. Ты умираешь или умирает враг. А здесь одни просто взяли силой то, что было дорого другим. Отобрали, растоптали и выбросили, наигравшись. Стив не знал, как умудрился выжить в безжалостной пустыне. Похоронив Пэгги с дочерью, навалив камней поверх неглубоких могил, Роджерс сделал то же для остальных переселенцев. Он просто не мог оставить их под палящими лучами солнца на растерзание гиенам и стервятникам - он и им хотел подарить последний покой. Это страшное действо заняло у него целый день. Закончив с последним погребением, Стив свалился без сил и очнулся только с первыми лучами солнца, тяжело поднялся на ноги и просто пошел вперед, спотыкаясь и падая, но снова и снова упрямо вставая. Спустя два дня он набрел на небольшой городок, где получил приют и помощь, а позже, немного придя в себя, отправился с ковбоями в Дэдвуд. Сначала он подвизался на работу на ранчо и трудился под началом Марии Хилл, пробивной дамы, неплохо управляющейся с хозяйством. Немного подзаработав, Стив начал строить свой дом, а вскоре занял вакантную должность шерифа. Стрелял он отлично, а военное прошлое говорило само за себя. Преподобный Беннер, одобрив его кандидатуру перед городским советом, возлагал на него большие надежды. И Стив старался не подвести. Успокоив колотящееся сердце, Стив встал из-за стола и пошел умыться. Холодная до ломоты в висках вода моментально отрезвила. Вернувшись, мужчина пролистал альбом до чистой страницы, стараясь особо не разглядывать ранние работы, и в несколько росчерков изобразил очертания недавно виденного лица доктора. Мелкими штрихами он добавил деталей, где нужно затемнил, растерев уголь пальцем. Вышло, вроде бы, похоже, по крайне мере, насколько он смог запомнить. С конюшни донесся собачий лай, и Стив, отложив блокнот в сторону, вышел на улицу. Занимался рассвет. Солнечная кайма уже появилась на небе, вызолотив горизонт. Скоро улицы города наполнятся жизнью, откроется лавка Беннера, из салуна снова допоздна будет играть музыка, зазвучит глухой перестук лошадиных копыт по утоптанной земле. За эти звуки Стив любил Дэдвуд всей душой!