ID работы: 7350119

be in love. be my dream.

Слэш
R
Завершён
205
автор
Размер:
30 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
205 Нравится 10 Отзывы 95 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Чимин проблемы решать не любит. Вот создавать - пожалуйста, а решать... Да кому оно надо? Они вон копятся, в красивую стопку собираются, а он ходит вокруг, пялится да пальцем тыкает, мол, интересно-то как, а что с этой штукой делать надо? Думать больно, голова мыслями под завязку переполнена, места больше нет, а они все прибывают, новенькие, блестящие, теснятся и верещат что-то на своих языках. Чимин умоляет их быть потише, дать расслабиться хотя бы в один единственный выходной, когда не нужно как угорелому носиться по коридорам университета, вылавливая преподавателей, которым задолжал, когда можно даже телефон на беззвучный поставить, чтобы не дергаться при каждом уведомлении, боясь увидеть от старосты сухое «отчислен, приходи за доками». Он не специально, правда. Быть на грани вылета из университета на предпоследнем курсе - умудриться же надо. А он особо и не старался умудряться, удачу в этом деле простом занесло к нему совершенно случайно. Он, по правде говоря, на красный диплом рассчитывал и справлялся даже до конца второго курса блестяще, но потом случилось некоторое дерьмо, совершенно выбившее из колеи не давшее возможности жить и дышать дальше в штатном режиме. Рыжий об этом думает, думает и думает. Ноет еще, тихо и беспомощно. В калачик сворачивается и глаза боится закрывать, там ведь образы. Слушать боится тот гул, что в голове, ведь вдруг совершенно случайно получится выхватить цепкими пальцами за край строгого пальто тот голос, который слушать совершенно не нужно. Нельзя. Уйди. Уйди, - думает Чимин, но вопреки своим ставшим до неприличия хрупкими моральным установкам делает все, чтобы оказаться перед глазами, в поле зрения, под боком. Заметь, - думает он и палится, скорее всего, но по-другому не может. Сам себе вредит, сам себя накручивает, ругает, жалеет. Все сам, не помогайте, вы не поймете, это слишком сложно и глубоко, Чимин и самостоятельно пострадать может. Только вот помочь себе не может и проблемы решать не умеет. Хосок от него уходит с просто голова болит, Сокджин вздыхает, получив свою порцию не высыпался давно, Чонгук просит не будь жопой, а Намджун просто качает головой, отказываясь от своего пайка, не нужно ему тут лапшу на уши вешать. Чимин и правда хочет рассказать, хочет поделиться и груз с души хотя бы частично снять, но такого рода вещи не вписываются в повседневность ни его друзей, ни, между прочим, его собственную. О том, как его в омут затянуло неожиданно и безвозвратно, как там вязко и темно, как хочется либо выбраться, либо позволить любопытной тьме расщепить его на атомы и рассеять по своим просторам ограниченным хочется говорить, захлебываясь эмоциями. Чтобы поняли, прошептали в ответ вот это ты влип, братан, а не я не воспринимаю тебя более, покачали головой и позвали бухать. Страшно было терять себя, ненавидеть, не понимать, отрицать, но еще страшнее было терять друзей, на которых Чимин и держался целиком и полностью. Как в здравом уме можно сказать тому же Намджуну, мол, хён, смотри, я больше года назад запал на парня с белоснежными волосами и я-вас-тут-всех-в-рот-выебу взглядом. Если бы Чонгук подслушал, то тут же треснул бы, перед этим с разочарованием кинув: «забыл, как мы над пидорами в школе издевались?»; если бы подслушивал Хосок, то посоветовал бы обратиться к психологу, и даже визиточку бы дал; если свидетелем признания стал бы Сокджин, то похлопал бы по плечу, вышел из помещения и удалил все его контакты. Что же до самого Намджуна - он сделал бы все вместе. Чимин себя этими мыслями медленно, но верно загоняет в могилу, часто прячется от друзей, при встречах заглядывает в глаза - не догадались?, - и пытается побольше молчать, ведь изнутри что-то отчаявшееся давит и грозится разбить к чертям недостаточно прочный купол с надписью терпи, в котором Чимин больше года безвылазно. За это время друзья привыкли к «новому» Чимину. Повзрослел, думают они, наверное. Остепенился. Раньше ведь на место усадить невозможно было, энергии - мешками греби и продавай. Кажется, все распродали, но прибыль потеряли. Обокрали. Чимин чувствует, что жизнь разделилась на до и после, будто у после закончились цветные краски, а кроме черного цвета и белой бумаги ничего нет, как и варианта лучше, чем раскрасить им полностью белый лист. Чимин и сам как лист, бледный как полотно, лицо слегка осунулось, под глазами синяки, ведь спать страшно. Сны яркие, дразнятся и языки показывают, реалистичные до боли. В них хочется жить, хочется остаться навсегда, но все же приходится за шкирку себя выдергивать. Это все похоже на какое-то помешательство, а не на обычную влюбленность, ей-богу. Чимин не хочет думать о том, как это произошло, зато знает, когда. Случайно увидел в университетском коридоре, фу, до чего же банально. Будто на солнце посмотрел, - слишком ярко и недосягаемо. Рыжий тогда еще удивился, мол, что за дела и почему глаза щиплет? Когда увидел его во второй раз, постарался поймать его взгляд и максимально пожалел об этом, ведь глаза у белоснежки невозможные какие-то, Чимин таких не видел еще. Взгляд не прозрачный, а незаинтересованный ни в чем, как ему показалось. Тяжелый и безразличный. От него сердце замерло, а блондин просто взял и отвернулся. А что он должен был сделать? Чимин, например, сглотнул вязкую слюну и подумал: «Хочу с ним подружиться». Да, подружиться. Оказалось, что парень с напрочь осветленными волосами учится на одном с ним потоке, но на другом направлении - на рекламе и связи с общественностью, тогда как сам Пак изучает маркетинг. Чимин «случайно» подслушал его имя, когда в очередной раз вертелся рядом с его группой, якобы у него тут очень неотложные дела, он ждет тут пару и вообще. Мин Юнги. Лучше бы не узнавал. Нашел его во всех немногочисленных соцсетях и следил, не подписываясь, жадно облизывая глазами каждый пост и каждую фотографию. Вывод: Мин Юнги пишет стихи, любит цветы и обожает свою собаку, имеет близкого друга по имени Ким Тэхён, пьет зеленый чай в огромных количествах и мыслит философски. Чимин влюбился в его стихи, которые тот без толики стеснения заливал в новые посты на фэйсбуке. Рассуждал в них о логике, о рекламе, о дружбе, о предательстве, о матерях и том совершенно абстрактном, что каждым понимается по-разному. Рыжеволосый читал с открытым ртом. Юнги старше на год всего, но пишет как старпер какой-то, откуда такой жизненный опыт и красноречивые выводы? «Никогда не узнаю», - бьет по щекам звонко, Чимин роняет голову на согнутые в локтях руки и стонет. Хосок смотрит как-то подозрительно. - Что-то болит? Таблеточку? - Жизнь болит, хён, - говорит на выдохе, поднимает голову и смотрит с мольбой какой-то. Хосок понимает, улыбается и по плечам его гладит. - Не выдумывай, а расскажи-ка ты мне лучше, что происходит. Если думаешь, что мы слепые все - ошибаешься. И как только не пытались тебя на истину вывести намеками, ты ведь хрен расколешься, - говорит Чон спокойно и твердо, разливая по чашкам кофе с молоком. Точнее, молоко с кофе. На кухне у Хосока всегда тянет пооткровенничать, но Чимин забыл, как это делается, поэтому да, «хрен расколешься», - если намеков твоя пакчиминовская голова не понимает, то я буду говорить с тобой прямо, - садится напротив, всучив рыжему его кружку и заглядывает в глаза как-то не по-хосоковски серьезно, - каждый из нас понимает, что тебя что-то беспокоит и уже очень давно. Мы не хотели навязываться и давить, думали, сам расскажешь, когда время придет, но ты молчишь и все больше угасаешь. Негоже ведь заставлять друзей так переживать. Что творится? Что-то с родителями? Что-то с учебой? Ты влюбился? Тут сердце Чимина начинает биться быстрее, потому что именно последнее предположение Хосок произносит слишком уж вкрадчиво, будто догадался обо всем сто лет назад и за терзаниями рыжеволосого со стороны наблюдал, глумился, а тут вдруг снизошел, насмотрелся. Чимину нужны уши. Понимающие уши. Ему нужно выговориться, получить совет и пообниматься. Хосок и правда подходит на эту роль на все триста процентов, но сможет ли он именно эту новость воспринять так же спокойно? Чимин на грани, он чувствует, что купол трещит, опасно шатается и готов рухнуть вот-вот, но почему-то продолжает держаться, травмируя себя все яростнее. Мазохист, что ли? - Обещаешь, что не отвернешься от меня после этого? - почти шепчет и прячет взгляд. Стыдно даже сильнее, чем в тот день, когда мама неожиданно влетела в комнату и спалила кучу незакрытых ссылок на сайты с XXX контентом. - Глупостей не болтай мне тут, - Хосок умеет быть серьезным. Умеет быть понимающим, рассудительным и тихим, а не только стоять на ушах двадцать четыре на семь. Чимину становится совестно, ведь он за своими мучениями душевными и думать забыл о том, какой Хосок потрясающий и как он может в любой момент прийти на помощь, отодвинув свои собственные дела. Хосок золотой человек, а Чимин не слишком умный. Сам себя оградил от всех, сам себя в голове изгоем сделал, а друзей - извергами непонимающими. Когда уверенный взгляд Хосока ловко перехватывает потерянный и виноватый взгляд Чимина, когда тот ему подмигивает, рыжий не выдерживает. Делает три глотка прохладного из-за огромного количества молока кофе и признается. Говорит-говорит-говорит. Рассказывает о том, как увидел его впервые, о том, что почувствовал, о том, как в груди защемило. Непонятно ведь было, чем и по какой причине зацепил. То ли из-за того, что волосы слишком белые, сразу в глаза бросились, то ли из-за того, что красивый, как боженька. Выучил его расписание наизусть, даже своего так не знал. Крутился возле каждой аудитории, в которой у него были пары, смотрел исподтишка в столовой, даже с собственных пар сбегал, чтобы понаблюдать за ним на улице во время физкультуры. Разве что до дома не провожал, хотя знал, в какую сторону он идет и на какой автобус садится. Следил, находил, наблюдал и сбегал. Пару раз ловил на себе его безразличный взгляд и думал, что вот-вот белоснежка пойдет бить ему лицо, потому что какого хуя ты везде, куда бы я ни пошел. Располагал сухими фактами и постами на фэйсбуке, так глупо. Вот зацепил и все, - говорит. Я не могу перестать о нем думать, я хочу его видеть постоянно, не урывками, я хочу прикасаться к нему, я хочу въебать себе, - ноет. Он ведь парень, хён, я ведь неправильный, так ведь не должно быть! - срывается. Хочу его узнать. Я хочу все о нем знать! О чем думает, что ест на завтрак, во сколько ложится спать и какая песня у него стоит на будильнике, - с треском ломается. Хосок слушает, смотрит перед собой слишком нечитаемо, кружку длинными паучьими пальцами обнимает и не шевелится даже. Когда Чимин перестает говорить и съеживается, как щенок, ожидая тумаков, пусть и словесных, то ничего не происходит. Он ждет и ждет, а Хосок все молчит. Чимин поднимает голову и натыкается на взор темно-карих глаз, в которых столько укоризны ни разу в жизни не видел. Он что, и так умеет? Чон молчит и сверлит рыжего взглядом, а тот все бы отдал только ради того, чтобы избавиться от этой отвратительной тишины. Черт знает, о чем думает Хосок. Прогонит, наверное. Лучше бы не рассказывал, - скажет, скорее всего. Чимин ставит крест на дружбе с Хосоком, на себе и на своей жизни. - Ты даже не пытался познакомиться? То есть ты хочешь сказать, что больше года сохнешь по человеку, с которым даже не пробовал познакомиться? Хотя бы просто подружиться? - голос Хосока разрывает тишину так аккуратно, как может это сделать только он. И это все тумаки? Чон всегда был человеком непредсказуемым, но чтобы настолько... Он не удивился, не отпрянул и не отвернулся. - Нет, хён, ты что. Я сам себя не понимаю, как я ему объясню свое желание с ним познакомиться? - чертыхается рыжий и смотрит как-то совсем безумно, что за идея вообще такая, познакомиться? - Все ты прекрасно понимаешь. Только я вот чего не соображу никак: ты почему боялся рассказать? - Как бы я рассказал? - сокрушенно выдыхает и прячет, бесконечно прячет взгляд, - мне самому это дико неправильным кажется, но я ничего с этим сделать не могу. - Такой ты дурак... - тянет Хосок и щелкает его по носу, перегнувшись через стол. - Такой я гей... - снова сокрушается Чимин и получает по носу еще один щелчок и возмущенный цык. - Ты собираешься ярлыки на себя вешать? Что такого в том, что у твоего Юнги нет вагины? - Хосок закатывает глаза так, что Чимин даже хихикает, - Нет, ты мне ответь. Что в этом такого? И за кого ты нас держал все это время, что боялся признаваться? Или ты, может, про Намджуна с Сокджином не знал? Чимин нервно дергает рукой и проливает кофе. Чимин ничего не делает со сладкой лужей, растекающейся вольно по столу. - Что я не знал про них? - спрашивает он дрожащим голосом и пытается прокрутить в голове минувшие несколько месяцев, вызвать в памяти что-то, что могло бы послужить ответом на свой же вопрос, но Хосок опережает. - Например то, что Намджун предложил Сокджину встречаться полтора месяца назад, а тот согласился? - произносит он тоном ебать ты отсталый и наблюдает за тем, как у рыжего падает челюсть слишком уж низко. Насколько слеп был Чимин, насколько закрыт был и насколько потонул сам в себе, никто даже близко не догадывается. Следующие пятнадцать минут Хосок рассказывает ему, как максимально гетеросексуальный по меркам Чимина Намджун в течение полугода подбивал клинья к еще более максимально гетеросексуальному Сокджину и добился-таки своего «да». Чимину дико совсем, непривычно настолько, что ощущение, будто не с ним это все происходит, накрывает, как цунами. - Надо было приходить, когда тебя звали. Надо было взять и рассказать нам, твою ж мать, мы что, прохожие какие-то? - ворчит брюнет, вытирая пролитое, а Чимину стыдно-стыдно. - А я где был... А почему Намджун-хён... А Сокджин-хён что, тоже? - Так, горшочек, не вари, - быстро прерывает поток его бессвязных речей Хосок, понимая, что если Чимин в это все углубляться начнет, то окончательно свихнется прямо здесь же, - давай сначала с тобой разберемся. Бери телефон. - Зачем? - Бери, говорю. И показывай мне его профиль на фэйсбуке. Рыжий вытаскивает из кармана джинс телефон, быстро находит его страницу и натыкается на новый пост. Юнги выставил четверостишие про бесконечность и прикрепил две картинки с какими-то полевыми цветами. Пак зависает на пару минут, разглядывая и вчитываясь, а затем недоверчиво показывает его страницу другу. Он рассматривает фотографии Юнги, прочитывает парочку постов, соглашается с тем, что он ничего такой, симпатичный, и совершенно неожиданно и как-то даже по-предательски нажимает на вызывающе маячащее «добавить в друзья». Под тихий ахуй Чимина Хосоку, если честно, хочется смыться, но он сидит на месте и пытается строить непроницаемое лицо, в то время как у Пака снова падает челюсть. Чон его вопли игнорирует, самозабвенно улыбаясь. - Ты долго планируешь вот так в тени отсиживаться? Если ты на него спустя год не смог забить, думаешь, что бездействие тебе поможет чем-то? - Я думал универ закончить и не пересекаться с ним больше никогда в жизни, чуть-чуть же осталось! - кричит и краснеет. - Ты такими успехами вылетишь из универа, а не закончишь его, - цыкает Чон и строго смотрит прямо в душу. Чимин затихает. - И что делать? Вдруг отклонит? А если примет? - Пиздец, - закатывает глаза уже привычно Хосок, - ты чего больше боишься? - Всего. - Оно и видно. Если примет - напишешь ему «привет», прикинь? А если отклонит, то что-нибудь еще придумаем. Чон Хосок решил всеми силами, правдами и неправдами сделать так, чтобы Чимин в обязательном порядке познакомился и пообщался с объектом своей влюбленности, потому что считал это единственным верным решением и выходом в данной ситуации. Попытка ведь не пытка. А вдруг у него мерзкий характер? А вдруг он непрошибаемо тупой и все эти заумные посты тырит из маминого ежедневника? Ни в чем нельзя быть уверенным. У Пака в душе творился самый натуральный переворот. Непонятно было совершенно ничего. Ни то, как он упустил зародившиеся отношения между двумя близкими друзьями, ни то, с какой легкостью Хосок вник в его ситуацию, ни то, что теперь делать с висевшей заявкой в друзья. Рядом с Чоном сейчас было проще, особенно после того, как он ему открылся. Чимин больше не чувствовал себя настолько одиноким, тяжким грузом свалилась на пол собственная ноша с оглушительным грохотом. Хосок понял. Он принял и не прогнал, он рядом, всегда рядом был. Рыжий тянет к нему руки, а он улыбается так тепло-тепло, встает со своего стула, подходит и обнимает, гладит по волосам, перебирает их пальцами и к себе прижимает. Чимину тепло и уютно так, как не было уже давно, будто недостающую частичку самого себя вернули обратно. - Не дам тебе больше страдать, слышишь? - шепчет Хосок, а Чимин кивает, закрывая глаза и улыбаясь. Напрашивается с ночевкой, а брюнет и не против вовсе. За тихими разговорами на кухне проходит еще полтора часа, Чимин почти забыл о заявке, как вдруг экран телефона загорается, извещая о новом уведомлении. Пак с бешеным взглядом отшвыривает телефон от себя к Хосоку, чтобы тот, похихикав, посмотрел в экран и хитро улыбнулся. Демонстрирует черным по белому написанное «Мин Юнги принял вашу заявку в друзья» и, если честно, хочет надавать Чимину по щекам, чтобы перестал вот так пялиться и ожил, наконец. - А что делать? - ноет и следит за тем, как Хосок самостоятельно набирает дежурное «Привет!» и нажимает на отправку. У Чимина паника, ведь это Мин Юнги, ведь он очень умный (Чимин уверен), ведь у него взгляд непроницаемый, ведь это первое сообщение в их диалоге! А Хосок цыкает и заставляет прекратить скулить, все в порядке и он обычный человек, такой же, как и они. Мин Юнги не отвечает. Кажется, что он зашел в сеть только для того, чтобы заявку Чимина принять и тут же смыться в отвратительный оффлайн. Чимин делает то же самое. И правда, он что, должен сидеть и молиться на его профиль? Ровно этим он и занимается до тех пор, пока Хосок не бьет его по пальцам и не отбирает телефон, зовет спать, ведь половина второго, все нормальные люди в кроватях давно. Чимин пальцем у виска крутит и смеется, ведь раньше трех утра последние пять месяцев даже и не думал ложиться, но все же слушается и первым бежит чистить зубы и переодеваться, чтобы занять место у стеночки в односпальной кровати Хосока, который неизменно улыбается и даже не просыпается от того, что все конечности Чимина в итоге оказываются на нем. Сухое «привет» от Мин Юнги - первое, что видит с утра Пак Чимин, с чего верещит и безуспешно пытается успокоиться. Бежит к спящему Хосоку, прыгает на него и послушно принимает четыре подряд подзатыльника. Брюнет ворчит, конечно, но за друга радуется. - Ну хоть сразу нахуй не послал, - грустно произносит Чимин, попивая вкуснейшее молоко с кофе. - Ответил ему? - Хосок жует бутерброды и не понимает, что может быть проще, чем просто познакомиться. Чимин отрицательно качает головой. - Спроси, как у него дела. Скажи, что видел его в универе. Ты можешь написать ему что угодно. Он ответил тебе, это уже хорошо. Чимину сложно, он стесняется и смущается, как маленький. Сам себя чувствует очень глупым, но перебороть себя сложнее. Пак Чимин: «Как дела? Мы в одном универе учимся, я видел тебя пару раз» Думал долго, прежде чем отправить это до безумия глупое сообщение. Естественно, Мин Юнги видел его далеко не один раз, может, он сейчас сидит там и смеется с того, насколько Пак Чимин ребенок. Рыжий в который раз залипает на его фотки и хочет просто сквозь землю провалиться моментально, до чего же красив. Мин Юнги: «норм. да, я тебя тоже видел как-то. ты с маркетинга?» Ответ приходит через пятнадцать минут, а Чимин уходит в астрал. Как же так, Мин Юнги знает, на кого учится Чимин! Если рыжий сейчас не спит, то его явно кто-то обманывает. Хосок откровенно ржет с его покрасневших щек и безумного взгляда. Как первоклассница, честное слово. Трясущимися руками Пак набирает новое сообщение, не попадая по клавишам и шипя отвратительные маты под нос. Пак Чимин: «Да, маркетинг. А ты вроде с рекламы?» Мин Юнги: «вопросительный знак лишний. ты и так это знаешь» - Хён, это пиздец. Он думает, что я его сталкерю. Он меня ненавидит. Он отвечает мне по приколу, чтобы в итоге сказать, что я ему неинтересен и не нужен, а потом в черный список кинет! - истерит Чимин, а Чон отбирает у него телефон, читая последнее сообщение Юнги и улыбаясь широко. Со стороны кажется, что Хосок что-то знает. - Не додумывай за него. Отвечай давай, - он пихает телефон обратно в трясущиеся руки. Пак Чимин: «Я случайно узнал. Хотел пообщаться. У нас музыка одинаковая, и я тоже стихи люблю.» Замирает всем телом и не хочет даже смотреть в сторону своего телефона, снова отпихивая его к Хосоку, который просто хочет доесть свой завтрак. Кажется, что Юнги не ответит ему больше никогда. Чимин представляет, как он ухмыляется, читая его бред. Как блокирует телефон и убирает его подальше, чтобы больше не возвращаться к этому чату. Но вопреки всем ожиданиям Мин Юнги отвечает. Мин Юнги: «можно» Пак Чимин: «Давно стихи пишешь?» - У меня жопа горит, - делится рыжий с Хосоком спустя полчаса после своего последнего вопроса, - он как-то сухо отвечает и я просто чувствую, насколько ему это все неинтересно. А теперь вообще молчит. Он никогда мне не ответит. - Он не похож на того человека, который с самых первых минут раскрывается незнакомцам и начинает шутить про письки, как это делаешь ты, - произносит Чон и стоически выдерживает обиженный взгляд Чимина. - Я не шучу про письки. - Это тебе так кажется. Пак сдается. Раньше он был чрезмерно открытым болтуном и мог, казалось, разговорить мертвого, но не сейчас. Не в таком состоянии, не в таком положении. Он бы хотел не встречать Юнги никогда, он бы хотел сменить вуз, переехать в другой город, лишь бы не пересекаться больше с невыносимым блондином, который, сам того не осознавая, испортил Чимину жизнь в прямом смысле. Он жил мыслями о нем, забил на все, но лишь чудом не бросил занятия в тренажерном зале, поэтому его тело выглядело превосходно, да и усталость свою вперемешку с недосыпом он мог преподносить как ебать я вчера тусанул, а не несчастнее меня никого в этом мире нет. Чимина пугала собственная одержимость, но с другой стороны он не понимал, как сможет обойтись без мыслей о белоснежке хотя бы пару секунд. Он чувствует какое-то нездоровое головокружение, хочется просто вычеркнуть себя, свое сознание, чтобы наглые мысли отступили и перестали занимать так много места. Хосок лежит на животе на застеленной кровати и тоже с кем-то переписывается, а Чимин сидит на полу, прислонившись спиной к креслу. Пак встает и идет к другу, молча ложась на него сверху, придавливая и сгребая в охапку. Чону тяжело, Чимин качок, вообще-то, он чертыхается, ложится поудобнее и устраивает младшего слева от себя, обнимая. Пак прижимается к нему, закрывает глаза и сдавленно выдыхает, а брюнет откладывает в сторону телефон и гладит его по слегка растрепавшимся волосам. У Хосока к Чимину чувства настолько братские, что он видит в нем ребенка, пусть тот и младше всего на несколько месяцев. Он кажется слишком маленьким в этот конкретный период своей жизни, за него хочется заступаться. Последние месяцы рыжий спит плохо, беспокойно, урывками и вечно просыпаясь, но рядом с Хосоком сейчас есть какая-то уверенность в том, что он спасет, он вытащит. Чон усыпляет рыжего, размеренно поглаживая и перебирая его волосы, массируя кожу головы кончиками тонких пальцев. Чимин просыпается через полтора часа. Хосок все еще обнимает его, но сам не спит, а держит в другой руке смартфон, что-то читая. - Доброе утро, красавица, - говорит Чон негромко, - у меня есть желание тебя накормить, выпусти меня. Пак сонно бурчит под нос слова благодарности и отлипает от друга, тот выскальзывает из теплых объятий, разминает затекшую шею и руки и идет на кухню, чтобы сообразить что-нибудь как минимум шедевральное. Чимин находит свой телефон и не находит там ни единого нового сообщения. Белоснежка сидит онлайн, но не читает его сообщение. Чимин усмехается как-то совсем невесело и бежит на кухню к Хосоку, занимая его болтовней на совершенно отвлеченные темы. Помогает готовить, смеется громко, щекочет Чона и уворачивается от подзатыльников. Образ Мин Юнги без устали маячит на задворках сознания, не желая покидать свою недавно обретенную обитель, о чем бы рыжий ни говорил, о чем бы ни думал. Он будто постоянно наблюдает за ним и ухмыляется - тебе не деться от меня никуда. Голову хочется раскроить, вытащить оттуда все ненужное и чересчур красивое, посадить это дело в клетку и любоваться круглыми сутками. По факту получается вкусно отобедать, выпить с другом по бутылке пива, осмелеть и взять телефон в руки, чтобы увидеть пришедшее двадцать минут назад от Мин Юнги сообщение. Мин Юнги: «лет с двенадцати» Пак мысленно делает сальто и жмет сам себе руку. Пак Чимин: «Я тоже писал. Два блокнота исписал. Но они все про любовь в основном. Хочешь почитать?» Мин Юнги: «зачем?» Чимин чувствует, что в его душе что-то обрывается. Действительно, с чего вдруг Юнги питать какие-то интересы к давнему творчеству человека, имя которого он узнал несколько часов назад, добавив его в друзья на фэйсбуке? Мин не тот человек, с которым можно просто взять и вступить в диалог. Точнее, вступить-то можно, но существует огромная вероятность быть посланным нахуй тотчас же. Пак об этом моменте предпочел забыть, за что сейчас проклинал себя и расстраивался слишком сильно. И черт его дернул написать именно этот бред. Пак ложится на пол и прячет лицо в сгибе локтя, пытаясь сдержать слезы, но безуспешно. Он испортил все. Много раз пытался самостоятельно добавить его в друзья, думал, как начать с ним разговор, выстраивал миллиард всевозможных диалогов, развязок и сценариев, но в итоге отдался какому-то чувству эйфории с концами и написал сущий бред. Пак Чимин сам себе проблема, он нерешаемый. Получил от ворот поворот, лежит на полу и слезы глотает, чтобы Хосок не слышал. Такие приступы слабости совершенно неконтролируемы. Он просто подождет, пока чуть-чуть полегчает, и расскажет Чону о том, что его друг круглый идиот и все проебал. Тот что-то мурлыкает себе под нос и не смотрит в сторону рыжего по удачному стечению обстоятельств. Чимин безмолвно мочит слезами ткань толстовки и сжимает в руке телефон до тех пор, пока он не извещает о новом поступившем сообщении. «1 новое сообщение от Мин Юнги». Серьезно? Пак проверил время - прошло тринадцать минут с последнего сообщения белоснежки, на которое он позорно не ответил. Чимин переворачивается на живот и трясущимися руками снимает блокировку с экрана. Мин Юнги: «можно» А что, и правда можно? Можно сойти с ума от одного единственного слова? Можно забыть о том, что все лицо в слезах, можно вскочить на ноги, упасть на Хосока и показывать это несчастное слово, что-то силясь объяснить? Чон вытирает его слезы и объясняет, что он еблан и не должен так себя съедать. У Пака миллион вопросов к Юнги, но он задает самый бесполезный. Пак Чимин: «Я принесу их в понедельник. Сколько у тебя пар?» Мин Юнги: «ты знаешь» Чимин снова верещит на всю квартиру о том, что Юнги все знает, что он считает его сталкером и ненавидит, а Хосок уже профессионально закатывает глаза. - Это жесть какая-то. Он смеется надо мной? - возмущается Чимин. - Ты просто палишься. Кажется, он и правда в курсе, что ты не просто так оказывался рядом с ним все время. В этом нет ничего страшного, ты слышишь? Если он адекватный человек, то он все поймет. Тем более вы просто общаетесь, ничего такого, - пожимает плечами, - он ведь написал тебе сам, выдержав, правда, паузу. Пак Чимин: «Буду возле ворот ждать» Мин Юнги не отвечает. Пак Чимин боится оставаться один. Хочется то ли зажить на всю катушку оттого, что белоснежка отвечает ему, либо руки на себя наложить, потому что отвечает он далеко не так охотно, как ему хотелось бы. Ишь, губу раскатал, - снова ругает сам себя. Мог ведь и сразу полететь в черный список, но нет, они с Мин Юнги теперь в друзьях друг у друга, и рыжий сегодня вечером пойдет домой искать свои блокноты. Неужели белоснежке и правда интересно почитать его стихи? Это все кажется чем-то слишком ненастоящим, но Чимин перечитывает их короткую переписку в двадцать седьмой раз, и она никуда не исчезает. Вечером Чимин находит свои блокноты со стихами и методично бьется головой обо все жесткие поверхности квартиры, потому что показывать Юнги это - просто верх маразма. Он писал стихи, когда ему было пятнадцать. Где-то съехала рифма, где-то потерялся смысл. Сейчас Чимину все написанное казалось несуразным, а ведь по тем временам он зачитывал их девчонкам-одноклассницам, с удовольствием наблюдал за тем, как они краснеют, и слушал восхищенную похвалу в свой адрес. Он чувствует себя бесталанным простаком, просматривая в очередной раз стихи, гордо висящие на странице Мина. Гармонично, складно, умно. Много эпитетов, метафор и чувств. Глубоко, но понятно, а вместе с тем в его строках будто бы прячется какая-то тайна, кое-что глубже и интереснее, чем просто слова. Пак основательно потопил в себе желание открыть диалог и напечатать ему «забудь, я пошутил, я никогда стихов не писал» лишь потому, что не мог пересилить себя написать ему первым. Одному сложно, ведь сейчас нет поддержки в лице Хосока, никто не сможет подтолкнуть или в конце концов отобрать телефон и написать это вместо него, хотя Чон и не подумал бы такое отправлять белоснежке. Пака на миг озаряет мысль сжечь всю эту ебанину и написать заново, но потом он вспоминает про «два блокнота» и нет, это нереально. Он разучился писать стихи, да и вряд ли что-то получится в таком стрессе и напряжении, в которое он самостоятельно себя вогнал. Звонит Хосоку и объясняет ситуацию, на что получает «так это ты ему должен объяснять, а не мне». Позориться перед Юнги совершенно не хочется, но вариантов целый ноль.

***

На домашку Пак забивает, вместо нее идя в воскресение к Сокджину, зная, что и остальные тоже будут там. С Хосоком они договорились, что Чимин сам друзьям все расскажет, поэтому сейчас он идет и трясется от волнения. Кажется, что обида будет смертельной, ведь одно дело - себя грызть изнутри, а другое - сомневаться в друзьях, считать их неспособными понять. Ох, как же стыдно. Дверь ему открывает Чонгук, сдержанно здоровается и пытается утопить во взгляде любопытство, но у него не очень хорошо получается. Чимин виновато улыбается и проходит вглубь квартиры. Давненько он тут не был, месяца три точно, а ведь раньше они имели традицию собираться здесь каждые выходные. Ее никто не отменял, лишь Чимин отменил себя сам, но за время его отсутствия ничего не изменилось. Почти ничего. Лишь то, что теперь Намджун и Сокджин сидят не на соседних креслах, а на одном. Старший сидит на коленках Джуна, приобнимая его за шею, и с укором смотрит на вошедшего Чимина, который сразу начинает искать взглядом пятый угол. - Что за потерявшаяся душа решила нас навестить в этот непримечательный день? - произносит Сокджин и тут же посылает добрую улыбку, мол, расслабься, ну, мы же все свои и поймем тебя обязательно. Намджун сразу же кивает в сторону журнального стола, где теснятся бесчисленные бутылки с пивом, и Пак с облегчением выдыхает, беря себе одну, садясь прямо на пол и расслабляясь наконец. - Ни для кого не секрет, что я иногда долбаеб, - оповещает Чимин, слыша со стороны Чонгука тихое «а че иногда-то», впрочем, тут же несильно ударяя того ладошкой по плечу, - так вот. Я тут немножко влип. Чимин рассказывает им все с самого начала под горящие любопытством взгляды Чонгука и вполне себе понимающие Сокджина и Намджуна. Первичное извержение чиминовых чувств при разговоре с Хосоком было чересчур болезненным, поэтому во второй раз говорить было чуть проще. Пак рассказывает и о глупой переписке, и о том, как завтра он должен будет опозориться перед Юнги, а Намджун не выдерживает и откровенно ржет, потому что «дай почитать» и «хочешь научу», ведь сам он является талантливейшим автором песен, чья лирика трогает до глубины душевной. Чимин отмахивается, ведь если бы не уже намеченная им самим встреча, грядущая завтрашним днем, то генератор восхитительных (и не очень) идей Ким Намджун уж точно навязал бы ему что-то не совсем адекватное. Четыре бутылки пива проплывают мимо Чимина, точнее, прямиком в Чимина, зато мимо не проплывает «ты очень дурной, хён, если реально думал, что мы от тебя отвернемся, тебе от нас не отвертеться» от Чонгука, Сокджин демонстративно целует Намджуна прямо в рот, заставляя Пака нет, не отвернуться, а пялиться во все глаза, а затем смеяться во всю глотку. Хосок заявляется чуть позже, виснет на Чонгуке, стреляет бровями в Чимина и каждые полчаса зовет курить на кухню. Рыжий раскрывается заново, прямо как бутон тех белых цветов, что нравятся Юнги, кажется, это пионовидные розы. Раскрываться легче, чем закрываться. Это как расправить крылья и взлететь высоко, а не упасть на жесткую землю и разодрать коленки в кровь. Чимин себя так и чувствовал, пока не нашел в себе силы поделиться с парнями. Он уезжает домой во втором часу ночи запредельно счастливый, с улыбкой до ушей и мыслью о том, что лучше его друзей никого и быть не может.

***

С самого утра Чимин на иголках. От выпитого вчера пива неприятно постукивает в висках, заставляя хмуриться, но это не мешает на автомате выискивать знакомую высветленную макушку в толпе. Рыжий приглаживает волосы и медленно идет мимо аудитории, в которой с минуты на минуту должна состояться пара Юнги, и к своему ужасу не видит его среди одногруппников, практически каждого из которых уже знает в лицо. Неужели Мин Юнги решил не приходить в университет только ради того, чтобы не видеться с ним? Мысль неприятно колет куда-то влево, рыжему хочется уйти домой, а не на свою пару по расписанию. Сжимаются кулаки, стискиваются зубы, ведь Пак Чимин не кто иной как мастер поспешных и неверных выводов. Когда он резко разворачивается, не пряча раздражения, сквозящего практически в каждом движении, то сталкивается нос к носу со своей белоснежкой. Тот смотрит прямо, стоя напротив и дыша часто. «Опаздывал, бежал», - проносится в рыжей голове с облегчением. Чимин выдыхает еле слышное «привет» и хочет сбежать. Он совершенно не был готов увидеть Юнги так близко, от этого голова кружится и в груди горит невозможно. Не успел рассмотреть, не хватило смелости, взгляд соскальзывает с его глаз на приоткрытые губы, не задерживаясь, и прячется где-то в районе шеи. Мин только кивает в качестве приветствия, обходит его и ныряет в аудиторию. Чимин остается стоять посреди коридора, одногруппники Юнги перешептываются между собой, глядя на него и проходя мимо, в эту ненавистную аудиторию, которая поглотила блондина. Хорошо хоть, что не с концами. Свою пару Чимин пропускает, пишет Хосоку смс с текстом «я ебал в рот эту жизнь», покупает в ближайшем магазине пачку сигарет и со страдальческим выражением на лице выкуривает две подряд, пока не получает подзатыльник и строгое «какого хуя» голосом Чона прямо над ухом. - Он прошел мимо. Даже приветом не удостоил, - пыхтит Пак, пока друг усаживается рядом и достает из кармана свои сигареты и закуривает, щурясь. - Может, смутился? - Это я смутился, - возмущается Чимин, - но все равно поздороваться смог. А ты знаешь, как я себя веду, когда смущаюсь! - Не угрожай мне, - отмахивается Хосок и улыбается, - ты ему больше не писал? - Нет, - вздыхает грустно, - мне кажется, я безуспешно прожду его после пар несколько вечностей кряду и пойду домой резать вены. - Балда. - Ложкой. На следующую лекцию Чимин все-таки приходит, слушает преподавателя в полуха и совершенно ничего не конспектирует. У Юнги сегодня по расписанию четыре пары, как и у самого Чимина, после третьей они с Хосоком идут в столовую, где Чон тычет его локтем в бок и кивает в сторону дальнего столика у окна, где Юнги сидит один и пялится в одну точку. - Странный он какой-то, - Хосок пожимает плечами и берет два подноса, всучивая один в руки рыжего. - Он потрясающий, - вздыхает тот и силой заставляет себя оторвать взгляд от точеного профиля. Садятся они так, чтобы Чимин беспрепятственно наблюдал за Юнги из-под своей челки. Тот все сидел и смотрел в одну точку, казалось, даже не моргая, пока вдруг не вытащил из лежащего на соседнем стуле рюкзака толстый блокнот и не настрочил туда целую поэму. Чимин хочет быть тем, кто читает между строк. Тем, кто не надумывает себе какой-то скрытый подтекст, а явно его видит, понимает и внимает ему. «Вот бы почитать», думает он, «а вдруг покажет сегодня?», надеется он и глупо и слишком сильно прикусывает губу, когда Юнги внезапно пронзает приличное пространство между ними острым внимательным взглядом. Какой-то миг, даже не секунда, взгляд исчезает, как и сам Юнги. Смывается из столовой слишком быстро, а Пак совершенно не понимает, что это такое вообще было. Двойное столкновение взглядов Чимина и Юнги в течение нескольких часов было похоже на мини-репетицию перед сегодняшней их встречей. С четвертой пары Чимин уходит на пятнадцать минут раньше - а вдруг белоснежку уже отпустили? - и бежит к воротам, натягивая на ходу мятного цвета кожанку с огромным количеством ремней и нашивок. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Интересно, он придет? А если придет, то как это произойдет? Просто встанет напротив и поздоровается, наконец, или же дотронется до плеча, чтобы привлечь внимание? Пак дышит часто, силой выталкивает воздух из груди, переминается с ноги на ногу и то и дело хмурится. Пара закончилась десять минут назад, но Юнги все не видно. Когда Чимин сжирает себя изнутри практически полностью и уже готов смириться с тем, что его опрокинули, он слышит низкое «привет» откуда-то слева и дергается от неожиданности. Глаза в глаза, в третий раз. Привыкнуть к такому попросту невозможно, потому что Мин Юнги сам совершенно невозможный. Рыжий разрешает себе замереть на несколько секунд, разглядывая его лицо. Все тот же взгляд, идеальная бледная кожа и губы какие-то совсем за гранью. Взгляд останавливается именно на них и Пак машинально облизывается, но после мотает слегка головой и снова смотрит в его глаза, умоляя всех богов этого мира сделать так, чтобы эта усмешка в его взгляде была просто плодом воображения. Мин Юнги закатывает глаза как боженька, произносит «пойдем» и первым выходит за территорию университета, а Чимин все же отмирает и плетется за ним, не веря в происходящее. Куда они идут и куда в итоге придут - загадка для Пака, ведь Юнги идёт впереди и ни слова не говорит, не оглядывается даже. Закуривает прямо на ходу, а движения у него резкие какие-то. Подкралось подозрение, что тот нервничает, но Чимин быстро от него отмахивается. С чего бы Юнги нервничать? Пак рассматривает его сзади. У него худые длинные ноги, твердая походка, широкие плечи. Черные джинсы слишком узкие, Чимин слегка неспокоен. Сглатывает, поднимая взгляд выше и смотря на его шею, тонкую, и, кажется, до жути хрупкую. На миг хочется сомкнуть на ней пальцы и сжать сильно, чтобы проверить, человек это или статуя из тончайшего фарфора, готовая рассыпаться от малейшего прикосновения. Чимин прекрасно знает, что Мин далеко не ангел. Он курит отвратительные на вкус парламент найт блю, в те редкие моменты, когда он разговаривает, он матерится, как сапожник, он вечно хмурый и вообще предпочитает отмалчиваться. Юнги сочетает в себе не слишком приятные качества, которые, впрочем, для Чимина все равно отдают какой-то своеобразной романтикой, для него он самый яркий и самый невероятный из всех людей. Он знает, что в его голове бесконечный поток интересных и далеко не каждому понятных творческих мыслей. Рыжему хочется каждую, даже самую крохотную, не успевшую разжиться в полную силу, перенести на бумагу, перечитывать и запечатывать в себе, хочется быть с ним на одной волне, слушать его голос чаще, чем кто-либо и занимать в его жизни хоть какое-то место, а не место полоумного сталкера, порядком надоевшее. Чимин каждый раз с замиранием сердца вспоминает, что белоснежка любит все цветы этого мира и ненавидит кофе. Так забавно. Так необычно и интересно. Пару раз, когда он провожал его одиноким взглядом до остановки, он видел, как Юнги улыбается детям (они пугались, если честно, а Чимин в душе визжал от восторга). А еще его стихи, совершенно бессовестно трогающие душу и оставляющие на ней несмываемые следы. Мин что-то знает, в каждом стихотворении он дает какой-то маленький намек на что-то огромное и колоссальное, что теплится внутри него, мол, если разгадаешь это, то дальше ждет тебя кое-что поинтереснее. Он интригует, он завлекает, а Чимин ведется, падает в блондинистый омут с головой и ни на секунду не жалеет об этом, разве что по ночам, когда особенно сильно хочется обниматься и зачитывать его строки вслух, наполнять стены комнаты его смыслом и дышать им. Пак болен, зависим и до безумия влюблен. - Ты отвиснешь когда-нибудь? - говорит Мин Юнги и заглядывает в глаза слишком откровенно. Чимин не готов. Он снова отворачивается и понимает: белоснежка звал его не один раз. - Прости. Мы уже пришли? - вокруг незнакомая оживленная улица. Они шли минут двадцать, не больше, а Пак задумался настолько глубоко, что забыл следить за дорогой, сверля взглядом спину Мина и пару раз даже спотыкаясь. Юнги тычет пальцем в вывеску какой-то кофейни, в которой Чимин никогда не был, разворачивается и заходит в нее первым, впрочем, придерживая дверь для растерявшегося в край рыжего. Тот напрочь отказывается верить в то, что он и правда прямо сейчас пришел в кафе с парнем, по которому сохнет уже так долго и безответно, поэтому из реальности выпадает каждую секунду, бесконечно ища подвох. Мин Юнги сам по определению один огромный подвох, чертовски привлекательный и интересный, и об этом Чимин тоже думает без устали. В кофейне уютно, практически безлюдно и почему-то нетипично темно. Совсем в стиле белоснежки, Пак даже фыркает. Юнги выбирает самый дальний столик, который стоит за ширмой, скидывает рюкзак и падает в кресло, даже не притрагиваясь к меню. Он наблюдает за потерянным младшим, который не знает, куда смотреть, куда деть руки, куда положить сумку и что делать с тем, что он мешает сам себе. Мину, если честно, интересно. Тот ведь преследовал цель какую-то определенную, когда звал его увидеться, но сам еще ничего не сказал толком, смущается, как маленький, а у Юнги от этого слегка под ложечкой сосет. Когда к ним подходит официант, блондин улыбается ему во все тридцать два, а у Чимина отвисает челюсть, ведь раньше он не видел его искренней улыбки, которая обнажает десны и совершенно точно является самым милым и неожиданным событием за всю его жизнь. Колет в висок вспышка ревности, Чимин дергается, резко поднимает взгляд на причину внезапного прилива радости его белоснежки и с удивлением наблюдает его лучшего друга, Ким Тэхёна, который улыбается в ответ как-то слишком безумно. Захотелось перекреститься. - Что для вас? - слишком неожиданно басит Тэхён. Он смазливый. В жизни он красивее, чем на фотографиях, которые рыжий видел в фэйсбуке. Ким подмигивает Чимину, а Юнги на него цыкает и смеется в голос. Чимин зависает. Они его стебут что ли? Нет времени анализировать поведение белоснежки, надо срочно сделать заказ и сделать так, чтобы Ким Тэхён поскорее ушел, Чимину не нравится, что та самая первая улыбка, которую он увидел, была посвящена не ему, вызвана не им. - Апельсиновый раф, - говорит он чуть громче, чем планировал, но голос, к счастью, не подводит и не срывается. - Мне как всегда, - говорит отвратительно пафосную фразу Юнги и подмигивает хихикающему Тэхёну, который, поклонившись, уходит. Чимин сжимает кулаки. - Перестань, - говорит Мин и смотрит на Чимина слишком серьезно. - Что перестать? - тушуется рыжий. Действительно, что? Ревновать к лучшим друзьям? Ходить по пятам? Замирать от каждого жеста? Восхищаться? Что именно ему нужно перестать делать? Чимину очень хочется надеть темные очки и спрятать глаза, выдерживать взгляд Юнги слишком сложно. Юнги сложный. Пусть он и улыбается Тэхёну, но Пак-то видит, что что-то в его взгляде меняется именно тогда, когда он смотрит на Чимина. Он тяжелеет, не рикошетит, а впивается цепко, оглаживает будто лезвием и оставляет следы. - Расслабься. Я не ем людей. И прекращай уже кулаки сжимать, что такое? - Юнги говорит тихо и твердо, а голос у него низкий и хриплый слегка. Чимин в прострации. Рыжий не отвечает. Он снимает с себя кожанку, оставаясь в белой футболке с ярким принтом Рика и Морти, вешает ее на спинку стула, откидывает челку назад и ставит локти на стол, упираясь подбородком в ладони и бесстыдно разглядывая Юнги. Решился. Разглядывает его волосы, широкий нос, матовые бледные губы и высокие скулы. Смотрит прямо в глаза и пытается не дрожать. - Так-то лучше, - фыркает белоснежка и наблюдает за тем, как щеки Пака розовеют, - стихи ведь всего лишь повод? - раскусывает с ходу и даже не пытается завуалировать. - Да. Прости. Ты ведь замечал меня все это время, да? - Чимин говорит тихо и ни за что в жизни не хочет отводить от него взгляда. Почему-то белоснежку не смущает совершенно ничего, Паку тоже так хочется, поэтому он просто будет делать то, что пожелает. Захотел пялиться - будет пялиться. Захочет говорить глупости - значит будет делать именно это. Он решил, что заслужил как никто другой. - Да как тут не заметишь? - он смотрит в ответ и совершенно не улыбается. Чимин нервничает, но виду не подает. Сейчас очень внезапно хочется, чтобы пришел какой-нибудь Ким Тэхён и прервал их бесконечные гляделки, но этого не происходит. Зато случается кое-что другое. Мин Юнги подается вперед и зеркалит позу Чимина, оказываясь на расстоянии жалких сорока сантиметров от него, ведь эти глупые столы до безобразия узкие. - Чем обязан столь пристальному вниманию? Внутри Пак Чимина извергаются вулканы, взрываются фейерверки, затем всю эту кучу малу сносит диким торнадо, расшвыряв остатки картона и магмы, а в довершение откуда ни возьмись появляется цунами, беспорядочно перемешивая это безобразие в своих агрессивных просторах. Юнги слишком близко. Протяни руку и дотронься до гладкой чистой кожи. Давай же. - Ты интересный. Стихи крутые пишешь. Тоже так хочу, - произносит Пак, а его горячее дыхание чуть ли не опаляет невозможные губы Юнги, который смотрит все также тяжело и нечитаемо в течение нескольких долгих минут, а затем достает из рюкзака все тот же блокнот и снова что-то пишет, пишет. Чимин пытается заглянуть, украсть хотя бы одну строчку, но Юнги закрывает написанное рукой. - Это вдохновляет, - выдает Юнги, захлопнув блокнот и снова глядя на Чимина. - Что, прости? - Пак роняет руки на стол, роняет туда же челюсть и прощается со здравым смыслом. - Знаешь, когда на тебя смотрят вот так, вдохновение само появляется из ниоткуда. Хочется творить, - говорит он слишком посредственно для такой ошеломляющей истины и пожимает плечами. Чимин видит свое отражение в его глазах. Он маленький и четкий. Разглядывает и понимает, что влип совершенно безвозвратно. Молчит ровно до того момента, пока не приходит Ким Тэхён. - Молочный улун для моего лучшего ворчливого друга, апельсиновый раф для смущающегося парня, - хихикает он, а злиться на него как-то совсем не хочется. Чимин благодарит и даже улыбается ему, после снова вперив взгляд в белоснежку. - Говнюк, - нежно называет друга Мин и придвигает к себе чашку с ароматным чаем, - ты просверлишь во мне дырку, - ставит он Чимина в известность, - даже несколько. - Я не могу не, - честно говорит рыжий и пробует кофе через трубочку, чудом не обжигая язык. Чимину никогда в жизни не было настолько неловко, как в этот самый момент. Он сам позвал Юнги куда-то, а в итоге даже место выбрать не смог, доверился ему. Сказать ничего толком не может, борется с учащенным сердцебиением и вследствие этого дышит часто и коротко, палится безбожно, но Мин Юнги уже давным давно все понял. Он смотрит как-то снисходительно и «ну на, и вот сюда загляни, и вот здесь рассмотри, так лучше?», а Пак хочет то ли убежать от него поскорее, то ли наручниками его к себе присобачить, чтобы без него ни мига более не провести. В присутствии Юнги ему не так легко, как хотелось бы, он напряжен и смущен, ком в горле стоит дурацкий. Хочется шепотом предлагать «давай не будем молчать», «давай поближе», «дотронусь вот тут», но получается лишь пялиться и ждать самого себя, отвисать и собирать себя в кучу. - Дашь почитать? - Чимин кивает головой в сторону блокнота, который Юнги оставил на краю стола. - Сначала ты, - Юнги издевается, Чимин вспыхивает. Лезть в рюкзак за своим позором совершенно не хочется, как и давать белоснежке читать эти глупости, но выбора нет, это именно то, что является причиной их сегодняшней встречи. Пак нехотя достает две потрепанные временем тетрадки и протягивает их Мину, отворачиваясь. Юнги листает долго, вчитывается во что-то слишком пристально, хмыкает и попивает чай. «Прикидывает уровень моего долбоебизма на глаз?» - задается вопросами Пак и вздыхает, ждет. - Недурно. Хочешь, чтобы я прокомментировал? - у Юнги в глазах спустя время бесстыжие искорки, Чимин выпивает их мигом и просит еще. - Боже, пожалуйста, нет, - умоляет и закрывает лицо ладонями. Юнги наконец смеется, а потом берет свой блокнот, открывает на последней странице и протягивает Чимину. В следующее мгновение Чимин врывается в чужую вселенную, которую очень хочет сделать своей. Юнги пишет о преданности, о случайных касаниях, о взглядах и мире. Он сравнивает ветер с шоколадом, сон с шелком, а жизнь с неизменными цветами. Его стихи - это нечто совершенно необычное, это не то, что спокойно усваивается и укладывается по полочкам в голове. Чимин задыхается все больше и больше с каждой строчкой, он покрывается мурашками, а Юнги это видит. Сидит, замерев, и впитывает каждую эмоцию на лице рыжего. Чимин красивый. У него высокий лоб, пухлые яркие губы и линия челюсти, о которую можно взять и порезаться. «Мои пальцы длиннее, чем его, в два раза», думает Юнги, глядя на то, как в них дрожит его блокнот. Чай остывает, Чимин нагревается еще сильнее. Он смотрит на Юнги в упор, а тот его взгляд выдерживает и наклоняет голову набок, мол, ну как? - Я не понимаю, как ты это делаешь и что у тебя в голове творится. - Так нравится? - Юнги приятно, что его стихами так восхищаются. Будет ли Чимину приятно узнать о том, что причиной всего написанного конкретно в данном блокноте был именно он? - Безумно, - выдыхает с чувством. - Забирай. Я в течение года писал, ровно с того момента, как ты появился. Помнишь же? Вдохновляешь. Чимин снова разбивается на маленькие безумные осколки. Юнги не оставляет ни единого шанса хотя бы в течение нескольких минут побыть целым и, прости господи, адекватным. Он уничтожает все здравомыслие и пускает рыжего кататься на бесконечных каруселях собственного мировосприятия. Может, только Чимин видит его таким, ведь Хосок, например, совершенно ничего такого не замечает, обзывая Юнги обычным. Рыжий кладет блокнот на стол и придавливает его ладошкой, качая головой. Слова отказываются быть произнесенными, зато взгляд вполне себе рад быть максимально красноречивым. - Очень жаль, что ты решил проглотить язык. Давай я скажу. Я замечал тебя с самого начала и не мог никак понять, что ты от меня хочешь. Злился сначала, думал, может дорогу тебе где перешел. Пару раз хотел подойти и предложить пойти выйти, выяснить все, но натыкался на этот взгляд твой, - белоснежка слишком неопределенно жестикулирует, - тогда рука сама к блокноту тянулась. Потом привык к этому, и вот результат. Юнги совершенно спокоен и, рыжий отметил про себя, ни разу не матюкнулся за все время. Зато Чимину очень хочется ебаныйвротблятьчтотынесешьминюнгияневыдерживаютебязаткнисьидисюда. Отмалчиваться не вариант. - Я тебя случайно совсем увидел, ну, знаешь, так бывает. Интересно стало. А потом на фэйсбуке тебя нашел. То, что ты там выкладываешь, отличается от этого, - Чимин поглаживает пальцами обложку блокнота, - но забрать я его не смогу. Это твое. - Это твое. Не хочу дважды повторять, - поджимает губы и тянет руку в карман, вытаскивая сигареты, а Чимину кажется, что покурить сейчас - лучшая идея. Идет следом и становится рядышком, доставая початую пачку и наблюдая за тем, как, сука, красиво курит Мин Юнги. Он даже дышит красиво, он все делает красиво, Чимину хочется говорить об этом на каждом углу, хочется написать это себе на лбу, хочется набить татуировки с этим текстом на каждом миллиметре своего тела. Он затягивается и выпускает струйку дыма, вытягивая по-детски губы вперед, а белоснежка решает посмотреть на него именно в этот момент, чтобы заметить глупое выражение лица и ухмыльнуться. Пак убирает-таки блокнот в свой рюкзак, бесконечно Юнги благодаря за него и возмущаясь тому, что тот не разрешил ему оплатить свой раф, но Мин лишь цыкает, жмет Тэхёну руку, что-то буркает ему в ухо и предлагает Чимину проводить его до дома. Он мнется, хочет, стесняется и соглашается. Они идут рядом молча, изредка задевая пальцы друг друга, и Чимин клянется, что волнительнее этого в его жизни еще ничего не было. Юнги долго-долго смотрит на него возле подъезда, кажется, улетая в очередную свою галактику мыслями, но в итоге возвращается. Он медленно поднимает руку и касается пальцами кончиков волос Чимина. Проводит по ним ладонью, но не зарывается, хотя рыжему очень хочется. От каждого прикосновения внутри что-то бесконечно застывает и грозится взорваться в любой момент, но Мин убирает руку слишком неожиданно. - Ты что-то странное делаешь, - говорит. - Нет, не я, - Чимин позволяет себе подойти чуть ближе, чтобы заглянуть в глаза. Юнги незначительно выше, разница почти не ощущается, очень удобно. Пак кусает губы. - Ты. Мне надо идти. До завтра, - говорит Юнги, облизывается и сначала подходит на полшага ближе, а затем сразу же отступает, разворачиваясь и уходя, не дожидаясь ответа от покрасневшего Чимина. Тот шепчет в спину неслышное «пока» и прижимает ладони к горящим щекам. «До завтра» звучит очень многообещающе. Он снова будет игнорировать Чимина, зная, что тот вертится поблизости, или же будет смотреть также пристально и даже поздоровается? Рыжий лежит в кровати и улыбается, как умалишенный, звонит Хосоку и рассказывает все с мельчайшими подробностями, слышит визги в трубке и смеется в ответ так громко и открыто, что самому плакать хочется от ощущения легкости на душе. - Хён! - перебивает его Чимин совершенно внезапно, - собирайся прямо сейчас, мы едем в парикмахерскую, - Хосок не задает вопросов, а через сорок пять минут они стоят у входа в салон красоты, в котором Чон когда-то красился в бордовый.

***

Чимин своим огнем в глазах заставляет Юнги чувствовать себя особенным. Когда это чувство обволакивает его с ног до головы, дарит приятное головокружение и небольшое ощущение всемогущества, в голову лезут такие идеи и мысли, которых раньше не возникало в помине. Раньше было лишь ощущение того, что внутри томится что-то огромное и многозначащее, но никакой конкретики он обрести не мог. О чем писать, в каком направлении развивать идею, как раскрыться, - все это пряталось от Мина слишком глубоко. Сейчас творить хочется для себя и для него, а не для тех нескольких журналов и сайтов, которым он продает совершенно посредственные тематические стихотворения, что, собственно, и является его заработком на сегодняшний день. То, что вызывает в нем Пак этими своими взглядами, - совсем другое, оно личное и даже какое-то интимное, делиться этим не хочется ни в коем случае абсолютно ни с кем. Это хочется сложить в своей душе, закрыть на ключ и подарить его рыжему и бесконечно смущающемуся парню. Юнги много раз пытался самостоятельно нащупать тот уровень вдохновения, когда далеко уносит ураган собственной фантазии. Понимал, что чего-то не хватает. Красок, глубины. Ведь критиковать самого себя, искать недостатки и изъяны - это его непосредственное хобби после стихов. Нужную кондицию Мин пытался призвать алкоголем, пару раз даже курил травку, пробовал таблетки, ведь многие известные авторы, художники и музыканты создавали шедевры, будучи в состоянии опьянения, но все не получалось, он был доволен собой процентов на восемьдесят пять, но никогда на сто. Чимину же удавалось привести блондина к нужному состоянию одним лишь взглядом. Юнги редко появлялся в университете, но как только заметил слежку и почувствовал внутри себя что-то важное, пропускать перестал от слова совсем. Уже казалось правильным и закономерным держаться на расстоянии и черпать из Чимина то, что ему надо, заряжаться от него. Но Пак вдруг решился познакомиться, а блондин переживал, что парень перестанет смотреть так, когда узнает его поближе, и все, что не успело стать высказанным, так и останется внутри него. Он использует его. Чтобы заглянуть в собственную душу, выскрести из нее то, что прячется, и обрести-таки приятный покой.

***

На следующий день в университет Чимин приходит с пепельно-серыми волосами, зачесанными назад, по обыкновению «навещает» белоснежку и ловит-таки его удивленный взгляд. Тот ухмыляется и подходит к нему. - Привет, - произносит хрипло. Чимин не дышит. - Тебе идет. - Спасибо, - отвечает и смущается очень-очень. Юнги разглядывает еще раз, кивает и уходит на пару. Паку бы хотелось быть с ним таким же разговорчивым, как с друзьями, но ему до чертиков страшно показаться глупым и надоедливым. Витает в облаках, как обычно, а после семинара бежит к Хосоку, чтобы похвастаться тем, что белоснежка заметил и оценил новый цвет волос. Чон присвистывает и хлопает Чимина по плечам, а тот светится так ярко, что теперь уже у Юнги, наблюдавшего за ним в этот момент, слезятся глаза. Пак его замечает и тут же замолкает, сжимая ладонь Хосока, на что Мин хмурится, разворачивается и уходит. - Никогда не смогу понять его, кажется, - делится Чимин с другом, грустно тыкая палочками в остывающий обед и глядя на Юнги, сидящего возле окна. Он всегда один. - Никогда не говори «никогда», - торжественно заявляет Хосок и пытается Чимину мозги вправить, ведь они теперь полноценно общаются, даже на свидание ходили! Мин теперь подходит к нему первый, отвешивает комплименты и дарит блокноты с обожаемыми Паком стихами, - не выебывайся уж, - просит Хосок, - а лучше подойди к нему сам, я тут как-нибудь переживу несколько минут без твоей болтовни и жалоб, честно. Чимин слушается старшего и медленно подходит к столику белоснежки, не спрашивая разрешения садясь на свободный стул и тут же приковывая к себе ленивый, но внимательный взгляд. Сердце в груди совершает кривой кульбит, Пак прокашливается и не имеет понятия, что говорить. «Как дела?», «что делаешь?» глупо вертятся на языке и, слава богу, не срываются. Снова эти бесконечные гляделки. Кажется, у них свой совершенно неземной способ общения, который не устраивает, впрочем, ни одного из них. Чимину хочется говорить-говорить-говорить, хочется слушать хриплый низкий голос Юнги, узнавать его, впитывать в себя его привычки и повадки. Блондин вздыхает, Пак вздрагивает. - Я прочитал все, - произносит Чимин тихо. Юнги не отвечает, смотрит вопросительно. - Я восхищен. Каждой строчкой, каждым словом, - эти слова хотелось говорить в каком-нибудь жутко романтичном и дохуя всего значащем для них двоих месте (которого нет), а не в университетской столовой, но ныне сероволосому нужно было этим поделиться прямо сейчас. - У меня хорошая муза. Не покидает никогда, - улыбается Мин Юнги глазами и заставляет Чимина вспыхнуть в очередной раз. Он назвал его музой. Он назвал его музой. Музой. Пак хнычет от смущения и очень хочет дотронуться до его руки. Хочет гладить его костлявые длинные пальцы своими, сжимать их и греть, но вместо этого меняется в лице, поднимается на ноги и смотрит на него сверху вниз. - И не покину. Делай с этим что хочешь, - поджимает губы и уходит к своему столику, забирает рюкзак и хватает за руку Хосока, выволакивая того из столовой. Юнги смотрит неодобрительно. Сероволосый пересказывает их последний короткий диалог другу, тот довольно кивает, мол, вот это статус!, но Чимин объясняет - что-то не так. Разговор ждет до вечера, после своих пар Пак ждет Хосока у выхода из университета и курит, когда мимо проходит Юнги и кивает ему в знак прощания. В нем снова рушатся огромные стены, крошатся в песок, застилают весь его влюбленный внутренний мир. Белоснежка даже не оборачивается посмотреть, кивнул ли ему в ответ сероволосый. Он просто уходит.

***

- Понимаешь, Юнги - творческая личность, для него муза и вдохновение - самая важная составляющая его существа. То, что я его вдохновляю, не значит, что я ему нравлюсь или что-то наподобие. Он использует меня, чтобы писать стихи, - Чимин вздыхает так грустно и протяжно, что Хосоку хочется выйти в окно. И во что он ввязался... - Он говорит, что его вдохновляет мой взгляд. Без уточнений, конечно, это же Мин Юнги. Боже, блять, какое у него потрясающее имя. Так вот, взгляд у меня до отвращения преданный и влюбленный, я с этим работать даже не собираюсь: бесполезно. Он сам сказал - я привык. Добр ко мне, пока я даю ему возможность творить. Хочешь, покажу тебе, что он пишет, вдохновляясь именно мной? Чимин бежит в свою комнату, достает из рюкзака тот самый блокнот, который носит с собой везде и постоянно, возвращается на кухню и открывает один из стихов, вручая Хосоку и с тревогой какой-то всматриваясь в него. - Это потрясающе, - выдыхает Чон, прочитав написанное ровным почерком, - я не люблю поэзию, но это цепляет. Интересно. - Я же говорил! - сияет Пак, - теперь вот это читай, - Чимин подсовывает ему телефон, на котором открыта страница Юнги, и дает ему ознакомиться с последним большим стихом, который выложил Мин. - Будто два разных человека писали. Я не берусь судить, не разбираюсь ведь. Но здесь, - Чон кивает на блокнот задумчиво, поджимает и кусает губы, - какая-то изюминка своя. Это что-то другое. - Вот я за этим ему и нужен. - А смысл в этом какой, если он все равно это никуда не выкладывает и нигде не публикует? - не понимает Хосок. Если Намджун пишет песни, то он обязательно ими делится. У него есть знакомые в нескольких не особо крупных компаниях, которые берут заказы и покупают его песни. Есть сообщества в социальных сетях, куда он заливает свою музыку, чтобы его слушали, чтобы знали, что он умеет и как он это делает. Все эти творческие закидоны Юнги Хосоку чужды, но послушать, что скажет на это Чимин, все же интересно. - Я не знаю, - признается младший и смотрит на друга растерянно, - может, он так душу отводит? Я читал биографии многих поэтов, проводил параллели, пытался найти что-то общее. У них ведь, знаешь, души совершенно по-другому устроены. Там механизмы - ебнешься. Я пытался разъяснить для себя хоть что-то, но это сложнее, чем я предполагал. - Поговори об этом с ним, вместо того, чтобы догадками и предположениями себе мозги взрывать. Тупо время тратишь на изучение ненужной информации, а все ведь можно узнать легко, - снова говорит до ужаса очевидные вещи Чон и сам содрогается. - Ни за что, вдруг я услышу именно то, чего боюсь больше всего, - Чимин снова упирается, это уже становится привычным, а брюнет уверен, что тот так и поступит рано или поздно. Хосок уходит от Чимина ближе к десяти вечера, ведь домашка сама себя не сделает. Чимин остается один. Чимин влюблен. До слез. До истерик. Чимин кусает губы до крови, часами смотрит в потолок, выжимает подушку, устает от этого, отшвыривает ее в другой конец кровати и берет вторую. Кусает ее, кричит в нее и снова мочит бесконечными слезами. Чимин влюблен. До одури. До боли. В груди так сильно пульсирует, так горит, так щемит. Потребность находиться постоянно рядом переросла самого Чимина и душит своими отвратительно нежными пальцами до смерти. Состояние, до боли ставшее обыденным. Так глупо. Чимину страшно одному, хочется написать Юнги и попросить его приехать, но это совершенно невозможно. Уснуть так и не получается до пяти утра, а в семь тридцать спасительный звон будильника вырывает-таки его из цепких лап очередного отвратительного кошмара. Чимин идет в университет, конспектирует лекции и отвечает на семинарах. Он пытается отвлечься от Юнги, пытается уйти в учебу в очередной раз, - в четвертый, кажется. Ему страшно признаваться Мину в чувствах, но именно это он хочет делать, будучи рядом с ним. Может быть, идея со знакомством была не лучшим вариантом для него. Он ведь пригревается и может обнаглеть и привыкнуть к его присутствию, без которого, он уверен, дышать не захочется больше. Просто идти или сидеть рядом и разговаривать слишком сложно, к Юнги постоянно хочется прикасаться, прижиматься, говорить нежные глупости, но он может сразу же послать нахуй. Это страшно. Чимин дает себе установку отстраниться, пока не натворил глупостей.

***

Юнги не раз замечал того темноволосого парня рядом с Чимином. Часто они стояли друг к другу слишком близко. Раньше Юнги об этом совершенно не думал, потом стал думать похуй, боже, а сейчас думает отошел, бля. Казалось бы, с чего вдруг? А все потому, что Чимин - его муза. Юнги профессионально присвоил его, не сказав ему об этом ни слова и не давая никаких надежд на что-то. Он давно понял, какие именно чувства питает к нему Чимин, но отвечать на них не собирается, он не такой. Хочется об этом Паку сказать прямо, чтобы надежд никаких не питал, но тот не заводит нужной темы, да и в принципе разговаривает мало, не так, как с тем брюнетом, а лишь пялится. Юнги не пишет ничего пару дней, присутствие брюнета напрягает, а взгляд у Чимина не такой. В нем примесь беспокойства, что слишком мешает и настораживает даже. По сознанию неприкаянно бродят обрывки строк и идей, мечтающие быть написанными, но Мин не в той кондиции, ему некомфортно. Думать о Чимине как об инструменте поначалу для него было чем-то странным и необычным, потом же стало самим собой разумеющимся. Юнги черствый, на чувства людей ему наплевать глубоко, и на это есть свои причины. Но со временем к музе своей он начинает питать что-то неопределенно-нежное, ведь он понимает, что лишь один Пак дарит ему крылья и свободу. Сероволосый все также появляется в поле его зрения, но уже не так часто. Юнги не понимает, что именно происходит. Везде Чимин с этим брюнетом. Однажды Мин видит его, выходящим из туалета. Волосы растрепанные, губы влажные и покрасневшие. Юнги он не замечает, уходит куда-то в своем направлении, а спустя минуту из туалета как ни в чем не бывало вываливается его дружок примерно в таком же виде. Белоснежку больше всего сердит то, что последние события его раздражают, что на них не похуй, как это обычно бывает. Напрягает память и силится вспомнить, не обидел ли он Чимина по глупости. Он ловит себя на мысли, что включать защитный механизм, быть грубым, отстраненным, холодным и материться через каждое слово рядом с Чимином совершенно не хочется. Вспоминает, что наедине с ним младший максимально смущен и напряжен, это нервирует. Поговорить бы с ним и расставить все точки над i, но как ему это объяснить? «Я знаю, что ты ко мне неровно дышишь, ты в свою очередь меня вдохновляешь на написание новых шедевров, но я не пидор, поэтому в ответ также смотреть не стану, а ты тем не менее своего взгляда не меняй, где твое обожание и преданность?». Юнги посылает нахуй сам себя. Чимин отстраниться до конца все же не может, Юнги - глоток свежего воздуха. Он продолжает следить, но исподтишка, уже не лезет в поле зрения. Посмотрел, убедился, что тот в порядке, и ушел на занятия. Две недели все было относительно нормально, но с началом третьей Юнги начинает пропускать пары, перестает появляться в университете. Чимину совершенно невдомек, что это происходит именно из-за него. Он стал для Юнги бесполезен, лишил его вдохновения, засим смысла в каждодневном присутствии на парах не наблюдается, Мин и сам может выучить необходимый материал, тем более, что семьдесят процентов информации студенты и так обязаны находить и изучать самостоятельно. Юнги перестает постить цветы и стихи, он как-то закрывается и практически не сидит онлайн. Чимин ужасно скучает. Листает его фотографии, приближает их, гладит пальцами экран телефона, плачет по ночам и жалуется Хосоку. Он настаивает на том, что Чимин должен написать Юнги и по-человечески обсудить это все. Пак пропускает пару учебных дней, но после головомойки, устроенной Намджуном, все же берет себя в руки и продолжает обучаться в полсилы. Спустя месяц Чимин не выдерживает. Пак Чимин: «Привет. Как ты? Куда пропал?» Может, он заболел? Может, уехал куда-то? Причин не появляться в университете ведь огромная куча, один маленький Пак Чимин тут абсолютно не причем. Сероволосый слишком неуверен в себе, а началось это именно с того момента, когда он понял, что влюблен в парня. Юнги отвечает спустя две минуты, учитывая, что онлайн был вчера вечером. Зашел в фэйсбук сразу же, как получил сообщение от Чимина? Смешно. Мин Юнги: «а ты?» Вот, значит, как. Юнги спалился. Чимин хмыкает. Пак Чимин: «Соскучился?» Пак позволяет себе такие вольности лишь потому, что выпил две бутылки пива, прежде чем написать Юнги. Кажется, говорить или переписываться с ним, будучи трезвым, он не научится никогда. Мин Юнги: «не надейся» Юнги зло смотрит в телефон и не понимает, чего хочет больше: задушить Чимина или обнять его прямо сейчас. Склоняется ко второму, кусает губу и подливает Тэхёну кипятка в остывающий чай. - Что, муза твоя все-таки объявилась? - стреляет Ким лисьим взглядом, видя, как Мин напряжен. Юнги его взгляд тут же перехватывает, топит и скалится в ответ. - Так точно. - Что будешь делать? Мин задумывается. И правда, а что он может сделать? Обновляет диалог, ждет какого-то ответа на свою колкость и в глазах Тэхёна выглядит каким-то уязвимым. Ким всегда смотрел вглубь, видел непозволительно много и не стеснялся говорить об этом вслух, не пытаясь вуалировать. Юнги и сам такой же, поэтому очень ценит то, что с другом они друг друга понимают почти во всем. Почти. Есть в белоснежке такая глубина, которая даже Киму не по зубам. Та самая, которую пробуждает Чимин. - Поезжай к нему. Прямо сейчас. Я бы так и сделал, - говорит Тэхён совершенно будничным тоном. Юнги смотрит ошарашенно и хочет съязвить, но не успевает. Чимин что-то написал. Пак Чимин: «Приезжай.» Мин Юнги кидает телефон с открытым диалогом Тэхёну, чтобы тот пробасил я ж сказал и идет искать чистые шмотки. Ким хмыкает многозначительно. Как бы блондин ни прикрывался тем, что Паком лишь пользуется, Тэхён понимал, что сероволосый его другу тоже интересен, и даже очень. Спустя сорок минут Юнги стоит возле подъезда сероволосого и впервые мнется. Сейчас пятница, через семь минут ее сменит суббота, а Пак Чимин прямо сейчас лежит в своей кровати вниз лицом совершенно один, прогоняя слабенькие вертолеты и убивая в себе желание обниматься. Когда телефон пиликает, он совершенно не ожидает увидеть от Юнги сухое «выходи», и уж тем более не верит тому, что он и правда приехал. Протирает глаза, садится на кровати и перечитывает это слово раз девяносто. Выглядывает в окно и видит его. Юнги на самом деле тут, возле его подъезда. Он приехал к нему в двенадцать ночи, он наплевал на время, на расстояние, на свои планы, если они были. Чимин в ступоре. Он настолько сильно хочет увидеть Юнги, настолько сильно, что забивает на свой вид, надевает первую попавшуюся толстовку, наспех влезает в кроссовки и бежит пулей с третьего этажа, забывая подумать обо всем плохом, но все еще не веря себе до конца. Белоснежка ковыряет носком своих бордовых конверсов асфальт возле подъезда Чимина. Так глупо, он сам не может объяснить, что он тут делает и чего ради приехал вообще. Кто он такой, что я срываюсь к нему с пустой головой? Чего я жду? Чимин появляется спустя пару минут. Резко открывается дверь подъезда, он выходит и направляется к Юнги, становясь напротив него. Он дрожит, глаза опухшие, губы ярко-красные, а взгляд - целый микс эмоций. Мин чего только там не разглядел - отчаяние, тоску, обвинение, усталость, но присутствовала и толика облегчения (от того, что он приехал?). - Зачем плакал? - спрашивает Юнги и видит, как Чимин сжимает кулаки, начинает дышать чаще. Он смотрит в глаза блондина с каким-то скрытым вызовом, но непонятно, кому этот вызов адресован - Юнги или же самому себе. - Не плакал я, - отвечает и не может скрыть эту отвратительную дрожь в голосе, - я больше не могу так, Юнги, - произносит он тихо-тихо, делает несколько маленьких шагов вперед и обнимает его за шею. Прижимается к нему аккуратно, близко, укладывает подбородок на его плечо и закрывает глаза, с какой-то стати решая, что ему можно. Он готов ко всему. И к тому, что он может оттолкнуть, и к тому, что может послать. Но разве логичным было бы предполагаемое поведение блондина, стоящего в полночь у дома Чимина? Юнги замирает сначала, но затем обнимает его в ответ. Вот так просто. Обхватывает его обеими руками поперек талии и прижимает, прижимает к себе. Пак что-то шепчет в его ухо, он мягкий и доверчивый, а Юнги кажется, что он в его руках вот-вот расплавится. Все слова и вопросы сбегают прочь из головы, разбиваясь об ощущение комфорта и вот это - то, что надо. Чимин перестает дрожать только тогда, когда Юнги начинает поглаживать его спину широкой ладонью. Он зарывается своими пальцами в белые волосы Мина и замирает - он так давно об этом мечтал. Дышит слишком часто, но глубоко - пытается успокоиться, и у него это получается. Рядом с Юнги он чувствует себя правильно. У Юнги чувства смешанные. Он обнимает Пака, как обнимал бы свои стихи. Как обнимал бы своего сына. Свое творение. Но личность Чимина врывается в его сознание и заявляет о том, что он, вообще-то, сам по себе, и вовсе не Мином созданный. Он понимает. Удивляется по-дурацки. Чимина обнимать приятно, хоть Юнги и не тактильный вовсе. Он гладит его руками по спине, чувствует его дыхание на своей шее и зажмуривается. Это все хочется хорошенько обдумать и распихать по полкам в голове, но сейчас так хорошо и лениво, что блондин просто позволяет себе расслабиться. Они стоят так до того момента, пока Чимин снова не начинает дрожать, но уже от ночного холода, который нагло пробивает объятия Юнги. - Поднимайся домой, - говорит блондин почти шепотом. Чимину хочется дать ему между глаз за такие предложения. Он отстраняется и смотрит с укоризной. Я не хочу без тебя, хочет сказать, но лишь гипнотизирует. Чимин его в себе топит, кажется. Юнги не хочется, чтобы он уходил, если честно. - Зачем ты приехал? - неожиданно спрашивает Чимин. - Ты ведь сам попросил, - фыркает белоснежка и уже вот-вот надевает маску отстраненности, но Пак ее сразу же снимает. - Я лишь предложил. А ты взял и приехал. Почему? - Потому что захотел. Доволен? - раздражается Юнги. Он не намерен приходить к таким умозаключениям и удивляться им же перед Чимином. Слишком много чести. Пак молчит и пытается для себя что-то додумать, но не может. Низкое самомнение давит на горло и мешает мысли о том, что он может быть Юнги интересен, даже подступиться. «Никому не советую быть Пак Чимином», - думает он и вздыхает грустно. - Почему перестал в университете появляться? - Потому что ты перестал меня там искать, - выплевывает сущую правду Юнги и закуривает, не в силах совладать с собственными эмоциями. Он только что признался в этом не только Чимину, но и самому себе. Пак ошарашен, молчит. Затем отбирает сигарету и делает глубокую затяжку, не прекращая дрожать. Возвращает ее обратно. - Я не переставал. Искал до последнего. - Не так искал. - А как надо было? - закипает Чимин. Существует какой-то регламент или свод правил, в соответствии с которыми он должен сталкерить Юнги? Мин молчит. Слишком потрясенный собственным открытиям, он докуривает, щелчком выкидывает окурок и повторяет: - Иди домой. Холодно. - Ты ведь этого не хочешь, - Пак позволяет себе возразить. - Не хочу, - соглашается Юнги как-то слишком легко. Чимин, сам не совсем трезвый сейчас, действует на Мина пьяняще. Сероволосый разглядывает его губы и просто до потери пульса хочет его поцеловать, но ни за что этого не сделает. - Дай слово, что с понедельника начнешь ходить в университет, - Чимин не просит, а требует, а Юнги не отвечает. Заказывает такси, выкуривает еще одну сигарету и на прощание, прежде чем сесть в желтую машину, как-то странно обнимает Пака. Он подходит к нему близко, кладет руку на его затылок и прижимает к себе, оставив вторую болтаться безвольно. У Чимина от этого дыхание перехватывает, он прижимается щекой к его плечу и цепляется пальцами за его куртку сзади. По-свойски и как-то совсем тепло делает это блондин. Он уезжает, а Чимин стоит у подъезда еще несколько минут, не понимая, что вообще сейчас произошло. Он вызывает такси и едет к Хосоку, уверенный в том, что тот не спит. Рассказывает ему все и забывает периодически дышать, а Хосок заявляет - он на тебя запал. Тэхён все еще рассиживается в квартире Юнги, когда тот возвращается домой. На часах 1:46. Мин подлетает к холодильнику и вытаскивает оттуда бутылку коньяка, наливая и Тэхёну тоже. Ким молчит, из-под ресниц разглядывая друга. Юнги начинает говорить сам. - Я нихуя не понимаю. Он и правда не настаивал, просто предложил, а я взял и сорвался к нему. Мы с ним целый час просто обнимались, блять, это еще что такое? - он делает большой глоток янтарной жидкости и морщится, - Я уезжать даже не хотел, - признается и поднимает взгляд на Тэхёна, - он такой беззащитный, что его не хотелось бросать там одного. - И какого черта ты бросил его? - Замолчи, иначе я вернусь прямо сейчас. Он как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку, - блондин потирает переносицу. - И эта любимая игрушка, к его огромному несчастью, Мин Юнги, - усмехается Тэхён и делает аккуратный глоток коньяка. Кажется, сегодняшняя ночь для блондина будет особенной. Тэхён будет рядом, когда произойдет переломный момент, когда прибудут новые умозаключения, обоснуются у него в голове и будут обрастать деталями, пускать корни и приживаться в новой среде. - Я не такой. Он просто вдохновлял меня, поэтому так вышло, - путается сам в себе блондин и пытается отмахнуться от очевидного. - Просто послушай себя. Прислушайся не к тому, что ты хочешь сказать вслух, а к тому, что прячется от тебя уже давным-давно, - произносит Тэхён и щурится. - Тэхён, я не гомик, блять. - А по-моему, очень даже. Тебя вдохновляет мужик. Нормально все? Ты срываешься к нему на другой конец города, обнимаешься с ним, приезжаешь обратно и глушишь конину - это что, по-твоему? - вываливает Тэхён и игнорирует прожигающие взгляды Юнги, призывающие заткнуться. - Ты видишь это в своем ебанутеньком свете. Не опошляй, тут этим даже и не пахнет, - закатывает глаза Юнги. - Не пахнет, а воняет. Ты на него запал, - заявляет Ким Тэхён.

***

Чимин отчаянно не верит Хосоку, бегает по его квартире и матерится, лезет на стены и просит много-много внимания. Тот ходит за ним пятами, вздыхает и просит написать Юнги, но он категорически отказывается. - Он к тебе вчера приехал, балда, а ты не хочешь просто написать ему? У тебя впереди два выходных, ты мог бы спокойно провести их с ним, но продолжаешь ебать мне мозги. - Я люблю твои мозги, - надувает губы Пак. - А они тебя не очень, - фыркает брюнет. Он берет в руки телефон Чимина и застывает на полпути к нему. На экране уведомление - новое сообщение от Юнги, текст скрыт. Он улыбается так хитро и кидает телефон сероволосому. - Пиздец, - изрекает Чимин. Юнги с ним просто поздоровался и спросил, как у него дела. Пак пытается делать вид, что все хорошо и он ничуть не взволнован вчерашними событиями. Пак Чимин: «Привет! Нормально вроде. Как сам? Хорошо доехал?» Мин Юнги: «пойдет. ты где?» - Хосок, заебал, ущипни меня, ну я не верю в то, что ему это может быть интересно! - ноет Чимин, а Чон с удовольствием щипает его за щеку, не жалея силы. Пак Чимин: «Я у друга. А ты?» Юнги бесится. Юнги бесит чертов сероволосый бесенок и его друг. Его бесит то, что без Чимина совершенно нет вдохновения, внутри слишком хаос, появляется какая-то необоснованная агрессия, что хочется курить каждую секунду, а при мыслях о вчерашних объятиях с Паком в груди что-то ухает. Он написал ему первым, потому что внезапно молчание показалось ему неправильным, но ответ ему не понравился. Паку нормально, он прохлаждается с друзьями в то время, как Юнги пытается в себе какую-то бурю усмирить, Пак Чимином вызванную. Его бесит. Белоснежка читает и не отвечает. Закуривает и пялится в окно. Тэхён вчера уехал в третьем часу ночи. После того, как он в седьмой раз сказал «ты на него запал», Мин самостоятельно вызвал ему такси и вытолкал за дверь. Он не такой. Он смотрит на экран телефона четыре раза в секунду. Пак Чимин: «Я хочу увидеть тебя.» Юнги фыркает. Одного желания мало! Неужели он готов бросить своего драгоценного друга, чтобы увидеться с ним? Он откладывает телефон в сторону, докуривает и берет его снова в руки. Мин Юнги: «буду через час» Блондин это все в рот ебал, если честно. Но он хочет. Чимин хочет его видеть, а Юнги хочет начеркать еще пару строк. Это взаимопомощь, так? У Пака свои причины, а у Мина свои, голубизной не отдающие ни разу. Мин очень пунктуальный. Спустя час он стоит возле подъезда Чимина в третий раз в своей жизни. Считает свои действия нерациональными и не поддающимися объяснению, а единственный вариант Тэхёна помещает в сознании в бочку с надписью «пиздецопасноблизконеподходи» и закупоривает намертво. Нечего тут. Мин Юнги: «спускайся» Пак Чимин: «107 квартира, 3 этаж» Серьезно? Мин смотрит на экран, поджав губы. Зачем ему подниматься? Чем таким Чимин хочет заняться? Они ведь могут просто погулять или сходить в кафе, попить кофе. Зачем ему подниматься? Зачем он только что набрал цифры на домофоне и поднялся на третий этаж? Чимин снова растрепанный. Юнги ненавидит эти его приоткрытые губы, обнажающие зубы. Один на другой находит, а Мин находит это милым. Ебаный в рот. Чимин замирает сначала, увидев его, затем улыбается и шелестит «проходи». Ставит чайник и пытается унять дрожь в руках. Мин Юнги на пороге его квартиры в черных высоких конверсах, черных драных джинсах, серой футболке и черной кожанке - это порнография какая-то, Чимин не дорос еще до такого. Он наливает Юнги молочный улун, даже не спрашивая его о том, что бы он предпочел выпить. Внимательный взгляд блондина заставляет Пака нервно сглотнуть, прежде чем тихонько сесть рядышком, помешивая свой кофе. На столе лежат шоколадные конфеты, нарезанный вафельный торт и мармеладки. Юнги к ним не притрагивается, а возле Чимина спустя несколько минут покоится гора фантиков. Мин снова умиляется и очень хочет пнуть себя больно. - Что происходит? - подает голос Юнги. - О чем ты? - сипит Чимин и, кажется, поджимает уши. - Зачем это все? Слежки твои, зовешь вечно куда-то. - Ты всегда приходишь, когда я зову, - ворчит Чимин и поднимает на Юнги взгляд. Прямой и уверенный, Мин аж теряется на какой-то миг, - ты ведь знаешь. Или догадался сам. Мне надо сказать об этом вслух? - Надо, - просит Юнги и сглатывает, не переставая смотреть в его душу. Чимин разговаривает глазами. Он открыт настолько, насколько блондин способен увидеть. Он рассказывает все своим взглядом, но Юнги жадный, он хочет услышать это, хочет в это поверить. - Я на тебя запал, как школьница ебучая, - усмехается Чимин, - с самого первого дня, как увидел. Влюбился сразу же напрочь, - Пак долго молчит и терпит тяжелый взгляд Юнги на себе, но в ответ не смотрит, понимая, что если поднимет голову, то Мин сразу же заметит застывшие в его глазах слезы. Он собирается с мыслями и говорит так, чтобы голос не дрожал, - ты такой красивый. Боже. Бессовестно красивый. Интересный очень. Цветы, блин, любишь. А меня не любишь, - Пак роняет слезу на стол. Юнги не выдерживает. Встает, дергает его за руку, чтобы тот поднялся вслед за ним, и прижимает к себе. - Дурак какой-то, - шепчет он и смотрит широко раскрытыми глазами в стену, - нашел в кого влюбляться, ненормальный, - гладит его по спине, как вчера, и чувствует, как Чимин прижимается к нему всем телом, убивая даже жалкие миллиметры между ними. Он пытается не шмыгать носом, но дышать становится сложнее. - Ты не представляешь просто, что со мной творилось все это время, - жалуется Чимин. Хочется высказать Юнги все, что он о нем думает, - я сначала понять не мог, почему смотреть на тебя так больно, потом от себя прятался: стыдно было признаваться в этом. Боялся, что друзья отвернутся от меня. Боялся тебе писать, знакомиться. Хосок заставил, - белоснежку передернуло. Вот как зовут того брюнета, - он сделал за одну секунду то, чего я не мог сделать больше года. Не могу объяснить, очень болит, - хнычет Чимин, прячет лицо. Юнги слегка потряхивает, а сероволосый это чувствует. Он худой, но такой бесконечно приятный, такой теплый, а объятия у него просто самые лучшие, домашние какие-то. Пак позволяет себе постоять так еще немного, но блондин утягивает его за собой на стул, усаживая себе на коленки. - Я тебе говорил, что ты что-то странное делаешь? - произносит Мин, - Ты не перестаешь этого делать. Я хочу видеть тебя. Хочу трогать. Я хочу написать тебя, - он проводит пальцами по его скуле, где засыхающий след от недавних слез, затем берет его лицо в свои руки. Чимин хочет потянуться за поцелуем. Давай же, сейчас ведь самое время! Юнги отпускает. Он не готов. Чимин выдыхает рвано и разочарованно, не скрывая. - Пожалуйста, - у Пака затуманенный взгляд, откинутая назад челка, он дышит часто. Смотрит на Юнги и видит его до безобразия красивые губы, их чертовски хочется укусить прямо сейчас. Он смотрит изучающе и задумчиво, а Чимину безумно хочется, но он терпит. Он сидит на коленках у Юнги, обнимая его за шею, а тот кладет руки на его бедра и сжимает их. Сжимает слишком откровенно. - Подожди, - говорит блондин. Он не понимает, что здесь происходит. Почему все то, что он услышал, отдается какой-то сладкой тягучей болью в месте, где, говорят, у человека находится душа? Почему Чимин такой наивный, почему страдал так сильно и выбрал не того человека? «Или того», - думается ему. «Ты на него запал» голосом Тэхёна в голове, хочется кричать. Маленький сероволосый бесенок жмется слишком невозможно, ему не нравится молчать. - Пойдем, - неожиданно говорит Чимин и спрыгивает с его колен, берет за указательный палец, как ребенок, и ведет в комнату, к низкому журнальному столу, где в вазе стоит огромный букет его любимых белых пионовидных роз. Чимин специально их купил для своей белоснежки. У Юнги отвисает челюсть, он подходит ближе и садится на корточки, разглядывая их. Дотрагивается еле-еле, рассматривает каждый бутон и наклоняется ближе, что бы вдохнуть их легкий запах. Мин их обожает. Чимин улыбается очень грустно, - говорю же. Их любишь, а меня нет. Юнги медленно встает и подходит к нему, кладет руку на шею, поглаживая, и смотрит в глаза. - Ты яркий такой. Я твоим светом питаюсь, - во взгляде блеск, но не хищный, а восхищенный. - Съешь меня, - шепчет и подходит ближе, подставляя Юнги лоб, который он целует также легко, как дотрагивался до лепестков роз. Чимин тащит его к дивану, сажает и укладывает голову на его колени. Хочет, чтобы Мин гладил его волосы, трогал его шею. Юнги это все делает послушно, повинуясь какому-то сладкому наваждению, а Пак в ответ сжимает его коленку своими маленькими пальчиками. Мин Юнги прощается с Пак Чимином к восьми вечера, отказывается забрать букет, потому что «я буду приезжать сюда, чтобы смотреть на них, если можно», долго обнимает на прощание, снова целует в лоб и пишет «я дома», когда добирается до своей квартиры благополучно. Сероволосый в истерике звонит Хосоку и по традиции рассказывает все. Хосок спрашивает, остались ли у него сомнения по поводу чувств, которые Юнги испытывает к нему, а Чимин отвечает утвердительно. У Чона срочно чешется ладонь, хочется дать глупому Паку смачный подзатыльник и уведомить его о том, что разговаривать с ним невозможно. Юнги приезжает домой и исписывает девять страниц подряд, чувствуя чудовищный прилив вдохновения, даже не перечитывает написанное. Агрессия отступила еще до того, как Чимин открыл перед ним дверь своей квартиры, он обрел то эмоциональное равновесие, которое открыл для себя благодаря невыносимому Паку. Юнги пишет строку за строкой, щедро показывает сухим страницам нового блокнота свою душу и улыбается. Сероволосый дарит ту легкость и такое огромное правильно, что у Юнги захватывает дух. Он сказал Паку, что приедет завтра любоваться цветами, но, кажется, поедет нагло любоваться самим Чимином. Белоснежка берет телефон, звонит Тэхёну, говорит короткое «я на него запал» и скидывает звонок, падая на диван и торопя время.

***

Чимин просыпается рано, прибирается, вытирает везде пыль, долго принимает душ и готовит вкусный завтрак. От Юнги сообщений новых нет, он самостоятельно желает ему доброго утра, спрашивая, во сколько он приедет. Мин отвечает спустя пять минут, что приедет через полчаса. Пак подходит к большому зеркалу во весь рост, разглядывает себя: слегка влажные пушистые волосы, широкие домашние штаны и полосатая футболка. Цыкает недовольно и снимает штаны, надевая вместо них красные джинсы. С минуты на минуту приедет Юнги любоваться своими цветами. Пак ревнует Юнги к цветам. Он хотел бы быть таким же воздушным и нежным, как они, чтобы нравиться ему хотя бы немного также сильно, но «я всего лишь Пак Чимин». Звонок в домофон абслютно долгожданен, сероволосый вприпрыжку летит к нему и сразу же открывает входную дверь в ожидании. Юнги снова похож на бога в своих неизменных черных конверсах, кожаных, блять, штанах и большой красной толстовке на замке, под которой белая футболка с Риком и Морти. Точно такая же, в которой Чимин был на их «свидании» в кафе. Пак шепчет тихое «привет» и улыбается ему ярко, дожидается, пока тот разуется, разденется и обнимает-обнимает-обнимает. Юнги привез его любимый шоколад и пару пачек обожаемого Чимином мармелада, а сероволосый краснеет, злится, что в глазах снова слезы. Юнги снова на корточках разглядывает цветы, будто они живые и разговаривают с ним, рассказывают каждый свою историю, а Чимин вдруг является случайным слушателем этой беседы. - Что говорят? - улыбается Пак. - Говорят, что я запал на тебя. Чимин замирает в удивлении - послышалось? Блондин встает и подходит к нему вплотную, закидывает его руки на свою талию, а сам берет его красивое лицо в свои ладони. Чимин не верит, он знает, что Юнги в самый последний момент передумает и уйдет, но тот приближается и дышит горячо, разбивает свое дыхание о пухлые губы Пака и медлит, медлит. У сероволосого тугой узел внизу живота от этой умопомрачительной близости, а Юнги медлит. - Пожалуйста, - выдыхает Чимин. Юнги чуть наклоняет голову и прикасается к его губам своими. Кружится голова, воздух неприятно давит на легкие. По спине бегут мурашки от простого касания. Чимин инициативу не проявляет, Юнги же сказал вчера «подожди». Мин отстраняется немного, чтобы облизнуть его нижнюю губу, обхватить ее губами, а затем прикусить. Он играется и мучает. Чимин хочет глубоко и горячо, а Мину слишком лениво и весело. Он облизывает теперь верхнюю губу, а затем просовывает язык между ними. Чимин ловит его зубами, прикусывает слабо, а затем всасывает, прижимаясь к нему слишком плотно. Юнги игры надоедают быстро. Он целуется именно так, как Чимин это себе представлял. Кусается нежно, исподтишка будто бы, горячим языком находит язык Пака и ласкает его, целуется слишком так, как надо. Юнги вкусный. Чимин в омуте собственных чувств и ощущений пропускает тот момент, когда начинает вжиматься в блондина бедрами. Они целуются также долго, как обнимаются. До онемевших и покрасневших губ, до сбитого дыхания, но все заканчивается тогда, когда Чимин стонет прямо в поцелуй. Юнги отстраняется и смотрит слишком темно и затуманено. - Потрогай. Ну же, - просит горячим шепотом Пак, глядя в его глаза, а у блондина сердце на миг перестает биться. Чимина очень хочется. Целовать, трогать, слушать. Он толкает его к стене, прижимает и давит коленом между его ног. Если вы считаете, что в этом мире есть что-то прекраснее Пак Чимина, который откидывает голову назад в совершенно волшебном стоне, то Мин Юнги плюнет вам в лицо. Он любуется им так, как не любовался ни одним цветком в своей жизни. Чимин невероятный. Он слишком живой, слишком чувствительный, такой эмоциональный и открытый для него, для Юнги, что у Мина нет сил сдерживаться. Он целует его снова. Слишком нежно, слишком легко, чувствует, как у сероволосого ноги подкашиваются, но он поддерживает его. Пак шепчет в поцелуй «еще», а Юнги плюет на все и опускает руку, кладя ее на пах Чимина и поглаживая, выпивая каждый его стон. Продолжает целовать, сжимать, поглаживать сквозь одежду и ловить его сдавленные стоны ровно до того момента пока Чимин не отстраняется. - Прямо в штаны? - шепчет он одуревшим от возбуждения голосом, он на грани. Мин не отвечает. Он перехватывает Чимина за талию и резко прижимает к себе. Проводит рукой вверх-вниз, а затем сжимает сильнее, при этом кусая его за нижнюю губу. У Пака вырывается совершенно потрясающий чувственный стон, и он слабеет, дрожит и оседает в руки Юнги. - Ты извращенец, хён, - тихо проговаривает Чимин, раскладывая по тарелкам горячий карри. Юнги хмыкает. У Пака перед ним должок. - Не комментирую, - отвечает Юнги с намеком на то, что Чимину, судя по его стонам, понравилось, и это от внимания Мина не скрылось. Сероволосый краснеет на раз-два и роняет на пол ложку. Блондин улыбается. - Это было подло. - По-моему, неплохо, - произносит Юнги, пробуя карри и оставляя Чимина лишь догадываться, о чем именно он говорит. - Это значит, что мы теперь встречаемся? - осторожно спрашивает сероволосый, когда они доедают и валяются на узком диване в комнате. Его потряхивает от страха. Мин замирает и перестает дышать на миг, прочищая горло. Чимин ищет тени сомнения и сожаления в его лице, но не находит их. - Это значит, что ты теперь мой. Целиком и полностью. И прекращай уже с Хосоком тереться, меня бесит. Смотри только на меня, слушай только меня, трогай только меня, - проговаривает Юнги тихо, глядя на него прямо, - ты только мой свет, моя свобода и мои крылья, понял? Я не отдам тебя никому. Мин Юнги осекается, понимая, что таких слов никогда в жизни никому не говорил, но от сказанного почувствовал себя чуть ли не волшебником, которому все под силу. Это не признание в любви или привязанности, для Юнги это что-то огромное и теплое, без которого не хочется, да и невозможно. Он уже побыл без Чимина какое-то время, результатом стала потеря сна, повышенная раздражительность, выебанные мозги Тэхёна и чуть ли не депрессия. Привычка перетекла в зависимость, которая только что решила показаться на свет и помахать элегантно ручкой, мол, а это я тут беспорядки устраиваю. У Чимина глаза слез полные, пальцы дрожат, не верит сказанному. Запрыгивает на Юнги сверху и целует жадно, лезет руками под футболку и случайно роняет три слезы на его щеки, на что Мин ворчит прямо в его губы что-то неразборчивое, но по факту - хорош уже, я сдался сам себе, я твой насовсем.

***

В квартире у Сокджина самая настоящая туса. То есть не просто алкоголь и танцы, а алкоголь и танцы. Чимин присел на уши Юнги, и тот согласился познакомиться с его друзьями, так еще и Тэхёна с собой взял. Хосок, когда узнает, что Ким - лучший друг Мина, слишком понимающе жмет ему руку и уводит на кухню покурить. Спустя пять минут оттуда слышится хохот, заглушающий разговоры и музыку в комнате. Юнги закатывает глаза, но выдыхает - пусть брюнетом занимается Тэхён. Он находит общий язык с Намджуном, тот признается, что с творчеством блондина немного знаком (читал на стене в фэйсбуке, ведь блокнот, который Юнги подарил Чимину, сероволосый никому не показывал, лишь Хосоку однократно), и что хотел бы попробовать поработать вместе, - Юнги напишет лирику, а Намджун - музыку. Он активно жестикулирует и не забывает пошло шутить, от чего Мин совершенно не краснеет и не смущается, а лишь смеется и добавляет масла в огонь, пока не слышит Чимин, занятый тисканьем Чонгука. Сокджин закрывает лицо рукой и делает вид, что ему стыдно, а сам по секрету кайфует от такого Намджуна - он наконец нашел такую же творческую ебанистически сложную душу, с которой сможет в любой момент поговорить на своем инопланетном языке. Юнги исподлобья наблюдает за Хосоком, который выходит из кухни в сопровождении Тэхёна, смеясь над его шуткой, и приобнимает Чимина за плечи, на что Пак реагирует как-то странно - поднимает испуганный взгляд на Мина. Юнги собственник до мозга костей. К мелкому Чонгуку смысла ревновать совершенно нет никакого, он зеленее травы по лету, а из памяти вычеркнуть то, как они с Чимином обжимались по углам, не получается. Когда Хосок на его вопросительный взгляд произносит недвусмысленное «о, знал бы ты, что мы творили...», Юнги взрывается. Он зовет Чона на пару слов, а тот и не боится его совершенно, хоть Чимин и трясется, как осиновый лист. Юнги задает вопрос в лоб, а брюнет лишь улыбается от уха до уха и шепчет - удалась наша стратегия, смываясь от Юнги, который застывает со сложнейшим лицом. Значит, маленький паршивец Пак Чимин использовал какие то тактики по завоеванию его, Юнги, сердца. Хосок со стороны видел, что Пак ему совершенно не безразличен, только вот Чимину этого объяснить не удавалось - тот был совершенно не уверен ни в своем обаянии, ни в своей привлекательности. Ныл и мучился до того момента, пока Хосок не придумал и не предложил Чимину кое-какой план, а он взял и согласился - была не была. Сероволосый ни за что не побежал бы признаваться Юнги в чувствах, не будь уверен в том, что Мин хотя бы заинтересован в нем. Чон прекрасно видел все, он понимал, что Юнги должен к этому самостоятельно прийти, а Хосок выступил в роли восхитительного катализатора в данном процессе. Блондин хмыкает и возвращается к Чимину, собственнически обнимая его и шепча в ухо какие-то нежности. Называет его бесенком и щекочет, слушая его потрясающий смех. Как музыку. Слушал бы вечно. У Пака в глазах сердечки, он снова прежний, дайте ему сотню трупов прямо сейчас - всех разговаривать научит. Светится слишком ярко, а у Юнги глаза больше не слезятся, ведь свет этот теперь только его. Родной, мягкий, необходимый и бесценный.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.