When you were here before Couldn't look you in the eye You're just like an angel Your skin makes me cry
В моих наушниках уже, наверное, раз десятый играет песня, которая не выходила из моей головы на протяжении всей этой сумасшедшой недели, но меня совершенно не ебёт. Хочу перед смертью заслушать любимую песню до дыр, так что пусть проиграет и в одиннадцатый раз. Мой палец с небольшой мозолью с жадностью жмёт на заветный "Повтор".You float like a feather In a beautiful world And I wish I was special You're so fuckin' special
Ах, как же обожаю весёлые и жаркие деньки! Я мило улыбаюсь уходящему солнцу. Спасибо, дорогое светило, за твои лучики, которые достигли такого шумного, но всё же славного города Эдинбурга. Спасибо за то, что теперь, сидя на этих рельсах, мне кажется даже через довольно плотную ткань штанов, купленных за пятьдесят долларов, что под моей задницей как-будто расплавленная лава ёбанного вулкана под названием Везувий. Поэтому, дорогое солнышко, все мы смертны, в том числе и ты. Возможно, через тысячу, возможно, через миллион лет, но, в любом случае, ты когда-нибудь сдохнешь, и, знаешь, я буду этому очень рад. Солнце, будто услышав мои враждебные мысли, уже обидно пряталось в верхушках редких сосенок, посаженных возле вокзала по приказу правительства, которое посчитало, что пара тройка деревьев наполнит место прибывания и отъезда поездов необходимым кислородом. Ехидного огненного шара уже не видно на небе. Ну и проваливай, тупая звезда. Знаете, когда ты сидишь на рельсах и уже слышишь приближение быстрого поезда, мчащегося на высокой скорости прямо к твоей жалкой тушке, от которой вскоре останутся лишь поломанные кости, несколько литров крови на железном полотне, а также зацензуренная фотография в утренней газете, – читают её только старики да бомжи, которые используют газеты больше для целей, о которых хорошие мальчики не говорят вслух, нежели для чтения – где обязательно будет значиться надпись: "Ещё один безрассудный суицидник в городе. Эдинбург теряет людей", то по не воле начинаешь болтать со всем, что предстаёт твоему взору, пытаясь унять дрожь в побитых после буйной ночи коленках. Ненавистное мною солнце тому не исключение. Честно, мне страшно. Я продумывал много вариантов суицида и остановился, пожалуй, на самом болючем: так мне и надо. Мой уход из жизни похож на бегство. Я бегу от своей лжи, бегу от обязательств, бегу от работы, бегу от лучшего друга, бегу от бывшей жены и дочери, бегу от шанса всё исправить. Я слишком слаб, чтобы начать всё сначала, стерев из памяти всё содеянное, что принесло людям столько страданий. Я слишком грязен, чтобы отмыться от своих паршивых слов, от своих бездумных действий, от лживых обещаний и лицемерных замечаний. Я покончу с собой, тем самым облегчив жизнь окружающим и себе. Но почему же мне тогда так... А поезд все приближается... Пиздец, мне страшно! Внезапно охватывает ужас – нет, хуже, какой-то животный страх. Будто я – древний мамонт, угодивший в нехитро придуманную земную ловушку, которую соорудили пещерные люди, захотевшие поесть свежего мяса, а также сделать свои ложа более удобными с помощью моей длинной шерсти. И вот, я сижу в этой яме, а дикари всё забрасывают и забрасывают меня камнями, копьями, палками, а через несколько минут пятеро молодых дикарей подкатывают к краю ямы большой камень, и я понимаю, что это конец. Я издаю предсмертный вопль, который тут же разносится по округе древнего мира. Поезд всё ближе. Видение с мамонтом уже практически развеялось, но оказывается, что я продолжаю орать наяву.But I'm a creep, I'm a weirdo. What the hell am I doing here? I don't belong here.
Раньше музыка меня успокаивала, но сейчас мне с трудом удаётся подавить крик. Я всё ещё могу сойти с рельс. Есть время: поезд замедлил ход, словно раздумывая, оставлять ли жизнь такому ничтожному человеку. Я слышу, как бешено стучит сердце, но всё тело сковало холодом, хотя на улице было выше двадцати градусов. Лицо у меня побелело, и лишь на щеке темнеют пятна лихорадочного румянца. Я ещё могу сойти. Могу. Под моими потными ладонями начинают дрожать рельсы. Я уже отчётливо вижу поезд, поэтому закрываю глаза, ложусь и жду. Не ссы, Брюс. Надеюсь, это будет быстро. Словно прививка – раз, и твоя кровь уже льётся в специальную пробирку, которую потом отнесут на анализ. Так и здесь: крови, конечно, будет намного больше, но боль вспыхнет быстро, а потом сразу же всё стихнет. Всё стихнет навсегда... Тяв. Щенок. Мохнатый и круглый, будто клубок шерсти, щенок. Светлая шёрстка, карие задорные глаза и чёрный, наверняка мокрый, нос. Порода меня совершенно не ебёт, потому что эта милая скотина, возможно, скоро будет раздавлена через несколько секунд. – Пошёл! Кыш-кыш! Но пёсик и не думает бежать, напротив, он подошёл ко мне и лизнул прохладным язычком прямо в щёку. Я попытался отодвинуть его с рельсов, но щенок, видимо решив, что с ним играют, весело завилял хвостиком и стал играться с моей бессильной рукой. – Твою мать, беги быстрей! Он и не думает уходить. Не знаю, чем его привлекла моя сомнительная персона, но пёсик лишь весело виляет хвостиком, иногда одаривая меня радостным тявканьем. Тупое животное.I don't care if it hurts I want to have control I want a perfect body I want a perfect soul
Я хватаю его за шкирку и сбегаю с рельс. Очень вовремя, так как за моей спиной уже поднялась пыль, вызванная большой скоростью поезда, в котором водитель наверняка только что облегчённо выдохнул.I want you to notice When I'm not around You're so fuckin' special I wish I was special
Не быть зацензуреной фотографии с моим окровавленным трупом. Не быть сердитым восклицаниям пассажиров, которые ехали в злосчастном поезде. Не быть судебному разбирательству с водителем, до конца жизни пытавшемуся отделаться от ночных кошмаров с большим красным пятном на рельсах. Не быть моей смерти. Я жив.But I'm a creep, I'm a weirdo. What the hell am I doing here? I don't belong here...