Затменная корона

- Тэцу, Асака! Уведите отсюда всех. Бой закончен. Но и до этого боя Кай не был тем, кто мешал просто захватить этот мир. Но и до этого боя Рен знал - тот проиграл ему тогда! Сильный, но не достаточно, тот сбежал от неминуемого поражения! Рен думал - чтобы найти решающую силу. Ждал. Не мешал, как бы ни снедало предвкушение. Не мешал. - Кай-кун! Вскрик Аичи. Что-то очень интересное! Но не сейчас. Кай... Он был бы в отчаяньи, если бы Рен просто оставил его, просто ушел бы, отмахнувшись, как от чего-то бесполезного. Но... - Вот видишь. Бесполезно тогда было убегать. Но это было не то, чего Рен ждал все эти годы. Он ждал силы, конечно. Но если это не то, чего Кай способен ему дать... То что? Смешно, но об этом Рен не задумывался. Не искал своего поражения, нет! Но ждал, что если победит - сила его противника сама укажет, что ему делать дальше, разбив её. Ож же пробил защиту без сопротивления. Он был разочарован боем, он ждал чего-то, чего-то особенного, чего-то по-настоящему могущественного, и он видел отголосок этого могущества в бою Кая и Кё... И не получил ничего из этого боя. Как будто бы Кай снова сбежал. Как будто именно это он принёс в их бой! Как будто это и есть его победа - успешное бегство. То, что Рен отвернётся, перестанет хотеть их боя. Как будто проиграв - Кай и собирался победить. Пощёчина. - Ты мне поддавался! - Рен... - Ты... Все эти годы! Почему ты слаб? Почему я не вижу той силы, что ты оттачивал все эти годы?! Нет, The End впечатлял! Но боец... Рен в бою - не бил в его чувство силы, не замечал, не давал себе заметить подвоха, не требовал, чтобы сила Кая... Была похожа на его собственную. Была похожа на то, что Рен сам привык ощущать силой. Он знал, что победит - но до последнего проверял это знание. До последнего верил в него. - Ты поддавался мне. Рен выплюнул эти слова. Кай хмуро и зло положил закрытую карту в круг Авангарда. Бой продолжался. *** - Тебе не идут ангельские крылья. И пушки - тоже не твоё оружие, хоть это и выглядит круто! Рен снова победил. Но он чувствовал биение чужой силы, огромной силы, ищущей себя. - Оставайся. На этот раз. Это ведь я - Судзугамори Рен. Я всегда был таким. На этот раз - Кай ведь правда его услышал? - Ты хочешь снова убежать от меня, но разве ты не хочешь силы больше, чем кто-либо другой?! - Не этой. - Плевать. Разве Псайкволия - это всё, что я могу тебе предложить? - Сразись без неё. - О. Это будет сложно... Глаза Рена заблестели азартом, и сложно, невыносимо и тягуче было не вливать этот азарт в привычное, как дыхание, свечение... *** - Ты неаккуратно сражаешься. Рен закусил губу от обиды. Он... Так давно не проигрывал! Он молчал, он глотал слова о том, что отвык, что доверять силе лучше, что... - Ещё. Он пробурчал это, мутно и довольно тихо. Кай не посмеет сказать, что "это его настоящий уровень", что им так не о чем сражаться, не посмеет уйти... Он не стал. Это была их ночь. И Кай - будет с ним сражаться и тогда, когда в глазах Рена сверкает вселенная. Рен почти знал это. Тем "почти", которым знал о своих грядущих победах, когда сила пронизывала его. *** На Турнир они прибыли вместе, и реальность колыхалась в глазах Рена сонной мутью и стеклянным шуршанием. Кай выглядел как обычно, и это Рен на него иногда опирался, отключаясь на плече на какие-то минуты. - Наш - последний бой?.. Рен сонно пробурчал это. - Нет. Сейчас. Жестоко! Хотя просыпаться к концу двух первых сражений, пытаясь не пропустить и их, опасаться, что очередь до их боя не дойдёт вовсе... Не менее вымотало бы. Потом надо будет пропустить Асаку вперёд Тэцу. Если кто-то из них проиграет - то она. За остаток ночи Рен так и сражался - "сам", не отдаваясь воле своего клана ни в чём. Поэтому их бой на Турнире будет особенным. Ведь они оба - не будут сдерживаться. Сила потекла сквозь его тело, едва Кай ушел к своим, ушел пройти на поле боя через другие двери, чем это сделает Рен. Сила держала его в сознании, в чём-то, что мало напоминало бодрствование. Ведь Арены Турнира, её привычных, "мирских" очертаний для Рена уже не существовало. Чёрные острые скалы обрамляли поле боя, гладиаторское поле. Среди этих скал - бушевала толпа, бушевала тягучей, кровавой и радостной страстью. С тёмного, но отчего-то слепяще-яркого неба свешивалось, выступало из него затменное солнце. Вкус крови во рту, тяжелый запах гари, пыли и раскалённого песка... Рен толкнул стеклянную дверь на Арену, и топорщащиеся желтоватые осколки оцарапали предплечье. Песок... Или пепел? Ноги вязли в нём, не из-за его глубины - от вымотанности, измождённости тела. Его руки... Обожженные, с пробившими кожу растущими от костей длинными чёрными шипами... Нечеловеческие руки. Вполне пригодные для того, чтобы держать меч, впивающийся в руку не менее рассекающе, яростно и зло, чем в плоть противника! Вполне пригодные для того, чтобы держать карты. И он сам. Судзугамори Рен. Бластер Дарк. Рыцарь Бездны. Развороченный и обожженный, в смятых, впивающихся в ожоги доспехах. Он был готов противостоять всему огню преисподней, всему огню мира! Ему было дико страшно, до сковывающего ужаса, делающего испытанием каждый шаг навстречу. Навстречу тому, что он желал всем собой, всей своей волей, всей своей Силой. Он был готов вести свою армию в огонь, и одолеть этот огонь. Овладеть им, поглотить, сделать навеки своим. Навстречу ему выходил Повелитель Драконов. Бойцы встали за свои консоли. В свете солнечной короны сверкнули кристаллы на запястьях, напряженные, готовые взорваться изнутри, не выдержав такого напора. Но держащие. По крайней мере пока. Бой начался. Треснула ткань, разделяющая миры. Драконыша напротив - обуяло рябящей дымкой, тяжелым дрожанием воздуха, доспехами, вбирающими в себя, воплощающими... Э, доспехи? Ничего такого, что было бы съедобно, внутрь чего хотелось бы рваться, добираясь до плоти... Чёрный пёс сморгнул. Вот же он. Драконыш? Скорее ящерица-переросток, лизард. Далеко. Не добраться. А добраться - только до этой армированной оболочки, пустой, как... Как Кай вчера, в их первом бою. Воплощение брони, Бахр. Что же. Здесь нечего рвать зубами. Но он всё равно будет! Пёс. Всё ещё пёс, просто больше, злее, чем Фуллбау, с длиннющими металлическими клыками. И рядом - ещё один, и им не нужно быть сворой, их не нужно больше, чтобы чуть не передраться за то, кто первым рванётся пробовать броню если не на вкус, то на прочность! Кому из них - Авангарду или арьергарду. Доспехи трусливо сыпятся под зубами. Не такие уж прочные. Всего лишь хрупкий аванпост перед настоящим сражением, что стелится там, через эту пустыню горячего пепла. И сами псы - хрупкие, они полны мяса и костей. Рен скуляще визжит, когда копьё драконьего всадника пробивает позвоночник, впечатывается в тело, тряся его, полуживое, электрическими разрядами. Это не похоже даже на вскрики боли тех, кто по-настоящему представляет бой, кто точно присутствует в том, как ему-Авангарду нанесено повреждение! Пронзительно, протяжно, нечеловечески. Бой продолжается. Чёрный рыцарь отшвыривает ногой развороченное тело собаки. Душа? Да, она именно такая, пробитая насквозь, трепещущая редкими конвульсиями. Бесполезная в дальнейшем бою. Ведьма и маленький, мудрый жрец советчески ютятся по его левую руку. Собака... Ей не добраться до противника, не опробовать на вкус плоть ездовой ящерицы. Собаку оттаскивают назад, ждать своего часа, Рен не смотрит кто это делает - этих рук будто и нет на поле боя, пусть они и его собственные, это он перемещает арьергард в заднюю колонку. А вот его собственная собака ему бы пригодилась, помогла бы вбить тяжелый клинок в щит, и вглубь за него, вспарывая и доспех, и тёплую плоть за ним. Но нет. Второй, третий, нулевые... Ведьма даёт пространство для манёвра, но не это, не в этот раз. Не когда меч так голодно и неподъёмно тяжел. Рен поднимает его. Ладони - насквозь, этого нет на иконе, нет на рисунке, но тяжесть меча он принимает - внутрь своего тела. Крепче сжимает руки, зная, что ощущение скользкого сейчас пустое, что меч не отпустит его никогда, и он сам никогда его не отпустит. Они ещё предадут друг друга, но не отпустят - никогда. Рен рвётся вперёд, утяжеляя рывок всем подавляющим замахом своей усталости. Он рвётся вперёд, зная, что этого не достаточно, что обнажить, вскрыть грудь драконьего рыцаря - выше его сил... В спину бьёт холодом, и этого холода - достаточно. Заиндивевшие крылья. Дающий карту эффект. И плоть, чужая плоть - впускает в себя! Зрачки напротив расширены, заполняют собой радужку, будто ещё две солнечные короны. Кай принимает этот удар молча, вытерпев - или забыв свой вскрик. И защищается от следующего, от вспышки магической молнии. Бой продолжается. Теперь. Сейчас. Сила. Надсадное, тяжелое пламя. То, чего Рен ждал, отдаваясь всему величию того, что его ждёт. Всему, до которого был в силах дотянуться сам. Повелитель Драконов. Представление Рена отказывало, всего его было мало, чтобы вместить то, что заполнило мир перед ним, заслонило небо, зажгло землю. Кай был чем-то большим, чем весь ужас Рена перед этой встречей. Чем весь его восторг, страстный, пожирающий и тяжкий. Следить за полем? Следить за боем? О, Рен помнил и видел - противнику мало для того, чтобы превратить в огонь всё, чтобы обуять всё, чтобы... Этому мало пищи - лишь съежившаяся ведьма да он сам. Этому мало - его, Рена, внутри. Боли, принятой, взятой от него. Ещё мало для того, чтобы всё стекло, весь лёд мира не выдержали одного его присутствия, расползлись паром, оплакивая самих себя. Ещё рано. И в этот раз Рен молчал. Обожженные лёгкие клеймом впечатывали в себя дрожащий воздух, были просто не способны выплестнуть его криком. Рен... Никогда не чувствовал такого. Большего, чем его собственная сила... И большего, чем собственная сила Кая. Их бой. И Рен обязан был ответить не меньшим. Ведь ему было мало. Тьме, Бездне было мало, жадность его решимости - рвалась изнутри, корёжа и сметая в нём то, что ещё оставалось корёжить и сметать! Вот сейчас он кричал - не от чужой атаки, от собственной Смены, кричал надсадно, срывая голос, выплёскивая, выворачивая из себя Тьму, он тонул в ней - и он топил в ней мир, он топил мир в себе же, во всём ужасе, во всей жажде, во всей поглощающей силе, на которую только был способен! Чёрный круг затмения сиял в небе пожирающим провалом, его Тьма пробивалась сквозь душную рябь раскалённого воздуха. Тьма дышала, с каждым вдохом вбирая в себя мир. Рен дышал, он был этой Тьмой, и он не верил, что всё ещё способен дышать. Земля ещё горела под ногами после прошлых атак. Воздух сладостно жёг, лился внутрь трепетным предожиданием огня, что мог его настолько раскалить, пустить в эту рябящую, почти гаремную пляску. Очертания дракона Тьмы расплывались, не вмещали его, вспарывались изнутри, как если очень уж постараться впихнуть клинок в слишком узкие для того ножны. Копьё в руках - надсадно гудело, жаждало разрешения, призрачного облегчения, алкало чужой плоти. Тёмный маг - как в будуар своего сутенёра втянул за руку... Рен даже не посмотрел, кого! Голодно. Сладостно. Голодно. Кровь на зубах, плоть на зубах, кровь в горле, кровь, омывающаая, готовящая к бою копьё... Этого мало, совсем мало для него. В его волю, в его распоряжение едва встают новые воины - и он в забытьи рвётся к возлюбленной силе... Разрывая всех, кто стоит у него на пути, и в этом нет пренебрежения, это широко и рвуще распахнутое овладевание! Так многими... Тьма обвивает Повелителя Драконов, Рен касается его нежно, уязвимой лаской, не в силах теперь причинить вреда, ворваться под чешую, впитаться в плоть надрывающим изнутри... Он отступает. И то, что готовит Повелителя Драконов к его экспансии - продолжает волю Рена, продолжает его самого, но!... Арьергард. Его жажда притуплена, он ещё не испил того, что желал. Рвущейся воли своего Противника. Сладости его поражения. Поэтому - его Бездну ждёт океан пламени. Бой продолжался. На какие-то мгновения Рену показалось, что это пламя не только само себя кормит, но и само себя боится. Он пошатнулся, цепляясь за ускользающее сознание, но владеющая им Тьма не потерпела пустоты забытия, она вытолкнула её прочь, обостряя чувства раздрайной, колотящей тревогой. Когда Рен шел к консоли, он продирался сквозь свой страх. Сейчас - только страх и сдерживал панику, только костяной корсет оцепенения позволял держать себя в руках, смотреть в ревущее пламя, слепнуть от жара - и не отворачиваться. У союзников - тлела, дымилась кожа, до атаки, в одном лишь нестерпимо-горячем воздухе. И Рен отдал их огню. Пелена огненных всплохов заслоняла их, Рен не видел, как лоплась кожа, обугливалась плоть, как угли серели и осыпались в прах. Пепел в воздухе, он оседал и на нём самом, невесомый до неуловимой невыносимости. Колени подкашивались, он хотел: выплюнуть свою трусость в слова, молить о пощаде, признать о себе любую чушь, лишь бы... Лишь бы... Но это значило согласиться с тем, что он "на самом деле" не хотел всего этого. Не хотел этого боя, во всей его торжествующей невозможности. Он опустил было взгляд, пряча текущую из него мольбу о жалости - и вскинул голову! Думай что хочешь. Ты не посмеешь не нанести удар. Крупная дрожь в руке, стиснувшей карты. Рен может защититься. - Я скажу тебе "пожалуйста, не надо", а ты всё равно это сделаешь. Договорились? Наверное, его слышат. Слышат те, кто только и ждёт вцепиться в его слабость. Всё равно. Рен не поторапливал. Не говорил, что готов - он и не был готов... К такому нельзя быть готовым, да? Говорят, к насилию, к боли, большей, чем определённая граница, нельзя быть готовым. Можно. Тебя будет корёжить, ты будешь готов на всё, лишь бы прекратить это, пусть бы вместе с собой - но можно. Сейчас... Сознание била дрожь, как этот чёртов переплавленный воздух. Теперь Рен знал - тогда, в их первом бою с его, Рена, особенной силой это не он не выдержал. Это Кай. Это его силой Рена отбрасывает от их боя, от мира, от себя самого, как бы Рен не цеплялся, как бы не вкладывался в то, чтобы быть и присутствовать несмотря ни на что. Он не чувствовал боли? Нет, он... Поток его силы, встречный потоку огня. И Рена - выносит навстречу, вбивает в это пламя, в агонию, что он ждал все эти годы. Они - игроки - смотрят друг другу в глаза. С одинаковой пронзительной сосредоточенностью. Рука - осыпается серой мягкой пылью, но Рен тянется к колоде, он показывает её - карту урона. И ещё одну. И их бой - ещё не окончен. Рен улыбался. Приклеенная улыбка? И да. И нет. Абсолютно исренняя. Взгляд - смотрел вдаль, смотрел сквозь, будто бы мира или его самого не осталось вовсе - или как если протянешь руку, и планета яблоком ляжет тебе в ладонь. Гарь, тёмное белёсое небо, люди вокруг... Его взгляд скользил по этому, как пальцы скользят по мозайке. И он не был бы собой, если бы не сжал руку, не вмял пальцы в керамическую роспись, вбирая в себя её рельеф. Если бы не сжал руку на этом яблоке и не потянулся бы откусить! Кай говорил, он сражается небрежно. Сейчас было прозрачно: два эффекта, только так. Хотя бы один - критический. Тогда - так или иначе этот бой будет его. Тогда - Кай не закроется от него, от его, его, Его атаки, в смысле - не закроется полностью. Так, чтобы без шансов. Вера Рена под той атакой, под всем её пламенем - осыпалась пеплом. Он не знает, может ли довериться текущей сквозь него силе, не знает, принесёт ли Тьма себе победу, принесёт ли он себе победу... Не знал. Пока его зубы не впились в твёрдую, неподдатливую кору земли, оставляя во рту привкус крови от содранных дёсен. Это его мир. Это его сила. Это его Кай. Разумеется, он победит. Тёмный маг приходит, увлекая за собой тугую дрожь крыльев бабочки. Нет, не бабочки - летучей мыши. Глоток холода - ещё одни крылья, заиндевелые, слипшиеся от мороза, парадоксально нашедшего себе место на этом пепелище. Рен пожирает своих внимательно, с трудом продираясь сквозь стекло, через отстранённость, нечувствительность своего внимания. Тёмного мага, что напоследок смущённо осклабился в ответ, прежде чем зубы вбились в плоть, выталкивая из него вопль боли. Холодную россыпь металла и перьев, неприятно рассыпающуюся по рту и горлу, и почему-то - утоляющую жажду, насыщающую прохладой ту сухость, что он заметил, лишь почувствовав иное. Пса, подобным которому он уже был в этом бою, и, кажется, душа окажется ему не столь уж бесполезной. Он, кажется, боялся себя, когда заполнял поле вновь. Когда на месте тех, кого он убил собственными руками, разорвал без следа жалости, вставали новые воины. Он, кажется, боялся - опустошать руку, ставить всё на этот ход, где предвестие его победы не рассчитано дистантной неминуемостью. Боялся рисковать - не страхом поражения, совсем иначе. И его рыцарь - вновь выходит на поле. А по правую руку - встаёт в подавляющей мощи то, что принесло ему победу в том бою, первом за вчерашний вечер. То, чему он успел научиться у Повелителя Драконов. - Ты боишься меня, Кай? Тот коротко кивнул. - Да. "Больше жизни". Это не было сказано вслух. Это признание, что угадывается в воздухе, в чём-то неуловимом, в остром и наполняющем чувстве своей правоты. Дракон, рвущийся сам из себя трепещущей и жадной Тьмой, ринулся в атаку. Кай не стал защищаться вовсе, разбивая то "чёткое" предожидание естественных, прозрачных решений! Два исцеляющих эффекта подряд - не что-то из его обычного стиля игры. Не что-то, чего Кай бы мог - в другой ситуации. Сейчас может, сейчас и сквозь него течёт изменение, течёт ищущая жажда менять мир! Но вытянет ли? Рен обрушивается на него всем, что у него есть. Всей заходящейся яростным криком обидой, всей униженностью от его, Кая, пренебрежения Реном как бойцом, хотящим силы, всем тягостным гневом на сотни раз, когда Кай его не увидел, не понял, переназначил, отмахнулся. На высмеивание его, Рена, знания об ином мире - в первую очередь. Рен рвал его плоть, рвал чешую и мясо под ней, с кормящемся своей же старательностью усилием. Впивался, раздирал - и устремлялся в разодранное, до упора заполняя собой и этим надрывая снова. Он не был даже драконом - он был самой своей силой, самой Поглощающей Тьмой, сливающей в себе множество форм и бесформенность. Он рвался и рвался внутрь, он брал, обволакивал, впитывал всё, сквозь что прорывались его когти. Он не искал "самую суть", что-то, по овладеванию чем всё прочее останется лишь чешуёй! Нет. Он жаждал всё, он жаждал больше! Он жаждал овладевать и менять, поглотить каждую чешуйку, каждую кроху, каждую каплю... ...он яростно вбивался в нагое тело под ним, напряженное и так прекрасно искреннее в этой напряженности!.. ...он рвался внутрь, он хотел всё. Без остатка. Кай - проверяет карты урона. Одна... И вторая. Не исцеляющий, нет. И третья, седьмое, "лишнее" повреждение. Оно - исцеляющий эффект, да. Просто поздно. Покачнулся. Аккуратно, держась за консоль, сел. Рену не верилось, не верилось до конца, что только что было - то, что было. Мир всё ещё дальше, чем он привык. Кай... Его.