The Other Man out of Time

Клинт понимает, что телефон звонит — видит мигающие огни. Но ему плевать. Скорее всего, это Стив, но Клинт не может заставить себя взять трубку. Он сидит в своей квартире у стойки, тупо уставившись в стену, и старается не думать. Он умер. Они оба умерли. Он и Баки. Воспоминание о падении сжигает его изнутри. Каждый раз, когда Клинт закрывает глаза, он видит испуганное лицо Баки, чувствует его скользкие от крови пальцы в своей ладони, и то, как они падают. Что было потом, он не помнит. Ни ударов, ни боли. Ничего. Его мутит. Он боится, что если пошевелится, то его может стошнить. От бесконечных рыданий у него болит голова, и он чувствует себя совершенно разбитым. Он никогда в жизни столько не плакал, как за последние несколько месяцев. Он говорит себе, что знал о том, что это должно случиться, но это не успокаивает. Горе поглощает его целиком. Когда Стив проснется — если он еще не проснулся, — то тут же вспомнит, что Клинт с Баки упали. И будет убит горем и, скорее всего, разочарован тем, что Клинту не удалось это предотвратить. Он вздыхает и думает, что, по крайней мере, может быть благодарен за то, что не умер здесь, в настоящем. Да, он потерял Баки — и от этой мысли ему все еще хочется кричать — но у него есть его команда. Ванда с Пьетро, Наташа, новая дружба со Стивом и Тони, жизнь Мстителя… Клинт чувствует себя так, будто потерял руку или ногу. Знание о том, что он окончательно и бесповоротно отрезан от той жизни с Баки, сводит его с ума. Как и то, что больше не будет никаких воспоминаний, и все, что ему остается, это только горевать. Телефон на кофейном столике звонит снова — истерично мельтешащие белые огни умоляют поднять трубку. Сдавленное рыдание застревает у Клинта в горле. Он хватает телефон, бросает подальше и выпускает из лука лежащую рядом стрелу. Свет в мобильном, пришпиленном к стене, мигает и почти сразу гаснет, оставляя после себя черный экран с отражающейся в нем комнатой. — Нахуй все это. Он заставляет себя встать. Идет в спальню, берет в шкафу рюкзак и, не глядя, запихивает в него одежду. У Клинта всего нескольких минут до того, как здесь появится Стив. Единственное, что спасает Клинта, это то, что Пьетро все еще слишком мал для того, чтобы выпускать его одного. Если бы все было как раньше, у Клинта не было бы шансов. Он натягивает бейсболку, вешает на плечи рюкзак и берет лук. — Простите, — хрипло произносит он, с трудом проталкивая слова сквозь сжавшееся горло. Он не знает, перед кем извиняется, но делает это и, не оглядываясь, выходит из квартиры. *** Спустя три поездки в вагонах поездов и одну — в переполненном автобусе, он оказывается на тротуаре в изнуряюще жарком Вашингтоне. Выходя из дома восемь часов назад, он не планировал ехать в столицу. Но мысль о том, что у него траур, царапалась и зудела в голове как надоедливое насекомое. А где лучше всего предаваться скорби, как не на самой подходящей для этого земле? Мысли проясняются, и он почти успокаивается, подходя к Арлингтонскому кладбищу. Однажды он уже был здесь на поминальной церемонии. Стоял рядом с трибуной, слушал речи, а на траву с тихим шорохом падали золотые осенние листья. Он сопровождал Тони; Стив даже присутствовать не захотел. Тогда Клинт подумал, что это могло вызвать слишком много нежелательных воспоминаний и сделать Стива еще более подавленным. Но позже он узнал, что Стив просто чувствовал себя невыносимо неловко рядом с памятником, который стал совершенно неуместным после того, как он ожил. Клинт идет именно к этому мемориалу. Не из-за Стива. Хотя его заставляют улыбаться мысли о том, в какое отчаяние тот приходил при упоминании этой чертовой штуки. Клинт здесь из-за памятника, посвященного Ревущим. Он садится напротив него на край круглого замощенного участка в тени высокого, раскидистого дерева. Горе кажется невыносимым — в груди все словно завязалось в узел. Но здесь покой и тишина, и Клинт чувствует, что может нести это горе, не испытывая чувства вины. Что на какое-то время может перестать быть Хоукаем и позволить себе чувствовать то, что чувствует. Памятник Стиву выглядит как полноростовая статуя Капитана Америка со щитом, гордо опирающимся на его мраморные ноги. Тот, который воздвигли для остальных Коммандос, представляет из себя обычную колонну с выбитыми на ней именами и контурами наград. Как первый из погибших, Баки находится на самом верху. Под его именем всего пять орденов и медалей, а не те пятнадцать, которые помнит Клинт. Он задумывается, а существует ли другое измерение или время, в котором его имя соседствует с именем Баки. — Черт, — тянет Клинт, глубоко вдыхает и трет глаза. Он так скучает по нему… Он скучал по нему всегда, но теперь все намного хуже. Клинт позволяет слезам пролиться. Наклоняет голову, низко надвигает кепку и через какое-то время ему становится чуть лучше. Боже, какой отстой. Слева раздаются звуки приближающихся голосов — женщина, идущая по дорожке, толкает перед собой коляску, а за ней плетутся две похожие друг на друга девочки. Женщина останавливается перед мемориалом Капитану Америка, а сестры идут дальше. Та, что поменьше, останавливается и, присев на корточки, начинает ныть. — Я устала. И хочу домой. — Мы не можем уйти домой. Нам надо отдать дань уважения, — говорит старшая и указывает рукой на комплекс. Клинт слабо улыбается, услышав эти слова, ведь девочке не больше шести-семи лет. — Но я устала, — хнычет маленькая. Ей года три-четыре, думает Клинт. Правда, он не очень хорошо разбирается в детях. Она прижимается щекой к коленям и хватается пальцами за носы сандалий. Сестра подходит и обнимает ее за плечи. — Нам ведь долго пришлось идти пешком, правда? И нам было тяжело, да? А этим людям было в сто раз тяжелее. И они по-правде умерли, делая хорошие вещи. Клинт улыбается. Неплохая мотивация из уст шестилетнего ребенка… Он опускает голову, прежде чем снова посмотреть на памятник, несколько раз глубоко вдыхает и решает, что сможет продержаться и не разреветься. Поплакать можно будет позже, когда он останется в одиночестве. Или в комнате мотеля, которую ему все-таки придется снять. — Эй, мистер? Ты же Хоукай, верно? Он поворачивает голову и видит стоящую в нескольких шагах от него старшую девочку. Ее сестра шаркает подошвами по гравию и выглядит совершенно незаинтересованной в Клинте. О, Боже. Он не может врать ребенку. — Ага, — кивает он. — Я Хоукай. Люди называют меня Клинтом, когда я не Мститель. — Почему ты грустный? — спрашивает она. Он хрипло смеется. — Э-э-э, — произносит он и показывает на памятник. — У меня погиб друг. Делая что-то хорошее. — О, — выдыхает она, подходит и садится рядом. Сестра идет за ней, плюхается на траву и начинает в ней копаться. — Но это не Капитан Америка. Мама говорила, что он чуть не умер. Но ему все равно сделали статую, даже если он живой. — Ага, и открою тебе секрет, — говорит Клинт. — Ему это совсем не нравится. Он считает, что статуи должны быть у других людей, а не у него. — Но он же супергерой! — с абсолютно детским, непосредственным удивлением и негодованием возмущается она, указывая на памятник. — Эшли, иди сюда! Раздается резкий голос, и Клинт видит мать девочек, с настороженным видом идущую к ним. — Мама, это Хоукай. Смотри. Вот, черт… Клинт сдвигает бейсболку на затылок и неуверенно машет рукой. Женщина вглядывается пристальнее, и подозрительный взгляд исчезает. — Господи, простите, — произносит она. — Эшли, оставь человека в покое. Софи, иди сюда. — Он рассказывал мне о Капитане Америка, — говорит Эшли, но встает. Софи идет к матери, забирается в коляску и с обиженным видом откидывается назад. — А еще о том, что у него умер друг, и ему грустно. Женщина переводит внимательный взгляд с Клинта на памятник. Теперь, когда она перестает видеть в Клинте угрозу, становится понятно, сколько в ней доброты и умения сопереживать. Ей, возможно, под сорок. В любом случае, она явно старше Клинта. Вокруг усталых глаз у нее морщинки от смеха, и она похожа на маму. На кого-то, привыкшего быть мамой, думает Клинт. У нее, наверняка, минивэн и все такое. — Вы здесь один? — Ага, — кивает Клинт и смущенно пожимает плечами. — Все нормально. — А выглядите не очень, дорогой мой, — она качает головой, достает из сумки, висящей на коляске, коробку сока и протягивает Софи. — Вы точно должны сейчас быть один? — Ага, да, — отвечает он, вставая и неловко отряхивая джинсы. — Я просто… У меня… хм… друг умер, — говорит он. — Совсем недавно. То есть не друг, а парень. Бойфренд. Это случилось много лет назад. Но чувствуется… Клинт перестает подыскивать слова и сдается. К счастью, женщина не вздрагивает и не морщится ни от слова «бойфренд», ни от его неумелых попыток объяснить. — Он солдат? — спрашивает она, и Клинт молча кивает. Она вздыхает. — У него есть могила? — Нет, — отвечает Клинт. — Он так и не вернулся домой. — Мне очень жаль. Даже не представляю, как это тяжело… — Мам, а можно Хоукай тоже пойдет с нами, чтобы отдать дань уважения? — прерывает их Эшли. — Он здесь уже отдает дань уважения, милая. — Мы идем к Неизвестному солдату, — Эшли поворачивается к нему. — Это прямо на вершине холма. Мама говорит, что важно помнить, что все, кто умерли, делали хорошие вещи, а не только те, кого мы знаем. Значит, когда мы идем к солдату, это все равно, что идти ко всем. — Вы кого-то потеряли? — спрашивает Клинт у женщины. — Брата, — кивает она с мягкой грустной улыбкой. — А муж все еще там. Сражается за правое дело. Клинт не может понять, каким тоном она это говорит. То ли с верой и мягким оптимизмом, то ли с легкой горечью. — Я мог бы пройтись с вами. Если вы не возражаете против третьего любимого героя Америки. Э-э-э, я имел в виду — третьего любимого Мстителя. Глупо было так говорить, учитывая, где мы находимся… — Идемте, третий любимый герой, — улыбается женщина. — Мы будем рады компании. Возможно, у нас даже найдется лишняя коробка сока. Или две. Кстати, меня зовут Джилл, а это Эшли и Софи. — Клинт, — он протягивает руку и не спеша идет от мемориала Коммандос к могиле Неизвестного солдата с женщиной из Пенсильвании и двумя ее детьми. Сделав несколько шагов, он оглядывается. Странно уходить от выбитого на безжизненном камне имени Баки. Клинт чувствует себя так, словно уходит от него самого. Джилл предлагает ему попрощаться, но он качает головой и идет дальше. Он еще не готов. Это очень странные два часа. Эшли держит его за руку и рассказывает все, что знает об Арлингтоне и солдатах. Джилл постоянно извиняется, но Клинт не возражает. Эшли, похоже, нисколько не волнует, что у него периодически начинают течь слезы, и некоторое время он не может говорить. Она просто продолжает рассказ, но каждый раз в особо тяжелые моменты сочувствующе заглядывает ему в лицо. Она рассказывает об отце и торжественно сообщает, что дядя Брэндон умер из-за самодельного взрывного устройства. Она спрашивает Клинта, как погиб его бойфренд, но тут же решает, что Клинту не нужно отвечать, если это сделает его грустным, и предлагает печенье из пачки, лежащей у нее в рюкзаке с Черепашками Ниндзя. Потом он провожает их до минивэна — ха, он так и знал — машет им вслед и чувствует себя намного лучше, чем утром. Он понимает, что, скорее всего, это не продлится долго. Из собственного опыта он знает, что горе подобно океану — оно неудержимо приливает. И иногда самые опасные течения находятся в глубине. Вернуться в Нью-Йорк он пока не готов, поэтому заселяется в мотель недалеко от кладбища. Девушка на ресепшене — к огромному облегчению Клинта, — его не узнает. И лишь рассеяно кивает, когда он — после недолгих колебаний — называется Джеймсом Данбаром. Несмотря на то, что комната довольно милая, уже через минуту нахождения в ней Клинту становится не по себе. Все кажется слишком давящим, тесным и тяжелым. Просто сидеть становится практически невыполнимой задачей. Хотя единственное, чего он действительно по-настоящему хочет, это свернуться в клубок посреди огромной кровати и уснуть навечно. Клинт выходит на улицу и бесцельно идет по Вашингтону. Окружающий мир не замечает ни его самого, ни его безрезультатных попыток почувствовать себя хоть немного лучше. Всё как обычно. Всё как всегда. И это кажется Клинту до ужаса несправедливым. За несколько часов он преодолевает такое расстояние, ходить на которое ему доводилось лишь в Нормандии. Он идет мимо Белого дома, как всегда окруженного проклятыми туристами, хотя на улице уже почти темно. И поскольку вселенная ненавидит Клинта, они, естественно, замечают его. Поклонники — это одно, а толпа — совершенно другое. Люди фотографируют его; пытаются с ним поговорить; просят автографы; хотят, чтобы он достал им автографы Стива или Тони и чтобы достал из рюкзака лук. Шесть с половиной минут ада заканчиваются тем, что охранникам надоедает смотреть на то, как парень, снимающий Клинта на камеру в телефоне, громко задает ему вопросы о Мстителях и еще громче призывает во что-нибудь выстрелить, и они приказывают Клинту покинуть территорию. Он еще никогда не испытывал большего облегчения, исполняя полученный приказ. Придумать что-нибудь еще Клинт не может, поэтому тащится обратно в мотель. Как только он оказывается внутри, ему тут же начинает махать дежурная за стойкой. Он идет, механически передвигая ноги как будто на автопилоте. — У вас звонок, мистер Бартон, — произносит портье и вздрагивает. — Я хотела сказать, мистер Данбар. — Что ж, раскрыто и это мое по-настоящему хорошее прикрытие, — вздыхает Клинт и берет трубку. — Ты хоть представляешь, скольких людей в Вашингтоне я побеспокоил, звоня и спрашивая мистера Барнса? Тони. Ну, сейчас это лучше, чем Стив. Клинт опирается о стену сбоку от стойки регистрации и трет висок. — Ты решил, что я назовусь Барнсом? Я не идиот. — Я решил, что ты будешь сентиментальным, — отвечает Тони. — Вашингтон? Правда что ли? — Как ты меня нашел? — Дорожные камеры в городе и за его пределами — большое подспорье в деле розыска пропавших сокомандников, — рапортует Тони, выдавая по десять слов в секунду. — А еще соцсети буквально взорвались сообщениями о тайной семье Хоукая. Тебе об этом что-нибудь известно? О, Боже. Бедная семья. Клинт стонет. — В Арлингтоне я встретил шестилетнюю девочку. Она сказала, что у меня грустный вид. Поэтому ее мать пригласила меня прогуляться и перекусить с ними. — Ну, это довольно трагично. Стив хочет тебя найти. Это он назвал имя Данбара. Кто такой этот Данбар? — Никто, — Клинт слишком устал, чтобы объяснять. — Скажи Стиву… ну, я не знаю. Поцелуй. Отвлеки как-нибудь. — Пробовал. Без шансов. Он волнуется. А я немного огорчен тем, что ты решил погрязнуть в страданиях, воссоединившись со своей новой тайной семьей, а не с нами. Ну… ты знаешь… со своей командой. Ты хоть представляешь, как душераздирающе выглядит лицо опечаленной Ванды? — Боже мой, — выдыхает Клинт и бьется головой о стену. — Тони. Я только что потерял любовь всей своей жизни. Ты можешь прекратить? — Любовь всей жизни? — Что-то в этом роде, — бормочет Клинт. — Знаешь, у тебя еще и другая часть тебя умерла. Околосмертные переживания — это не совсем развлечения и игры, как я их себе представляю. Скажи, что с тобой все в порядке. Клинт прижимается щекой к прохладной штукатурке стены. — Нет, не в порядке. Я побуду тут пару дней. Возможно, приму несколько сомнительных жизненно важных решений и вернусь. — Гнев и одиночество, ясно, — вздыхает Тони. — Если начнешь спиваться или впадать в депрессию, позвони мне. — Хорошо, Тони, — обещает Клинт. У него нет сил спорить. — Дай мне пару дней. — Договорились. Береги себя, Птичий мозг, — говорит Тони и вешает трубку. Клинт вздыхает, стучится головой об стену и рассеянно смотрит на телефон. Потом поднимает взгляд на портье — та чем-то занята у противоположного конца стойки. Клинт еще раз вздыхает и быстро набирает номер, надеясь, что ему ответят. Включается голосовая почта. — Черт побери, Нат, — шипит он и кладет трубку. Он помнит ее совет не цепляться за любовь, случившуюся в другом времени. Оглядываясь назад, он думает, что, возможно, она была права. *** Следующим утром он просыпается во вчерашней одежде, открывает глаза и смотрит на серый потолок. Ни снов. Ни воспоминаний. Ничего. Вот и все. Баки больше нет. Он вылезает из постели и, не оглядываясь, выходит из мотеля. *** Он идет прямо в Арлингтон и проскальзывает в открывающиеся ворота. Здесь уже отвратительно жарко, хотя только восемь утра. Влажность давит так, будто пытается задушить его. Клинту не до этого. Он сидит и внимательно смотрит на буквы, застывшие на памятнике Ревущим Коммандос. В какой-то момент ему в голову приходит мысль сходить на выставку в музей, но он быстро отбрасывает ее. Смотреть на фотографии, документы и вещи Баки, выставленные на всеобщее обозрение, кажется ему отвратительным. Там его винтовка, с изумлением вспоминает Клинт. Его настоящие медали. Копия куртки, в которой он был, когда… Клинт с трудом поднимается на ноги и решает ограбить Смитсоновский институт. Хотя это даже технически не является кражей, если он делает это не для личной выгоды, верно? Или так… Он собирается освободить из неволи определенные объекты, запертые в музее, так как то, что осталось от Баки, не должно храниться за пуленепробиваемым стеклом. Нельзя, чтобы на его вещи глазели и не понимали… — Черт! Клинт врезается в кого-то, отпрыгивает в сторону и, обернувшись, видит стоящую в десяти футах от него фигуру. Шок заставляет его на время забыть о своих грандиозных планах по освобождению вещей Баки из недр Смитсоновского института. — Блядь… — шипит он, прижимая руку к груди. — Ты напугал меня до смерти, братишка. На фигуре джинсы, куртка и мотоциклетный шлем. Первой мыслью Клинта является: Боже, чертовски жарко для этого дерьма. Второй: это чертовски странное дерьмо. Фигура стоит молча. Клинт видит свое растерянное отражение в лицевой панели шлема. Пауза затягивается. Клинт делает шаг назад. — Ты не суперзлодей, часом? — спрашивает он, стараясь незаметно оглядеться. — Потому что у меня сейчас довольно напряженный период, и я не уверен, что смогу с полной отдачей позаботиться о задумавшем-что-то-плохое парне. Фигура переступает с ноги на ногу и поднимает руку. Клинт делает еще шаг назад — к рюкзаку, — уже не стараясь действовать незаметно. Он уже совсем готов к бою, когда фигура одной рукой показывает успокаивающее «подожди», а другой — тянется к шлему. Клинт практически не дышит, глядя, как фигура медленно расстегивает и снимает шлем, встряхивает каштановыми волосами, доходящими до подбородка, и неуверенно смотрит на Клинта. Клинт давится абсолютно ничем. — Баки? На лице фигуры — Баки — появляется страдальческое выражение, и он отрывисто кивает. — Да, — говорит он грубым, охрипшим голосом. — А ты Клинт Бартон. — Я знаю, кто я, — умудряется выговорить Клинт голосом на несколько октав выше обычного. — Но ты… ты умер, я видел, как ты упал, как ты тут очутился?  Он пристально смотрит на такое до боли знакомое лицо. Щетина — его, ямочка на подбородке — его, оттенок глаз — тоже его. Но это не совсем он. Волосы длиннее и растрепаннее. Он крупнее и мускулистее, чем тот, кого помнит Клинт. И он выглядит так, словно вышел из ада. — Не знаю. Я помню тебя. Они сказали, что ты жив, поэтому мне пришлось приехать и найти тебя. — Но ты умер, — мотает головой совершенно сбитый с толку Клинт. Он оборачивается и указывает на памятник. Как будто это может как-то помочь. — Ты умер, и я… другой я тоже… — Что значит «другой я»? — резко спрашивает Баки. — Я… о, Боже… Произошел несчастный случай. И мою копию отправили в прошлое, — сбиваясь, начинает говорить Клинт. — Там она встретила тебя, но, поскольку она — часть меня, я помню все, что было у нее с тобой. — Ты… ты копия? Ты не тот Клинт Бартон, которого я знал? — спрашивает Баки, и у него с лица пропадает всякое выражение. — Ты не Айова… — тихо и душераздирающе произносит он. Сердце Клинта не то, чтобы трескается. Оно разбивается. На мелкие куски… — Э-э-э, — говорит он, пытаясь проглотить ком в горле. — Это вроде как я… Не на все сто, но я. Я все помню. И все чувствовал… чувствую. До сих пор… Баки пристально смотрит на него, потом открывает рот, будто хочет что-то сказать, но сдерживается, и вместо этого прикусывает нижнюю губу и делает небольшой шаг вперед. К Клинту. А тот внезапно осознает, кто перед ним. — Господи, как же я скучал, — выдыхает он, прижимая пальцы к губам. — Боже мой… Баки болезненно морщится и резким движением убирает волосы с лица. — Я уже… я не тот. Не такой, каким ты меня помнишь. Я… — он замолкает и беспокойно смотрит по сторонам. — Не здесь… Тебя хотят убить. Нам нужно убираться отсюда. — Что? — Я работал на Гидру, — продолжает Баки, оглядываясь через плечо. — Хотя не думаю, что понимал, что именно делал. Они копались у меня в голове… отнимали… стирали мои воспоминания. Клинту необходимо сесть. Он отходит назад и усаживается на край круглого замощенного участка перед памятником Капитану. — Ты шутишь? Баки снова напряженно оглядывается и выглядит так, будто в любой момент готов сорваться с места. — Нам нужно идти. — Подожди… ничего не понимаю… — стонет Клинт и трет ладонью лоб. — Господи… Является мой старый мертвый бойфренд из прошлого и говорит, что работает на Гидру. И он жив… И еще говорит, что за мной охотится Гидра. И он все еще жив… И все это случилось из-за того, что Пьетро, черт его побери… о, Боже… Клинт слышит быстрые шаги и поднимает голову. Баки опускается перед ним на колени — прямо на гравий, — и протягивает обе руки, чтобы взять его лицо в ладони. Клинт дергается и удивленно смотрит на его левую руку, которая, кажется, сделана из металла. — Твоя рука… — шепчет он. Баки его не слушает. — Я не знаю, что происходит, — с нажимом говорит он. — Но знаю, что каким-то образом мы с тобой оказались здесь. И я помню все, что у нас было, и не позволю им это забрать. Так что, пожалуйста, соберись и поверь мне. Клинт. Айова. Клинт давится смехом, а потом поднимает дрожащую руку и крепче прижимает ладонь Баки к своей щеке. — Это ты. Ты… Это и правда ты. — Да, — облегченно выдыхает Баки. — Ну… по большей части. — Ты… что ты помнишь? — спрашивает Клинт, с беспокойством заглядывая ему в глаза. Ведь Баки говорил, что Гидра забрала его воспоминания. Он помнит все? Или только какие-то странные обрывки? А может, лишь базовый минимум? Баки тяжело сглатывает и сжимает зубы. Раньше он делал так, когда прикусывал язык, пытаясь сдержать пару нецензурных слов. — Помню, как целовал тебя в подвале, — наконец произносит он. — Помню то, что мы делали на развалинах заброшенной церкви. То, как меня схватили, и как я пришел за тобой. Помню ванну, и то, как ты упал с танка. И Стива, который вошел к нам и разозлился…  — Стив, — тупо повторяет за ним Клинт. — Стива ты тоже помнишь? Баки поворачивается, смотрит на мемориал и напряженно кивает. О, черт… Клинт не знает, подходит ли он для такого. Достоин ли… — Э-э-э… Я понимаю, что в это сложно поверить, но Стив тоже жив. Он сейчас в Нью-Йорке. — Что? — Господи, тебе еще столько предстоит узнать, — качает головой Клинт. Баки кивает. — Да. И кое-что выяснить, — мрачно говорит он. Потом переводит взгляд на памятник, видит свое имя, морщится и качает головой. — Нам надо идти, — он встает и протягивает Клинту руку. Клинт кивает, цепляется за его ладонь, и горло сжимается от такого знакомого ощущения — пальцы Баки, переплетенные с его собственными. — Ладно, — говорит он и позволяет поднять себя на ноги. — Ладно, идем. *** Клинт закрывает за ними дверь, крепко зажмуривается и прислоняется к ней лбом. Они в безопасности в его комнате. Адреналин уже не так бушует в крови, и шок почти прошел. Баки не умер. Он жив. Он здесь, с ним. Прерывисто вздохнув, Клинт оборачивается. Баки обходит комнату по кругу, придирчиво рассматривая окна и проверяя ванную. — У тебя все нормально? — спрашивает он, заглядывая за занавеску. Потом поворачивается и замирает, глядя на стоящий в углу лук. Медленно подходит и задумчиво трогает его пальцами. Баки почти улыбается. Но выражение лица у него становится слишком уязвимым и печальным. Он тяжело вздыхает и отходит, неловко пятясь назад. Затем садится на кровать и поднимает на Клинта серый, усталый и немного встревоженный взгляд. У Клинта на глаза моментально наворачиваются слезы. Нет, он больше не будет рыдать. Он глубоко вдыхает, решительно идет к столу, стоящему в углу комнаты, и присаживается на него, скрестив ноги и убрав руки за спину. — Я… — начинает он и замолкает. Баки молча смотрит на него, а Клинт смотрит в ответ и пытается удержать себя в руках и не броситься к нему и не вцепиться изо всех сил. Баки сказал, что он теперь не совсем тот человек, которого он знал… Но Клинт и сам это видит. Баки прожил семьдесят лет с того момента, как они упали. А ты, говорит он себе, сорок восемь часов. — Айова? Клинт моргает.  — Ну… Не так, чтобы… Я всего два дня назад смотрел на то, как ты умираешь. Я… а ты… Баки медленно встает, подходит к нему и опускает ладонь на его локоть. — Oni pitalis' zabrat' tebya… Клинт ошарашенно замирает. Черт. Баки не знал русского. Он говорил на Бруклинском. Ну, и на французско-немецко-матерном. — Что… — Они хотели… — Баки облизывает губы и, нахмурившись, пытается упорядочить скачущие мысли. — Они всё продолжали и продолжали стирать воспоминания. Чтобы я забыл тебя. Но я помнил. Каждый день помнил. А потом узнал, что они собираются пойти за тобой. И тогда я… возразил. — Возразил? — Они будут искать и меня тоже, — говорит Баки, крепче сжимая локоть Клинта. — Ti nastoyashiy… Опять. Его безупречный русский уже начинает раздражать Клинта. — Что? — Ты настоящий, — шепотом повторяет Баки. Теперь язык правильный, но Баки все еще не совсем Баки. Нет того ленивого, протяжного Бруклинского говора. Речь гораздо точнее и сдержаннее. Если подумать — то и во всех его движениях видна эта продуманная резкость. И она далеко не так нелепа, как этот внезапно прорезавшийся русский. Баки тяжело сглатывает. — Я видел тебя во сне несколько недель подряд и… Рука Клинта начинает двигаться без каких-либо сигналов со стороны мозга. Пальцы пробегаются вверх по плечу куртки, и Баки шумно вдыхает и хмурится. А потом металлической ладонью берет Клинта за запястье. — Я знаю, — Клинт дрожит и никак не может перестать. — Я тоже… Он не понимает, кто начинает первым, но вдруг они уже обнимаются. Баки крепко прижимает его к себе, обхватив за пояс, а Клинт его — за шею. Сила Баки ошеломляет. Это скорее в духе Стива, чем Баки, которого помнит Клинт. Но он не чувствует ни малейшей угрозы. Он закрывает глаза и, счастливо вздыхая, утыкается носом в темные спутанные волосы. — Я думал, что потерял тебя. Навсегда, — умудряется выдавить он, и почти не верит своим глазам и рукам. Баки. Здесь. Живой… Черт, ему нужно… Он должен вернуть Баки Стиву. И сам вернуться к команде и предупредить, что Гидра все еще в игре. А еще ему надо проверить Пьетро. Мозг понимает все это. Понимает, что для того, чтобы сделать все вышеперечисленное, необходимо оторваться от Баки. Убрать руки и отойти. Нет, не сейчас. Ему нужен час — или десять, — для того, чтобы просто убедиться. — Нет, — вслед за мыслями Клинта повторяет Баки и еще чуть-чуть сжимает объятья. Как будто хочет оказаться еще ближе. — Я нашел тебя. Я должен был тебя найти и нашел. — Ага… Круто. Баки поднимает живую руку и опускает Клинту на затылок. — Нам надо идти, — говорит он так тихо, что Клинт не слышит, а чувствует это. — Нам нужно найти убежище. Клинт кивает. — Уже нашли. В Нью-Йорке. Там, где Стив. Башня — самое безопасное место в мире. — А кто еще в ней? — Вся команда. Мстители. Они… ну, как Коммандос, только более неблагополучные и намного более мощные. — Коммандос, — повторяет Баки, осторожно поглаживая Клинта по рукам, спине, шее. — Da, хорошо. Я пойду за мотоциклом и найду тебе шлем. Встретимся у задней двери через тридцать минут. — Ладно, — Клинт кивает и убирает от него руки. Баки на пару секунд застывает, словно не зная, что делать дальше, а потом, к удивлению Клинта, краснеет, бормочет что-то по-русски и отворачивается, уставившись в пол. Затем идет к двери и выходит. Клинт пристально смотрит на закрытую дверь и вдруг ни с того ни с сего начинает смеяться. Потом быстро засовывает костяшки пальцев в рот и кусает, пытаясь предотвратить истерику. Это не помогает. — Господи, — хрипит он и падает на кровать, раскидывая подушки по полу. — Моя жизнь… Он не может подыскать подходящего прилагательного, и продолжая смеяться, все-таки начинает истерично всхлипывать. *** — Ну же, ну… — яростно шипит Клинт, набирая телефонный номер и настороженно глядя на портье. Его тело решило, что стоять на месте — для лохов, поэтому он практически скачет на месте. В трубке слышатся гудки, а потом Клинт матерится, слыша, что вызов переводится на голосовую почту. — Черт, — для выразительности добавляет он и, в ожидании сигнала, пытается отодвинуться как можно дальше от чужих ушей. Хотя телефонный шнур и так уже представляет собой не спираль, а практически прямой провод. Сигнал. — Нат, мне нужна помощь, — безо всяких вступлений произносит он. — О’кей, я помню, что ты была против того, чтобы я влюблялся в Барнса. Но я все равно вроде как влюбился. Но это не важно. Потому что он все еще жив, и нашел меня. И он работал на Гидру, и теперь говорит, что они ищут меня. Возвращайся, Нат. Прямо сейчас. Пожалуйста. Спасибо. Кстати, это Клинт. Он завершает разговор, больно стучит трубкой по лбу и испуганно дергается, услышав свое имя. — Мистер Бартон? С вами все в порядке? Портье. Смотрит на него с любопытством. Черт. Он еще хотел позвонить Стиву и предупредить, но под таким внимательным взглядом уже не сможет. — Да, прекрасно, — Клинт энергично кивает несколько раз. — Со мной все прекрасно. Все прекрасно. Он слышит, как меньше чем за три секунды трижды произносит слово «прекрасно», и думает, что вот теперь администратор точно подумает о нем что-нибудь плохое. Пытаясь отмахнуться от этой мысли, он берет квитанцию и убирается из мотеля прежде, чем она снова сможет спросить, все ли с ним в порядке. Баки, как и обещал, стоит у задней двери рядом с Харлеем. Молча протягивает ему шлем, потом хмурится. — А где лук? — В рюкзаке, — отвечает Клинт. — Он складывается. А ты это, случайно, не у Адского гонщика украл? Баки хмурится сильнее. — Что? — Черт, неважно, — отвечает Клинт и понимает, что Баки сейчас точно такой же профан в современной поп-культуре, каким был когда-то Стив. — Знаешь, куда ехать? Баки садится на мотоцикл. — В Нью-Йорк. Давай. Клинт забирается на заднее сиденье и надевает шлем. Раньше он ездил на мотоцикле со Стивом — ну, с его двойником из сорок четвертого, — но, насколько ему известно, Баки никогда не водил мотоцикл. А еще Баки не знал русского и вообще умер. Клинт вынужден признать, что его разведданные несколько устарели. — Держись, — кричит Баки, заводя мотор. Клинт наклоняется, прижимается к его спине и обнимает за пояс. Чувствует, как на пару мгновений его запястье сжимают сильные пальцы, и мотоцикл с ревом выезжает на магистраль, направляясь к дому. *** За всю свою жизнь Клинт видел несколько невероятных вещей. Одно только блядское путешествие во времени чего стоит. Он Мститель. «Чокнутый» его опция по умолчанию. Но то, как лицо Стива Роджерса буквально на глазах теряет все краски, кажется Клинту чертовски впечатляющим. — Баки? Стив — как и остальная часть команды — застывает на месте в зоне отдыха на общем этаже, куда Клинт с Баки совершили свой непреднамеренно драматический выход. Стив выглядит так, будто его или заново заморозили, или — чтоб уж наверняка — превратили в мраморного коллегу статуи из Арлингтона. Тони, распахнув рот, находится, похоже, в процессе полной перезагрузки мозга. Ванда ладонями закрывает нижнюю часть лица и смотрит поверх них огромными, испуганными глазами. Сэм застывает в тот момент, когда собирался отпить из кружки кофе. — О. Мой. Бог… — первым оживает Тони. — Бартон, что ты опять натворил? — Хм… — многозначительно произносит Клинт, почесывая в затылке. Может, без предупреждения вываливаться из лифта было не очень хорошей идеей? Ну да ладно. Слишком поздно думать об этом. — Э-э-э… Нашел Баки. Он живой. Стив издает смешной звук, будто его душат. — Это что, опять игры Камня Времени? — спрашивает он, делая шаг к Баки. И к Клинту. — Или это правда? Ванда, это правда? Ванда моргает и поднимает руки. Вокруг пальцев начинают закручиваться алые всполохи. Она концентрируется, хмурится, потом медленно открывает глаза, кивает и опять закрывает рот ладонью. — Бартон, что ты наделал?! — повторяет Тони, кивая на Баки. — Он должен быть мертвым! — Баки, — ошеломленно произносит Стив, совершенно игнорируя Тони. — Баки, как… — Да, как? Тор сказал, что ты ничего не сможешь изменить, — опять вступает Тони. Клинту начинает казаться, что его обвиняют во всей этой неразберихе. Он возмущенно отшатывается. — Я ничего не менял! — Тогда почему на меня так злобно пялится настоящий Баки Барнс?! — Может, он хочет, чтобы ты заткнулся? — выпаливает Стив, становясь еще бледнее. — Ради Бога, Тони, дай ему сказать! Тони застегивает губы на воображаемый замок и кладет ключ от него в карман. Баки переминается с ноги на ногу и смотрит на Клинта. Тот кивает, и Баки, посчитав это знаком разрешения или одобрения, начинает говорить. — Я не умер, упав с поезда. Меня нашла Гидра. Они… они превратили меня в это. Я… я ничего не помнил до Айовы… — Ты помнишь, как у нас появлялись новые воспоминания? — вскакивая, спрашивает Клинт у Стива, когда Баки замолкает. — У Баки — точно так же. Гидра не успевала их стирать, я создавал новые слишком быстро. — Гидра? — произносит Сэм и наконец-то ставит чашку на стол. У него на лице появляется его запатентованное «я всего этого абсолютно не заслуживаю» выражение. Обычно это происходит в процессе сражения с инопланетянами или в моменты общения с прессой. Внезапное появление амнезийного лучшего друга Роджерса из сороковых вполне можно приравнять к инопланетянам. Ничего не поделаешь, придется жить той жизнью, в которую его втянул Стив. — Ах, да! — кричит Клинт. — Они и меня пытаются убить. — Эй! Эй, что? — Бак, — настойчиво повторяет Стив. Совершенно очевидно, что отвлечь его от Баки в данный момент не может даже известие о том, что за Клинтом охотится Гидра. Клинт не может его в этом винить. — Ты помнишь меня? Баки отрывисто кивает. — Да. Стив. Ты был моим лучшим другом. Капитан Америка. Ты постоянно называл меня придурком и каждые десять минут грозил трибуналом, — он замолкает и после паузы продолжает: — Раньше ты выглядел счастливее. Стив пересекает комнату в три шага и, зажмурившись, крепко обнимает его. Клинт отступает назад, когда в ответ Баки обхватывает Стива с такой силой, что они почти падают. — Я в это не верю, — тихо говорит Ванда, и Клинт, устало улыбаясь, поворачивается и обнимает ее за дрожащие плечи. — Он все это время был жив? — ошеломленно тянет Тони. Клинт практически видит, как у него в голове на предельной скорости начинают вращаться шестеренки, когда он пытается разгадать эту загадку с научной точки зрения. — А выглядит моложе меня. Ну и где справедливость? — Где ты был? — спрашивает Стив, отступая от Баки, но не убирая рук с его плеч. — Возможно, не стоит задавать вопросы, — Баки опускает голову, прикрывая лицо волосами. — Тебе не понравятся ответы. Все замолкают. Сэм с Тони обмениваются неловкими взглядами, и Клинт внутренне собирается. Выражение лица Стива становится обеспокоенным. — Бак? Тот качает головой и опять начинает выглядеть совершенно несчастным. Отпустив Ванду, Клинт подходит к нему и дотрагивается до локтя, пытаясь успокоить. — Скажи им, — просит он. — Они наши друзья. Ты здесь в безопасности. Баки кивает. — Я работал на Гидру, — говорит он, продолжая смотреть в пол. — Они обнуляли мои воспоминания, и я ничего не помнил, кроме боевых навыков. А между миссиями меня замораживали. Они называли меня Зимним Солдатом. Нихера себе… Вот этого Клинт точно не ожидал. Он чувствует, как у него отвисает челюсть, а в голове поселяется белый шум. — Охуеть… — озвучивает он свое состояние. — Не может быть, — Тони мотает головой. — Зимний Солдат — это сказки. — Зимний Солдат? — повторяет Стив. Ну, судя по тому, что Роджерс не начинает гадить кирпичами, Клинт смело может предположить, что тот никогда не слышал о Зимнем Солдате. — Что это значит? — Зимний Солдат — это легенда, — отрешенно произносит Клинт, впавший в состояние легкого шока после слов о том, что его вернувшийся-а-не-умерший-бойфренд является самым опытным убийцей из всех, когда-либо ходивших по поверхности планеты. Эти постоянные встряски могут плохо кончиться для его сердца. — Об ассасине. Про ассасина. — Нет никаких доказательств, — категорично заявляет Тони. — Это потому, что я хорошо справлялся с работой, — серьезно говорит Баки. — И я не знал. Просто… делал, что велено. — Итак, ты хочешь сказать… — решает вмешаться Сэм. По какой-то причине он единственный не выглядит так, будто его огрели совковой лопатой по голове. — … что провел последние семьдесят лет, выполняя грязную работу по приказу Гидры, после которой она промывала тебе мозги? Баки кивает. — Можно и так сказать. — Ну, это все усложняет, — опять влазит Тони. — Даже не знаю, что нужно будет сделать Зимнему Солдату, чтобы попасть в программу защиты свидетелей. Не думаю, что Гидра сильно обрадуется появлению вот такого информатора. — Ну и кого они смогут за ним послать? — хмыкает Сэм. — Похоже, единственный, кто способен его убрать, это он сам.  — Ну, сейчас он здесь, — неожиданно произносит Ванда. — В безопасности. Он больше не с Гидрой, и мы сможем его защитить. Если никто не знает, кто он, то никто не станет искать призрака. — Но… — вступает Баки. У него на металлической руке подергиваются и сгибаются пальцы. — Я уже не тот, кого вы помните. — Это не имеет значения, — яростно произносит Стив. — Ты здесь. И это главное. — Ага, давайте оставим себе киборга-ассасина, — говорит Тони и поднимает руки, когда к нему поворачивается Стив. — Я правда этого хочу! Никакого сарказма. Стив пару секунд пристально смотрит на него и, видимо, решает поверить. Потом трет ладони, как будто ему холодно, и садится рядом с Сэмом. Кивает Баки, и тот медленно и несколько настороженно опускается в кресло напротив. Рядом с Вандой. Клинт встает за ними и кладет руки на спинки их кресел. — Как тебе удалось сбежать? — спрашивает Стив. — Хендлер сказал, что команда собирается убить Хоукая. И проговорился о его настоящем имени. Тогда я понял, что это Айова. Я имею в виду, тот человек, которого я вспоминал. Поэтому я выбрался наружу и отправился на его поиски. Тони присвистывает. — Сила любви… Ну, вы же двое все еще любите друг друга. Или неземная любовь осталась в сороковых? — Тони! — возмущенно кричит Стив. — Что? — Нельзя так просто спрашивать! — А почему нет? Мне просто интересно, пережил ли этот эпический межвременной роман испытание этими самыми временами. Перестань так на меня смотреть, ты же сам их сдал… Баки крутится в кресле и недоуменно смотрит на Клинта. — Да, это Тони, — кивает тот. — Через некоторое время ты начнешь проявлять к Старку определенную терпимость. — К Старку? — О, да. Говард его отец. Баки переводит взгляд с Тони на Клинта и обратно. — Все это немного сложнее, чем я ожидал. — Ну, у тебя пока акклиматизация, — машет рукой Тони. — Я гений-миллиардер, этот парень умеет летать, а она ведьма. — Мне не нравится это слово, — хмурится Ванда. — Оно звучит так, будто меня нужно бояться. — Дорогая, ты слишком очаровательна, чтобы быть страшной, — говорит Тони и тут же поднимает руки, глядя на ее выгнутую бровь. — Это тебя Наташа научила? Беру свои слова назад. Можешь быть очаровательной, можешь страшной, все что захочешь, Эльфаба. К счастью, Баки решает не вдаваться в детали, а просто кивает, принимая и поддержку команды, и ее безумие. — Хорошо, — говорит он и смотрит на Клинта почти печальным взглядом. — Надеюсь, на сегодня со странностями покончено. — ДЖАРВИС, позвони Брюсу, — тут же звучит голос Тони. — Я тебе покажу странность. Ты такую странность увидишь… — ДЖАРВИС, не надо звонить Брюсу, — твердо говорит Стив и встает. — Тони, оставь его в покое. Бак, может, хочешь привести себя в порядок. Выглядишь так, будто провел в пути несколько лет… — Я хочу остаться с Айовой. Стив вздрагивает. Его брови взлетают вверх. Баки переводит несколько вызывающий взгляд со Стива на Клинта. Ха, и где же тот Баки, который так боялся расстроить Роджерса? — Хорошо, — Стив отводит взгляд и начинает тереть шею в своем обычном неуклюжем стиле. Он кажется совершенно сбитым с толку. Возможно, он забыл о роли Клинта в истории Баки. А, возможно, недооценил ее. — Я… да, хорошо. — Стиви, — Баки быстро встает. Стив поворачивает голову. — Я пойду с тобой, — говорит Баки, и это звучит как обещание. — Но я не оставлю Клинта. Это, кажется, успокаивает Стива. — Ты хочешь взять Клинта с собой? — осторожно спрашивает он, нащупывая границы. — Ага, я с ним, — улыбается Клинт. — Поедим, помоемся и на боковую, да? Баки устало кивает. Клинт кладет руку ему на плечо, аккуратно направляя к выходу. Баки идет за Стивом, и все они двигаются к лестнице. Клинт чувствует знакомое покалывание на тыльной стороне ладони и смотрит вниз. Руку окутывают алые змейки. Он оглядывается и слабо улыбается Ванде. — Я в порядке, — одними губами говорит он. Она кивает, но прижимает ладонь к лицу, и ее глаза наполняются слезами. Клинт начинает переживать и думает, не вернуться ли, но Тони с Сэмом обнимают ее с двух сторон, а Тони еще и целует в макушку и показывает Клинту большой палец, прижимая ее к груди, пока Сэм отправляется к кофеварке. — Клинт, — тихо произносит Баки, и Клинт оборачивается, чувствуя прикосновение к запястью. Чья-то рука находит его руку и переплетает их пальцы. Его сердце словно удваивается в размерах и, колотясь в грудину, заставляет ребра чувствовать себя как никогда хорошенько изогнутыми. — Да, — шепчет он, крепко сжимая его ладонь. — Я здесь. — И я, — отвечает Баки. *** Агент медленно ведет расческой по влажным волосам. Он чистый, сытый, и ему тепло. Он не помнит, когда в последний раз чувствовал себя настолько хорошо. Его внимание привлекают голоса, доносящиеся из-за закрытой двери. Он с трудом может поверить, что это не обработчики, ждущие окончания допроса, чтобы передать его техникам для обнуления и подготовки к заморозке. Это Клинт со Стивом. Его лучший в мире бойфренд с его лучшим другом. По какому-то необъяснимому стечению обстоятельств оба здесь, в безопасности, здоровы и готовы впустить Зимнего Солдата в свою жизнь. Он кладет расческу и берет зубную щетку, которую дал ему Стив. Автоматически чистит зубы и одевается в то, что принес Стив. Одежда пахнет Стивом. Она поношена и удобна. Снаружи его ждет Клинт. Стива нет, и Агент вопросительно смотрит на Клинта. — Он… ошеломлен, — говорит тот. — Вышел ненадолго. Не любит, когда люди видят, как он плачет. Агент медленно кивает. — Я хочу остаться с тобой. Если это возможно. Клинт Фрэнсис Бартон улыбается. У него разбито сердце, и он абсолютно счастлив. Агент думает, что, возможно, его миссия состоит в том, чтобы исправить первое и попытаться привнести в его жизнь как можно больше второго. Возможно. Он не уверен, что является тем человеком, который может сделать кого-то счастливым. — Я никогда не стану возражать против того, чтобы ты остался со мной, — говорит Клинт Фрэнсис Бартон. — Я буду охранять тебя и буду рядом с тобой до конца вечности. Но, думаю, сейчас тебе стоит пойти и найти Стива, потому что он скучал по тебе так же сильно, как и я. Агент кивает. — Da, — говорит он. Он понимает и хочет вести себя со Стивом правильно. — Сейчас пойду. — Два пролета вверх по лестнице. В главную комнату, — говорит Клинт. — Если по пути тебя перехватит Тони, заранее прошу прощения. Агент кивает и уходит. Он не очень хочет покидать Айову, но знает — чувствует — что Стив тоже важен. Хотя и по-другому. Агент находит Стива сидящим на диване в уютной зоне для отдыха рядом с кухней. Рядом с ним темнокожий мужчина, которого Клинт называл Сэмом и который, по словам Тони Старка, умел летать. Когда Агент подходит достаточно близко — предварительно убедившись, что при ходьбе его шаги хорошо слышны, — Сэм поднимает голову, кивает ему и уходит. Агент с любопытством рассматривает его спину. Ему интересно, как работает полетная часть. Стив молча пьет пиво. У агента начинается повышенное слюноотделение; ему кажется, что он помнит резкий — приятный — запах пива. Он не уверен. — С тобой все в порядке? — спрашивает Агент, наступая на лохматый ковер. Он чувствует себя совершеннейшим декадентом с этими своими босыми ногами. И не может удержаться, чтобы не впиться в длинный ворс пальцами ног. Просто чтобы почувствовать. Стив слабо улыбается. Он такой сильный, думает Агент. Он помнит эту силу. Раньше он часто позволял себе полагаться на нее. И он может сделать это снова. Он подходит и садится на диван рядом со Стивом. — У меня шок… я думаю… — говорит Стив, и с его ресниц падает слеза. — Самое счастливое потрясение в жизни. Господи, как же я скучал по тебе. Я так сильно по тебе скучал. Агент кивает. Он чувствует комок в горле — эмоции слишком близко к поверхности. — Ты был моим лучшим другом. — Да, Бак, — Стив широко улыбается сквозь слезы. — Был. И есть. — Бак… — медленно произносит Агент и чувствует, как на лице появляется улыбка. — Баки. — Это ты, — говорит Стив и вытирает лицо тыльной стороной ладони. Он такой счастливый, что при взгляде на него у Агента заходится сердце, сбрасывая с души вину и даря облегчение. — Если, конечно, ты не предпочитаешь Джеймса Бьюкенена. В голове всплывает еще несколько воспоминаний. Его зовет по имени резкий женский голос, полный упрека, но звенящий от смеха. — Нет, — говорит Агент. — Баки звучит просто отлично. Стив ухмыляется. — Ага. Я тоже так думаю. Между ними повисает тишина, такая же уютная, как и одолженные у Стива вещи. Агент беззвучно произносит свое имя, чтобы получше прочувствовать его. Оно кажется непривычным, но это нормально. Баки Барнс… Агент надеется, что сможет снова соответствовать этому имени. — И что ты теперь собираешься делать? — спрашивает Стив. Баки в течение долгих лет никто не задавал этого вопроса. — Я хочу… — медленно начинает он. — Я хочу убедиться, что Клинт в безопасности. — Я провожу тебя обратно, — говорит Стив. — И останусь у него в гостиной на диване, ладно? Баки задумывается, а потом кивает. Это кажется приемлемым. И даже предпочтительным. Он сможет быть и рядом с Клинтом, и рядом со Стивом. И сможет быть уверенным в том, что больше они не выскользнут у него из пальцев. — Da, — говорит он. — Да. Стив улыбается и кивает. Баки идет за ним вниз к комнатам Клинта. Ему кажется, что он спит. Вернуться сюда с Клинтом и Стивом и… и освободиться от Гидры, от хендлеров и от той жизни, которую он вел. Может быть, здесь все будет по-другому. Может быть, здесь он обретет наконец хоть какой-то покой. Он не знает, но очень хочет остаться и выяснить это.