Дорога в Петербург

      Вокруг множество голосов перекликаются друг с другом. Люди и монстры провожают своих родных, друзей на скорый поезд, идущий в другой далёкий город. На платформах стоит жуткий гул из криков, чьих-то отчаянных рыданий и монотонных женских голосов из радио, оповещающих о прибытии или отправлении составов.       Но вся суматоха поутихла, когда гудок оповестил всех провожающих о том, что длинный пассажирский состав трогается с места и отправляется в свою долгую дорогу. Люди отходят от входов в вагонов, а самым опаздывающим до сих пор помогали передавать тяжёлые вещи. Те, лениво пыхая, скрежеща своими колёсами по рельсам, начинают ползти вперёд. За ними галопом бегут опаздывающие пассажиры, криком просящие немного подождать их — они запрыгивали на железные лестницы и хватались за добреньких проводниц, подтягивались в ходы внутрь вагонов.       Часы пробили ровно два часа дня, и поезд тронулся, набирая скорость с привычным быстрым-быстрым звуком «чу-чух чу-чух».       В вагонах нормальные люди уже раскладывали свои вещи, складировали чемоданы и сумки по полкам и рассаживались по местам, а особо опаздывающие пассажиры расходились по своим небольшим купе, вваливаясь в маленькие помещения на ходу. Как, например, герои нашей повести. — Инк, я же сказал тебе, посмотреть точно, перевёл время ты или нет. Так зачем же смотреть на часы? Мы же всё помним, ебать тебя в глазницу!       Дверь купе раскрылась, и на забывчивого недотёпу посыпался целый поток глючного мата. Сегодня у них было просто прекрасное утро: они проснулись гораздо позже, чем планировали, впопыхах собирали свои так и не собранные с вечера вещи, ругались с очень наглым таксистом, и снова поцапались с кассиршей на вокзале, которая перепутала их рейсы ещё вчера, когда они покупали билеты. Ну, кто же знал, что рассеянный художник забудет перевести часы и будильники прозвенят на два часа позже, чем нужно? — Если бы ты не полез с кассиршей ругаться, то мы бы не бежали, как марафонцы. — Сам себе, под нос прохихикал Инк, вкладывая свой чемодан и сумку на полки сверху у входа. Он всё не мог перестать смеяться с картины того, как Эррор, бегущий впереди него, запнулся на ровном месте и чуть не улетел носом в атфальт под тяжестью собственного чемодана. — Но хватит уже тебе ворчать, мы же успели. — Из-за тебя мне пришлось хвататься за проводницу. — Не унимался глючный, пока протирал костяную ладонь влажной салфеткой, вздрагивая от мелким глюков. Ему было противно вспоминать, как он схватил ту миловидную блондиночку за руку, чтобы под весом тяжёлого чемодана не упасть с лесенки назад, на пирон.       Инк, пока друг отвернулся за новой влажной салфеткой, передразнил его злое «бу-бу-бу».       Купэ, в которое они попали, не пахло новизной современных удобств, но было вполне себе уютным, на мнение художника, впервые путешествующего в поездах: широкое окошко с небольшой форточкой, четыре раскладные одноместные кровати с потёртыми кожаными обивками и сложенным на них пастельным бельём; стены, слава богам, не имели отвратного вида, были выкрашены в приятный светло-коричневый цвет, за исключением некоторых деревянных деталей; разложенный столик приятного белого цвета, с маленькой вазочкой, в которой стояли три ободранных, кем-то покусанных искусственных подсолнуха. Инк вздохнул, открывая форточку и ляпнул, что могло быть и хуже.       Наконец-то можно было плюхнухнуться и отдохнуть после долгого и тяжёлого утреннего подъёма. О, вы не представляете, как порой можно быстро собраться, особенно, когда куда-то опаздываешь. Но радужный ещё долго будет вспоминать это утро, когда будильник прозвенел не вовремя, когда они не успели толком ничего поесть или убраться, и как они в скором темпе собирали свои вещи, не разбирая, где чьи. — Эррор, у тебя мой бейджик участника       Эррор удивлённо отвлёкся от своего занятия. Неужели, он так спешил, что схватил чужой паспорт, а свой оставил висеть на ключнице? Глюк схватился быстро за свою наплечную сумку с более мелким багажом, вытаскивать табличку, и, действительно, это был паспорт Инка. И Эррор поднял бы настоящую панику, если бы Инк с улыбкой не показал табличку с его собственной фотографией. — Дурак. — Фыркнул скелет, откладывая чужую карточку, и таким же способом возвращая свою. — Не пугай меня так больше, иначе всю оставшуюся дорогу будешь ехать на своей верхней полке, связанный и лежащий коленками к стеночке.       Ошибка, чтобы нагнать ещё большего страху и правдивости своих угроз, коварно улыбнулся одной из своих ухмылок, пока доставал телефон из той самой широкой сумки. Инк уже так привык к ним, что в ответ только усмехнулся. Вообще, они так спешили и боялись опоздать на свой поезд, что толком не поели. Достали кое-какую еду, оставшуюся после вчерашних праздников, удачно собранную по пластиковым контейнерам, что случайно попали под руку. Чай в термосе, который глюк всё же успел заварить во всей этой суматохе. Как ни странно, кто-то даже с перепуга впихнул в сумку мясной широкий нож и непонятно откуда взявшийся кипятильник. И Эррор догадывался, кто этот умник. Хорошо хоть чего другого не схватил в суматохе утренних сборов.       Хотя нет, он поторопился с выводами. — Эй, чернильная рыба, ты на кой-лят взял утюг? — Всего у них было два чемодана, сумка с костюмами для участия и дефиле, плюс ещё пара наплечных для личных вещей. Как раз таки сумку с костюмами, доверенную для сбора Инку, он и разбирал, вытаскивая так нужный, блять, для лишнего веса утюг.       Художник с удивлённым взглядом рассмотрел предоставленный утюг округлёнными глазницами, пока в голове пытался вспомнить, как этот самый гаджет оказался у них в сумке. Как и всегда, в памяти пусто, что хоть аукай до старости, ответа так и не получишь. И чтобы разбавить неловкую паузу, радужный скелет решительно встаёт и выходит из их купе, «проверить обстановку». Где-то за спиной тяжело вздохнул Эррор, скидывая несчастный утюг обратно в костюмы.       Пока они тащили свои вещи под справный и тихий мат чёрного скелета, Инк особенно не осматривал эти уютный коридорчики поезда: старые потёртые ковры, широкие и почти чистые окна, не на всех из них висят полупрозрачные шторки с кружевами, округлённые и выдвижные дверцы в два других вагона. В коридорах особенно слышно, как стучат колёса поезда о рельсы, а вместе с передвигающимися пейзажами ярких зелёных деревьев, чистого неба, небольших деревенских домиков и длинных нитей проводов успокаивали. В какой-то мере даже умиротворяли своим неспешным движением жизни, лишь на мгновение, мелькающее перед глазами. — Вы что-то хотели?       Инк так засмотрелся на пейзажи в окне, что не заметил, как к нему подошла миловидная девушка в строгой форме. Та самая проводница с тяжёлой рукой, что помогла обоим опаздывающим скелетам взобраться на уезжающий состав. Сейчас она стояла рядышком, миленько, даже как-то слишком театрально улыбалась, через силу. Видимо, она уже устала так сильно, что улыбалась пассажирам с трудом — в конце концов, они на остановку другого состава и кто знает, сколько она ехала до этого. — Нет, спасибо, всё хорошо. Просто засмотрелся в окошко. — Инк постарался улыбнуться не менее добродушно, чтобы случайно не обидеть участливую девушку.       Впрочем, та не стала задерживаться, улыбнулась и ушла. Вслед за ней, в своё купе, заполз и Инк, чтобы не наткнуться на кого-нибудь ещё.       А здесь Эррор уже расположился на своей, правой, нижней полке, открыл какой-то салат и залип в телефон, проверяя, что же там написали ребята, участвующие с ними на фестивале. Так засмотрелся, что не заметил, как Инк уселся напротив с гитарой в руках. Она нужна была им для выступления, как реквизит, но почему бы не поиграть для собственного удовольствия? Пара аккордов скрасили тишину небольшой комнатки, прямо в унисон со стуком колёс вагона, резонанс с еле слышимым шумом ветра в приоткрытой форточке. А вместе с ними, воодушевлённый гостеприимством чужой, такой большой страны, её пейзажами и спокойствием, разморённый своим же мечтательным настроением, запел и Инк:

В смутьянице вокзала Уснёт былая злость, Тут что-то не связалось, Там что-то не сбылось. В сомненьях мало проку, Семь бед — один ответ Ты знаешь, есть дорога, Всё остальное — бред. Что ж, проскрипим мы дальше, Дорог сбивая пыль. Как брёл сопливый мальчик, На шум бухой толпы. Вперёд туда, где драки Вино, гульба и блуд, Туда где свищут раки, В четверг дождины тут.

      Голос у Инка, не смотря на то, что он художник, был хорошим, как и его музыкальный слух. Сколько бы Эррор его не слушал, всегда это вызывало только положительные эмоции — он отложил свой телефон в сторону, укладывая голову подбородком на руки, буквально лёг на стол, чуть прикрывая свои глазницы. Дыхание ровное и спокойное, совсем не такое, как обычно бывает в их ярких спорах и драках. Даже спокойная, умиротворённая улыбка, как у кота, обожравшегося удачно украденной сметаны. — Почем ты не стал музыкантом? Вместо своей дурацкой метлы имел бы симпатичную гитарку. — Коротко хохотнул Эррор, прерывая слова песни на проигрыше между куплетами. — Потому что гитарой больнее давать тебе по морде. — Не менее ехидно проговорил Инк, проводя пальцами по струнам в созвучной мелодии.       Как вдруг их своеобразную идиллию нарушает звук раздвижной двери и не всем приятный, звонкий голос с режущим слух сленгом: — Йо-оу, чуваки, как подфартило-то! Я уж думал, ни одного знакомого фейса не увижу! О да, вы не ошиблись. Это Фреш, собственной персоной, из костей и магии. Так уж получилось, что он перепутал вагоны, и пришлось идти через весь поезд, прежде чем найти своё купе с так удачно подвернувшимися соседями. Ведь все трое участвуют в одном и том же мероприятии, посвящённом фестивалю такой смешной людской традиции, как «косплей».       Фреш закрыл за собой дверцу комнатки, а вещами потеснил вещи Инка на высокой полке. Затем подсел именно к художнику — уже по прошедшим репетициям сценок с другими участникам он выучил, что к этому скелету ближе, чем на полтора метра, лучше не подходить. — Ну чего, так и будем сидеть и киснуть? Или расскажете, что нового? Мы неделю не виделись!

***

      Весь день, до позднего вечера, трое скелетов вели активную беседу, рассказывали друг другу последние новости, происходящие в АУ, то, что с ними происходило за последнюю неделю. Ну, общались в основном Инк и Фреш, изредка вставлял свои истории или едкие, задевающие комментарии прямо посреди чьего-нибудь рассказа. Все салаты, еда в контейнерах как-то быстро ушла, как и чай в термосе. Так что теперь, помимо аккуратно сложенной горки пустой посуды, стояли ещё и полупустые чашки с чаем, удобно вставленные в резные по металлу подстаканники, чтобы не обжигать руки. К сожалению, только две, потому что третья, по вине одного чёрного скелета, кипятком опрокинулась на штаны Инка. Столько визгов было, столько проклятий в сторону глючного, что смех не смог сдержать даже Фреш. Инк запомнит неудачную шуточку.       О, ещё, чтобы уж полностью погрузиться в атмосферу поездки, Фреш вытащил из своей сумки журнальчик с кроссвордами. Долго ребята решали человеческие кроссворды, часа два точно мучились, сдерживали соблазн, как это говорят простые люди, погуглить ответ в интернете. Но сидящий в стороне глюк так упорно засыпал от скуки, что ему в итоге и сунули этот журнальчик, а оба других скелета нагло продолжили свой разговор. А что делать? Заряд телефона нужно экономить, да и не встревать же в разговор пёстрых Сансов, глаголющих на своём языке.       Время двигалось к ночи, за окном становилось всё темнее и темнее, пока живописные зелёные пейзажи перестали выделяться из чёрного мрака надвигающейся ночи. Завтра должен быть тяжёлый день, и единогласно все соседи решили лечь спать пораньше. Разложили кровати, убрали весь мусор, грязную посуду по пакетам, по сумкам, чтобы не собирать мух на ночных станциях. Да и кому будет приятно оставлять срачь с вечера, а с утра на это глядеть? — Я спать, братки, — Оповестил паразит, который спал на полке прямо над Эррором, закручиваясь в тонкую простыню, служащую одеялом в летние времена года. — Мог бы и не оповещать, кеп. — Фыркнул Эррор, что так же укладывался на свою уже подготовленную кровать. Снял с себя дополнительную кофту, шарф, вешая их рядышком на вешалку и опрокинул, впервые за весь день, черепушку на подушку. И выдохнул полной грудью, будто не с утра немного побегал с опозданиями, а целый день непрерывно разгружал уголь целыми спрессованными кубами. — Вырубай, Инк, тебе ближе.       Художник тоже как раз сложил свой громадный шарф, всю лишнюю верхнюю одежду рядом с собой и, наконец, погасил свет, падая на свою верхнюю, левую койку. Неужели, можно было спокойно выспаться? Скелеты не верили своему счастью, что они уже едут в большой город Петербург, на фестиваль, который их пригласили сами организаторы, вместе с ещё одной группой настоящих магических существ. После того, как монстры вышли на поверхность, а некоторые альтернативные вселенные с пацифистической концовкой (и не только) стали доступны с помощью мощной магии порталов, людям стало жить намного интереснее, как и монстрам. Не все люди были рады принять в свои ряды кого-то, кто не похож на них, но большая часть уж точно.       С этими мыслями художник заснул очень быстро, под тихий марш стука колёс о рельсы, завывание ветра за закрытым окошком и тихим сопением кого-то из скелетов напротив.       Но недолго ему сладенько спалось. Уже через два часа, во время ночной остановки, кто-то очень добрый из соседей по вагону начал буянить: громко топать по коридорам, орать, пугать проводниц, и мешать всем спать. Как жаль, что один из его соседей спит как убитый, а второй дрыхнет в наушниках и идти разбираться с ночным хулиганом пришлось именно Инку.       Сонный, будто замученный до смерти бедняга встал с нагретой кровати, стягивая с собой вниз простынь-одеяло и укрываясь ею, чтобы не замёрзнуть в летней прохладе коридора вагона. Еле открывая слипшиеся глазницы, он открыл выдвижную дверь и вышел на проём коридора. Тишина. Как и положено ночью, всё должно быть тихо, чтобы не мешать людям и монстрам набираться сил для следующего дня. Оглядывая плавающим от недосыпа зрением окна, запертые двери в коридоре, Инк не замечал, как за ним ходит высокая, тёмная фигура. Она следует и копирует каждый его шаг, тяжело дышит, словно бежала до художника километровый кросс. Руки с длинными, тонкими, заточенными под когти пальцами тянулись к спине радужного, вместе с чёрными щупальцами из самой вязкой тьмы. И только сейчас, когда противный хлюпающий звук чьих-то шагов достигает его ушных косточек, Инк поворачивается лицом к страшной морде своего наихудшего страха. Но говорит совершенно спокойно, будто это обыденный ритуал приветствия друг друга старыми друзьями: — Привет, Найтмер.       Тёмный скелет со вздохом прорычал от злости и досады. Собственно, а что он ещё мог ожидать от бездушной скотины с пятном на скуле? — Блять, ну ты урод моральный. — Найтмер, собственной персоной, стоит здесь и убирает лишнюю длину своих щупалец, чтобы сделать их максимально короткими и не мешающими для передвижения, а руки убирая в карманы куртки. — Мог бы хоть сделать вид, что ты испугался, что я не зря здесь этих придурков пугаю. — Не делай так больше, это мешает мне спать. — Кажется, даже не задумываясь, выдал радужный, снова закрывая разные глазницы. — И вообще, иди спать. Тебе тоже завтра с нами репетировать.       После этого, чтобы не тратить драгоценное время сна на пустую ночную болтовню, Инк разворачивается и бесцеремонно возвращается в свою конуру с двумя соседями. Недовольный Найтмер пытался что-то рявкнуть вслед грубому скелету, но передумал. Ночь, и правда, поздняя, а у него ещё целая куча вагонов непуганая. Непорядок. После ночных приключений, о которых Инк даже и не вспомнит утром, бедняга взбирается на свою койку, с трудом вползает на законное место верхом на подушке и, наконец, засыпает заново, чтобы утром проснуться раньше всех.       Зачем? Всё очень просто: месть за свои облитые сладкие кипятком штаны. И за этот проступок должна свершиться месть.

***

      К счастью, что до утра подобных инцидентов не происходило. То ли Найтмер действительно угомонился, то ли просто больше не появлялся в этом вагоне, зная, что пугать там особо некого. Может его кто-то смог усмирить своими методами и попросили не пугать других пассажиров — останется для нас с вами загадкой в это замечательное, солнечное утро. Поезд быстро едет по своему маршруту, через небольшие города, посёлки, но чаще всего в окнах мелькали высокие деревья, озёра, реки и другие прекрасные пейзажи.       Казалось бы, зачем портить такое замечательное, тихое утро?       Но, как и обещалось, утром, ровно в семь тридцать, когда все жители шестого купе должны спать ещё положенный час до примерного прибытия в пригород Петербурга, сработал тот самый хитроумный план действий. Стоило столько прозвучать будильнику на телефоне глючного где-то рядом над ухом, как спящий Эррор почувствовал нахлынувший холод на лицо и грудную клетку. Он мгновенно поднялся на месте, не впитавшаяся в одежду ледяная вода стала капать на штаны, постельное бельё и затекать в глазницы. Сам виновник страшной мсти ретировался в коридор, не потрудившись закрыть за собой дверь. — Ну ты блять чернильный пидор! Я тебя на куски порву!       Обалдевший от всей ситуации Эррор мигом подрывается с кровати, вылетает в коридор вагона, и пускается в погоню за хохочущим художником. О, вы просто себе представить не можете, как он матерился на несчастного скелета! Как он пытался схватить шустрого коротышку своими нитями, как пытался дать ему пинка, но упал сам. Своими криками, смехом и бранью они, наверное, перебудили вагона два. Их переловили проводники, разняли так и не начавшуюся драку, а заодно угомонили взбушевавшегося Эррора.       И теперь двое горе-придурков сидели в своём купе. Под строгим последним предупреждением, что если те что-то натворят, то точно выйдут на станции за тридцать километров от конечной остановки, в лесной чаще. Уж это уставшие проводники могли провернуть безнаказанно. — Да ладно тебе, зато зарядку сделали. — Первым пытался начать разговор Инк. Всё же он чувствовал какую-то вину за собой, но не мог перестать смеяться от всей сложивейся ситуации. Как и Фреш — тот сидел рядом и еле сдерживал дикий ржач. Ему ведь было виднее наблюдать со стороны, с высокой полки второго этажа купе. — Заткнись, Инк. — Рыкнул Оши, пока рассматривал мелькающие пейзажи. — Просто помолчи блять.       Видимо, шутку их ранимый чёрный скелетик не оценил. Сидит сейчас напротив двоих, дуется, как обиженный на всех ребёнок и рычит, если кто-то пытается с ним заговорить. Кто же знал, что эта шутка выйдет боком? — Хотя нет. Допой второй куплет той песни. Тогда я тебя прощу. Инк удивлённо раскрыл глазницы. Всего-то нужно спеть, чтобы заслужить прощение великого Ошибки? Что же, с этим он справится в два счёта!       Художник попросил рядом сидящего яркого друга передать ему гитару. Любовно огладил её струны, проверил звучание — всё идеально. И чтобы не томить ждущих друзей, вместе с игрой продолжил петь вчерашнюю мелодичную песню:

Мы все оттуда родом, Все из краёв из тех. Котому через годы, Сомненья, боль успех. Вперёд, блажен кто ищет Семь бед — один ответ. И старые кладбища Крестами машут вслед.

      Вместе с мелодией прошли и все обиды. В компании троих скелетов теперь стало гораздо легче дышать, атмосфера не тянется, как расплавленный сыр, а с особо ворчливыми монстрами, вроде Эррора, теперь можно разговаривать. Музыка успокаивала, помогала расслабиться. Будто готовила к тому, что сейчас зайдёт добродушная проводница в строгой форме и приятным голосом скажет: — Следующая остановка — Санкт-Петербург.