***
Тихий семейный ужин накрылся медным тазом — Всетемнейший прислал скупое SMS, что дома его можно не ждать. Сухость и краткость свидетельствовали о том, что дело было серьезное и вечно сующего свой нос куда не следует Антона не касающееся. Не иначе как темные задумали очередную хитроумную подлянку, и дозорному Городецкому о ней знать было не положено. За несколько лет совместной жизни можно было уже и привыкнуть к такому положению дел: дружба дружбой, а служба службой — Антон собственно и привык, но что-то во всей этой ситуации не давало покоя. Было как-то муторно и неуютно. Антон задумчиво пожевал бутерброд, наскоро собранный вместо «семейного ужина», и глянул в сумрак. Как и предполагалось, все, что касалось Завулона, было нечетким до безобразия. На всякий случай Городецкий составил прогноз по всей темной верхушке — тишь, гладь да божья благодать — прямо поле с одуванчиками, а не Дневной Дозор. Точно такой же прогноз вышел и по светлой половине — никаких авралов в ближайшее время не обнаруживалось, так парочка мелких конфликтов на сегодняшнем дежурстве, которые сами собой разрулятся. За делами праведными бутерброды быстро кончились, а кошки скрести на душе не перестали. Городецкий отхлебнул остывшего чая и поморщился от излишней сладости. «Лучше бы на подогрев кружку зачаровал», — поворчал для проформы Светлый, но чай допил — Всетемнейший заботился как умел, то есть на свой всетемнейший лад: принудительно и бескомпромиссно. Собственно с этой на первый взгляд подленькой заботы все когда-то и началось. Со Светланой они разошлись тихо и мирно, даже можно сказать по-дружески. Давно поняли, что перегорели, но жили вместе как-то автоматически и даже по инерции, а может просто из-за упрямства. Да и Надя еще маленькая была, а Гесер непременно хотел выпестовать из нее нечто светлое, доброе, вечное — а какое тут всеобщее благо, когда на глазах маленькой девочки разваливается ячейка общества. Поэтому развод Городецких Гесер строго-настрого запретил, ибо тот в его планы совершенно не входил. Но годы шли, Надя взрослела, и в какой-то момент, наплевав на Великий План Пресветлого, выпорхнула из родительского гнезда стажироваться у пражских инквизиторов. Инерция же — бессердечная зараза — продолжала делать свое страшное дело. Первой не выдержала Светлана и закатила Гесеру такой скандал со всеми вытекающими, что тот неделю ходил с воронкой, которую снимать было бесполезно — пропадала минут на пятнадцать и снова появлялась. В дело пришлось вмешаться Ольге — приехала в гости с тортом, заперлась со Светой на кухне, и спустя полбутылки коньяка Пресветлый избавился от пакости над головой, а Светлана получила право обратно именоваться Назаровой. За Надю Гесер переживал зря, та с высоты своего абсолютизма отнеслась к разводу родителей как к чему-то само собой разумеющемуся, по ее мнению это должно было случиться куда как раньше, но взрослым же видней, поэтому они сами себе злобные буратины. Антон, впрочем, был с ней в этом согласен. Так начались его новообретенные холостяцкие будни, ленивый ход которых прерывался редкими визитами дочери да чрезмерным вниманием Всетемнейшего. Завулона как-то резко стало много — куда ни плюнь попадешь в главу Дневного Дозора или в заботливо оставленную им подлянку. И выходило-то у Всетемнейшего все гладко: то с проверкой к сотрудникам, то с надуманными подозрениями, то просто мимо шел. На все жалобы Городецкого Гесер лишь разводил руками, мол развлекается так Всетемнейший на старости лет, пора бы уже и привыкнуть к его сволочному характеру и не вестись как новобранец на детсадовские провокации. Так и сказал «детсадовские», а после поспешил в который раз перевести тему. Вообще, если брать по существу, то все заигрывания Завулона редко несли в себе угрозу, скорее напоминали «дерганье за косички», причем лично за косички Городецкого. Другим светлым таких щедрот со всетемнейшего плеча не перепадало — Антон специально уточнял у коллег. Являлся Завулон только по душу Городецкого и только ему одному всячески надоедал своим присутствием. Вот казалось бы, что Завулон мог забыть на рядовой операции Ночного Дозора, специально разыгранной для стажеров, которых курировал Антон? Правильно — Городецкого собственной персоной. Выплыл тогда из Сумрака, перепугал молодняк, которые темных выше четвертого уровня-то никогда не видели. Да еще и осклабился, на мгновение мелькнув своей сумеречной зубастой рожей, словно всю жизнь только и мечтал наводить ужас на новичков из Ночного. Степушка — маг-перевертыш пятого уровня силы — со страха аж заскулил и спрятался своему напарнику за ноги, благо собачья форма позволяла. А Элина сдуру бросила во Всетемнейшего не слабенький такой Танатос — и откуда что берется — который неприятной рябью прошелся по его щитам и истлел: — Неплохая реакция, — Завулон довольно крякнул, — может чего путнее и выйдет. Он хищно улыбнулся. Завидев этот недружелюбный оскал, Элина невольно отшатнулась. — Не пугай мне детей, — Городецкий сбросил морок, на который выманил весь отряд, и было слышно как при виде него новички пусть и подобрались, но синхронно выдохнули. День явно не задавался. Стажеры работали неслаженно, постоянно ошибались — спали они что ли на занятиях? Антон даже задание упростил — прикинулся куда слабее, чем требовалось, и несколько щитов снял, чтобы не так мерцало в Сумраке. Слабый какой-то молодняк пошел, глупый. Всем «незачет». — Даже и не собирался. Сам погляди — они первые напали. Может протест официальный оформить, мол напала на меня в темном переулке ясельная группа Ночного Дозора? — говорил Завулон с эдакой барской ленцой с толикой ехидства скрытой в словах. Старался, держал марку, пытался поддеть Антона, спровоцировать… Зачем пока было не ясно. На новичков впечатление это конечно производило. Стоит тут страшный Темный и между делом так кару инквизиторскую на головы призывает. Как тут не впечатлиться и не ужаснуться. Антон шагнул ближе, отгородился от стажеров заглушающей сферой, вынул из пачки сигарету, прикурил от заботливо подставленного Завулоном язычка пламени, сделал пару затяжек. — Что тебе от меня надо? — вместе с дымом выходило и плохо скрытое раздражение. «Учиться еще и учиться тебе, Городецкий. Пятый десяток, а ты как школьник ведешься». — Чего добиваешься? Выбери себе другой объект для развлечений. Вот ведьмочку какую заведи. С ними, говорят, спектр этих самый развлечений куда как разнообразнее. Завулон скривился и весь как-то разом погрустнел. С лица сбежала и барская ленца, и веселость, глаза опасно сузились. — Дурак ты, Городецкий. Странно, что еще живой… — Так твоими молитвами! — подхватывая эстафету, саркастично ответил Светлый. Изящные пикировки на сегодня отменялись. Вместо рапиры Антону выдали черенок от лопаты. — За яслями своими бы лучше следил, — Городецкий не успел моргнуть, а Завулон уже оказался практически вплотную, опалил дыханием ухо, и быстро зашептал, словно ворожбу творил и боялся как бы не прервали или как бы сам не передумал, — девочка эта далеко пойдет. Хорошее заклятье вышло, сильное. И главное меткое. Ровнехонько на сердце бы легло. Как ты думаешь, вынырни перед ней дурак какой, кто по дурости этой своей щиты поснимал, устоял бы? Сказал все это и шагнул спиной в открывшийся на втором слое портал. «Позер», — успел подумать Антон, а когда пришло понимание, даром что не сел. Правду сказал Завулон — дурак он. Везучий, но дурак. В отчете о перепалке с Завулоном Антон умолчал, хотелось вообще не упоминать о его присутствии, да свидетелей было полные «ясли». Степушка теперь, когда к нему, Антону, обращался едва ли не с придыханием имя произносил — восхитился выше крыши. Элину пришлось перевести к Ольге — девушка-стажер резко набрала в силе, а Антон и не заметил даже — к таким особый подход нужен. Пока объяснял Великой, что да как, Городецкий сболтнул и про вечные «случайные» визиты Завулона и про его «детсадовские» провокации. Ольга тогда очень странно на Антона посмотрела, а потом рассмеялась — Городецкому от ее смеха даже обидно стало. — Ой, детский сад… — Ольга вытерла выступившие на глазах слезы. — Думай, Антон, думай. Ты пять лет в аналитическом отделе просто так штаны просиживал? Вот и иди, анализируй. Антон корпел над схемами несколько вечеров — информационные блоки росли в геометрической прогрессии, ведь надо было учитывать все столкновения с Завулоном. В какой-то момент данных стало так много, что пришлось включать компьютер и задействовать старый добрый «Ришелье». Аналитическая сетка растянулась от первой встречи со Всетемнейшим в полутемной квартире в Перово до недавнего происшествия со стажерами в Бутово. Ярко пестрели события повлиявшие на жизни большого количества Иных, бледным были отмечены касающиеся только Городецкого. Антон не мудрствуя лукаво провел выборку, отсеивая ненужное. Пока старенький ноутбук прогонял через себя гигабайты информации, Антон успел заварить чай и едва им не подавился, как только «Ришелье» выдал результат, который напрашивался на вполне определенные выводы. И выводы эти получались ну очень странные. Настолько странные, что впору было дурку вызывать и ему, и Всетемнейшему, и на всякий случай Ольге, которая судя по ее несколько истеричному смеху попала сразу в яблочко. «Да-ну, бред какой-то! Да нахера…» — Антон не успел додумать мысль, как молчавший весь вечер телефон залился попсовой песенкой начала двухтысячных: «Муси муси пуси пуси миленький мой…». С экрана на Городецкого смотрела печальная физиономия Завулона. Вечер сразу перестал быть томным. —…вот скажи, Городецкий, — выдохнули с той стороны динамика. Выдохнули как-то устало, бессонно. Антон сразу же ощутил смутный укол вины, хотя казалось бы в чем ему виниться? — Сколько мне еще ждать? Антон непонимающе моргнул. —…месяц, год, век? Я умею ждать, Антош, шестнадцать лет ждал и еще подожду, ты только скажи как долго. Кружочки и стрелочки на экране компьютера призывно мигали то алым, то пурпурным, упорно сходясь на его, Городецкого, фигуре. Они и раньше пытались сойтись, но споткнулись о Гесера, о Свету, о Надю, сделали крюк в шестнадцать долгих человеческих лет, и снова потянулись к Антону. Аналитическая программа может сделать прогноз, но не выдать точной информации — за точность отвечают уже люди, которые этим прогнозом оперируют. Задачка выходила весьма занимательная. Потому как перед каждым явлением Завулона процент неукоснительно падал: где-то на чуть-чуть, где-то на побольше, где-то сам собой, а где-то не без помощи окружающих. А после — не нужно быть семи пядей во лбу чтобы догадаться — рос, медленно, но верно, до той поры пока кто-нибудь снова не вмешивался. Посему выходило, что игрались Городецким все кому не лень: и Светлые, и Темные, и друзья, и недруги. Вот только сам он ни разу ничего за себя не решил. Об этом Антон и до всех этих аналитических изысканий знал, но только сейчас это особенно неприятно задело. Надоели, хуже горькой редьки надоели, кукловоды хреновы. Антон с удивлением услышал свой собственный тихий и такой же уставший голос: — Давай уже как нормальные люди встретимся, а то вечно по каким-то переулкам… С той стороны динамика усмехнулись: удивленно, но без горечи, почти по-доброму. —…сахар в чай положи… у тебя глюкоза низкая… — невпопад выдал Всетемнейший и тут же сбросил вызов. Загудел ноутбук: «Ришелье» автоматически принялся за пересчет. И прогноз в краткосрочной перспективе — от месяца до полугода — выдал восемьдесят три процента.***
Завтракал Городецкий тоже один. Свой утренний кофе он купил по дороге в офис и специально побрезговал сахаром. Мелочно конечно, но что поделать. Сделал гадость — сердцу радость. «Темнею», — с усмешкой подумал Городецкий, представляя как фыркнул бы на подобное откровение Пресветлый Гесер, а Завулон бы снисходительно улыбнулся. Мимолетное улучшение настроение, увы, не перебило вчерашнего неприятного предчувствия. Все еще тянуло и противно ныло в груди. Быстрое медицинское сканирование подтвердило лишь ставшее обыденным чуть пониженное содержание глюкозы в крови. Аукнулся несладкий кофе. А в остальном Антон был в полном порядке. Линии вероятности снова ничего толком не объясняли — все та же мутная жижа, если дело касалось Завулона. Плюнув на все приличия и обещания Пресветлому «не звонить Завулону в рабочее время», Антон дозвонился до него в обед. Трубку тот взял не сразу. —…от работы дохнут кони, — с места в карьер начал Городецкий и едва ли не физически почувствовал как его собеседник улыбнулся. — Давай хоть пообедаем вместе. — Дела, Антош, дела, — в динамик пробились звуки улицы, хлопнула дверца автомобиля. — Сегодня вообще ничего не получится. — Активно портишь Гесеру жизнь? — что-что, а этим умением Всетемнейший владел в совершенстве. — Конечно, чтобы жизнь медом не казалась. Кстати о меде… — тон Завулона сменился с шуточного на обманчиво-доброжелательный, — Городецкий, мне в тебя сладкое силком что ли запихивать? Сколько еще надо сказать, что при твоей частоте пребывания в Сумраке, сахар есть обязательно? Допрыгаешься. Выменяю у Бориса несколько вмешательств на принудительное кормление тебя конфетами. Мне не жалко и тебе полезно. — Зануда, — притворно скривился Антон. — Значит вечером тебя не ждать? — Увы, увы… Все, Антошка, долг зовет… Борису привет. «Все чудесатее и чудесатее», — краткая беседа опять-таки толком ничего не объяснила. Но приученные к аналитической работе мозги ловко выхватывали из разговора детали и пускали их в оценку. Антон просмотрел более детально линии вероятности для Шагрона. Тому грозила пробка на Ленинградке — на въезде в Химки была авария, но вот вероятностное поле подернулось рябью и процент попадания в затор на развязке упал едва ли не до нуля. Шагрон поехал через Куркино. Та же самая авария маячила и через полтора часа, но уже в обратную сторону. Итого: Завулон направлялся в Шереметьево. А вот куда Всетемнейший собрался лететь это был уже другой вопрос. Так как порталом он не воспользовался — визит был частный и явно зарубежный. Было бы иначе принимающая сторона сама бы провесила портал да еще и с той стороны подпитала. Антон вспомнил, как в конце весны они решили навестить Надюшку в Праге. От портала пришлось отказаться по той причине, что писать прошение в Инквизицию ради частного визита смысла не имело. Растянется еще бюрократическая канитель и прощай отпуск. Поэтому как приличные люди они полетели самолетом, а с легкой руки Всетемнейшего еще и бизнес-классом. Кеша встретил их прямо в аэропорту, в присутствии Завулона тот заметно нервничал, чем Всетемнейший откровенно забавлялся всю дорогу. В полной мере глумиться над Светлым Пророком ему не позволяла Надя, поэтому Темный лишь мелочно развлекался за чужой счет. Особой неприязни к Иннокентию он не испытывал, просто в отличие от того же Антона, он не считал мальчишку достойным Абсолютной Иной какого бы цвета она не была. Роль хоть и косвенного, но опекуна Надежды Городецкой, весьма импонировала Всетемнейшему, поэтому он нагло пользовался своим положением при любом удобном случае. Впрочем отпуск прошел хорошо. Кеша оказался не таким уж «безнадежным». И если бы Антона спросили, он бы смело ответил, что лучшего жениха своей Надьке и не пожелал бы. На Городецкого снизошло озарение — чем черт не шутит! — он быстро полез на сайт Шереметьево и пробежался глазами по расписанию вылетов. В ближайшие часы среди локальных перелетов и «пляжных» рейсов бархатного сезона значилась только Прага. Вот с этого места и стоило начинать волноваться.***
Выторговать у Гесера лишний выходной оказалось сложно, но вполне выполнимо. Пресветлый поворчал для приличия, но выделил даже два. — Тихушники, — покачал головой Борис Игнатьевич, — сначала Завулон из Москвы линяет без предупреждения, а потом полдня не проходит и ты туда же. Хоть бы кто чего объяснил мне старику! До аэропорта Антон добирался порталом, благо еще помнил как выглядит фойе в Шереметьево. Вылет был поздний, значит непосредственно в Праге он окажется ближе к полуночи. Городецкий честно пытался успокоиться и рассуждать здраво. Ведь если бы что-нибудь случилось с Надей, то об этом бы стало известно Светлане или на худой конец Гесеру или Ольге. Но те либо делали вид, что все в порядке, либо и вправду все было впорядке и только он Антон сходил с ума на пустом месте. Но сердцу не прикажешь! Ох, как муторно-то было на душе! Антон несколько раз пытался вызвонить то Завулона, то саму Надежду, даже откопал в записной книжке пражский номер Толкова — безрезультатно, они все как сговорились его игнорировать. Городецкий накрутил себя до такого состояния, что в самолете не смог даже вздремнуть. Так и сидел сычом все три часа перелета. Уже в «Рузине» быстро пройдя процедуру иной регистрации, он ломанулся было на выход, где дежурили вечно неспящие таксисты, но у дверей его кто-то цепко ухватил под локоть да так дернул в сторону, что Антон не устоял на ногах. Благо его тут же подхватили, прижали к себе, не дав распластаться по полу. В нос ударил запах знакомого парфюма, а по телу пробежала волна ставшей почти родной темной силы. И узел, завязавшийся в груди, несколько ослаб. — Дурак ты, Городецкий, — резюмировал Завулон, отстраняя от себя ошалевшего от такого приема Светлого, — ты конечно хороший аналитик, но порой такой дурак. Антон хотел было возмутиться, но Завулон не дал ему такой возможности, впихнул в руки помятую шоколадку и вздохнул: — Поехали, горе мое луковое, коли приперся. Ехали в кешкиной старенькой Шкоде. Молча. Все попытки Городецкого дознаться, что же собственно такого произошло, что Завулон аки Усейн Болт рванул в Прагу, разбивались о единственную фразу Всетемнейшего: «Вот приедем, сам увидишь». Хуже от этого не становилось конечно, но и лучше не делало. В Прагу-4, где жили Надя с Кешей, они действительно приехали уже заполночь. Стараясь не наделать особого шума, едва ли не на цыпочках они зашли в квартиру. Охранные заклинания пропустили обоих без проблем — когда-то Завулон сам вплетал в контур какую-то темную пакость, аргументируя это тем, что Абсолют Абсолютом, а неприятности все-таки случаются. Ночная тишина нарушалась лишь едва различимым тиканьем часов на кухне. Взвинченный, напридумывавший себе всяких ужасов Городецкий от подобной «безжизненности» ощутимо напрягся. — А где все? — севшим голосом спросил он. Светлый ожидал, что Надя его встретит несмотря на поздний час. В конце концов не так часто они друг друга видели в последнее время. — Спят они, — шепотом ответил Завулон, подталкивая Антона в сторону гостиной, где белел простыней разложенный диван, — и мы спать пойдем. — Но как же… — Утром, Антош, все утром. Надя сама все расскажет. А ты выспишься и успокоишься. Иначе я в тебя Опиум кину, — спорить с Завулоном было бесполезно, а в данном случае еще и опасно. Того и гляди на самом деле шарахнет заклинанием. Но видимо у Антона был совсем уж измученный вид, что Всетемнейший сжалился и пояснил, — ничего страшного не случилось, Антон. Со всеми все хорошо. Ложись спать. И Антон послушно разделся, и привычно лег Завулону под бок.***
Проснулся Городецкий один. Дверь в комнату была приоткрыта, на кухне бурчал по-чешски телевизор, шумела вода, что-то шкворчало. Вчерашние волнения немного отпустили, но лишь немного. Антон решил, что окончательно успокоится только тогда, когда собственными глазами увидит, что у Нади все в порядке. У плиты хозяйничал Завулон. Нацепив передник, он лепил сырники и отправлял их жариться на сковородку. И с чего это Всетемнейшего пробило на готовку? Готовить он умел, и Антон это прекрасно знал, да вот делал это настолько редко, что все разы можно по пальцам пересчитать — одной руки. — А вот и отец святого семейства, — не удержался от сарказма Темный, за что получил тычок в бок. — И вот так вот ты желаешь мне доброго утра, Городецкий? — С кем поведешься, от того и наберешься, — бросил Антон через плечо, а сам уже наклонился к сидящей за столом Наде, чтобы чмокнуть ее в макушку. — Привет, пап, — улыбнулась та и подвинула в сторону отца кружку с чаем. — С сахаром? — не предвещая ничего хорошего, спросил Антон. В ответ Надина улыбка стала подозрительно похожа на хитрую лыбу Всетемнейшего, откуда что берется. — Вот Гесера бы сейчас удар хватил. — То ли еще будет… — протянул со своего места Завулон, явно подразумевая что-то другое. — А где Кеша? — перевел тему Антон. — Дядя Завулон его за молоком послал, — Надя произнесла это таким тоном, словно это нечто само собой разумеющееся. Зная Завулона, он бы Толкова куда подальше послал, да только вряд ли бы ему это позволили. Антона разрывало от необходимости узнать правду. Вроде внешне с Надей все было в порядке, вела себя она как обычно, улыбалась. Но во всем происходящем явно ощущалась какая-то недосказанность. — Подождем Кешу. Без него начинать не стоит. Так что ты пей чай, пап. Кеша вернулся через четверть часа с пакетом молока и плохо залеченным фингалом. Он молча прошел на кухню, убрал молоко в холодильник и встал за спиной Нади. — Ну раз все в сборе… — Завулон выключил газ, снял передник и сел поближе к Городецкому, так чтобы наблюдать реакцию обоих сторон конфликта. Надя нервно кусала губу. Кеша ободряюще сжал ее плечо. — Понимаешь, пап, тут такое дело… — Надя набрала в грудь побольше воздуха, посмотрела на отца синими как у матери глазами, и выдала на одном дыхании, — у нас с Кешей будет ребенок. Городецкий не вскочил со своего места только потому, что его за руку удержал Всетемнейший. Захотелось подбить Толкову и второй глаз, о происхождении первого фингала Антон уже догадывался — Завулон очень трепетно относился к своим обязанностям почти что опекуна. Следовало сохранять спокойствие. Хотя какое к чертям спокойствие — его дочери едва восемнадцать стукнуло! Она сама еще ребенок! Но вместо того, чтобы кинуться на Кешу с кулаками, Антон тихо поинтересовался: — Мать в курсе? Надя замотала головой: — Я только дяде Завулону сказала. Я не хотела тебя волновать, правда… Так. Стоп. Причем здесь Завулон. Почему не Гесер или Ольга? В конце концов Надя их протеже. И если бы она решила пойти в обход родителей, то в первую очередь связалась бы с наставником. Что-то здесь было не так, но Антон пока не понимал, что именно. — Ты сквозь Сумрак посмотри, — словно прочитав сумбурные мысли Городецкого, шепнул ему на ухо Завулон. Еще и улыбнулся так — гаденько. Антон послушался совета. На уровне надиного живота переливалась аура еще нерожденного ребенка. Плоду было около четырех месяцев, не больше. И аура эта однозначно принадлежала Иному — Антон выдохнул с некоторым облегчением — крепенький такой второй уровень, с потенциалом до Великого. — Приглядись получше, Антош… — за надиным светом было сложно что-то разглядеть, Антон напряг зрение и вцепился в заботливо подставленную Завулоном руку. Темный. Как есть Темный. И не переиначить его. То-то Завулон так лыбился: у Абсолютной Светлой и у Светлого Пророка родится Великий Темный. Умеет Сумрак пошутить, только шутки у него не смешные. — Пап, ты только не переживай… — Надя тут же потянулась к отцу и успокаивающе сжала его колено. — Дядя Завулон нам с Кешей поможет, если что… — Светлая, — подал голос до этого молчавший Завулон, звучал он при этом до ужаса официально, — наша договоренность остается в силе? — Да, Всетемнейший, — не менее официально ответила Надежда и на ее ладони зажегся шарик света, — да будет Свет моим свидетелем. Завулон кивнул и тут же сбросил весь этот официоз: — Раз с разговорами покончено, давайте позавтракаем — сырники стынут. Толков, накрывай на стол. В то же мгновение все снова завертелось, засуетилось: Кеша доставал с полки посуду, раскладывал приборы, Завулон перекладывал сырники со сковороды на тарелку… — иллюзия деятельности создавалась отменная. Только Надя с Антоном остались сидеть на своих местах. Он держал ее за ладонь и осторожно гладил пальцы. Казалось бы, еще недавно он ее качал на своих руках, а теперь… — Что ты ему пообещала? — тихо, боясь спугнуть, спросил у дочери Городецкий. — Он же Темный… — Ну и что. Внук твой тоже будет Темным, — с кроткой улыбкой отозвалась Абсолютная, — да и к тому же, какой дядя Завулон темный — он почти семья, скажешь, не так? Антон согласно кивнул — Надя была права. Светлый, Темный, да какая разница — главное свой.***
Они задержались в Праге еще на день, следовало утрясти кое-какие дела с Инквизицией. Серым бы хватило ума и наглости на фоне стажировки устроить эксперимент над будущими Толковыми — Антон очень серьезно поговорил с Кешей и выразил свое неоспоримое желание в следующий раз оказаться в Праге на свадьбе. Завулон это желание Городецкого поддержал. Обратно они также возвращались самолетом. На этот раз летели вместе. Антон все думал, как он преподнесет новость о внуке бывшей жене. А как эту новость воспримет Пресветлый? — Бориса беру на себя, — не открывая глаз сказал Всетемнейший, — давно хотел ему чего-нибудь такого преподнести. — Что тебе пообещала Надя, Завулон? — Антон не заметил как задержал дыхание. Не то чтобы он не доверял Темному, если бы не доверял, не жил бы с ним под одной крышей и не делил бы одну постель. Но дружба дружбой, а служба службой — он сам когда-то на этом настоял. Не хотелось бы выбирать между Завулоном и родным внуком пусть еще нерожденным. — Если я не прибью Толкова и не позволю тебе сделать того же, то когда придет время я инициирую ее сына. Заметь, я редко беру учеников, Антош, так что можешь начинать гордиться своим внуком. И дочерью за одно. Она хорошо все продумала, складно. Теперь никто ее ребенка даже пальцем тронуть не посмеет и от интриг Бориса он огражден — я уж об этом позабочусь. Считай, твой внук теперь и моя семья тоже. — Завулон задорно усмехнулся и хлопнул Антона по коленке: Вот и породнились, Городецкий.