Сейчас это всего лишь воспоминания

Конец августа выдался жарким, как будто лето хотело отработать все прохладные деньки за один раз. Стояла тишина, которую разрывал стрекот цикад, этих летних существ, чей звон сливался в единое целое и отдавался гулом в голове. Нарушал тишину и звук шагов, что принадлежал синим кедам, идущим вдоль узких бетонных тропинок; вскоре звук резко оборвался. — Ну привет. Аракита ухмыльнулся в своей привычной манере и поставил красную баночку со сладким напитком на каменный постамент. — Я пересилил себя и купил это ради тебя! Не понимаю, как ты можешь пить эту дрянь, — сказал он, выудил из рюкзака такую же баночку, только синего цвета, и сел прямо на землю, опёршись спиной на узкую каменную плиту. — Фу-у, ну и жарища, да, Кинджо? Жесть просто, — парень глотнул прохладной газировки. — Прям как год назад. Да, — кивнул он, как бы подтверждая свои слова. — Ненавижу жару. — Кстати, я ж похвастаться пришёл, — вдруг сказал Ясутомо, отставил баночку в сторону и начал копаться в рюкзаке, что-то старательно пытаясь найти. — Вот! Я универчик закончил, — он положил перед надгробием сертификат об окончании университета. — Только хрен знает, где теперь работать, хах. Он молчал. Аракита тоже. — Знаешь, я планировал идти туда же, куда и ты. Я вообще не парился по поводу работы. Думал, мол, я пойду за тобой, куда угодно… Да ты не вовремя киданул меня, бака! Чё мне теперь делать, без тебя-то… Снова повисла тишина. — Я почему-то вспомнил, как мы поступали. В смысле первый день в универе. Вот я офигел, когда увидел тебя! Никогда бы не подумал, что буду учиться вместе с тобой да ещё и кататься в одной команде. Славные были деньки, да?.. Но сейчас это всего лишь воспоминания. Точнее, с тех пор это стало воспоминаниями. — Знаешь, я иногда просматриваю фотографии, которые ты тогда сделал во время путешествия. И мне становится так тоскливо. Без тебя. Я скучаю по тебе, Кинджо. В горле застрял неприятный ком. Аракита прикусил губу и опустил голову на плиту. — Думаешь, я сейчас заплачу! А вот хрен тебе! Я тогда выплакал весь жизненный запас слёз! Теперь из меня фига что выжмешь. Хотя на душе так паршиво, ты бы знал. Ясутомо повернулся, взгляд его скользнул по иероглифам, высеченным на каменной плите. — Может, тебе открыть?.. — вдруг спросил он, взял красную баночку, потянул за язычок; он послушно звякнул, а газировка сразу зашипела. — Почему-то ты всегда просил меня открыть тебе… Кстати, я ведь хотел было бросить велоспорт, — вдруг переменил тему Аракита, вспомнив, о чём ещё хотел рассказать. — Ну, после случившегося… даже уже собрался вел продавать, но потом вдруг передумал. Ты бы, наверное, не одобрил это. Да и напоминает мне это всё о тебе. О тех крутых днях в школе и в универе. Снова тишина. Снова цикады запели свою элегию. — Эй, Кинджо, — снова прервал тишину Ясутомо, но не решившись, передумал, — ладно, ничего. Неважно всё это. Уже неважно. Хотя немного помолчав, он продолжил: — Да я просто подумал тут недавно. Мы ведь перерождаемся, когда умираем, да? Я подумал, что, когда мы переродимся, в смысле, в следующей жизни я хочу быть вместе с тобой! Хорошо? Ты ведь не против, да? Аракита ещё немного посидел, но потом резко встал и повернулся лицом к надгробию. — Засиделся я у тебя. Я пойду, короче. И не знаю, когда приду, тут уж как пойдёт. Но постараюсь надолго не пропадать. Он убрал сертификат обратно в рюкзак, достал оттуда пакетик с мармеладками в виде змеек и положил на постамент. — Вот, тебе ведь нравятся, да? Ясутомо немного постоял, потом взял пакетик, открыл его и положил на место. — Ну, пошёл я. Надеюсь, скоро увидимся. Давай. Опустилась тишина, нарушаемая лишь звуком шагов и беспрестанным звоном цикад. Конец августа выдался жарким, как будто лето хотело отработать все прохладные деньки за один раз.