Медвежье ушко

Светлые волосы вьются, рассыпаются по салатово-зеленой ткани нарядной одежды; их сносит чуть в сторону, когда поднимается ветер, и Тетора поднимает руку, чтобы сохранить остатки прически. Она заливисто смеется — белые зубы. Аюра не смеется. Следит за ней молча, как завороженная, а опомнившись, хмыкает и отворачивается. Подумаешь, большое дело — прическа. Волосы самой Аюры убраны назад, в длинный хвост. Волосы Аюры — черные, как ночь, и на первый взгляд кажутся короткими из-за выпущенных вперед прядей. Два дня назад Аюра и Тетора прибыли в Суйко, и с тех пор сердце Теторы было разбито уже трижды. Ей категорически не везет с мужчинами: она влюбляется в тех, кто не интересуется ею, и дает от ворот поворот тем, кому интересна. Не раз и не два Тетора оставляла Аюру одну в очередном городе, а сама уходила на ночь. Раньше они вместе ходили на праздники и посиделки у костра, танцевали; но мужчины, симпатичные Теторе, неизменно заинтересовывались Аюрой, которой это было совсем не нужно. Тетора расстраивалась, поэтому Аюра перестала ходить с ней. Она во все времена предпочитала уединенные тренировки любому другому времяпровождению. К тому же, пусть Тетора и уходила на ночь, утром она всегда возвращалась. А постоять за себя, в случае чего, могла сама — это Аюра знала лучше кого-либо. — Я проклята, — говорила Тетора иногда, тяжко вздыхала — и смеялась. — Невезение с противоположным полом, вот как это называется. Аюра фыркала. Ей на противоположный пол везло, это мужчинам с ней не везло; будь ее воля, она с радостью поделилась бы сомнительным «везением» с Теторой. А то и отдала бы его ей целиком — чтобы та больше не расстраивалась. Аюре тяжело было видеть Тетору выбитой из колеи после расставания с очередным придурком, не способным оценить ее по достоинству. Она подозревала, что и сражаться Тетора начала, чтобы стать ближе к мужчинам — не «женское дело». Навыки сражения оставались с ней, мужчины — нет. Встреться достойный, Тетора, без сомнения, давно вышла бы замуж и оставила работу наемницы. Аюра осталась бы одна. Поначалу мысль об этом пугала ее. Потом, когда неудачи Теторы в личном плане последовали одна за другой, Аюра начала молиться, чтобы у подруги все сложилось. Пусть будет счастлива с тем, кого сама выберет, пусть ей ответят взаимностью, пусть будет пышная свадьба и море счастья. Аюра будет на этой свадьбе — подружкой невесты, на меньшее она не согласна, — а потом уйдет. Одна. Ничего удивительного — она привыкла оставаться одна. Так будет лучше. Она давно отпустила Тетору. Была готова отпустить; а Тетора все не уходила и не уходила, и с каждым прожитым днем они становились все ближе — время, проведенное вместе. Однажды Аюра поняла, что неосознанно пытается отстранить Тетору — может, чтобы потом не было так больно расставаться. Они реже говорили и реже молчали вместе. Аюра сосредотачивалась на работе, которую им удавалось заполучить, а Тетора брала ее под руку и пыталась отвлечь, обратить внимание на себя. Темные глаза задорно блестели, светлые волосы ниспадали на одежды нежно-зеленого оттенка, которые так трудно отстирывать, сердце Теторы разбивалось даже чаще, чем прежде, и в какой-то миг Аюре показалось, что она поняла. Это было не то, что она хотела бы знать. Всегда спокойная и уравновешенная, Аюра чувствовала себя так, будто ее мир перевернулся. Она привыкла быть одна. Одиночество помогало отточить навыки — друзья и подруги, мужчины и женщины, все уходят. А мастерство остается. Поэтому Аюра не стремилась избавиться от своего одиночества так отчаянно, как Тетора. Тетора в ее жизнь попала случайно и задержалась только благодаря своим боевым умениям. Из нее была хорошая напарница. Хорошая подруга. Нет, боевые умения были ни при чем. Причиной всему — улыбка Теторы, и смех, белые зубы, светлые волосы, что-то еще. То самое, внутри, скрытое, которое заставляет темные глаза сверкать, а губы — складываться в улыбку. «Душа». Хотя Аюра привыкла скрывать все, связанное с проявлением ее собственной души, Тетора поняла. Тетора разглядела в ней человека, с которым бы хотела провести всю жизнь. Но ее не так воспитывали, чтобы сразу признать собственные желания, поэтому Теторе и нужны были все эти мужчины — для сравнения. Она хотела определиться. Пусть Тетора и уходила на ночь, утром она всегда возвращалась — к Аюре. Все ее попытки встретить интересного мужчину были одним большим самообманом. А невезение объяснялось просто — Тетора не хотела, чтобы ей повезло. Тетора хотела остаться наемницей, остаться с Аюрой. Будь Аюра парнем, они с Теторой давно бы... Похоже, Тетора определилась. Про себя Аюра этого сказать не могла. Она, в отличие от подруги, не страдала от разбитого сердца, потому что хранила его в укромном месте, куда никому не было ходу. Даже Теторе. Аюра впустила ее в свою жизнь, сблизилась с ней, как ни с кем, но не могла так просто убрать стену, которую возводила вокруг себя столько лет. Эту стену никто не мог преодолеть — потому что, на самом деле, Аюру интересовало не только мастерство. Потому что Аюра привыкла быть одна, но мечтала — когда-нибудь ее одиночество будет нарушено. Потому что, впусти она Тетору не только в свою жизнь, но и в свое сердце, — не смогла бы отпустить. Стань Тетора для Аюры кем-то большим, чем подруга, напарница, — и одиночество из желанного состояния превратилось бы в нестерпимую муку, а не Аюре объяснять, что все рано или поздно уходят. Тетора была сильнее, чем Аюра. Ее сердце разбивалось столько раз, что она справлялась играючи, и снова смеялась; Аюра бы так не смогла. Разбитое сердце ее бы погубило. И сейчас, глядя на вьющиеся волосы Теторы, она как никогда ясно это понимает, потому что при виде подруги сердце в груди сладко замирает и тянет, а щеки начинают гореть. Ни к кому раньше Аюра не испытывала такого чувства — не давала ему волю, но сейчас... Наверное, это и называется «влюбиться». Сквозь стену, которую она строила всю свою жизнь, просачивался свет и смех, — потому что их не может сдержать ни одна стена. — Как твоя спина? — спрашивает Тетора, когда впереди показываются дома следующего селения. Аюра пожимает плечами — поясница в последнее время и впрямь часто дает о себе знать. Наверное, подстудила. — Купим тебе пояс из собачьей шерсти, — решает Тетора, — мне в свое время помог, помнишь? А еще я для тебя медвежье ушко заварю. — Медвежье ушко? — Трава такая, — в отличие от Аюры, Тетора кое-что смыслит в травах. — Тебе уже больше двадцати, в таком возрасте пора начинать следить за здоровьем. Аюра хмыкает. Она привыкла справляться с болезнями без помощи лекарей, — самой частой болезнью Аюры была рана, полученная в бою. Своими шрамами Аюра гордилась, не пытаясь их скрыть. Даже ее походная одежда была красной не без причины. На красном кровь не видна. Работу в селении они не находят. На ночлег им разрешают остановиться в заброшенном доме. Аюра разводит огонь в очаге, Тетора греет воду и заваривает припасенные засушенные листья — медвежье ушко. В прогретом доме становится жарко, Тетора вытирает пот со лба, потом переводит лукавый взгляд на Аюру. — Не хочешь раздеться? Аюра медленно качает головой. — А ты? — Слова срываются с губ прежде, чем она успевает их остановить, и так неправильно, Аюра знает, что не выдержит, если ее сердце разобьется. Только Тетора может разбить ее сердце. Больше никто и никогда; только Тетора может нарушить ее одиночество, безграничное, засасывающее, и это как откровение, слишком ярко, слепит глаза — стоило ли стараться, выстраивая стену? Все равно никто не смог бы пробиться к Аюре, кроме Теторы. Аюра чувствует себя так, будто ее мир перевернулся. Аюра тянется к поясу светло-зеленых одежд, развязывает его и помогает Теторе раздеться, чувствуя загрубевшие от оружия пальцы подруги на собственной талии. Они раздеваются медленно, никуда не спеша. К чему торопиться? В запасе у них — все время мира, и ни к чему бояться разбитого сердца или одиночества. Каждый одинок с рождения, а разбитое сердце — лучше, чем пустое; если не боишься выходить на бой против превосходящего противника, не испугаешься и принять свои чувства. Иначе какой из тебя воин? Они встречаются — взглядами, пальцами, губами. Губы Теторы слаще меда, поцелуй с ней пьянит сильнее вина, больше, чем чужая кровь. На мгновение Аюра вспоминает азарт битвы — острый запах железа, вонь выпущенных кишок, синеющие губы людей, которых она убила собственными руками и холодный, нездешний аромат смерти. Что заставляет глаза человека сиять, за что его любишь? Явно не за внешность. Тетора всегда выбирала самых красивых мужчин. Смеялась — «чтобы все завидовали». Но любят за другое — за то, что уходит, когда человек умирает. От таких мыслей к горлу подступает тошнота, но Тетора кладет ладони Аюры на свою обнаженную грудь: нежная плоть, твердые бусинки набухших сосков, а под этим, внешним — частое биение сердца; Аюру понемногу отпускает. Все уходят, она знала это с детства, когда нашла на полу храма трупы своих родителей. Было... столько... крови. В тот день религия в Коуке оказалась под официальным запретом. А Аюра продолжала тренироваться при опустевшем храме, которым раньше владел ее отец. У нее всегда хорошо получалось управляться с мечом. Взмах, удар, удар. Будь жесткой, будь сильной, возводи вокруг себя стену. Этот мягкий свет в глазах, за который ты так любишь других... он не навсегда. Ты сама знаешь, как отбирать его. Поэтому — не обращай внимания, не обращай. Правая рука Аюры оставалась на груди Теторы; левую Тетора опустила ниже, пока Аюра не почувствовала горячую влажность, не имевшую ничего общего с жаром распахнутой раны. Этот жар был — здоровье, не болезнь. Этот жар был — желание, и сама жизнь. Аюра ушла из храма, не достигнув совершеннолетия. Несмотря на запрет религии, жители их селения продолжали тайком приходить в храм. Они приносили Аюре еду, чтобы она помолилась за них. Аюра больше не хотела молиться. Ей казалось излишним отвлекать богов земными делами. В мире творится слишком много страшных вещей, чтобы говорить о своих незначительных желаниях. Аюра не могла оставаться на одном месте. Ее будто гнала вперед неведомая сила; другие люди на ее пути были случайными попутчиками, они отваливались один за другим. Аюра была уверена, что и Тетора отвалится. Или умрет. Но у Теторы хватило сил, чтобы оставаться рядом, не умирая. От ответных прикосновений к собственной груди Аюра вздрогнула. Почувствовала слабость в коленях — удовольствие было слишком сильным. — Ложись. — Тетора коротко улыбнулась. — Я позабочусь об остальном. Ее пальцы коснулись Аюры там, где никто раньше не дотрагивался, потом их сменили губы, пухлые улыбчивые губы Теторы и ее влажный язык, и Аюра не сдержала стон. — Громче, — сказала Тетора, — хочу услышать твой голос. Ты всегда такая... сдержанная. К губам и языку добавились пальцы обеих рук. Аюра не могла сказать, что именно делает Тетора, она уже ничего не могла сказать, только вскрикивала и комкала подвернушееся одеяло. — Не дергайся, — в какой-то момент попросила Тетора, придерживая ее за бедра. — Мне так тяжело... ох. Тетора потрясенно замолчала, потому что Аюра, приподнявшись, потянула ее на себя, разводя округлые бедра подруги коленом. Прижалась губами к губам, распробовала собственный вкус, сжала грудь Теторы в ладонях, потерлась о нее, больше не сдерживаясь, совершенно собой не владея. До этого Аюра могла отпустить себя только в бою. Поэтому и выбрала работу наемницы. Тетора всхлипнула, будто собираясь заплакать; этот звук стал последним, что помнила Аюра. Пика наслаждения они достигли вместе. Потом лежали, укрытые одним одеялом, переплетенные телами и мыслями. Слушая сонное дыхание Теторы, Аюра чувствовала умиротворение. Она, наконец, была свободна; она была счастлива — счастливее, чем в любой день своей жизни. За один миг такого счастья можно было рискнуть всем. — Не забудь выпить медвежье ушко, — пробормотала Тетора, потерлась носом о плечо Аюры и засопела. Завтра, подумала Аюра. Все завтра. Обнимая Тетору, она провалилась в сон. Ей снились цветы у храма — и огромное, необъятное небо.