Метания

      Глиняные осколки покрывали холодные плиты комнаты. Древняя амфора разлетелась с жалобным треском, когда в неё угодила мешающая и с силой откинутая в сторону скамья. Фенрис метался из угла в угол резкими шагами, словно бешеный пёс, стремительно разрушая интерьер когда-то богатого имения.       Прошел почти час, как он вернулся. Почти час метаний, разбрасываний и ломаний и так немногочисленной мебели; почти час редких, но невероятно громких и злых тевинтерских ругательств; почти час попыток примириться с собственной слабостью. Почти час осознания, сколь тяжел тот поступок, который он совершил.       Он сбежал из дома Арианни сразу, не проронив ни слова, стоило ему придти в себя после возвращения из Тени. Внутри бурлило пламя, и не найдя лучшего способа избавиться от него, эльф начал крушить собственное убежище. Его немногочисленные принципы трещали, готовые вот-вот развалиться, как все собственноручно разбитые им вазы. Он предал сам себя, поддался сладким речам существа, из-за которого столь сильно ненавидел и опасался всех магов.       От этой мысли пламя внутри вспыхнуло особенно сильно, и клейма на его теле ярко засветились. Резко развернувшись всем корпусом, эльф яростно ударил стену. По пилястру пошли трещины, а на пол посыпалась мелкая крошка и небольшие кусочки камня. Он замер на минуту, прикрыв глаза и вслушиваясь в боль, приносимую лириумом, тешась мыслью, что эта боль — заслуженная.       В разуме тут же всплыли воспоминания недавних событий: он отступает на пару шагов, одной рукой вытаскивая из ремней на спине свой длинный меч, и смотрит в глаза той, кого предаёт ради жалкой попытки мести собственному создателю. В глазах Хоук удивление и немой вопрос. Она смотрит на него доверчиво и не двигается, даже когда он одним резким движением оказывается подле, уже готовясь опустить лезвие тяжелого клинка прямо на неё. И спасибо Создателю, в Тени с ними был Андерс, или Справедливость, или кем он там является на самом деле. В отличие от Хоук тот никогда не доверял мрачному эльфу, и его реакция оказалась молниеносной, под ногами Фенриса почти моментально возникла руна обездвиживания.       Он бы никогда не простил себе, если бы смог сделать то, что тогда казалось настолько легким. Кому он врёт, он даже не может простить себе то, что всё-таки совершил. Взгляд наткнулся на кипу сложенных подле камина книг, и Фенрис со злобным рыком пнул её, отправляя некоторые из тяжелых томов прямиком в объятия пламени. Создатель его побери, он предал доверие той, что приняла его. Хоук была единственной в этом треклятом городе, кого не волновало, что он был рабом, кто не считал, что ему нужно сочувствовать. Она просто приходила и просила его помочь в очередном деле, она молча выслушивала его эгоистичные просьбы и относилась к нему трепетно и терпеливо. А он в ответ сначала потоптался своими босыми ногами по её чувствам, трусливо сбежав прямо из её кровати посреди ночи, а теперь предпочел ей жалкого демона.       — Fasta vass!       С очередными ругательствами Фенрис вновь начал метаться по комнате, стремясь разрушить остатки покрытой трехлетней пылью аристократической роскоши. Не укрылась от него и единственная в комнате каменная полка, полностью заставленная пустыми винными бутылками. Схватив одну, эльф всмотрелся в собственное отражение и, словно увидев там того самого демона, со злобой швырнул её в дальнюю стену. И тут же замер. Бутылка пролетела в нескольких дюймах от лица стоящей в дверном проеме Хоук.       — Хоук… — он осёкся и опустил голову, уставившись на осколок какой-то особо замысловатой формы, — как давно ты здесь? Я совсем не слышал твоих шагов.       — Я бы больше удивилась, если бы ты услышал хоть что-то за тем шумом, который ты тут устроил, — сухо заметила она, оценивающе пробегая глазами по огромной комнате и ненадолго задерживая взгляд на разбитом пилястре, — Фейнриэль отправился в Тевинтер, сказал, что будет учиться управлять своей силой этого… как же его там, а, сновидца!       — Хоук, — он перебил её отвлеченную болтовню и стыдливо посмотрел прямо в глаза, — я… я не заслуживаю того, чтобы быть прощенным, но… В Тени я…Kaffas! Как я жалок! Пламя внутри него резко погасло и теперь эльф ощущал себя совершенно пустым. Эта пустота давила изнутри, скручивая внутренности в прочный узел, не давая собрать разрозненные мысли в кучу. Он сделал несколько медленных шагов вглубь комнаты, бросая кроткие взгляды в сторону двери, где неподвижно и молчаливо застыла фигура Хоук.       — Я поддался соблазну. Этот демон… я думал, что устойчив к ним, думал, что только маги могут… искуситься. Но, видимо, это моё наказание, я оказался даже слабее магов, — по лицу Фенриса на секунду расползлась мрачная ухмылка и он обессиленно уставился на стоящую в дверях фигуру, — прости меня. Видимо, в душе я всё тот же безвольный раб, который способен лишь огрызаться и обвинять других в своей слабости.       Он опустился на холодные плиты пола, будто отдав все силы на признание собственной ничтожности, в полной уверенности, что Хоук сейчас молча развернется и покинет этот жалкий дом.       — Нет, Фенрис, ты ошибаешься, — она слегка покачала головой в такт собственным словам и сделала пару шагов внутрь комнаты, позволяя теплому пламени камина осветить своё лицо, — демоны на то ими и зовутся, они видят твою душу, они знают твои желания. Их речи сладки, и устоять перед ними практически невозможно.       Он нахмурился и покачал головой, отрицая собственное прощение, но Хоук продолжала:       — Я не вижу ничего постыдного в твоем желании отомстить Данариусу. Напротив, я прекрасно понимаю, что на данный момент в этом состоит смысл твоей жизни. Не стоит сокрушаться из-за того, что ты следуешь за этим смыслом. Фенрис, тебе не нужно просить у меня прощения.       Ну почему, Хоук, почему ты не можешь просто уйти, хлопнув дверью, предварительно хорошенько выругавшись на всех доступных тебе языках?! Её понимание ранило сильнее стрел или клинка, и это пугало. Фенрис опустил голову, скрываясь за челкой длинных седых волос. Собственная жалость давила его, а внутренняя пустота разрасталась всё больше, выдавливая совершенно ненужные в их ситуации слезы.       Пожалуйста, пусть она уйдет. Создатель, он будет ненавидеть себя намного сильнее, если позволит ей увидеть эту свою слабость.       Но Хоук пошла прямо к нему. Эльфу только и оставалось, что опустить голову ещё ниже, зажмуриться и молиться, чтобы она до него не дотронулась, иначе он точно этого не вынесет.       А потом он вдруг почувствовал, как на его спину что-то наваливается. От неожиданности Фенрис чуть не клюнул носом в пол. Он оглянулся и понял, что Хоук села, облокотившись об его спину своей, любуясь звездным небом из окна.       — Я не оставлю тебя. Не сейчас, — она помедлила, давая эльфу время вникнуть в сказанное, принять её слова, — извини, Фенрис, что-то сегодня слишком громкие ночные птицы, я совсем ничего не слышу. Давай подождем, пока они успокоятся, и тогда поговорим снова…       Улыбка расползлась по его лицу так же медленно, как редкие слезы, прочерчивающие дорожки по его щекам. Прикрыв глаза и вдохнув полной грудью, будто выбравшись из душившей его петли, он прошептал:  — Festis bei umo canavarum*, Мириан. ________________________________ * — «Ты станешь моей погибелью»