Хлопушка для кота

Геннадий любил боль. Ах, как властно прерывала она поток сознания! Как проясняла ум! Как кóмкала геометрию бытия, собирая обратно в точку фрагменты Большого Взрыва! Все до единого. Рассматривая изображение физических страданий у мастеров живописи, Геннадий испытывал ужас и восхищение, представляя себя на месте жертвы. Быть палачом ему, напротив, казалось скучным, всё равно как быть смотрителем карусели на ярмарке, или матросом на туристическом лайнере. Будучи единственным ребёнком в семье, он не был избалован повседневным телесным контактом, какой бывает у детей, растущих вместе. Никто его не тискал, не щипал и даже не бил. С годами, этот недостаток начал отчаянно требовать восполнения. Однажды в музее Геннадий познакомился с Валерой. Тот стоял и любовался картиной высокого насилия, совершаемого человеком над человеком. Обменявшись комментариями, мужчины разошлись, но буквально сразу снова столкнулись. Разговорившись, они вместе осмотрели зал, а вечером Валера уже сидел в гостях у Геннадия, листая каталоги с репродукциями. „Определённо не хватает драматизма, – сказал он, – натурализм есть, а эмоция не та, – и ткнул пальцем в каталог. – Здесь и здесь“. „Согласен, – Геннадий разлил чай, – можно было и поярче написать. Я, знаешь ли, тоже не люблю, когда мне вместо эстетики подсовывают мораль“. „Вот-вот, – приободрился Валера, – и даже не мораль, а обывательский суррогат. Есть же в искусстве непререкаемый канон аутентичности! Вот он-то и есть, истинная мораль. А остальное, лишь жалкий интеллектуализм“. „Да… Но, согласись, друг Валера, что насилие и боль – сложнейшая и тончайшая изобразительная тема. Не каждому она под силу. Надо быть серьёзным художником, чтобы…“ „Безусловно! Об этом я даже в стихах, однажды… – и Валера произнёс с чувством: Рассудок слаб, а мысль ленива. Мир тонет в океане слов, Искусство лжёт, мораль сварлива. В ней свист кнутов и звон оков. А если так, то пусть ярится, Пусть негодует и ревёт Её свирепая десница. Наверно любит, если бьёт“. „Недурно. Но очень мрачно, – сказал Геннадий, глядя поверх чашки. – Наверное любит, если бьёт. Прямо, БДСМ. Впрочем, мне ли роптать.“ „Вот именно. Тебе ли... – Валера внимательно посмотрел на Геннадия. – А можно задать один важный вопрос?“ „Рискни“, – сощурился тот. „Ты любишь боль?“

***

Некоторое время спустя они были в спальне. Выгнав кота, Геннадий продемонстрировал Валере шкаф, набитый садо-мазо инвентарём и предложил принять душ. Шум воды, плеск, грохот упавшего мыла… Минуту спустя, Валера вышел в халате и мохнатых тапках. Следом пошёл Геннадий. Он мылся долго. В комнату просочился кот. Валера жестом пригласил его к себе. Он был до сентиментальности влюблён в кошек и в детстве приходил в школу весь покрытый царапинами от когтей. Никто и не знал, что бóльшую часть царапин он втайне наносит себе сам. Нога наткнулась на что-то острое. Валера нагнулся и поднял с пола приспособление, напоминающее расчёску на длинной эластичной ручке. Чуть размахнувшись, он хлопнул себя по руке. Взбадривающе! Иглы оставили на коже слабый след. Кот выгнул спину и заурчал, напоминая о себе. Валера взялся поудобнее и приступил. Хлопушка коту нравилась и видимо была ему хорошо знакома. Усеянное мелкими шипами деревянное полотно скользило вдоль мохнатого туловища, глубоко проникая в шерсть. Кот содрогался в экстазе, оглушительно урча. Вернулся Геннадий. "Играетесь? - миролюбиво поинтересовался он, присаживаясь на кровать, рядом. - Я тоже хочу, чтобы меня почесали". Валера завершил массаж кота мягкими прикосновениями к ушам и повернулся к Геннадию. Затем, поднял хлопушку и аккуратно провёл ей по густым влажным волосам. Геннадий усмехнулся: "Чуть сильнее, - Валера провёл сильнее. - И ещё сильнее". "Я не могу, - Валера опустил плюшку, - она острая, я тебя поцарапаю". "Ничего страшного, потерплю, - Геннадий брызнул на шипы из бутылочки с распылителем. Запахло спиртом. Кот фыркнул и убежал. - Давай!" Валера не шевелился. "Ну, что такое? - забеспокоился Геннадий, - Мы же договорились. Не стесняйся". "Вообще-то, я думал, что это ты будешь меня... эхм... чесать", - смутился Валера. Геннадий вскинул брови и застыл, - „Вот-те на!‟

***

Валера виновато рассматривал тапки. Они были из тонкого коричневого фетра, с помпонами. На Геннадии были такие же, только синие. В комнату опять вошёл кот и даже не поглядев на двух мазохистов, скрылся под кроватью. „Прости, - произнёс Валера, - но я... ‟ „Как и я”, - грустно вторил Геннадий. „Что ж, похоже, не судьба...“ - начал было Валера, но тут его оборвал крик. Причиной был кот. „Ах, разбойник! - Геннадий дёргался, поражаемый когтями в самые тапки, - Ух, злодей!‟ - метался он из стороны в сторону, суча ногами. Кот был только рад сопротивлению. Валера бросился на помощь, но не преуспел. Вместо этого, кот ещё крепче вцепился в тапок и когтил, когтил... Геннадий закатил глаза и испустил стон. «Не может быть!» - подумал Валера. - «Неужели он..?»

***

Через минуту коту наскучило и он скрылся. Геннадий умиротворённо улыбался. Из рваного тапка торчал фетр. Вероятно, шла кровь. Надо было обеззаразить. „Сильно же он тебя!‟ - Валера брызгал на раны спиртом из флакончика и протирал ваткой. Геннадий щерился от боли и шипел. - „Да уж... ууу! Игрун... ох! Тапкоман... ай! Он мне всю обувь изорвал. Я на него столько пластырей извёл!‟ „Так подстригай ему когти‟, - посоветовал Валера. Геннадий лукаво улыбнулся: „Да нет, ничего. Пусть рвёт, мне ведь не жалко. Это даже... в какой-то степени... ну, да! А что?‟ У Валеры закружилось голова. А Геннадий-то в теме! Прямо в точку! К чреслам подкатила истома, а в животе похотливо заурчало. Теперь, не хватало только его. И он пришёл. Первый укус мягко, но настойчиво пронзил тонкий фетр и вошёл в ногу, повыше стопы. Одновременно, крепкие лапы обняли лодыжку, а задние мощно оттолкнулись от неё, как если бы кот хотел воспарить метра на три от пола. По телу прошёл озноб, переходящий в экстаз. Валера рванулся, оглушённый чувством, жалобно всхлипнул и затих. Кот отпустил, унося в зубах добычу - рваный помпон.

***

Неделю спустя, единомышленники встретились в условленном месте - перед картиной Гюстава Паро „Казнь св. Фуиария‟. Вместе прошлись по залу, спуститлись вниз и взяли такси. Далее, всё было как в первый раз, с тем лишь отличием, что теперь на Валере были заштопанные синие тапки, а на Геннадии коричневые, без помпона. Оба сели на край кровати и стали ждать.