Out Of Time

2-D выходит из здания суда и сразу же тянется за сигаретами. Нудл недовольно цокает, но ничего не говорит — процесс длился долго, и они порядком утомились. Настроение у всех троих паршивее некуда — судья открыто игнорировала адвоката, которого с таким же успехом можно было заменить на хомячка. Хотя, может, тогда пользы было бы больше. — Пиздец, — Рассел подводит черту их общим размышлениям. 2-D чиркает зажигалкой, и ударник мгновенно набрасывается на него: — Мы все еще на территории суда, если ты не заметил, мужик! Нудл кладет руку ему на плечо и многозначительно приподнимает бровь. Рассел вздыхает. — Ладно, я не хочу, чтобы мне влепили штраф за то, что ты тут смолишь. Он вырывается вперед и быстро идет к машине. Нудл беспокойно смотрит на 2-D, но тот делает затяжку и машет рукой: — Иди. Я погуляю и тоже домой. — Нам нужно многое обсудить. Будем ждать к девяти, — заботливо, но твердо говорит девушка и убегает за Хоббсом. 2-D уже представляет, какой крик будет стоять, если он опоздает хотя бы на пять минут. Виновен… Приговаривается… Равнодушные слова судьи эхом раздаются в ушах. Если бы тут был Мердок, он бы сказал: все потому, что в голове у 2-D на удивление пусто, но Мердока тут нет. И не будет ближайшие десять лет. 2-D решает, что не пойдет его навещать, даже если очень захочется. Он знает, что Рассел и Нудл не пойдут, а без них последние несколько месяцев оставаться с Мердоком было опасно. Даже по меркам 2-D. Ноги словно сами несут его к любимому пабу Никкалса. Сколько девушек и проблем тот здесь подцепил, 2-D не знает — сбился со счета уже давно, но зато у него есть карта постоянного клиента, которую Мердок всегда держал во внутреннем кармане куртки, — скидки на все до шести вечера. Бармен недоуменно смотрит на него, но все-таки наливает полный стакан воды и придвигает ближе. 2-D от скуки оглядывает его — татуированные руки, синяя прядь в каштановых волосах и совсем еще молодое лицо. — Гуляете по-крупному, дядя, — весело замечает бармен, качая бедрами в такт какого-то клубняка, и поворачивается к другому посетителю. Ну и ладно, все равно не хочется разговаривать. 2-D сжимает стакан и пытается вспомнить, сколько раз приходил сюда, чтобы забрать Мердока. Нудл тогда было лет пятнадцать, а Рассел все время где-то пропадал, поэтому честь получать по шее при попытке вытащить басиста из паба выпадала ему. Потом произошло что-то странное, чего 2-D так и не понял, но решил, что такие приключения точно не для него, потом все вроде бы вернулось в норму — ну, насколько нормально у них вообще могло что-то быть, а после этого… — Ми скузи! — раздается над ухом. 2-D ощутимо толкают в плечо, и он чуть не падает, слыша вокруг недовольные возгласы. — Пардон. Простите! На соседний стул залезает виновник всего переполоха, продолжая рассыпаться в извинениях и попутно изучая ассортимент паба. Дождавшись, пока ропот стихнет, он подзывает бармена и делает заказ — виски со льдом. Мердок бы врезал ему, настолько сильно ненавидел запах этого напитка. Незнакомец снимает с плеч чехол с гитарой и ставит между ног. 2-D как можно незаметнее косится на него, кажется, даже успешно, отмечая зеленоватую — наверное, освещение дурацкое — кожу и почему-то солнцезащитные очки на глазах. — Ваш виски, — говорит бармен, не так приветливо, как раньше. — Будьте осторожнее. — Незнакомец смеется и залпом опрокидывает стакан. — Повтори, будь добр. 2-D вспоминает про свою воду и, наконец, начинает пить, громко глотая — дурацкая привычка, Мердок часто давал ему подзатыльники из-за нее. — Неужели все так плохо? — сочувственно спрашивает сосед. 2-D не понимает, с чего он это взял, но на всякий случай кивает. — У меня, конечно, бывали хреновые дни, но я никогда не хлестал водку из таких стаканов. — Это вода, — говорит 2-D. Незнакомец поднимает брови — они тонкие и красивой формы, почти как у девушки — и выпивает свой второй виски. — Вообще меня зовут Эйс, — представляется он, вытирая губы, — но ты можешь звать меня «Красавчик», — и хихикает. 2-D прикрывает улыбку рукой — все-таки быстро его разнесло. Мердок мог выпить целую бутылку и отыграть концерт, не пропустив ни одной ноты. — Я Стюарт, — это имя звучит слишком непривычно. Про него уже давно забыли, даже сам он полюбил новое прозвище, но соседу об этом знать не обязательно. Эйс поднимает третий стакан. — За тебя. Стюарт чокается и тоже пьет. Сосед придвигается ближе, и, оказывается, он пахнет совсем не так, как Мердок. От Никкалса за километр пасло плесенью и равнодушием, а еще он бил 2-D каждый раз, когда тот говорил об этом. Эйс пахнет как поле с цветами, которое вместо воды полили алкоголем, и он громко смеется, когда Стюарт озвучивает эту мысль: — Ну ты даешь, прямо поэзия какая-то, — у него странный акцент — смесь американского и еще какого-то. Пока Стюарт безуспешно пытается определить второй, Эйс встает и обращается к остальным посетителям: — Давайте выпьем за искусство! Это пиздато! Некоторые поднимают свои стаканы и пьют, другие же презрительно хмурятся и отходят подальше, но Эйс, кажется, доволен. Он садится обратно и вновь заговаривает, барабаня пальцами по стойке: — Ты что, дома воды не мог попить? — Тут вспоминается лучше. Эйс тянется за каким-то по счету стаканом — Стюарт забыл, каким именно. — Ни слова больше. У меня тоже есть такое место. Там можно подумать и прочее, и прочее… — он пьет и тут же хватается за гитару, чтобы не упасть из-за слишком резкого движения головой, и Пот понимает, что наконец сдвинулся с мертвой точки. — В группе играешь? — спрашивает он. Эйс морщится и отводит взгляд. Стюарт знает, что это значит, но ему хочется отвлечься от своих мыслей, помочь этому странному человеку, так что он просит: — Расскажи, что случилось. — Да что говорить, — голос у Эйса совсем серьезный и ровный, несмотря на количество выпитого. Может, Стюарт ошибся. — Мудаки. Я хотел как лучше, а они не слушали, облажались на концерте, обвинили во всем меня, и вот… Я здесь. — С корабля на бал, — задумчиво говорит Пот. Эйс невесело усмехается: — Скорее из огня в полымя. Какое-то время они сидят молча. Стюарт не знает, как поднять соседу настроение — хоть эмпатия у него и развита, последние несколько лет он практически не общался ни с кем, кроме своей группы, а там его поддержка нужна была разве что Нудл, когда она ломала очередной джойстик во время игры в «Injustice». Эйс вертит в руках пустой стакан и внезапно говорит: — Но дело ведь не во мне, — и от его голоса по коже Стюарта бегут мурашки. — В смысле? — Ты не ходил сюда раньше, — заявляет Эйс, внимательно изучая лицо Пота. — Пришел повспоминать. Рассказывай, что у тебя. Стюарт хочет сказать, что это не так, или перевести все в шутку, или встать и уйти, но взгляд Эйса будто держит его на месте и не дает соврать, и кажется, что говорить уже не нужно — все и так ясно. «Это нечестно», думает Стюарт, но отвечает: — Моего друга посадили в тюрьму. Эйс насмешливо улыбается, как будто знает: назвать Мердока другом Стюарта все равно, что рыбу — курицей. 2-D неосознанно касается пальцами груди, возле сердца, но его собеседник, кажется, этого не замечает. — Я тоже сидел в тюрьме, — внезапно выдает Эйс. — Угнал машину и убил двух свидетелей. Стюарт не знает, как реагировать на такие признания, поэтому сжимает покрепче стакан, на дне которого мелко дрожит вода — прямо как его нервы, и как можно более буднично продолжает: — Он тоже убил несколько людей. Еще занимался контрабандой, мошенничеством и мелкими грабежами. А, и издевался над одним парнем несколько лет. Я слышал, они были любовниками. Эйс присвистывает и подзывает к себе бармена. — Стокгольмский синдром, верно? — слишком сочувственно и потому подозрительно говорит он, наблюдая за наполняющейся стопкой. Стюарт пожимает плечами и наконец допивает воду. Он плохо разбирается в таких вещах, особенно, когда дело касается его самого. — У нас группа есть, но теперь в ней нет басиста, — говорит он, не отвечая на вопрос Эйса. — А на носу куча концертов. Он ни на что не намекает — по крайней мере, так ему кажется. Эйс еле заметно прикасается к его колену своим. Он теплый и пьяный, и Стюарт точно не должен думать об этом. — Вам не нужен еще один преступник, — то ли спрашивает, то ли утверждает Эйс. Пот отрицательно мотает головой — и мысленно перебирает все возможные варианты, при которых Нудл согласится дать Эйсу шанс. Можно не говорить про двух убитых или сказать, что он свое отсидел и вообще сейчас занимается благотворительностью… Видимо, на лице Стюарта заметны его размышления, потому что Эйс смеется, проводит рукой по его волосам и говорит: — Тебе повезло, что я соврал. — Что? — переспрашивает Пот и слышит эхо точно таких же «что?» в своей голове. Эйс не отвечает ни на одно из них. — Говори, куда и во сколько завтра приходить, — требует он. Стюарт трясущейся рукой царапает адрес на салфетке. Немного подумав, пишет в углу еще и свой телефон, и Эйс улыбается, заметив это. — Будем ждать, — говорит Пот и зачем-то машет ему рукой. Сосед слезает со стула, совершенно не шатаясь, и закидывает гитару на плечо. Из динамиков клуба какая-то девушка весело поет о том, что не понимает, любовь это или просто страсть. — Я тоже, — Эйс, видимо, также различивший слова песни, ухмыляется и напоследок заправляет прядь волос Стюарту за ухо. 2-D приходит в себя где-то через минуту, когда Эйс, понятное дело, уже далеко. Девушка из динамиков жалуется на то, что любовь причиняет ей лишь боль, и Стюарт решительно выбегает из паба. * В их новой квартире полно коробок — потому что они переехали меньше недели назад — и напряжения — потому что с ними нет Мердока, который обычно разряжал обстановку. Рассел сидит на кухне и пьет чай с таким видом, как будто в кружке как минимум абсент. Нудл опять уставилась в экран своего ноутбука — по скромному старомодному мнению 2-D, так и до зависимости недалеко. Он тяжело вздыхает и объявляет: — Я нашел басиста. Нудл фыркает. — Ты напился. Иди спать, с утра поговорим. — Неправда, — обиженно возражает 2-D, разувается (он единственный, кто еще не забил на это) и садится на диван рядом с гитаристкой. — Я только воды выпил. — Тогда почему от тебя пасет дешевым алкоголем? — Нудл отработанным движением поворачивается так, чтобы 2-D не было видно экрана ноутбука. — Кстати, ты опоздал на минуту. — Потому, что я был в пабе. А у тебя спешат часы, — 2-D показывает ей язык. — О чем ты хотела поговорить? Нудл неопределенно взмахивает рукой. — О группе. О том, что нам теперь делать, где искать кого-то и искать ли… — она хмурится и изучает 2-D таким внимательным взглядом, как будто ответ написан где-то на его лице. — Тот басист, которого ты встретил. Он хорош? Черт. Почему-то 2-D даже не подумал о том, что Эйс может играть плохо. — Он завтра придет к нам на прослушивание, сама решишь, — уклончиво отвечает он и уворачивается от летящей в него ложки. — За что? — Придет с кучей журналистов, — злобно говорит Нудл и тянется за чем-нибудь еще, чем можно запустить в 2-D. — Мы же сейчас на слуху, ты чем думал вообще? Еще бы дал ему свой телефон. 2-D решает не расстраивать ее еще больше и вместо этого вспоминает, с какой улыбкой Эйс заправлял волосы ему за ухо. — Он придет один, — убежденно произносит он, — я уверен. Нудл потирает уставшие глаза. — Если ты ошибаешься, я убью вас обоих. — Она закрывает ноутбук и обеспокоенно смотрит на 2-D. — Как ты? Он в норме и совершенно не хочет об этом говорить. Нудл, которая, видимо, научилась читать мысли, кивает и хлопает его по плечу. Из кухни слышится приглушенное ворчание Рассела, и гитаристка вызывающе кричит: — Тебя что-то не устраивает? Ответа не следует. 2-D благодарен Нудл, правда, — ему не нужны обвинения Рассела. Он и сам в этом преуспел. * 2-D просыпается под трель дверного звонка, уже давно им забытую — у них долгое время не было ни нормальной квартиры, ни гостей. Пока он тщетно пытается привести себя в порядок и не выглядеть так, как будто проспал до двух часов дня, Нудл открывает дверь. — Здрасте, — и сердце 2-D совершает безумный кульбит совершенно без причины. Ну, так ему кажется. — У вас тут проживает некий Стюарт? Нудл хихикает. — У нас. Вы проходите, я только что чайник поставила. Они продолжают рассыпаться в притворных любезностях, и 2-D понимает, что Нудл дает ему время. Мир не заслуживает эту девушку. Он ищет чистые носки одинакового цвета — задача не из легких, — когда Рассел опять что-то ворчит и громко хлопает за собой дверью. — Показушник, — вздыхает Нудл. 2-D практически видит, как она подходит к окну, чтобы знать, куда пойдет ударник. — Он еще не совсем готов… Ты, наверное, в курсе, что у нас сейчас не самые простые времена. — В курсе, — соглашается Эйс — без ложного сочувствия или усмешки, и 2-D замирает на пороге своей комнаты, желая услышать, что он скажет дальше. Но Эйс больше ничего не добавляет. Вместо него говорит Нудл: — Он согласится, если соглашусь я. 2-D и так уже в восторге от тебя, так что остается только впечатлить меня. — 2-D? — заинтересованно переспрашивает Эйс, не обращая внимания ни на ужасающую задачу впечатлить Нудл, ни на то, что кто-то им восторгается. — Это же… Именно этот момент 2-D выбирает подходящим для того, чтобы неуклюже ввалиться на кухню, задев мизинцем угол холодильника. — Доброе утро, — как можно более бодрым голосом говорит он и тянется к чайнику, пытаясь не шипеть от боли. — Доброе, — Нудл только что не смеется во весь голос. — Вода закончилась, налей из-под крана. 2-D хмурится и ставит чайник в раковину. — Не надо, — прерывает его Эйс, — можешь выпить мой чай. Я, на самом деле, предпочитаю кофе, — он извиняющимся взглядом смотрит на Нудл. В обычной ситуации она бы сочла это неуважением, но сейчас просто пожимает плечами и отталкивает 2-D от раковины, шепнув ему на ухо: «Сядь с ним». И 2-D садится рядом с Эйсом на их старый диванчик, который по совместительству служит еще и пепельницей и записной книжкой, и слишком резко глотает горячий чай, и старается не подавать вида, что обжегся. Эйс улыбается. — Доброе утро, Стюарт. Пот кивает, не доверяя своему голосу. Эйс, дождавшись, пока Нудл сядет напротив, начинает рассказывать про свою прошлую группу. Девушка выглядит заинтересованной. Стюарт тоже честно слушает его где-то до первого концерта в клубе, потому что на этой части повествования Эйс приобнимает его за плечи так, как будто это само собой разумеется, и не отпускает до конца рассказа. — Можешь уже дышать, — Нудл подмигивает ему, когда Эйс все-таки вспоминает о существовании личного пространства и отодвигается от него. Возможно, Стюарту хочется, чтобы он этого не делал. Возможно. — Мне жаль, что так получилось, Эйс. Эйс взмахивает рукой — той самой, которой только что обнимал Пота. — Это уже в прошлом. — На его губах появляется самоуверенная ухмылка. — Я должен был тебя впечатлить, можно уже приступить к этому? Нудл усмехается точно так же, как и он, и кивком головы указывает ему идти в гостиную. Стюарт уверен, что Лондон ждет второй Великий пожар, если они подружатся. Эйс устраивается на диване и проводит по струнам своей бас-гитары, заклеенной разными стикерами, рисунками и записками. Оставлять напоминалки на гитаре — весьма необычная привычка, но она придает Эйсу какой-то особый шарм, и внутри Стюарта разливается тепло, когда он замечает возле первой струны немного порванную салфетку с криво написанным адресом. — Комбик есть? — интересуется Эйс, пробегая пальцами по струнам и наигрывая какую-то простую мелодию для разминки. — На прослушивания со своим приходят, — беззлобно говорит Нудл и идет в свою комнату — большинство вещей Мердока хранятся там. Стюарт неловко топчется возле дивана, не зная, будет ли он мешать Эйсу, если сядет рядом, и будет ли он выглядеть слишком категорично, если встанет у стены. — Эй, — тихо говорит Эйс, — расслабься. Это я тут прослушиваюсь в охуенную группу с весьма привлекательным солистом. Он совсем не умеет успокаивать людей, потому что после его слов Стюарту ничуть не легче. Скорее, наоборот. Он закусывает губу и отчаянно высматривает Нудл в коридоре. Наконец, она приходит с огромным комбиком, который весит раза в три больше нее, осторожно ставит его рядом с Эйсом и шумно выдыхает. — Я бы и сам принес, — пораженно говорит Эйс, и его брови поднимаются из-под темных очков. Стюарт смеется — Эйс не был свидетелем того, как Нудл перекинула Рассела через себя, будучи ребенком. Вместо ответа гитаристка вставляет вилку в розетку и в ожидании скрещивает руки на груди. — Ну, поехали, — говорит Эйс, втыкая провод и в последний раз проверяя, настроены ли струны. — Это мое поколение… Он начинает играть. Стюарт не сразу понимает, что это за песня, зато ее с первых же нот узнает Нудл и постукивает по своему плечу, обозначив ритм. Эйс улыбается, качая головой и то и дело поглядывая на Пота — даже во время соло, которое он исполняет в точности как Джон Энтвистл. Заключительную часть ему не дает доиграть Нудл — она одобрительно кивает и говорит: — Сыграй что-нибудь сносное своего авторства, и ты в группе. Стюарт поражен. У Эйса точно есть какой-то туз в рукаве*, потому что иначе нельзя объяснить так легко очарованную Нудл. — Мне вчера вечером пришла в голову интересная вещь, — Эйс задумчиво чешет затылок, — но это только набросок. «Вещь» звучит загадочно и немного мистично. Стюарт прямо-таки слышит соло синтезатора и гитару Нудл, которая будет звучать так же интересно, как и бас, если поиграться с настройками тона. Да, из этого можно сделать что-то весьма стоящее. Эйс заканчивает играть и отключает комбик. Он кажется спокойным, но Стюарт замечает его взволнованный взгляд в сторону Нудл, которая задумчиво рассматривает трещины на потолке. — Поздравляю, — произносит гитаристка спустя пару мгновений напряженной тишины. — Твой испытательный срок в Gorillaz начался. Эйс почему-то не радуется, а удивляется. — Серьезно Gorillaz? Которые такие, — он быстро наигрывает вступление «Feel Good Inc» и переводит шокированный взгляд со Стюарта на Нудл и обратно. Та смеется, и Пот, не выдержав, присоединяется к ней. Он даже не знает, что в этой ситуации веселит больше всего: то, что Эйс действительно не узнал их — с его-то внешностью, — или то, что он назвал их охуенными, хотя понятия не имел, какую музыку они играют. Наконец Эйс приходит в себя и пытается объясниться, но Нудл, заливаясь смехом, говорит, что об этом нужно будет непременно рассказать Расселу, и уходит на кухню за водой. Стюарт почему-то уже не чувствует себя скованно, оставшись наедине с Эйсом, и садится рядом с ним, не переставая улыбаться. — Я правда давно за вами не следил, — продолжает оправдываться Эйс, — где-то после «Demon Days» перешел на более тяжелую музыку. А вы все так изменились, особенно ты… — Все нормально, — уверяет его Стюарт и придвигается чуть ближе. — Только вот теперь тебе придется послушать наши песни. Эйс смеется, ставит гитару на пол и снова обнимает его одной рукой. — Ужасающая перспектива. Нудл заваривает еще чая — на этот раз убеждает Эйса попробовать, потому что это какая-то особенная индийская заварка, которую не достать в обычных магазинах. Эйс сначала корчит гримасу, но потом признает чай очень вкусным и шуточно угрожает, что ради него теперь будет заходить почаще. Вскоре Нудл затягивает его в дискуссию о видеоиграх, и они долго спорят о том, какая часть «Uncharted» лучше. Стюарт улыбается и наслаждается теплой рукой Эйса на своих плечах. У них в доме уже давно не было такой уютной атмосферы, и он просто хочет раствориться в этом моменте и остаться тут навсегда. * Когда Эйс уходит, Нудл драматично прижимает руки к груди. — Что? — не понимает 2-D. — Как тебе не стыдно, — ужасается девушка, стараясь не улыбаться, — на старости-то лет. 2-D смущенно накручивает волосы на палец, бормоча что-то про дружбу и поддержку. Нудл обнимает его, и они стоят так несколько минут, пока не приходит Рассел. — Привет, — бурчит он и пытается пройти на кухню, но Нудл загораживает ему путь. — У нас новый басист, — заявляет она. — На следующей неделе начинаем репетировать. — Ты думаешь, я в состоянии сейчас заниматься музыкой? — раздраженно спрашивает Хоббс. К несчастью, перед ним стоит, наверное, единственный человек во всем мире, который не боится его гнева. — Дело не в том, в состоянии мы или нет. Мы не можем просто сидеть и ждать, пока нам станет лучше или пока Мердок магическим образом сбежит из тюрьмы. Нужно двигаться дальше. — Мердок этого не одобрит, — возражает Хоббс. — Мердока здесь нет, Рассел! — кричит Нудл так, как будто Никкалс уже умер. — Самое время вытащить голову из задницы и перестать думать только о себе! Какое-то время они молча смотрят друг на друга. 2-D чувствует себя здесь лишним и не уходит только потому, что боится пошевелиться. Наконец, плечи Рассела опускаются и он резко выдыхает. — Басист хоть хороший? — устало интересуется он. Нудл улыбается и отходит в сторону, давая ему пройти на кухню. — Потрясный. Спасибо 2-D. Рассел недоверчиво смотрит на него, но все-таки улыбается и поднимает кулак, который 2-D, замявшись, отбивает. — Спасибо, мужик. * Репетицию назначают на вторник. 2-D не знает, как сообщить об этом Эйсу — номера у него все еще нет, и Нудл то ругает его, то смеется над абсурдностью ситуации. К счастью, вечером понедельника Эйс звонит ему сам. — Завтра у нас репетиция, — кричит Стюарт в трубку вместо приветствия, — в два часа! Эйс смеется. — Я тоже очень по тебе соскучился. Он начинает напевать какую-то песню, играющую на заднем плане, пока Пот отчаянно думает, что сказать. — Я напился, — внезапно сообщает Эйс. — Понятно. Несколько минут Стюарт опять слушает, как Эйс поет вполголоса, не зная, стоит ли вешать трубку. Потом Эйс сам желает ему спокойной ночи и отключается, и 2-D остается лишь скинуть ему адрес сообщением и изо всех сил стараться уснуть, а не думать об одном пьяном басисте. * На репетицию Эйс приходит на удивление вовремя и с кучей своих набросков — как на басу, так и на обычной гитаре. Нудл садится в стороне, чтобы наиграть их, и то и дело кидает на Эйса впечатленные взгляды. — А вот в этом месте нужен будет какой-нибудь классный проигрыш, — делится своими представлениями басист, придерживая Стюарта за локоть, — а потом… — Соло на ударных, — заканчивает его мысль Рассел. — Неплохо. — Точно! — Эйс восхищенно смотрит на Хоббса. Тот, не разделяя его энтузиазма, идет к установке и начинает ее настраивать. — Ему нужно время, — шепотом напоминает Стюарт. Эйс резко поворачивается к нему, и Пот только тогда понимает, насколько близко они стоят — нос Эйса практически касается его щеки. От басиста пахнет тем же цветочным одеколоном и совсем немного — перегаром, и Стюарт, не моргая, смотрит на него, затаив дыхание, словно перед ним — как минимум шедевр Рафаэля. — Я знаю, — шепчет Эйс и кладет свободную руку ему на талию. В его глазах, если постараться, можно разглядеть сейчас целую бесконечность — и Стюарт с головой погружается в нее, представляя вместо крапинок звезды и планеты, а вместо зрачка — огромную черную дыру в самом центре. Про себя он называет эту красоту сингулярностью, потому что это единственное слово из учебника по астрономии, которое он запомнил, и ему кажется справедливым посвятить это слово Эйсу. Нудл раздраженно кричит на них. Эйс с извиняющейся улыбкой отпускает его и берет в руки свою гитару. Сингулярность уплывает, медленнно превращаясь в ноты, и Стюарт записывает их на ладони, чтобы не упустить. Репетиция идет долго и нескладно: Эйс пока не успел выучить их старые песни, а новые еще слишком сырые для того, чтобы в них было, что отрабатывать. Наконец, они решают напоследок сымпровизировать что-нибудь под ту, загадочную «вещь» Эйса и разойтись. Получается практически цельная композиция — Рассел быстро подбирает удачный рисунок, Нудл неторопливо перебирает струны, а Стюарт придумывает простенький проигрыш на синтезаторе. «Вот бы всегда все так было», думает он и тут же поет об этом, попутно стараясь рифмовать свои мысли. В финале он поворачивается к Эйсу, несколько раз спрашивает, танцует ли он, и тот демонстрирует довольно неуклюжую лунную походку. — Вот это было хорошо, — даже не пытаясь скрыть улыбку, говорит Рассел, когда музыка стихает. — Осталось только поработать над текстом и всякими мелочами. — Текст и так идеален, — шутливо возражает Нудл, — 2-D может хоть три минуты допытываться, танцую ли я, это все равно звучит круто. Они начинают собираться, оживленно обсуждая этот «будущий хит», каким его искренне считает Стюарт. Рассел пытается убедить Эйса в том, что звук треугольника перед проигрышем просто необходим, но басист не сдается перед горой красочных «просто представь» и «подумай», и в какой-то момент Хоббс хлопает себя по лбу и говорит: — Черт возьми, мужик, да ты прав, — а потом уже Эйс описывает ему какие-то кваканья и скрипы, которые можно использовать для усиления атмосферы песни. Он так увлечен, что перестает сматывать свой девятиметровый провод, а потом и вовсе роняет его на пол, активно жестикулируя. Стюарт любуется им — его тонкими длинными пальцами, бледной кожей, выглядывающей из-под расстегнутой на груди синей рубашки, и собранными в хвостик волосами. Нудл легонько тычет его в плечо, отвлекая от созерцания прекрасной картины, и бормочет: — Он неплох. — Она, как обычно, собралась быстрее всех и может спокойно подглядывать и подслушивать, чем занимаются остальные. — Как думаешь, мне пойдет рыжий? * Через два дня Эйс зовет его прогуляться. Они встречаются у северной стороны Гайд-парка, но, увлеченные разговором ни о чем, забредают в маленький дворик со старыми качелями когда-то ярко-голубого цвета. Стюарт присаживается на них — они достаточно высокие для него. Стены дома, окружающего двор, эхом отражают скрип ржавого железа — кажется, это ля малой октавы. Пот собирается встать, но Эйс его останавливает: — Качели прямо как твои волосы, — и фотографирует. — У меня в детстве были похожие. — Волосы? — Качели, — смеется Эйс и садится на соседние. Они молча качаются вместе — у Эйса выходит более высокий звук, и их сочетание почти гармонично. Стюарт не помнит, когда в последний раз вот так просто смотрел на высокие цветущие деревья и контрастирующие с ними серые домики и ни о чем не думал — ни о группе, ни о будущем, ни о Мердоке. Хотя Мердок бы сказал, что он никогда ни о чем не думает. Но что он знает, этот Мердок? Вот сейчас же он думает… о том, что он не думает. Это же считается? Стюарт хмурится и решает отложить этот вопрос на более подходящее время. В небе пролетает птичка, имя которой ему неизвестно, радостно оповещая всех о своем присутствии громким пением. Действительно пришла весна, и сейчас она повсюду заявляет свои права. Кое-где еще виднеются лужи, оставшиеся после снега, растаявшего окончательно, наверное, на прошлой неделе, но Стюарт уверен: они не задержатся надолго. Скоро наступит лето, а потом осень, а после нее — зима, и так по кругу, до тех пор, пока миру не надоест. А ему остается лишь злиться на то, что камень, который он уже несколько минут пытается выкопать из земли носком ботинка, сидит там слишком плотно и даже не думает поддаваться. — Расскажи еще про свое детство, — просит Стюарт. Эйс мягко касается его ладони. Оказывается, они уже давно не качаются, а просто сидят рядом и смотрят — басист — на небо, Стюарт — на злосчастный камень. Эйс рассказывает. Про Италию; про голодные дни, недели, месяцы; про переезд в Америку; про то, как он связался не с теми людьми, но не понял это вовремя; про поступки, за которые он до сих пор не может себя простить; про украденную у уличного музыканта гитару; про то, как он сам подобрал на ней какую-то попсовую песенку, которую услышал по радио, и решил, что не хочет заниматься ничем другим. Стюарт слушает, слегка приоткрыв рот, потому что это удивительная история. — …И вот из-за проблем с законом мне в итоге и пришлось переехать сюда, — продолжает рассказ Эйс. — Ну, как пришлось, условием было только мое отсутствие в Штатах. Лондон — мой личный выбор. — Нравится? — спрашивает Стюарт и пинает подальше наконец выкопанный камень. Эйс, заметив это, усмехается. — Я пока не решил. Конечно, я видел все достопримечательности, бла-бла-бла, — он морщится, — но кроме них и пабов, почти нигде не был. — Я тут уже долго живу, могу показать тебе достаточно, — Стюарт долго подбирает подходящее слово, — необычные места. Эйс улыбается. В его глазах снова появляется сингулярность — по крайней мере, так кажется Поту. — Я рад, что ты готов провести мне экскурсию по городу, Стюарт, — Эйс встает и берет его за руки, прижимая к себе, — но самое необычное, что есть в Лондоне, — это ты. * 2-D приходит домой с улыбкой до ушей. Рассел, видя это, закатывает глаза и говорит, что им пора повзрослеть, Нудл же натянуто смеется и вежливо выталкивает Хоббса в его комнату. — Мердок попросил меня помочь ему сбежать, — отвечает она на немой вопрос, повисший в комнате. 2-D сползает на пол по стенке и обхватывает колени руками. Раньше он всегда так делал, когда происходило что-то нехорошее. — А ты можешь? — тихо говорит он. Нудл кивает. — Но мне нужно твое согласие. Я не хотела давления со стороны Рассела, думаю, он поймет. Рука 2-D бессознательно поднимается к груди. За последнюю неделю он почти не вспоминал о Мердоке — только по вечерам, да и то практически мельком, потому что жутко хотелось спать. К хорошему легко привыкнуть, вот и он привык — к отсутствию побоев, криков и кучи пустых бутылок из-под текилы на полу. Эйс, как ураган, унес его в новую жизнь, которая оказалась гораздо лучше старой, и отказываться от этого совсем не хотелось. Но Мердок… Как бы 2-D ни отрицал это, они оставались близки до самого конца. Не так, как раньше, но он все еще точно помнит разницу ритмов их сердцебиений и скучает — извращенно, неправильно и скрытно. Точно так же, как Мердок скучает по нему. — Он сказал, что многое понял, — Нудл тянется, чтобы обнять его, но он уворачивается. — Ты в это веришь? — У нас скоро начнутся концерты, — не отвечает девушка, — Эйс может не успеть подготовиться. — Успеет, если мы ему скажем. — Не мы, а ты, — вздыхает Нудл. — Я знаю, 2-D. Знаю обо всем, что он делал, даже больше, чем ты. Но если мы сейчас ему не поможем, он рано или поздно найдет нас, и ты сам в курсе, что он может сделать. — Пусть находит, — сдерживая слезы, говорит 2-D и отворачивается. Спустя минуту напряженной тишины Нудл наконец оставляет его в покое и уходит в комнату Рассела. Сквозь толстую дверь едва слышен их тихий разговор, 2-D старается сосредоточиться на нем, а не на мыслях о своем, возможно, неправильном решении. * На следующий день у них снова репетиция. Они играют те старые песни, которые успел выучить Эйс, а также повторяют его «вещь». 2-D ночью написал к ней примерный текст, который очень хвалят остальные. — Ты очень точно передал атмосферу, — шепчет Эйс ему на ухо, и Стюарт пытается не дрожать от переполняющих его чувств. — Мне нравится. Они экспериментируют со звучанием почти час: Нудл то и дело возится с педалью, а 2-D даже пытается тихонько завывать в микрофон в конце песни, но по лицу Рассела становится понятно, что это плохая идея. Когда они доигрывают песню, кажется, в тридцатый раз, Нудл спрашивает, есть ли у кого-то что-нибудь еще или можно расходиться. 2-D неуверенно поднимает руку. Кроме текста к «вещи» ему в голову ночью пришел еще один, из-за которого он спал всего два часа. Искусство требует жертв, так? Он быстро подбирает два подходящих аккорда и начинает петь. Текст уже целиком готов, нужна лишь нормальная аранжировка, что, собственно, и замечает Рассел. — Но звучит многообещающе, — уверяет Нудл. Эйс никак не комментирует песню, лишь смотрит на 2-D поверх своих темных очков. — Так нечестно, — говорит он, когда они вдвоем едят мороженое на скамейке в ближайшем парке: он — шоколадное, Стюарт — вишневое. — Я видел твою квартиру, а ты мою — нет. — Ты приглашаешь? — осторожно интересуется Пот и краснеет. — А ты хочешь? Стюарт хочет, поэтому через полчаса они уже подходят к небольшому трехэтажному дому. Поднявшись на второй этаж, Эйс долго возится с ключами, пока Пот разглядывает облупленную зеленую краску на стенах. — Такое ощущение, что этому дому лет пятьдесят, — задумчиво говорит он. — Тогда замкам — все сто, — кряхтит Эйс, согнувшись в позе, которой позавидовал бы любой акробат. — Ты всегда так долго не можешь попасть домой? — спрашивает Стюарт, заглядывая ему через плечо — замок как замок, вполне себе новый и блестящий. — Нет, только по пятницам… — раздается громкий скрип — ключ наконец повернулся. Эйс выпрямляется и, поклонившись, открывает дверь перед Стюартом: — Чувствуй себя как дома. Можешь не разуваться. Стюарт все равно разувается и проходит внутрь. Квартира у Эйса маленькая и неуютная: на стенах — ободранные обои со звездами; в единственной комнате из мебели только выцветший шкаф и неопрятно заправленная кровать, из которой торчат, как ветки, бычки; на полу лежит кое-где порванный ковер. Стюарт хочет пройти дальше, на кухню, но Эйс хватает его за руку: — Лучше не надо. Стюарт растерянно кивает и осторожно присаживается на край кровати. Эйс ставит свою гитару к стене и пропадает в запрещенном для Пота пространстве, и тот, стараясь лишний раз не шевелиться, рассматривает огромный старый шкаф прямо напротив. Он покрыт трещинами и непонятными надписями, на левой дверце виднеется пентаграмма, нарисованная, видимо, губной помадой. Кое-где различимы цифры — номера телефонов — и имена людей, которым они принадлежат. Стюарт не знает, но уверен, что на внутренней стороне одной из дверц висит большое зеркало, которое Эйс тоже уклеил напоминалками. Хозяин квартиры объявляется спустя несколько секунд с двумя чашками в руках. — Надеюсь, ты любишь фруктовый чай, — говорит он и протягивает ту, что без трещин, Стюарту. — Люблю, — честно отвечает тот и делает глоток. — Очень вкусно, спасибо. — Да не за что. — Эйс улыбается и садится на пол рядом с ним. — Надеюсь, тебе не противно здесь находиться. Стюарт бывал и жил в гораздо, гораздо более худших местах, о чем тут же сообщает. Взгляд Эйса — что-то между облегчением и печалью. Возможно. Пот никогда не был хорош в понимании людей. Они минут пять молча пьют чай, и Стюарт уже возвращается к разглядыванию шкафа, когда Эйс внезапно спрашивает: — Песня о Мердоке, да? Стюарт очень сильно хочет сделать вид, что не услышал или не понял, о чем он. — Да, — тихо отвечает он. К его удивлению, за этим не следует никаких расспросов или обвинений — Эйс просто садится на кровать и обнимает его. Стюарт думает, что вот он — идеальный момент. Лучше не будет. Поэтому он делает глубокий вдох и добавляет: — У меня тоже есть истории из прошлого. Эйс кивает, поощряя его говорить, и Пот начинает рассказывать — с самого начала, когда его глаза еще были нормальными. Про то, как Мердок собрал группу; про страшный дом; про не менее страшный остров и кита; про еще один страшный дом… Наконец, про то, как они с Мердоком были вместе почти каждый день на протяжении чертовой кучи лет. Как Мердок причинял ему боль все это время. — И сейчас его нет, и мне иногда кажется, что меня без него тоже нет, — 2-D вытирает слезы, наконец произнося то, что он держал в себе, кажется, всю жизнь. — Из-за него у меня такое лицо, такое тело, такая жизнь, понимаешь? Я даже не знаю, ненавижу ли я его за все. Если бы я не встретил тебя, я бы, наверное, первый сорвался, чтобы помочь ему сбежать, но с тобой как будто пропадает все, что он сделал, это же не глупо? Я не знаю. 2-D прижимается к шее Эйса, пытаясь успокоиться. Тот медленно поглаживает его по волосам и вдруг просит: — Покажи мне. — Что? — 2-D шмыгает носом и поднимает взгляд. Эйс слабо улыбается и проводит рукой по его щеке, чтобы вытереть следы от слез. — Покажи, что он сделал. 2-D несколько неуверенно встает с кровати, но когда Эйс поднимается вслед за ним, становится чуть легче. Он берет края своей футболки и нервно мнет их. — Пообещай, что не уйдешь. — Оставить тебя одного в своей квартире? Нет, спасибо, — Эйс усмехается, но в его глазах нет ни капли веселья. 2-D глубоко вздыхает и медленно приподнимает футболку. Вопреки ожиданиям, Эйс не сползает сразу же взглядом на его живот — он продолжает смотреть ему в глаза. Даже когда 2-D стаскивает футболку через голову и ничего не видит, он чувствует, как Эйс, не моргая, затягивает его в свою сингулярность. Наконец, он бросает футболку на пол и тихо говорит: — Можно. Эйс впивается взглядом в его тело почти жадно. От этого немного некомфортно, и 2-D инстинктивно тянется рукой к левой стороне груди, но Эйс мягко, но уверенно отстраняет ее и продолжает смотреть. 2-D поднимает взгляд к потолку. Он давно знает наизусть каждый шрам, Мердок иногда заставлял его с завязанными глазами определять, на порез он указывает или на ожог. Для Мердока это всегда было одной большой веселой игрой, особенно, когда он напивался. Взгляд Эйса останавливается на груди 2-D, и тот рвано выдыхает и закрывает глаза. — Ты не принадлежишь ему, — шепчет Эйс, глядя на инициалы Мердока на его груди, — и никогда не принадлежал. Он нерешительно протягивает руку вперед. 2-D внимательно следит за ней, но не останавливает, и тогда он касается чертовой татуировки — сначала пальцем, потом двумя, а потом и вовсе закрывает ее ладонью. — Ты очень красивый, — говорит Эйс. Его глаза блестят. — Стюарт, ты очень красивый. Он не знает, кто из них делает первый шаг, но спустя мгновение они целуются так, как будто от этого зависит их жизнь, и рука Эйса все еще на его груди, и он не помнит, когда в последний раз был настолько счастлив и был ли вообще. * На следующей репетиции Эйс решительно подходит к Расселу и заявляет — так, чтобы слышали все: — Мужик, я понимаю, что вы волнуетесь за Стюарта, и вы имеете на это все основания, правда. Но черт возьми, мне плевать, сколько ему лет и сколько у него было партнеров. Я не собираюсь его бить и унижать! Пойми меня и перестань, черт возьми, каждую ночь строчить мне смс об этом на пять страниц! Стюарт изо всех сил пытается сдержать смех, глядя на растерянное лицо ударника, который то открывает, то закрывает рот, не зная, как реагировать на срыв всех его покровов. Ну кто бы знал. Эйс, довольный, как кот, дает Нудл пять и, как ни в чем ни бывало, продолжает настраивать свою гитару. * Вечером они сидят у озера, держась за руки, и размышляют — каждый о своем. Садится солнце, мир вокруг окрашивается в желто-розовые тона. По воде идут мелкие волны, меняя, как хамелеон, свой цвет с красного на темно-синий и обратно. Стюарт всегда считал вечер самым тихим и умиротворяющим временем, хоть и знал, что обычно у музыкантов все совсем иначе. Пусть веселятся — тогда у таких, как он, будет возможность насладиться тихими и романтичными закатами, когда все вокруг почти замирает и самое время сказать… — Я в тебя влюбился, — внезапно просто говорит Эйс, чуть сильнее сжимая его руку. Стюарт смотрит на него, но он не отводит взгляда от водяной глади. Что ж, Пот бы тоже волновался, особенно, если бы ответа не было так долго. Подумав еще пару секунд и попытавшись расставить все в голове по полкам, Стюарт все же отвечает: — Ты знаешь… — Мердок умер, — вместо приветствия выдает Нудл, не отрываясь от экрана ноутбука. 2-D замирает на пороге квартиры, из его рук выпадает пакет с фруктами. По полу, как по бильярдному столу, катятся апельсины. — Что ты сказала? — дрожащим голосом спрашивает 2-D. Нудл наконец смотрит на него покрасневшими глазами — то ли от долгого сидения за компьютером, то ли от слез. Объясняет, что она помогла Мердоку, что потеряла с ним связь после того, как он оказался в этом чертовом тупике, что надежда еще есть. 2-D не слушает. В его голове пусто — ни картинок, ни звуков, ни ощущений. Даже когда Мердок бил его головой об стену… господи, Мердок бил его головой об стену, и потом его мигрени становились просто ужасными, и он не мог терпеть, он лежал на полу и мечтал о смерти, и все равно это было лучше, чем знать, что Мердока нет — на этот раз по-настоящему. Стюарт начинает плакать. — Послушай, — говорит Эйс. — Послушай меня, — повторяет он уже более настойчиво, и Пот смотрит на него, все еще всхлипывая. — Судя по тому, что я о нем знаю, он как чертово время — всегда был и всегда будет. Ты еще пожалеешь, что он не умер. Эйс улыбается, и Стюарт тоже — через силу, хоть и не согласен с ним. Пальцы Эйса чуть крепче сжимают его плечо. После его прикосновений не остается синяков, и Пот, кажется, мог бы привыкнуть к этому. — Тогда почему он умер, если он… ну… вечный? Эйс пожимает плечами и хитро ухмыляется. — Разве у тебя никогда не было ощущения, что время остановилось? — спрашивает он, наклоняясь ближе к Стюарту и прикусывая мочку его уха. «Было», думает Пот. «Разумеется, было».