Это судьба

ЭТО СУДЬБА - Здравствуйте. Я ваш новый врач-терапевт, Потапов Сергей Юрьевич. Получил распределение в колхоз «Заря» и сразу же прибыл по месту работы. Я протягивал свои документы усатому, немного полноватому мужчине лет пятидесяти, с седеющими висками. Председатель колхоза «Заря», Поликарпов Н.М., как гласила табличка на его дверях, встретил меня хмуро. С тяжелым вздохом перелистал мои документы и передал их женщине, немного похожей на него и примерно того же возраста. - Зинаида, запиши и сделай приказ. Ну, ты все и сама знаешь. А Вы, Сергей Юрьевич, пойдемте за мной, я покажу, где у нас мед кабинет. Это тут же, за сельсоветом. Меня, кстати, Николай Митрофанович зовут. - Спасибо. Очень приятно. И обращайтесь, пожалуйста, ко мне на «ты». Сергей – вполне приемлемое обращение. Я пошел следом за председателем, очень напоминавшем мне озабоченного енота, оглядываясь по сторонам и здороваясь со встречными людьми, вот только они на меня смотрели скорее настороженно, чем приветливо. «Н-да, здесь явно недолюбливают чужаков». Рабочее место произвело на меня самое удручающее впечатление, но что делать, после интернатуры я получил распределение в глухое северное село, вернее, три села, объединенные в единое хозяйство с громким именем «Заря», а значит, обязан отработать здесь два года. В советское время название было более звучным, «Заря Коммунизма», но с развалом СССР второе слово как-то потерялось, о чем, по-моему, никто не жалеет. Как театр начинается с вешалки, так и медицинский центр совхоза «Заря» начинался с… велосипеда, валявшегося поперек крыльца. - Это от Степаныча остался. Нашего старого лекаря. Помер он в том году, так здесь никто и не прибирался с тех пор. Прислонив велосипед к стене, Николай Митрофанович отворил скрипучую дверь, и мы прошли в коридор с колченогими пыльными стульями, стоящими вдоль стены. Всюду был запах плесени и старости. Две белые двери с крашеными стеклами вели: одна в кабинет врача, а другая в процедурный кабинет. Кроме того, эти два кабинета соединялись между собой проходом с занавеской. Сунув нос в медицинский шкаф, я поморщился от поднявшейся пыли и чихнул. Личные карточки больных, просроченные лекарства, перевязочный материал, снова просроченные лекарства и… мумифицированный бутерброд с сыром - вот и все богатство. Сейфа тут нет и, судя по всему, никогда не было. - Вот, собственно, и все, Сергей. Тут, конечно, вымыть надо бы, но сейчас все на полях, так что… - Ничего, я сам вымою. Вы мне только покажите, что тут и где. - Ага, так это не сложно. Халатик Степановича в шкафу, висит. На днях мы тебе твой собственный справим, а пока можешь тем пользоваться. - Спасибо, не надо. Я свои два халата привез. - Ага. Значится одной проблемой меньше. Все, что надо для уборки, найдете тут же за шкафом. Вода в кране, туалет – на улице. А вещички твои пускай у меня в конторе постоят, они там будут в целости и сохранности. Вечером, когда все с работы вернутся, я тебя отведу к хозяйке, заодно и с людьми познакомлю. Места у нас тут глухие, всего и развлечения, что с новым человеком поговорить. А завтра я тебя свожу, покажу Сосновку и Верхнее, это другие два села. Потом, ты уж не обессудь, добираться до них будешь сам. Велосипед тебе остается. Хочешь им доберешься, а хочешь пешком. Тут дорога хоть и через лес идет, но она одна, главное не сворачивай. Ну, я пошел? - Конечно. Спасибо. - Дык, не за что, пока. Дождавшись ухода председателя, немного напоминающего мне сытого енота, я разделся до белья (благо в последние дни лета погода стояла теплая), выудил из шкафа халат прежнего доктора и, встряхнув его как следует, надел на себя, приступая к уборке. Не думал, что уборка может быть таким тяжелым занятием. Так, как сегодня, я не выматывался, даже во время ночных дежурств, зато теперь оба кабинета и коридор блестели, как у кота… сами знаете что. Окна, мебель, стены и полы, все это пришлось вымывать, вычищать и драить, я уже молчу про паутину, которой за год тут все обросло. К вечеру у меня жутко болели плечи и руки, а еще спина из-за постоянно согнутого положения тела. Увы, швабры я так и не нашел, так что все мылось вручную. От мысли, что мне придется еще куда-то тащиться, я готов был застонать. Очень хотелось прикорнуть здесь же, на кушетке, но идти в сельсовет все равно пришлось, ведь там остались мои вещи. Я переоделся и потащился по уже знакомой дорожке, а на подходе к зданию сельсовета заметил двух беседующих женщин. Вечер был достаточно тихий, так что голоса разносились далеко. - …хорошенький такой, только совсем молоденький. - Молоденький - это плохо. Сбежит, небось, до зимы. Услыхав мои шаги, беседующие кумушки перешли на шепот, а когда я подошел ближе, замолкли, внимательно разглядывая меня. И тут у меня мурашки по спине пробежали. На мгновение мне показалось, что их глаза блестели словно звериные. Моргнув, я присмотрелся еще раз и вздохнул с облегчением. Показалось. Видимо, устал я сильнее, чем думал, уже и кошмарики начали мерещиться. - Здравствуйте, - произнес я, проходя мимо женщин, чуть склонив голову. - И тебе поздорову, мил человек, - ответила одна из них, а вторая, в которой я узнал Зинаиду, то ли сестру, то ли еще какую родственницу председателя, просто кивнула мне в ответ. Поднявшись на крыльцо сельсовета, я услышал, благодаря открытым окнам, гомон собравшихся внутри людей, но стоило скрипнуть входной двери, как все стихло. - Ага, лекарь, вот и вы. Проходите, - Николай Митрофанович сделал широкий жест рукой, приглашая меня войти в комнату с собравшимися для знакомства со мной людьми. Шагнув вперед, я на миг почувствовал себя неловко, под несколькими десятками внимательных глаз, разглядывающих и оценивающих меня. - Да вы не тушуйтесь, Сергей Юрьевич. Представьтесь народу. Расскажите про себя. - Да, конечно. Откашлявшись, я начал рассказ: - Меня зовут – Потапов Сергей Юрьевич. Можно просто Сергей, а то до отчества я еще недостаточно состарился. Мою робкую улыбку и попытку пошутить восприняли достаточно благосклонно и даже поддержали нестройными смешками. - Мне двадцать шесть лет. Родители – рабочие. Окончил медицинский институт в N-ске и там же два года отработал интерном в городской больнице номер шесть. А теперь направлен к вам на работу. Вот, собственно, и все. Если есть вопросы, можете задавать. А вот это я зря сказал. Тот час же посыпались вопросы от женского населения типа: женат ли я, есть ли дети, есть ли невеста и, самое каверзное, какие девушки мне нравятся. Если на первые пункты я просто отвечал – нет, то на последнем покраснел и замялся, не зная как лучше ответить. Дело в том, что девушки мне не нравились. Совсем. Вот только в деревнях подобные сексуальные предпочтения могли привлечь на голову несчастных людей с нетрадиционной ориентацией кучу проблем, а потому я давно решил не афишировать свою любовь к представителям своего пола. - Разные, - в результате нашелся я, чем вызвал новое оживление в рядах собравшихся. Девушки и женщины мило заулыбались, а вот мужчины сразу сплотили ряды, готовясь защищать от меня своих дам, о чем свидетельствовали их хмурые лица и взгляды. Надо было срочно выкручиваться, так что, недолго думая, я добавил: - Но семью заводить в ближайшие лет десять я не собираюсь. Выкрутился. Ура! Призывные взоры разочарованно погасли, а хмурые лица сменились благосклонными и снисходительными улыбками. Фух, аж от сердца отлегло. К счастью, на этом вопросы закончились, как и собрание. Селяне разошлись, обсуждая мое появление, а меня председатель повел к моему новому месту жительства. Дом почти на окраине деревни оказался нежилым, старым, одноэтажным, с двумя маленькими комнатами, еще меньшей кухонькой, чердаком и погребом. Старинная печка, стоявшая на кухне, задней стенкой обогревала жилые комнаты, находившиеся позади нее. Кроме печки на кухне стоял стол и три табурета. В комнатах было не лучше. В одной находился платяной шкаф, покосившийся с отвалившейся дверцей, а в другой рыжая от ржавчины железная кровать с панцирной сеткой. И все это было покрыто пылью. Опять мыть! Я чуть не застонал, выронив из рук две спортивные сумки, в которых я привез все свое барахло. - Ой, да что же ты, Митрофанович, парня тут заморить надумал? – позади нас, запыхавшись, выросла женщина лет шестидесяти, а может и старше. - Тут же кроме пауков уже больше года никто не жил, как Степанович преставился. Ты вот что, Сергей, пойдем-ка ко мне. Поживешь у меня, пока своим хозяйством не обрастешь. - А и правда, ступай к Марье Никифоровне. Она хозяйка справная, одинокая. Ты ей чего поможешь, а она тебя голодным не оставит. На том и порешили. Баба Марья, как она просила себя называть, выделила мне комнатку в пристройке, где раньше жил ее сын, переехавший жить в город. Уставший как собака, я наскоро впихнул в себя три пирожка с капустой, - угощение от моей хозяйки, - запил их горячим чаем и отправился спать. Утром меня разбудил горластый петух. Выйдя во двор, я умылся колодезной водой, немного холодной, но очень освежающей. Тут и хозяйка появилась, с ведром молока в руках, гонящая перед собой черно-белую корову. - Проснулся? Вот и хорошо. На-ка вот молочко, отнеси в дом, а я пока Рябушку выгоню к стаду. Перехватив ведро с молоком, я занес его в дом, а потом вернулась баба Марья, и мы сели завтракать. Оладьи со сметаной, творог и варенье из яблок, что может быть вкуснее? Наевшись, я хотел уже идти на работу, но тут у калитки остановился газик, за рулем которого сидел председатель. - Ну, что лекарь, поехали? Сначала заедем в Верхнее, а затем заглянем в Сосновку. Оттуда тебе правда придется вернуться пешком, мне в город надо, но из Сосновки до нас всего пять километров, да и дорога прямая, не заблудишься. И что мне оставалось? Конечно, я поехал, возблагодарив провидение за то, что обул с утра кеды. Все пересказывать не буду, долго, да и незачем. Скажу только, что в обеих деревнях меня встретили немного настороженно, но в целом неплохо, видимо им не нравилась моя молодость, но тут поможет только время. Дороги между поселками хоть и шли через лес, но были достаточно широкими, так что заблудиться по пути мне не грозило. Высадив меня на краю Сосновки, Николай Митрофанович уехал в другую сторону, помахав рукой. Вот, я и пошел туда, куда было указано, глазея по сторонам. Деревья, кусты, трава и цветы, лучи солнца, проникающие сквозь ветви деревьев, щебет птиц и одуряющие лесные ароматы. От всего этого великолепия у меня даже голова кружилась. Думаете, если я городской житель, так не в состоянии понять красоту окружающей природы? Способен, можете мне поверить. Да и не совсем городской я. Бабушка Саша (мамина мама) жила в деревне, и я до тринадцати лет каждое лето гостил у нее, пока она была жива. Так что деревенский быт был мне не в тягость. И как печку топить, я знаю, и забор починить могу и даже корову подою, в случае чего. Леса у нас правда были лиственные, светлые, а здесь смешанные, лиственно-хвойные, от того и дух в них особенный. А еще этот лес был и гуще, и темнее, но от того казался только еще более привлекательным, таинственным, волшебным. В общем, шел я себе по тропинке, наслаждаясь свободой, пока не пролегла моя тропка мимо небольшой полянки, по центру которой красовалась ель. Нет, не так, это была Ель! Дерево-великан, с огромным стволом и величественной кроной устремленной в небо. Что меня потянуло к тому дереву – не знаю, однако я сошел с дороги и, подойдя к самому стволу, обнял его, словно старого приятеля, после долгой разлуки. Шершавая кора, к которой я прижался щекой, не терла, а словно ласкала кожу. Запах хвои и древесной смолы тут был просто умопомрачительный, и я на несколько минут просто выпал из реальности, обнимаясь с деревом и вдыхая его бесподобный аромат. Знаете, чего мне больше всего хотелось в эту минуту? Мне хотелось, залезть на это дерево, растянуться на одной из нижних веток и заснуть. Странное желание, правда? Тем более что до самой нижней ветки надо было карабкаться по стволу метра два с половиной – три, а я и в детстве лазать по деревьям не умел и не любил. Высоты боюсь. - Что-то я тебя не припомню. В гости к кому-то приехал? Немного хриплый мужской голос вывел меня из оцепенения, заставив вернуться на грешную землю. Обернулся и увидел образчик истинно мужской красоты. Никакой смазливости. Черты его лица немного грубоваты, но именно таким должен быть мужчина. Мужчине лет тридцать пять-сорок. Волос темный, короткий. Лицо чистое, не обросшее щетиной. Взгляд прямой, глаза – карие, цвета крепкого чая. Нос прямой с едва заметной горбинкой. Скулы квадратные, но не излишне выраженные. Губы средней полноты, растянуты в приветливой, но чуточку насмешливой улыбке. Одежда простая, повседневная, и сапоги обычные. Простой такой мужик, вот только на поясе висит довольно внушительный нож в чехле, а за плечом ружье, или может карабин. Никогда не разбирался в огнестрельном оружии. «Боже, вот это мужчина! – у меня даже сердце сжалось в груди, а потом забилось бешеной синицей. - Стоп, Серега! Стоп! Не в коня корм. Ты забыл, где ты и зачем явился? Да тебя за «голубые» поползновения тут же под елкой и закопают!» - Эм, я новый врач. Сергей. Я отцепился от дерева и сделал шаг к мужчине, протянув ему руку. Он протянул свою в ответном жесте, а когда наши пальцы встретились… Бли-и-ин, никогда не думал что так бывает. Меня от его прикосновения словно молнией шибануло! Дыхание прервалось и перед глазами все закружилось. Хорошо хоть через мгновение все закончилось, а то этот обладатель мужского магнетизма мог бы решить, что я припадочный. - Матвей, - услышал я его голос с тихим придыханием. Его тоже зацепило? - А-а-м... - О чем бы еще спросить, пока он руку не отнял? - Вы лесник? - Почти. Егерь. Смотритель охотничьего хозяйства. Ах, да. Как я мог забыть? Обработкой полей в основном занимаются жители Зари, а вот Сосновка и Верхнее находятся на территории охотхозяйства, оттого и поселки совсем маленькие. И школа, и медкабинет, и участковый находятся в Заре. Мы стояли, молчали, держались за руки и смотрели друг на друга, не в силах оторваться даже взглядом. Не знаю, сколько бы мы так простояли, если бы не треск сороки, раздавшийся практически над нашими головами. Очнувшись, медленно забрал свою ладонь из его, хотя его пальцы и не желали разрывать наш контакт. Но так надо. Я опустил взгляд, тяжело дыша, и все еще ощущал тепло Матвея на своих пальцах. Я не знал, что сказать и оттого молчал. Надо бы уйти, но сил нет, а вернее – желания. Как бы мне хотелось прижаться к нему, закутавшись в его тепло и нежность, вдохнуть запах, искупаться в нем. «Господи, куда меня несет?!» Я понимал, что все мои мысли блажь и бред, но что я мог поделать, когда рядом с этим мужчиной у меня в голове рождались именно такие мечты. - Понравилась наша королева? - Кто? – недоумевая, я взглянул на Матвея и вздрогнул, заметив, как ярко заблестели его глаза. - Королева. Так мы называем эту ель. Она у нас королева леса. - А-а. Да. Очень понравилась. Она… - я немного замялся, подбирая слова, - волшебная. Ну вот, сказал и почувствовал, что румянец заливает щеки. Как первоклашка смущаюсь, честное слово. Что этот мужчина со мной творит? - Хочешь, я тебя провожу? Конечно, я хотел, а потому просто кивнул и пошел по дороге к поселку, упорно глядя под ноги, но при этом ощущая его, идущего рядом с собой. Так мы и шли, пока впереди не поредел лес, и сквозь деревья не показались крайние деревенские домики. - Ну, вот и пришли, - тихо проговорил Матвей, останавливаясь. Я тоже встал, с тоской посмотрел на дома, а затем оглянулся на мужчину, которого вряд ли смогу скоро увидеть. - Я… мне пора, - а что я еще могу сказать? Не приглашать же его на свидание. - Конечно. Мне тоже надо идти. Я сделал два шага к деревне и снова обернулся. - Вы… ты… если что… я всегда на месте. - Я буду знать. Боже, как он улыбнулся. У меня в душе все просто переворачивается. - Я… пойду. - Иди. И я пошел. Сделал десяток шагов и снова обернулся, только на дороге уже никого нет. Жаль. Очень жаль. Придя на работу, я оглядел свой блещущий чистотой кабинет. Сегодня мне предстояло много нудной работы. Надо пересмотреть все лекарства, отобрать и утилизировать те, у которых истек срок годности. Нельзя же просто выкинуть таблетки, мало ли кто их найдет и что с ними сделает, а отвечать буду я. Нет, я буду делать все по правилам, так оно спокойнее, а пока… Я подошел к старому и потемневшему местами зеркалу. Посмотрел на свое отражение. Обычный молодой мужчина. Каштановые волосы, невыразительные светло-карие глаза. Десяток бледных веснушек на курносом носу. Губы… губы – это мое больное место. Нижняя губа у меня чуть больше верхней. Не сильно, но достаточно, чтобы меня в школе дразнили губошлепом. В общем, не слишком веселая у меня была жизнь, пока в старших классах я не выбился в «ботаники». Тогда меня уже никто сильно дразнить не решался, а то ведь у кого они списывать будут, если я обижусь? Смотрю на себя и, с кривой улыбкой, щелкаю отражение по носу. - Поздравляю, Сэр Гей, кажется, вы влюбились. Прошел месяц. Наступил сентябрь. Осень – жаркая пора в деревне. Почти все люди на работе с рассвета до заката, кроме детей и стариков. И я тоже работал. Для работы я заказал все необходимые лекарства и оснастил по мере возможности свое рабочее место, хотя пациентов у меня очень немного. И это странно. В городе я привык к тому, что старые люди все свое время проводят в больницах. То им давление померить надо, то еще что-нибудь подлечить. Оно и понятно, старые люди хотят внимания, пусть даже и таким способом. Но тут, в деревне, все обстояло совсем не так. Видимо, люди занятые работой меньше обращают внимания на собственное самочувствие. Пациенты у меня бывали хорошо если раз в неделю, и то по мелочи. С одной стороны – хорошо, что тут живут здоровые люди, а с другой… странно все это. Да и скучно. А еще я потихоньку обживал свой дом. Матрац, перину, пару подушек и стеганое одеяло я купил у односельчан по совету Марьи Никифоровны. Посуду, полотенца и ткани для постельного белья и прочих мелочей я покупал сам, в городе. Из ситца, купленного в городе, одна из деревенских жительниц пошила мне постельное белье и занавески на окна. Я даже дрова уже начал колоть, понемногу заготавливая их на зиму. А председатель обещал угля две тонны подвезти, чтобы на зиму хватило. В общем, жизнь налаживалась, только Матвея я больше не видел, по крайней мере, днем. Зато во сне он ко мне приходил регулярно, так что я с нетерпением ждал ночи, вовсе не за тем, чтобы отдохнуть. Скажете, что я сумасшедший? Все может быть. Я и сам не рад своей безумной влюбленности, но ведь сердцу не прикажешь. *** Тот день начался как обычно. Я пришел на работу, но за неимением этой самой работы, просто сидел под окном, разглядывая улицу. Два часа ничегонеделания закончились явлением пятерых мальчишек, примерно восьми лет отроду, ведущих плачущего шестого. - Дядя Сережа! Дядя Сережа! А Тимур челюсть сломал! Он упал с турника и вот… У пострадавшего мальчика челюсть была неестественно повернута на бок. Сам же Тимур горько рыдал, захлебываясь соплями. Усадив его на кушетку, я быстро осмотрел пострадавшего. - Так, ребята. Спасибо за доставку больного, а теперь, кыш, все на улицу. А ты не рыдай, Тимур, это не перелом, а простой вывих. Сейчас я его вправлю, и через пару дней ты сможешь грызть орехи, наравне со своими друзьями. Сжав пальцами нижнюю челюсть, я потянул, чтобы восстановить ее анатомически правильное положение. Главное в такой процедуре вовремя убрать… - Ай! …пальцы. Айкнули мы почти одновременно. Он от секундной боли, а я от прокушенных до крови больших пальцев. Это было мое пятое правление нижней челюсти и первый раз, когда я не успел отпустить пострадавшую часть тела до того, как зубы механически сомкнутся. Теперь придется обрабатывать свои пострадавшие за благое дело пальцы, хорошо хоть свертываемость у меня хорошая, в отличие от реакции. Н-да, расслабился я, видимо. - Ну вот, - я улыбнулся ребенку, опуская пострадавшие пальцы вниз, - теперь челюсть немного поболит, так что советую воздержаться пару дней от поедания яблок и прочей твердой пищи. Зато каши и супы можно есть в любых количествах. Мальчик всхлипнул и, вытерев рукавом нос, сказал: - Спасибо. При этом малыш выглядел настолько уморительно, что я рассмеялся. Он напоминал мне котенка. Милого забавного котенка, еще не успевшего познать жестокости окружающего его мира. - Пожалуйста, - ответил я, протягивая мальчику носовой платок. Он потянулся за платком и тут его взгляд уперся в окровавленный палец. Я уже совсем забыл о своей маленькой травме, а вот реакция мальчика меня даже испугала. Он вдруг побледнел, глянул на меня огромными от испуга глазами и залепетал: - Простите. Я не хотел. Простите. - Ну, что ты, Тимур. Это же ерунда. До свадьбы заживет. Уже и кровь не бежит. Все нормально. Но мальчика мои слова не успокоили. Теперь он расплакался так же горько, как и при появлении в моем кабинете. Я уже хотел обнять его, чтобы попытаться утешить, но тут дверь распахнулась, и в кабинет ворвался тот, о ком я все время думал. Взволнованный Матвей бухнулся возле нас на колени и начал лихорадочно ощупывать рыдающего ребенка. - Тим, ты как? Что болит? - Я не хотел. Правда, не хотел. - Чего не хотел, Тим? Что произошло? - Да все уже нормально, - вмешался я, обращая его внимание на себя, - я вправил вывихнутую челюсть, и теперь вы можете забрать маленького пациента. - Спасибо, - поблагодарил меня Матвей и потянулся к мальчику, собираясь взять его на руки, но ребенок воспротивился. - Дядя Матвей, я его укусил. Нечаянно-о-о. В конце повинной речи Тимур разревелся еще сильнее. А Матвей как-то странно посмотрел мне прямо в глаза. То ли испуганно, то ли вопросительно, а может, и то, и другое. - Он не виноват, - начал я объяснять ситуацию, испытывая некоторое облегчение, когда услыхал от мальчика слова «дядя Матвей». Не отец, а дядя. - Я просто не успел отдернуть пальцы, когда вправил челюсть. Я улыбнулся и пожал плечами, показывая, что ничуть не волнуюсь по этому поводу. Но Матвей остался серьезен. Он кивнул головой мне и взял на руки мальчика, вытирая ему глаза протянутым мной платком. - Не реви, Тим. Это судьба. После чего, поблагодарив меня, он ушел. Он ушел, а у меня в душе появилось такое чувство, словно из моей жизни ушло что-то очень важное и дорогое. И снова моим собеседником стало отражение в зеркале. Жутко хотелось заплакать, как недавно это делал Тимур, сидя в моем кабинете. - Ох, Сережа, прекрати немедленно. Ведь ты прекрасно знаешь, что он не для тебя. «Знаю. Вот только чувства со знаниями не всегда идут рука об руку. К сожалению». *** С того дня Матвей начал «случайно» оказываться рядом со мной, по несколько раз в день. Поначалу меня наши случайные встречи радовали, но через три дня я начал волноваться. Я буквально ощущал на себе его взгляд, куда бы ни пошел или ни поехал, хотя сам Матвей оказывался рядом не так часто. Он словно следил за мной и это меня начало напрягать. Несколько раз мне даже казалось, что он стоял за окном, заглядывая в комнату, когда я уже начинал дремать. Нет, я не боялся его. Хотел бы сотворить что-то плохое, давно бы сотворил, но и ощущать на себе чей-то взгляд двадцать четыре часа в сутки – не очень-то приятно. Наконец, на девятый день, я решился поговорить с ним серьезно, вот только с утра мне что-то нездоровилось. То знобило, то в пот кидало, хотя температуры не было. А еще появился странный кожный зуд. Даже десны чесались. Меня это обеспокоило, но все же я пошел на работу, отсидел там положенный срок и, пошатываясь, направился домой. Есть не хотелось, зато пить – очень. Я целый день только и делал, что хлебал воду, так что к вечеру я сам себе напоминал водяного. Осталось только майку задрать и побулькать животом, как в мультике. Как добрался до кровати – помню плохо. Голова кружилась, к тому же подташнивало и снова начало знобить. Хотел сначала лечь прямо в одежде, но странный зуд таки заставил меня разоблачиться, потому что без одежды было хоть немного, но легче. Часа два я пролежал под одеялом, обливаясь потом и в то же время, трясясь от озноба. На улице совсем стемнело, но встать, чтобы зажечь свет было непосильной задачей. Зуд усилился настолько, что я чесался почти без перерывов, но вскоре к этому прибавилась выворачивающая боль в суставах. Непонимание происходящего сильно било по самолюбию и нервам. Теперь я тихо скулил от неприятных ощущений и от страха. Я боялся умереть здесь, в одиночестве, от неизвестной болезни, никому не нужный. Я даже слезу пустил, жалея себя, одинокого, лежащего в темной комнате. А потом начался бред. Я увидел Матвея, заходящего в мою комнату и раздевающегося, чтобы лечь рядом со мной. Очень правдоподобный бред, тем более, что в его присутствии мне стало немного легче. Облегченно вздохнув, я прижался к нему всем телом, чувствуя прохладу погасившую зуд. Пролежав так минутку, я уткнулся носом в шею Матвея, уже понимая, что это никак не может быть бредом, слишком уж материально было тело, лежавшее рядом. Жадно вдохнул его запах, заставивший отступить тошноту. Его руки погладили меня по спине, рождая во мне знакомые искры возбуждения, и я выгнулся под его пальцами, чтобы плотнее прижаться к нему бедрами и потереться ими. И если он меня за это убьет, я, по крайней мере, умру счастливым. Именно в этот момент мои внутренности словно кипятком окатило. Я захрипел, сжимаясь и подтягивая колени к груди, но Матвей не дал мне свернуться клубком. Он удержал меня, перевернув на спину и навалившись сверху. Руки и ноги сводили судороги, заставляя вскрикивать и стонать, но его губы ловили мои крики, язык слизывал слезы со щек, а руки удерживали мое бьющееся тело. Сердце колотилось все сильнее, в какой-то момент я начал задыхаться, но Матвей и тут не оставил меня. Он дышал вместе со мной, делясь своей силой. Потом мое тело выгнулось в едином спазме боли и сердце замерло, словно птица, на миг замершая в воздухе, прежде чем рухнуть камнем вниз. Удар кулака в грудь заставил меня всхлипнуть, но сердце все же забилось, гоня загустевшую кровь по жилам. Я захрипел, с трудом втягивая в себя воздух, обжигающий легкие колючим льдом. - Держись, - голос Матвея, прозвучавший сквозь шум в ушах, заставил меня взглянуть в его глаза. - Ма-ар-х, - смог выдать я вместо его имени, но он понял. - Я с тобой. Не бойся. Я помогу. Сейчас ты немного отдохнешь, а потом начнется вторая волна изменения. Помни, я рядом. - Хо-олна их-мене-хи? - Ш-ш, не пытайся пока говорить. Легкие уже изменились, как и связки. Пить хочешь? - Ха-а. Матвей на мгновение исчез, чтобы тут же вернуться, поднеся к моим губам флягу с горькой настойкой, резко пахнущей травами. Я пил и не мог напиться, несмотря на боль, узлом скручивающую желудок, а потом началось то, что Матвей назвал второй волной. Мои суставы начало буквально выкручивать, и я взвыл от боли. Матвей быстро перевернул меня на бок и заставил подтянуть колени к животу, выпятив зад. Сам Матвей лег за моей спиной, обхватив меня руками, крепче прижимая к себе. Новый приступ, и я изогнулся, запрокидывая голову назад. Горячее дыхание на затылке, а потом я почувствовал, как в кожу впились зубы, словно ставя метку. Боли от зубов я не почувствовал. Ее перебивало то, что происходило с моим телом. Я очень хотел спросить, что со мной, но ничего кроме хрипов изо рта не вырывалось. - Терпи, - прошептал он, - осталось совсем немного. Теперь боль полностью завладела моим телом. Меня выгибало в едином спазме, заставляя чувствовать себя мелкой песчинкой в мясорубке реальности. Больше нет сил даже на то, чтобы стонать. Все что я мог, это хватать ртом воздух, борясь за жизнь и собственный разум. Позвоночник жгло огнем. В него словно раскаленную кочергу кто-то вставил и теперь вращал ее, выжигая нервы. Голова трещала так, словно могла вот-вот лопнуть, как перезрелый арбуз. По лицу текло что-то горячее. Кровь? Слезы? Не знаю. Кожа горела как после контакта с кислотой, кончики пальцев на руках и ногах болели от тысячи иголок, загнанных под кожу. А Матвей все гладил меня по спине или плечам, шепча что-то ободряющее, но совершенно не понятное из-за шума крови в голове. А потом боль немного отхлынула, давая перевести дыхание. - Третья волна будет самая легкая. Ты выдержишь. Ты сильный. Осталось совсем немного. «Третья волна?» - я чуть не заплакал, поняв, что еще не все окончено, но знакомое питье со вкусом трав заставило меня немного приободриться. А потом началось то, что я видел только в фильмах ужасов. Я стал преображаться в зверя! Кости черепа начали смещаться, губы, уши, глаза, они тоже не остались прежними. На пальцах выпали ногти, чтобы смениться когтями, которые сразу же располосовали матрац, так что из него кое-где вылезли клочки ваты. Сильный зуд на коже ознаменовал появление шерсти там, где ее никогда раньше не было и не могло быть. Плечи, бедра, колени извернулись совершенно не по-человечески, так что о хождении на двух ногах не могло быть и речи. Но главное, что вместе с изменившимся телом, у меня начало изменяться сознание. Человек во мне словно отходил на второй план, уступая место дикому зверю, все мысли которого были о свободе. А еще его очень раздражал запах сильного самца, находящегося рядом. Рыкнув, я попытался вырваться, но зубы того второго самца впились в мой загривок, пытаясь подчинить моего зверя себе. Вот только я не собирался сдаваться так просто. Мой зверь яростно зарычал и попытался извернувшись напасть на чужого самца, но тот навалился на меня сверху, не давая не то что вырваться, даже пошевелиться. Его утробное рычание вызывало во мне желание прижаться к полу, поджав уши и хвост, подчиняясь более сильному, но я все же не сдался сразу. Несколько моих рывков ушли впустую, слишком уж силен был этот зверюга, только хватка на холке усилилась, причиняя боль и заставляя смириться. И я смирился, признавая его власть над собой. По крайней мере, пока. Поняв, что я не вырываюсь, самец разжал зубы и начал вылизывать сначала прокушенную шкуру на холке, а затем и мои уши. Было одновременно щекотно и приятно, так что я тихо заурчал, нервно подергивая хвостом. Самец за моей спиной тоже заурчал и переместился с моей тушки на кровать рядом со мной, не прекращая вылизывать мне морду и уши. Как только рядом со мной появилась полосатая лапа, я инстинктивно лизнул ее, ощущая языком приятную мягкость рыже-черной шерсти. Самец рядом рыкнул, но не угрожающе, а словно подбадривая меня. Я повернул голову и встретился взглядом с довольно крупным тигром. Минуту мы просто разглядывали друг друга, а потом он снова начал вылизывать мне морду, а я только поворачивал голову из стороны в сторону, подставляясь под его язык. Пр-риятно. Под тычок носом я перевернулся на бок, а потом и на спину, выставляя беззащитный живот, как символ своего доверия и подчинения более сильному. Тигр легонько сжал меня зубами за горло, не кусая, а только обозначая укус, и тут же отпустил, удовлетворенно рыкнув. Теперь настала моя очередь ухаживать за ним. Вылизывая подбородок и щеки тигра, я понимал, что я меньше него раза в два, если не больше, но при этом я не котенок, а взрослый зверь. Любопытство играло во мне, но зеркало находилось вне зоны досягаемости, а слезать с кровати ради него я не собирался, ведь тут находился такой самец, м-м-м, мечта. И, кажется, я ему понравился. Я удвоил усилия и вскоре добрался до ушей, которые также тщательно вылизал, а потом, не удержавшись, легонько укусил одно ухо за самый кончик, заигрывая с тигром. И он не остался безучастным. Тигр быстро подгреб меня ближе к себе, обхватив передними лапами и начал покусывать мои уши и горло, совсем не больно, но так… классно, что я практически мгновенно возбудился. - М-р-р-ау. «Интересно, как коты делают это?» - млея от ласк тигра, я сходил с ума от неудовлетворенного желания. Мне очень хотелось почувствовать его язык на своей коже, а потом потереться обнаженным телом о мех этого великолепного кота. Мех должно быть очень мягкий и нежный, а язык шершавый. Сногсшибательный контраст. Я даже застонал от предвкушения. О-о, если вы никогда не касались обнаженной кожей меха – вы много потеряли. Нет ничего более эротичного, чем лежать на нежной шелковистой шерсти, ласкающей твое тело, или когда жесткий, как наждачка язык нежно проводит по животу, поднимаясь выше и задевая соски. Да я чуть не кончил от одной этой ласки. Потом мягкость шкуры сменилась нежностью горячей кожи, чужие губы впились в мои, терзая их страстным поцелуем, а руки подхватили меня под колени, заставляя развести ноги как можно шире, чтобы дать Матвею больше места. - Матвей, - выдохнул я, узнавая и в то же время не узнавая мужчину, так часто навещавшего мои сны, - это сон или я брежу? - Ни то, ни другое, котенок. Я объясню тебе все позже. А сейчас расслабься. Впусти меня. Сразу два пальца проникли в меня, сорвав с моих губ вскрик. - Слишком резко? Прости. У тебя давно никого не было? Я постараюсь осторожнее. Да, мне было немного больно и неприятно, но он оказался достаточно умелым, чтобы заставить забыть об этой боли. Через пару минут я уже выгибался в его руках, умоляя взять меня и не медлить. Поцеловав меня еще раз, Матвей резко перевернул меня на живот и заставил принять коленно-локтевую позицию. Я прогнулся в спине и развел шире ноги, повинуясь его рукам, а потом почувствовал, как в анус уперлась твердая головка его члена. - Прости, не могу больше ждать. С этими словами он сделал первый толчок, самый болезненный, заставляя мышцы ануса расступиться и принять головку члена. Я закричал и попытался избежать неприятного давления, но его руки сжали мои бедра не давая отстраниться. - Уже все. Все. Сейчас будет легче. И он замер на несколько ударов сердца, давая мне хоть немного привыкнуть к распирающему давлению, а потом начались движения. Медленные и неглубокие толчки, позволявшие ему постепенно проникать все глубже и глубже в мое тело. Убедившись в том, что вырываться я больше не буду, Матвей ослабил хватку на бедрах, позволяя мне подаваться навстречу его толчкам, а затем и вовсе отпустил, переведя ладони под живот, чтобы приласкать живот, соски и истекающий смазкой член. Боже, такого великолепного секса у меня никогда в жизни не было! Матвей не давал мне кончить. Этот изверг несколько раз подводил меня к самому краю, а потом выходил, сжимая основание члена и оттягивая яички, после чего менял позицию и снова врубался в меня, чтобы довести до края. На спине, на боку, на животе, он поимел меня, как хотел, а потом снова поставил на четвереньки, и навалился всем телом, заставляя покорно распластаться под собой. И снова движения старые, как мир. И снова я кричал не в силах вынести накопившееся в теле напряжение, но на этот раз Матвей не вышел, а впился зубами в мой загривок и начал мощно двигаться, с силой проникая и выходя наружу почти полностью, при этом все наращивая и наращивая скорость. Через десять секунд я уже выл на одной ноте, а через пятнадцать испытал самый бурный в моей жизни оргазм, во время которого просто потерял сознание. Я лежал на Матвее, обнимая его руками и ногами, а правая щека и ухо касались его груди, слушая мерные удары сердца. Руки Матвея лежали на моей спине. Хотя нет, левая на спине, а правая несколько ниже. Ну, вы понимаете. Именно так я и проснулся, а вот сам Матвей еще спал, и мне совсем не хотелось будить его, хотя целая куча вопросов так и рвалась наружу. - Проснулся, котик? – Матвей поцеловал меня в макушку, при этом ни дыхание, ни сердцебиение его не изменились, и мне непонятно, когда он проснулся, да и спал ли он вообще. - М-р-р, - отвечаю я, а потом задаю первый интересующий меня вопрос: - А кто я? - Оборотень. - Это я понял. Фантастику читаю регулярно. А кто? Ты тигр, а я? - Ты очень милая рысь. С симпатичным коротким хвостиком и очень милыми кисточками на ушах. - Понятно. Я такой потому что Тимур рысь? - Нет. Тимур тигренок. Просто у людей, зараженных вирусом оборотня, в отличие от врожденных оборотней, почти никогда не встречается очень сильный зверь. Обращенные редко обладают достаточными силами, чтобы обуздать сильного зверя. Природа сама выбирает таким людям вторую ипостась, когда приходит время. А я лишь помог тебе справиться с собой, чтобы ты не натворил чего-то, когда твой зверь впервые вырвался наружу. - Понятно. Значит, ты пришел, чтобы помочь мне справиться с моим зверем? Настроение сразу упало, что называется «ниже плинтуса». Я думал он тут ради меня, а он… - Эй, котик, - Матвей приподнял мой подбородок пальцами, заставив посмотреть в свои глаза, - я с самого начала понял, что хочу тебя. Там, у ели. Но я тогда не был уверен, что сможешь принять наш образ жизни, потому и выжидал. Ты не мог меня видеть, но я почти каждый день был где-нибудь рядом и следил за тобой. Я бы и сам предложил тебе обращение, но несколько позже. А после того, как Тимур тебя укусил, менять что-то было уже поздно, и ты начал чувствовать меня. Ведь начал? - Да. Я всегда точно знал, когда ты смотришь на меня. - Это в тебе начинал просыпаться зверь. К сожалению, до полнолуния у тебя было слишком мало времени, чтобы пробуждение прошло нормально, потому ты так тяжело пережил первое обращение. Тебе больше не будет так больно при смене ипостаси, а со временем ты сможешь сливаться со зверем полностью, в любое время суток, вне зависимости от фазы луны. Я сам займусь твоими тренировками. - Это что же получается, оборотничество – это вирус? То есть, укусив кого-то даже случайно, вы превращаете человека в оборотня? - Не совсем. Ты, например, не будешь иметь в слюне никаких вирусов или иных отклонений от человеческой нормы. Только врожденный оборотень может заразить этим вирусом. Причем взрослые оборотни могут регулировать возможность заражения, а вот дети – нет. Это у них получается инстинктивно, когда ребенок испуган или зол. Врожденная защитная реакция. - Понятно. Значит действительно судьба. - Судьба. - Тогда у меня есть еще один вопрос. Ты сказал, что я мог быть не готов принять ваш образ жизни. И что бы тогда было? Матвей тяжело вздохнул, но все же ответил, после недолгого молчания. - Скорее всего, ты бы не выжил. На самом деле очень немногие люди могут пережить обращение. Помнишь, как тебе было плохо? Если человек болен физически или душевно, он просто умирает во время обращения или сходит с ума. Последнее - намного опаснее, поэтому около обращенного в первое время принято находиться кому-нибудь из истинных оборотней, чтобы в случае возникших проблем устранить их. Таков наш закон. - Значит, если бы я… - Ничего это не значит. Ты сильный, умный, красивый. С тобой ничего подобного не могло случиться и не случилось. Так что выкинь глупые мысли из головы и пошли завтракать. Я голоден как тигр. Мы шли по деревне, и я понимал, каким слепым идиотом был еще вчера. - Да тут больше половины жителей оборотни. Всмотрелся в женщину, идущую навстречу нам с Матвеем. Ветер принес запах зверя. - Волчица? Матвей одобрительно кивнул, а женщина улыбнулась мне и подмигнула. Сегодня вообще все попавшиеся нам навстречу селяне относились ко мне как-то иначе. Более душевно что ли. Чуяли, что теперь я один из них? Скорее всего. - В Сосновке основное население – это клан волков, а в Верхнем – тигры и есть семейство медведей. Здесь же в основном живут обычные люди и те, кто стал оборотнем по своей воле или были обращены случайно. Тут как раз на дороге нарисовался председатель, стоящий возле своей машины и радостно улыбающийся мне. - Вот теперь Сереженька, я точно знаю, что вы не сбежите от нас. Вот и славно. Ну, отдыхайте. Сказал и уехал, оставив после себя облако выхлопов. - Фу, гадость какая. Раньше машины так не воняли. Матвей только усмехнулся в ответ и поинтересовался: - А председатель кто? - Э-э, как-то не уловил. Вот только с первой минуты знакомства он мне напомнил енота. Матвей так рассмеялся, что даже согнулся, держась руками за живот. - Ой, насмешил. Интуиция у тебя хорошо развита. Он действительно енот, как и его сестра. - Правда? – я и сам удивился своему меткому замечанию. Пошли дальше, пока не оказались возле моего рабочего кабинета. Под дверями меня уже ждала женщина с перевязанной рукой. - Мне работать надо, - обернувшись к Матвею, я кивнул на пациентку, - а ты?.. - Мне тоже надо на работу. Встретимся вечером, я тебя свожу в лес, и мы там побегаем с тобой вдвоем. Быстро чмокнув меня в губы, Матвей быстро ушел, а я остался стоять на дороге, не зная что и думать. Наш поцелуй наверняка видели два десятка глаз, так что завтра о наших отношениях будут знать все три поселка. Он не мог не понимать этого, а значит… Глупая улыбка поселилась на моем лице, да так и осталась на нем до вечера, а в душе образовалась такая легкость, что я не ходил, а буквально летал, предвкушая нашу встречу. Знаете как это приятно, когда кто-то признается тебе в любви? Пусть не словами, а так, легким поцелуем, но ведь по-другому этот жест никак нельзя было истолковать. Вечером я не шел, почти бежал, летел домой, а на пороге меня ждал тот, с кем я готов был идти рука об руку до конца жизни. Подбежав, я повис на его шее, вдыхая его аромат, такой родной, такой близкий. - Я люблю тебя, Матвей. - Я тоже, котенок. Я тоже. Вот собственно и вся история. Мы с Матвеем так и живем вдвоем. Он познакомил меня со своей семьей, и они меня приняли как родного. Я по-прежнему работаю врачом, Матвей присматривает за лесными угодьями, а вечера мы всегда проводим вместе, а уж чем мы при этом занимаемся, думаю, и так понятно. Мы любим друг друга. КОНЕЦ.