***
Санада Нобуюки был крайне раздражен - ровно настолько, насколько бывает раздражен человек, проделавший долгий и не совсем приятный путь в седле и под палящим солнцем, уставший, облепленный пылью и откровенно непонимающий, как он, благородный господин, вообще решился на подобное. Просто очень некстати послушал свою хваленую интуицию, которая толкнула его за порог, убеждая его в том, что совершать необдуманные поступки порой бывает очень полезно - встряски же только закаляют, правильно? Может, оно и правильно, но от раздражения и усталости не спасало. - Рокуро! - рявкнул он. - Объясни мне, что здесь происходит?! Вышеназванный юноша непроизвольно дернулся при звуке его голоса - старший господин Санада обладал отменными голосовыми связками и мог быть громогласным, не особо напрягаясь. - Добро пожаловать, Нобуюки-сама, - немного сбивчиво поприветствовал его Рокуро, явно удивленный неожиданным появлением Нобуюки на территории поместья. Что в принципе было логично, поскольку хозяин Нумата о своем визите никого не предупредил. - Что все это значит, черт возьми?! - продолжал возмущаться Нобуюки, проигнорировав приветствие. - Что за развалины вместо главных ворот? На территории опять ваши безумные бойцы отношения выясняют? Что вы сделали с восточным крылом, что это за безумная реставрация? И почему у входа скопились телеги? Разве не ты должен распределять их по мере поступления? Откуда столько крестьян, кто вам разрешил привлекать дополнительную рабочую силу в такое время? И где, скажи на милость, Юкимура?! - Юкимура-сама вместе с Сайдзо отправился в город на пару дней, чтобы посмотреть новобранцев. В армии Уэда прибыло пополнение, - невозмутимо ответил Рокуро на его последний вопрос, не посчитав нужным отвечать на остальные. Затем склонил голову набок в знакомом жесте любопытства. - Нобуюки-сама, Вы не сообщили о визите, мы не успели подготовиться к Вашему появлению, за что прошу меня извинить и не судить строго за небольшой беспорядок. Нобуюки надменно взглянул на него, говоря взглядом, что к его прибытию они должны быть готовы всегда, даже если он не соизволил сообщить о нем. С гордо поднятой головой он проследовал в замок, с удовольствием отмечая про себя, какую приятную прохладу поддерживают внутри. Оставив за порогом звенящий зной, от которого, казалось, плавилась кожа, а одежды натурально приобретали все качества расплавленного свинца, Нобуюки не без облегчения расправил затекшие плечи, по спине побежал холодок. Вслед за облегчением снова нахлынуло раздражение - от утомления после долгой езды верхом, от своего вскипевшего на жаре тела, явно растрепавшихся волос, прилипших к взмокшему от пота лбу. Он прошелся по комнате, стараясь незаметно восстановить дыхание и унять хоть немного это раздражение. Ему удалось сделать это, но сделать что-либо с легким беспокойством он пока был не в силах. Ведь пробыв в пути столько времени, он даже не удосужился придумать достойную причину для визита, окажись Юкимура здесь. Признаться, он вообще давно не чувствовал себя так глупо - по сути, он поступил крайне неразумно, более того, легкомысленно и необдуманно. Возможно, в молодости он смог бы объяснить свой поступок неудержимыми желаниями, за которыми можно последовать хоть на край света, можно было списать все на молодую горячую кровь, хотя даже будучи юным, Нобуюки не позволял себе подобных вольностей. Однако же, сейчас он не испытывал какого-либо неудобства и, тем более, стыда. Интуиция в очередной раз не подвела его, но вряд ли он мог сейчас сказать точно, рад он этому факту или все же предпочел бы обмануться. Он повернулся к Рокуро, терпеливо ожидающего, пока господин Санада снова заговорит после паузы - у Нобуюки был на этот счет небольшой пунктик, он негативно относился к тому, чтобы слуги заговаривали с ним первыми. Многих это приводило в замешательство, поскольку не было возможности узнать у господина о его пожеланиях, не прогневив его. С уважением и спокойствием к его особенности относился разве что Нанакума, изучивший потребности и предпочтения своего хозяина настолько детально, насколько мог, и, как ни странно, Рокуро, хотя он посвятил свою жизнь служению Юкимуре...***
Не успел Рокуро отдать распоряжения касаемо его комнаты и принести чай, как Нобуюки уже испытал все стадии сожаления и последующего за ним гнева за свой порыв, начиная с необъяснимого желания посетить поместье и заканчивая единственным словом, которым он выдал Рокуро всю подноготную этого желания. Он разозлился на себя за этот порыв, ругал последними словами свою несдержанность и очень жалел, что поддался эмоциям, хотя для этого вовсе не было никаких предпосылок. И что раздражало его еще больше, так это то, что Рокуро не утратил способности считывать с него эмоции и разграничивать оттенки его раздражения. Он сидел, притихший, на почтительном расстоянии, опустив взгляд и чуть задрав плечи - поза, подчеркивающая его напряженное ожидание вместе с лежащими на коленях ладонями, которые, как заметил Нобуюки, несколько раз непроизвольно дрогнули. - Как дела в поместье? - Нобуюки, наконец, нарушил затянувшееся молчание, не глядя на Рокуро и внимательно рассматривая пиалу с неизменно вкусным чаем. - Все своим чередом, Нобуюки-сама, - осторожно ответил Рокуро. Настолько осторожно, что Нобуюки поднял на него глаза. - У Юкимуры, я полагаю, аналогично, - нахмурился он. - Раз уж он так занят формированием армии. Пришла очередь Рокуро посмотреть на него, и Нобуюки отметил про себя, каким взрослым и мудрым стал взгляд юноши за то время, что он не видел его. Но он тут же одернул себя - конечно, взрослым, как же иначе, да и Рокуро уже вовсе не юноша, ему исполнилось тридцать. Вот только каким образом он умудрялся напару со своим братом-близнецом оставаться по-юношески стройным и гибким, а его лицо и вовсе не претерпело изменений, невзирая на пережитые потрясения, которые чуть не убили его - как он не вглядывался, никак не мог отыскать ни поплывшего овала лица, ни намечающихся морщинок, ни седины. Никаких признаков возрастного увядания. Ничего. Все та же ровная матовая кожа, те же высокие скулы и вздернутый нос, та же тонкая гладкая шея. Все та же свежая, цветущая юность. Только взгляд стал глубже и словно смотрел сквозь его физическую оболочку прямиком в душу, за который хотелось встряхнуть его посильнее и спросить, как он смеет. Как и раньше. - Юкимура-сама в последнее время очень занят, как Вы верно заметили, делами армии. Он энергичен и полон разных идей, так что, да, могу сказать, что с ним все в порядке, - произнес Рокуро и продолжил после небольшой заминки. - Но вот господин Масаюки... - Что такое? - нахмурился Нобуюки. Рокуро промолчал, покачал головой и опустил взгляд на свои руки, которые на мгновение сжались, но уже спустя мгновение ровно лежали на коленях. Затем он зачем-то поправил челку, негромко кашлянул в кулачок и отрешенно взглянул в проем сёдзи. - Я думал, Вы прибыли как раз поэтому. Нобуюки потребовалось какое-то время, чтобы переварить услышанное, покопаться в памяти, пытаясь понять, где и когда он мог что-то упустить, не уделить какой-либо новости внимания из-за накопившихся и требующих его участия задач. Вспомнил. Угрюмо отругал себя. Оценил подход Рокуро и похвалил его за находчивость, про себя, конечно же. - Разумеется, - уверенно сказал он и сделал глоток чая, чтобы снять спазм, перехвативший горло. Они сидели в молчании какое время, оба глядели в открытые сёдзи и думали каждый о своем. Он не знал, о чем думал Рокуро, но судя по мечтательному выражению на его обычно отрешенном личике, мыслями он упорхнул куда-то очень далеко. Возможно, он отсутствовал куда больше и глубже, чем позволяли приличия, но это его состояние было на удивление светлым и умиротворяющим, что даже Нобуюки поддался его влиянию и тоже попробовал освободить свой разум. Получилось неважно, как-то неправильно и даже коряво, но какое-то время он совершенно точно ни о чем не думал. А затем мысли вернулись все разом, как стая перепуганных птиц, заставив его на миг зажмуриться и потереть переносицу, чтобы прогнать ощущение головокружения, с такой силой они на него обрушились. И услышал голос Рокуро словно издалека. - Нобуюки-сама, - негромко позвал он. - Разрешите обратиться? Нобуюки стряхнул легкое оцепенение, распрямил спину и взглянул на Рокуро строго и свысока, с неудовольствием думая, что слуга Юкимуры мог забыться, обратившись к нему первым. Смиренное выражение на лице Рокуро, однако, говорило об обратном - он все прекрасно помнил и был готов к тому, что Нобуюки не понравится его инициатива. - Ну, - поторопил он молодого человека. - Продолжай, раз начал. Рокуро глубоко вздохнул и задержал воздух в легких, будто собираясь с мыслями. Нахмурился, слегка зарделся, смущенно моргнул. И заговорил, приложив пальцы к ключицам. - Я хотел бы извиниться, - все также негромко сказал он, явно тщательно подбирая слова. - За то, что за все это время не изыскал возможности поблагодарить Вас. Вы спасли жизнь господину, когда ему грозила смертная казнь. Не могу знать, чего это Вам стоило, но учитывая обстоятельства, могу предположить, что Вам пришлось непросто. Вы предоставили ему шанс исполнить свой долг, восстановить свою честь. Нам всем. Моей благодарности безусловно ничтожно мало, чтобы выразить мои чувства, но прошу, примите ее. Он глубоко склонился в сейдза, а Нобуюки от изумления не мог вымолвить ни слова, лишь смотрел на преклоненную голову и сложенные руки и испытывал неописуемую гамму чувств от услышанного. Рокуро тем временем вернулся в прежнее положение и продолжил. - А еще прошу принять извинения за мою дерзость, когда я встретил Вас сегодня. Готов понести наказание, если Вы сочтете нужным применить его. Нобуюки не знал, что ему сказать, и как ни пытался собрать свои мысли воедино, как бы ни гнался за ними, они все разбегались, не оставляя ему шанса на осмысленный ответ. В итоге все, что он сумел выдавить из себя было короткое: - Принимаю. Рокуро удовлетворенно кивнул, но по-прежнему не поднимал на него взгляда, и от этого сумбур в его разуме лишь усилился, подгоняемый раздражением и желанием этот взгляд увидеть. Рокуро внезапно встрепенулся, легко поднялся, разглаживая хакама, и направился к выходу, обернувшись у самых сёдзи. - Вы, наверное, хотели бы побыть в уединении, Нобуюки-сама? Дайте мне знать, когда я могу проводить Вас к господину Масаюки. В ответ Нобуюки удостоил его хмурым кивком и, ощутив, наконец, что ясность мыслей возвращается к нему, недовольно проворчал. - Совершенно необязательно предугадывать мои намерения, Рокуро. - Мне показалось, что сейчас это целесообразно. Он успел только моргнуть, а Рокуро уже в комнате не было. Осталось только ощущение звенящей пустоты и едва уловимый запах вишни. Нобуюки долго не мог понять, как этот молодой человек так незаметно покинул его. Стало быть, он просто вышел. Какие еще могут быть варианты?***
Трудно было признаться самому себе, что он был не готов. Не готов к тому, что увидит и услышит, не готов к тому, что снова нагрянут изменения в его жизни, не готов к проявлению своей беспокойной сущности. Первой мыслью было то, что он не справится, не сможет без отца, который даже в том состоянии, в котором находился, продолжал скреплять и держать вместе их семью. Он был последним, единственным мостиком, перекинувшимся через пропасть между ним и Юкимурой, который несмотря на свою независимость все еще прислушивался к отцу, корректировал свои решения в соответствии с его взглядами. Нобуюки сейчас как никогда понимал, что как только Масаюки не станет, им с братом придется сражаться друг с другом, и боль от этого осознания невозможно было ни с чем сравнить. Эта боль словно вскрыла его старательно скрываемые раны и шрамы на душе - все то, от чего он бежал, что не принимал и отторгал. Он мрачно мерил шагами свою комнату, обуреваемый тяжелыми, нежеланными мыслями, понимая, что бежать от них уже некуда, и раз уж он здесь, то хотя бы с их частью пора уже разобраться. И несмотря на то, что он сейчас больше всего хотел остаться один, он приказал позвать Рокуро, изводя себя и глухо скрипя зубами в ожидании. С этим молодым человеком у него было одно незавершенное дело, незаконченный разговор, и похоже, что для него настало время, как бы не сопротивлялась та часть его разума, что в мельчайших деталях помнила события одной особенной ночи, которую он вроде и хотел забыть, но продолжал трепетно хранить в своей памяти. Когда пришел Рокуро, серьезный и настороженный, Нобуюки уже чувствовал тяжелую усталость и подумал, что возможно он сильно поторопился. Когда же слуга Юкимуры неслышно закрыл за собой фусума, он осознал, что отступать уже некуда, и как бы сильно ему не хотелось обратного, то самое незавершенное дело все придется довести до своего логического завершения. Он беззвучно втянул в себя воздух и развернулся, прямо глядя на объект своих сумбурных мыслей. Рокуро стоял так ровно и неподвижно, будто врос в поверхность пола, сложив руки и приподняв подбородок, сверкая своим удивительным левым глазом из-под густой челки. Он смотрел очень понимающе, словно уже догадался, зачем Нобуюки позвал его, со спокойной безысходностью, словно уже знал, каковы намерения старшего господина Санады в этот раз и как они отличаются от тех, которыми он грешил в прошлом. Нобуюки придавил его ответным взглядом, хмурым и суровым, давая понять, что если догадки Рокуро носили сугубо отрицательный характер, то он не ошибался. - Признаюсь, ты застал меня врасплох, - без лишних вступлений начал Нобуюки. - И тем, как встретил меня, и тем, что сказал после. А ты прекрасно знаешь, как я не люблю подобных сюрпризов. Он сделал паузу, по-прежнему не отрывая взгляда от невозмутимого личика, затем отвернулся и начал медленно ходить по комнате, скрестив руки на груди и не особо задумываясь о направлении. - Наверное, стоило давно сказать тебе то, что я собираюсь сказать сейчас, но, как ты уже мог заметить, время было не на моей стороне. Рокуро, я в своей жизни еще не встречал людей столь бестактных, беспардонных и беспринципных, как ты. Возможно, сыграли свою роль некие пробелы в твоем воспитании, хотя это странно, ведь вас с братом растили в одинаковых условиях и учили одинаковым вещам. Хотя, я больше склонен полагать, что на тебя дурно повлиял твой господин, и уж поверь мне, я знаю, о чем говорю, мой брат в этом плане даст фору ораве осакских разбойников. С той разницей, что для него подобное поведение допустимо по статусу, но уж точно не тебе. Ему показалось, что за спиной послышался шорох, и он порывисто обернулся. Рокуро стоял на прежнем месте и даже не пытался сменить положение, и сейчас был очень похож на искусно вылепленную восковую куклу, настолько безжизненным казался его облик, за исключением, разве что его слишком выразительного взгляда. - Я слишком долго наблюдал за тобой, чтобы не сделать определенных и довольно нерадостных выводов о тебе, а в таких вещах я не ошибаюсь, - продолжил свою мысль Нобуюки, чувствуя, как начинает потихоньку распаляться. - Унно Рокуро, кто дал тебе право забыть хотя бы на минуту о том, кем ты являешься? Ты слуга, в чьи обязанности входит молчать, подчиняться и оказывать ту помощь своему хозяину, которая ему необходима. Так по какому праву, я тебя спрашиваю, ты позволяешь себе такие возмутительные вольности? - Я уже принес свои извинения, Нобуюки-сама, - возразил Рокуро, чем раззадорил уже начавшего закипать Нобуюки. - Твоим извинениям грош цена, ты, эгоистичное, бесстыжее, наглое создание! Да, Юкимура сейчас жив благодаря мне, ты думаешь, я об этом не знаю? Думаешь, я об этом не жалею, особенно учитывая, чего мне это стоило? Я уж грешным делом надеялся, что это вас обоих чему-нибудь научит, но нет! Что он, что ты, два омерзительных смутьяна. Ты видишь, куда все катится, почему ты не воздействуешь на него, почему сидишь, сложа руки? Кто тебе позволил забыть о своих прямых обязанностях?! - При всем уважении, Нобуюки-сама, я не понимаю, чего Вы от меня сейчас добиваетесь. - Я хочу, чтобы ты осознал свои ошибки и признал их, пока не поздно. - Вы серьезно полагаете, что это что-то изменит? - Молчать! Окрик вырвался помимо воли, но он даже не успел пожалеть, что не сдержал его. Рокуро заметно вздрогнул, но не двинулся с места, когда Нобуюки повысил голос и стремительно подошел к нему вплотную, вне себя от гнева, пока разумная его часть продолжала призывать его держать себя в руках. Невозмутимость Рокуро уже даже не раздражала его, она его бесила, выводила на грань какого-то сумасшествия. Ему так хотелось, чтобы этот молодой человек, наконец, испугался его, покаялся, выдал хоть какую-нибудь эмоцию, а не продолжал отгораживаться от него стеной безразличия. - Ты... Не тебе меня спрашивать об этом. Как будто я не знаю, как ты на него влияешь. Как будто я не вижу, как он меняется благодаря тебе. Что ты с ним такого делаешь, что он прислушивается к тебе? - он сделал еще шаг, встал настолько близко, как только мог без риска окончательно потерять голову, потому что уже мог разглядеть, как трепещут крылья носа, и чувствовал запах, возрождающий в нем воспоминания отнюдь не праведного характера. - Ну же, Рокуро, в чем дело? Расскажи мне, не стесняйся. Уж не проникаешь ли в его разум, как однажды проник в мой? Ты же наверняка не забыл о том, какую неслыханную дерзость ты осмелился совершить по отношению ко мне. Такое даже я забыть не в состоянии. Рокуро только плотнее сжал губы и быстро сглотнул, и бледнел у него глазах. Конечно же, он все помнит. Еще бы ему не помнить, когда он целиком и полностью несет ответственность за то, что произошло между ним и господами Санада той ночью. О том, что думал об этом сам Юкимура, Нобуюки, разумеется не имел ни малейшего понятия, но вот он до сих пор задавался вопросом, как он смог допустить это, более того, так бесстыдно наслаждаться спонтанной, ни на что не похожей близостью. - Это же все ты и твои скрытые способности, да? - полуутвердительно произнес он, не ожидая, собственно, никакого ответа. Тем сильнее было его изумление, когда Рокуро заговорил, ровно и раздражающе тихо, гипнотизируя несуществующую точку на противоположной стене. - Совершенно необязательно обладать какими-то особыми способностями, чтобы прочитать Ваши намерения. Тем более, что Вы их и не скрывали. Я лишь сделал то, что Вы от меня ждали. - Какими бы не были мои намерения, человек, который сотворил подобное, заслуживает только смерти, - процедил Нобуюки, постаравшись вложить в сказанное свой гнев и свое несогласие, сомневаясь уже, правда, что для Рокуро они имели какое-то значение. - У Вас была возможность убить меня. - Очень сожалею, что тогда я этого не сделал. - Нобуюки-сама, никто Вам не помешает сделать это сейчас. У Вас в левой руке клинок, видимо, как раз для этого, - как ни в чем не бывало продолжал Рокуро, еле заметно усмехнувшись краешком губ. - Смотрите, не передержите, а то Вашей руке уже стало жарко. Вы можете промахнуться. Нобуюки дернулся, когда этот тихий, спокойный голос произнес слова, которые не должен был даже и думать озвучивать ему. Как он узнал? Снова проник к его разум? Невозможно, он совершенно точно бы почувствовал. Да он бы и не осмелился сделать это сейчас, когда Нобуюки обличил его. Или Нобуюки сам выдал себя неосторожностью? Ведь Рокуро был прав, и в кулаке, который Нобуюки по привычке прятал в рукаве косодэ, действительно был зажат кунай. Это было против правил. Как и все, что происходило между ними с самого начала. И он смертельно устал искать себе объяснения и оправдания. - Убирайся. Рокуро без промедления, по-прежнему глядя перед собой, сделал несколько шагов к фусума. Натянутый, как струна, напряженный до искр, он даже не дышал - и черт бы его побрал, с каким достоинством он шел, словно не Нобуюки прогнал его только что, а он сам принял решение удалиться! Шелест хакама, набатом ударивший по ушам в оглушительной звенящей тишине, заставил его на миг потерять контроль над собой - резкий разворот, хлесткое движение кистью и блеснувшее на свету лезвие в свободном полете, которое осталось только проводить глазами. Кунай вошел глубоко в балку четко на уровне глаз Рокуро, который застыл ледяным изваянием за краткий миг до удара. Это было даже красиво. Холодный отблеск металла на фоне изысканного силуэта в черном, островка контрастно светлой кожи и колыхнувшейся длинной челки, переливающейся, как вороново крыло. Картина из света и тени, она нарисовалась сама собой и была воистину прекрасна. За исключением того, что на пол медленно спланировала пара белых ниток с его повязки и тонкая прядь иссиня-черных волос. Нобуюки ошарашенно взглянул на свою руку, будто спрашивая, в своем ли она уме, и перевел взгляд на Рокуро, который по-прежнему стоял к нему спиной, его изящной, идеально ровной спиной, вытянув руки со сжатыми в кулачки ладонями. Рокуро медленно протянул руку и погладил кунай, любовно обвел лезвие по всей длине кончиками пальцев, отчего у Нобуюки кровь бросилась к лицу. Выглядело так, будто Рокуро приласкал этот клинок, как дикое животное, а затем вдруг уверенно обхватил за основание и с силой выдернул из стены. Также медленно развернулся и встал на расстоянии вытянутой руки от Нобуюки, протянув ему кунай на раскрытой ладони. Глядя на его мертвенно-бледное лицо с обескровленными губами, следующее, что он ощутил после жаркой волны, окатившей затылок, был липкий, горький ужас от того, что именно он чуть было не сотворил сейчас. - Вы так ничего и не поняли, Нобуюки-сама. Уж простите мне и эту дерзость, не сочтите за труд, - хрипло прошептал Рокуро и неожиданно улыбнулся, и тем усилием, каким далась ему эта улыбка, можно было свернуть пару гор. Нобуюки смотрел на оружие на его маленькой ладони, бледное, как луна, личико и эту странную, диковатую улыбку, и понимал, что его накрывает, оглушает и выкручивает наизнанку ядреная смесь облегчения, усталости и тоски. - Замолчи, - прошептал он в ответ. Порывисто схватил Рокуро за тонкое запястье и потянул на себя, пока тот не был вынужден подойти ближе и прижаться к нему. Клинок упал на пол с глухим металлическим звоном. Он повторил сквозь зубы, глядя в упор, почти касаясь лбом прохладной челки. - Замолчи ты, наконец. Довольно. Он был бы несказанно рад спасительному красноватому туману, что удобно скрывал его эмоциональные вспышки, не позволяя запоминать их, но сейчас разум был чист, а память ясна как никогда. Он помнил, как давился этими эмоциями, светился ими до слепоты, вдыхал и выдыхал их с раскаленным воздухом. Как лихорадочно сжимал Рокуро в объятиях, целовал его лицо, шею и ключицы, как обезумевший, готовый сорваться с цепи и разорвать его на куски, как пробудившийся от спячки зверь. И как Рокуро поначалу пытался сопротивляться, но вовсе не от страха, а окончательно сбитый с толку перепадами в его настроении, точно также ошалевший от них, как и сам Нобуюки. И Нобуюки уже не мог вспомнить, когда ему было настолько все равно, что он подумает о себе позже, что подумает о нем Рокуро, или любой, кто рискнет его остановить. Он упивался всем тем восхитительно прекрасным, что происходило с ним, впитывал кожей, пьянел от запаха, не мог насытиться вкусом и продолжал не понимать, как до сих пор не потерял рассудок от простого осознания, что все-таки покорил эту маленькую вершину. Рокуро открывался, отдавая себя маленькими частицами, прятал лицо у него на плече, а он гладил выступающие позвонки на загривке, заставляя юношу дрожать еще сильнее, слушал его дыхание и чувствовал себя на удивление свободным. Похоть отступила, забрав с собой его отравленное самолюбие, оставив вместо себя что-то необъяснимое, прозрачное и теплое. Останавливать его было некому. Так никто и не появился, чтобы помешать ему. Только он, Рокуро и то целое и правильное, что было доступно только им двоим.***
...Рокуро, как всегда, смотрел на него молча и прямо, сложив изящные руки поверх складок хакама и невозмутимо мигая своим красивым, переливающимся глубоким пурпуром, аметистовым глазом. Нобуюки успел отметить про себя, что одеяние Рокуро снова претерпело изменения, и если на экстравагантности его хакама это никак не сказалось, то новая куртка с фамильным гербом Санады очень шла ему, оттеняя еще больше нежную белизну его кожи и подчеркивая изгиб тонкой талии. Но даже при том, что Рокуро не сказал ни слова, вся его фигурка и склоненная к плечу черноволосая голова искренне недоумевали и хотели знать, что привело Нобуюки в Уэда, какой неотложный вопрос заставил приехать его сюда одного, без сопровождения, да еще и на лошади. Подобная срочность могла стать только предвестником плохих новостей, и Рокуро определенно хотелось узнать их поскорее, ведь с ними нужно было что-то делать. Нобуюки нахмурился и строго оглядел Рокуро, пытаясь взглядом осадить его, загнать в угол это дерзкое любопытство прежде, чем он догадается об истинной причине - обозначить ее, как и озвучить, вправе был только он, Санада Нобуюки. Он постарался придать своему лицу самое чопорное выражение, горделиво выпрямившись во весь рост, хотя в этом не было острой необходимости, ведь он и так всегда смотрел на Рокуро сверху вниз. - Скучал, - сурово отрезал он таким тоном, словно собирался снова отчитать Рокуро за что-нибудь, только пока не придумал, за что именно. Рокуро изумленно моргнул и широко распахнул глаз, родинка под краешком рта шевельнулась в невысказанном вопросе - не ослышался ли он? А мгновение спустя он вдруг оказался совсем рядом, Нобуюки даже не успел проследить за его движением, тихим и осторожным, что даже не выдал себя шорохом ткани хакама. По лицу скользнула шелковистая прядь волос, а следом - бархатистое ощущение кожи на щеке, когда ему показалось, что Рокуро легонько потерся об него скулой быстрым кошачьим движением. Нобуюки не успел отреагировать и на это, и сумел сбросить с себя оцепенение лишь когда почувствовал в своих волосах тонкие пальцы, ловко перехватывающие пряди и подтягивающие петли ленты. Практически сразу после Рокуро отстранился, окатывая его легчайшей волной своего удивительного цветочного запаха, по обычно невозмутимому личику игривой тенью пробежала улыбка. - Рокуро, что ты себе позволяешь? - прищурился на него Нобуюки. - Я поправил ленту, Ваши волосы чуть растрепались от ветра. - Тебя же учили, как правильно это делать. И что нужно спросить у господина разрешение. Рокуро послушно отошел на шаг, скромно сложил руки и кивнул, опустив взгляд в пол. - Нобуюки-сама, можно я Вашу ленту уже поправил? - задал он вопрос с самым серьезным выражением. Нобуюки отвернулся, пытаясь подавить рвущийся наружу смех, с чем справился лишь отчасти, поскольку улыбку сдержать так и не смог. - Несносное ты создание, - проворчал он, впрочем, совершенно беззлобно. - Когда-нибудь ты доиграешься. - Боюсь, Ваше предупреждение несколько запоздало, - ответил Рокуро, при этом его скулы слегка порозовели, затем прочистил горло и продолжил. - Вы, наверное, устали с дороги. Может, хотите чаю? - Конечно, хочу, необязательно было спрашивать, - фыркнул Нобуюки. Рокуро был одним из немногих людей, умеющих великолепно готовить чай, причем он умел угадывать состояние и настроение гостя и учитывал их каждый раз при приготовлении напитка. Нобуюки являлся одним из истинных ценителей таланта Рокуро, о чем, правда, не спешил ставить юношу в известность. - Я распоряжусь, чтобы Вам приготовили ванну. И Вашу комнату тоже, чтобы Вы смогли отдохнуть, - чуть запнувшись на последних словах, Рокуро вспыхнул румянцем, стремительно развернулся и направился к выходу, задержавшись на миг у сёдзи. Оттуда он бросил на Нобуюки быстрый взгляд через плечо - кроткий и острый одновременно, растерянный и в то же время пронзительный - и неслышно удалился, оставив Нобуюки провожать взглядом напряженную ровную спину с ямочками на пояснице. Его заноза так никуда и не исчезла. И он пока не решил, насколько это плохо. Кто сказал, что говорить правду легко? Его правда, вложенная в одно короткое слово, далась ему слишком тяжело, словно каждую букву приходилось добывать из себя силой. Кто знает, вдруг он действительно уже слишком стар для таких сложных вещей, как вот это, простое и человеческое? Хотя, стоило попробовать, это могло быть даже приятно. Особенно, когда некому об этом прознать. Скучать, однако, было для Нобуюки в новинку. Тосковать по этому молодому человеку тем более. Желать унять эту тоску настолько, чтоб поддаться глупому мальчишескому искушению и рвануть с места карьер просто потому, что ему в какой-то момент стало невмоготу и показалось, что он должен поступить именно так, было шоком для него, как для человека в крайней степени выдержанного и сурового. Ради чего? Ради кого? Все из-за какого-то слуги, которого Нобуюки пытался завоевать долгие годы, следуя собственной слабости, а если уж совсем начистоту, то им скорее управлял интерес, подстегиваемый скукой. Это был его маленький постыдный секрет, и Нобуюки до сих пор не разобрал, является ли он наказанием или подарком судьбы. Но что у этого секрета не отнять, так это появление в его слишком уж устоявшейся жизни спонтанных желаний и событий, которые обеспечивали его разуму и душе заметную встряску, и без которых, наверное, она была бы слишком скучной и правильной. Что ж, Рокуро был занятным развлечением. И самым долгоиграющим - ни один юноша не был способен увлечь его так сильно и постоянно подогревать его интерес, ничего, в принципе, для этого не делая. Он знал, чем чревата его вспыльчивость, она же раз за разом толкала его на необъяснимые поступки с одной лишь целью - проверить себя, узнать свои же тайны, чтобы быть готовым к любой неожиданности. Только прибыв сюда и отдышавшись с дороги, он понял, что им двигало желание выместить свой душный, рвущийся наружу гнев, в равных пропорциях состоящий из раздражения и отказа принять - потому, что Рокуро был виноват в том, что нечасто, но так невыносимо остро и жарко творилось внутри Нобуюки, из-за чего он-таки смог бросить все и сломя голову нестись в Уэда, придумывая совершенно неподходящие поводы и отговорки. Только он виноват в том, что Нобуюки так и не сделал его своим, хотя он шел к той памятной ночи длинной дорогой, сплошь усеянной стычками с самим собой, чтобы в итоге его снова обошел его брат и перехватил его трофей, когда он сам пошел к нему в руки. Рокуро должен понести наказание за все, что сотворил с ним. Он это заслужил. Они оба заслужили это наказание, и пройдя полный круг, они вместе встретили его лицом к лицу. Только все-таки, наказание или рассвет - кто уже теперь разберет?***