***
В тот момент, когда в его руки вручили маленькую шарнирную куклу, Слейдер понял, что он ничего не понимает. Совершенно. Да, ради сестрёнки Морганы он готов был пойти на многое, если не на всё, но эта кукла... Он так толком и не понял, что случилось с Гаутером. Заколдовали его, или же это естественное состояние парня. Одно было ясно точно. Следить, чтобы с Гаутером ничего не случилось и чтобы всё тот же Гаутер ничего не натворил - прямая обязанность Слейдера. Этим же вечером, когда все Смертные Грехи и довольно многочисленная компания, всегда окружающая их начали расходиться по домам, Слейдер, едва не забыв своего подопечного сидящим на барной стойке, тоже отправился в своё жилище. Мало кто знал, что он жил в довольно уютном доме вместе со своими родителями, отказавшись от выданных ему комнат в замке. Это бы значительно подпортило образ огромного сурового рыцаря, коим он являлся для незнакомых людей, но которым не был на самом деле. Дома уже ждала мать, приготовившая ужин, в то время, как отец развлекал разговорами пришедших в гости сестру с маленькой дочкой. Занеся свой ценный груз в комнату, находящуюся на втором этаже, Слейдер спустился вниз, чтобы тоже принять участие в семейном ужине. За этим занятием совершенно незаметно и пролетели следующие несколько часов.***
Когда на улице уже стемнело и стало понятно, что гости домой уходить не собираются, Слейдер помог матушке подготовить для них комнату, и уже совсем вымотанный принял ванну, мечтая о том, как он ляжет в кровать, и никто не побеспокоит его до самого утра. Тем неожиданней для задумавшегося парня стал тот факт, что когда он открыл дверь своей комнаты, на своей кровати он увидел Гаутера. Как всегда, не видящего ничего постыдного в своей наготе, абсолютно обнаженного Гаутера. Закрыв и снова открыв дверь, Слейдер не увидел ничего нового, поэтому зашёл в комнату, стараясь подготовить себя к любому возможному развитию событий. Но это ведь Гаутер. Чтобы угадать что он задумал, надо быть либо им самим, либо сдаться, даже не пытаясь понять ход его мыслей. —У тебя прелестная семья, знаешь?—спросил Гаутер, устраиваясь на кровати поудобней и укладывая подбородок на согнутые колени. —Я рад, что они понравились тебе. Но только вот почему ты в таком виде, м? Разве Моргана не заколдовала тебя так, чтобы ты достаточно долгое время пробыл куклой?—смотреть на Гаутера было немного неловко. —Какая разница, почему… Ты же знаешь как много я натворил? Все считают что я сделал что-то ужасное. Но разве желание почувствовать - это ужасно? Мне всё ещё интересно, что же такое любовь… Может быть, если твоё тело нравится мне больше чем тело той девушки… Уже и не помню, как её зовут… Может быть тогда я смогу понять, что это за чувство?—Гаутер мягко поднялся на ноги и сделал пару шагов вперёд. Глаза его начали слегка переливаться от уже готовящейся к выходу магии. Не особо надеясь на успех, потому что Гаутер хоть и выглядел так, что его очень легко было спутать с хрупкой девушкой, но всё же являлся одним из Семи Смертных Грехов, Слейдер со всей возможной скоростью приблизился к парню и обхватил его лицо своими огромными ладонями. Розовые мягкие волосы скользнули между пальцев, заставляя парней недоуменно посмотреть друг другу в глаза, будто бы они только сейчас осознали, что буквально слились телами, оставляя между собой только какие-то жалкие сантиметры. —Гаутер, послушай, давай ты не будешь этого делать? Давай попробуем как-нибудь иначе?— стараясь не терять уверенность в голосе задал вопрос Слейдер, пальцами слегка оттягивая волосы стоящего перед ним парня. —Иначе? Я не знаю, как можно иначе…— и в этом голосе было столько искреннего недоумения, что сложно было продолжать видеть в Гаутере машину для убийств. Он и так был довольно хрупким, но оказавшись в объятиях такого большого парня, как Слейдер, Гаутер стал казаться словно фарфоровой статуэткой, которую страшно даже пальцем задеть лишний раз. Оставив последнюю фразу без ответа, Слейдер, приподняв безвольно висящего в его руках Гаутера подошёл к кровати и аккуратно посадил парня на её край, садясь перед ним на колени. —Я не обещаю, что ты поймёшь что такое любовь, но ты же грех похоти, да?—с каждой паузой тёплые влажные губы прижимались к острым коленям в нежном поцелуе,— Ты знаешь что такое порочность… Ты выглядишь как её олицетворение. Но знаешь ли ты что такое нежность? Губы с коленей опускаются вниз к ступням, уже не оставляя при этом влажных следов, чтобы не доставлять дискомфорт внимательно следящему за каждым движением Гаутеру. Руки крепко, но осторожно перехватывают ступни, которые кажутся словно детскими, и буквально тонут в таких странно огромных ладонях. Прижимаясь губами к нервно поджатым пальцам, Слейдер не сводит глаз с лица Гаутера, не давая тому и шанса на сопротивление. Язык мягко надавливая на кожу, очерчивает вокруг каждого пальца какие-то только его владельцу понятные символы и знаки. —Зачем ты это делаешь?—и не понятно, то ли Гаутера совершенно не трогают действия человека, сидящего перед ним на коленях, то ли таким образом он пытается вернуть такой привычный для себя контроль над ситуацией. Ответа не последовало, однако Слейдер отвлекся от столь захватившего его занятия и со странным восхищением прижался лицом к светлой коже живота человека, к которому его будто магией начинало тянуть всё сильнее. Гаутер не был рельефным, как Бан или Мелиодас, его тело странно совмещало в себе типично мужское и женское, и мягкая, такая притягательная подушечка на животе просто сводила с ума. Чуть сдавливая податливые бока, Слейдер просто наслаждался ощущением чужой кожи на своей, медленно вдыхая и выдыхая, пытаясь почувствовать запах чужого тела. Грех похоти, но его тело совершенно не давало думать о чём-то грязном и пошлом. Его хотелось ласкать и нежить, чтобы это чу́дное создание, невосприимчивое к эмоциям, почувствовало себя кем-то живым, настоящим. И ведь насколько бы он на самом деле не был бесчувственным, его тело весьма однозначно реагировало на ласку. На висках появились первые капли пота, а от каждого нового прикосновения мышцы на внутренней стороне бедра поджимались, заставляя Слейдера чувствовать, что всё то, что он задумал действительно имеет значение. —Тебя когда-нибудь целовали здесь?—и губы мягко прижимаются к ямке в локте, и пусть это и не эрогенная зона, но дыхание всё равно сбивается от того, сколько всего вложено в это прикосновение,— А здесь? Здесь к тебе прикасались?—с каждым словом пальцы опускаются всё ниже, останавливаясь на рёбрах и ненадолго задерживаясь на них. И да, здесь прикасались, но не так. Совершенно не так. И не хочется ничего говорить,потому что одни глаза Гаутера буквально кричат о том что он конечно не чувствует совершенно ничего в эмоциональном плане, но даже для него это слишком. Слишком бережно и терпеливо. Слишком близко. Не физически, а ментально. И он не говорит, а просто протягивает руки, как капризный ребёнок, который требует ласки и Слейдер уже не задумываясь прижимается к его губам своими. И нет никаких фейерверков. Но так сладко. "Сладкосладкосладко,"-всё что крутится у Гаутера в голове. Кто же знал что такой громадный парень как Слейдер будет таким сладким. И дело даже не во вкусе, а в самих ощущениях, которые ну просто невыносимы. В нём будто каждая клеточка тела заполнена желанием сделать приятно, заставить почувствовать себя нужным и важным. И кто вообще мог ожидать чего-то подобного от внешне холодной огромной груды мышц. Поцелуй совсем не хотелось прерывать, но точно также не хотелось останавливаться на уже достигнутом. Глаза Гаутера медленно разгорались огнем, свойственным наверное каждому человеку, объятому желанием. Но было в них что-то, что с головой выдавало в нём похоть. ПОХОТЬ. Он не стал порывестей или резче, не сделал даже попытки перенять инициативу, но всё стало ощущаться совершенно иначе. Он будто отпустил себя, позволяя телу и разуму плавиться от нахлынувших эмоций. Или может быть он просто играл и подстраивался так, как он привык делать это. Уже было совершенно не важно, потому что за этой игрой не могло не быть чего-то настоящего. Словно боясь спугнуть Слейдера, не ожидавшего от него хоть какого-то ответа, Гаутер шумно дыша, чуть откинулся назад, одним взглядом зовя за собой. Руки в одно движение оказались на крепком торсе нависающего сверху парня и надавили, посылая внутрь тела искры сводящей с ума магии. Но она была не нужна. Гаутер и помыслить не мог, что его магия станет не катализатором, а лишь немного подстегнет Слейдера к дальнейшим действиям. Тяжёлое тело опустилось сверху, не оставляя пространства для каких-либо телодвижений. Гаутер тянулся вверх, едва доставая губами до лица напротив, оставляя неловкие поцелуи где придется. Тела соприкасались так плотно, что если бы на Слейдере не было полотенца, оставленного после душа, то они точно слились бы в одно целое. —Может ты не будешь медлить?—действительно ли Гаутер хочет, чтобы всё закончилось быстрее? Руки в предвкушении тянутся к полотенцу, являющемуся сейчас единственной преградой, и как только оно оказывается в стороне, тела подаются навстречу друг другу. Тяжёлый вдох, когда Слейдер слегка подаётся вперёд, соприкасаясь своим членом с членом Гаутра. Он не собирается заходить дальше. Если когда-нибудь выпадет возможность, то да. Но не сегодня. Ноги сплетаются, и это выглядит так гармонично, будто бы они жили ради этого момента. Не просто рельефный, а действительно мускулистый Слейдер и Гаутер. Просто Гаутер. С его бледной кожей и тонким телом. Руки в только им знакомом порядке оглаживают тела, а губы жадно ловят рваные вздохи. Мокрые от пота, они трутся друг о друга, то замедляясь, то ускоряясь, и это ощущалось бы весьма неловко, если бы не было таким естественным и правильным. Движения замедляются, и не понятно, прошла всего пара минут или уже целая вечность. В свете уже почти потухшей настольной лампы спина Слейдера вся сияет от стекающих по позвоночнику капель пота. С последним движением бёдер каждая мышца его тела напрягается, делая рельеф ещё более неровным, притягательным. Переворачиваясь на спину, Слейдер, подхватывая Гаутера, буквально сажает того себе на лицо, стараясь довести и его до долгожданной разрядки. С такой же отдачей, с которой он покрывал поцелуями стройные ноги сидящего на нем парня, Слейдер вылизывает яички, находящиеся прямо перед его ртом. По одному и вместе он вбирает их в рот, слегка посасывая и при этом не отводя взгляда от Гаутера. А Гаутер смотрит куда угодно: на стену, на занавешенные окна, но только не на Слейдера. Потому что чёрт знает, что он увидит в глазах напротив. Ведь даже несмотря на свое явное превосходство над Слейдером он чувствует себя всё той же куклой, которую вертят в руках, чтобы получить и чтобы доставить удовольствие. В желании хоть как-то взять ситуацию под контроль, Гаутер съезжает с лица на шею Слейдера, но тот сразу же, выпуская яички изо рта, вбирает член почти наполовину. И никакого контроля. Слейдер втягивает свои щёки, обхватив при этом ладонями задницу Гаутера, и слегка подталкивая его вперёд, чтобы парень начал двигаться. И Гаутер двигается. Скользит вперед-назад, будто бы он сидит вовсе не на чужой шее, а на чужом члене. Подбадриваемый Слейдером, увеличивает амплитуду, толкается за щеку и уже совсем перестает держать себя в руках. Возбуждённый взгляд опускается вниз и сталкивается со взглядом напротив. Это срабатывает будто кнопка спуска, и Гаутер, прогибаясь, почти ломаясь напополам, кончает, не переставая видеть чужой взгляд перед закрытыми глазами. Взгляд, заботливый, понимающий, но при этом такой властный, что хочется видеть его ещё сотни раз, и чтобы только на него, на Гаутера смотрели эти глаза. Сильные руки мягко подхватывают под спину, спуская обмякшее тело вниз. Затем всё также собственнически погребают ближе и замирают. —Надеюсь, что утром я проснусь не околдованным тобой,— на что Гаутеру приходит мысль, что лично он уже точно околдован, потому что как иначе объяснить странную тяжесть в груди, он не знает.***
—Почему ты не взял мини-Гаутера с собой?—не то чтобы Бану на самом деле было сильно интересно, но когда они со Слейдером остались вместе в одном помещении, молчать было несколько неловко. —Гаутер отдыхает. Я подумал, что нет смысла носить его с собой, ведь он всего лишь кукла. У меня дома он в гораздо большей сохранности,— даже если Бан и понял, что ему что-то не договаривают, услышал оговорку, он решил не заострять на этом внимание. Какое ему собственно дело до этого. И своих забот хватает.***
Теплый свет, исходящий от лампы плавно обтекал изгибы тела Гаутера, лежавшего на кровати и следившего за своим пальцем, рисующим что-то на простыне. Уже второй день он сидел в чужой комнате, только и делая, что думая. О разном. О том, как ему быть дальше. О том, почему он все ещё здесь. Почему так ждёт возвращения Слейдера, хотя между ними не было ничего кроме физической близости. И почему когда Слейдер, стараясь не шуметь заходит в комнату, тело, будто не слушаясь своего хозяина поднимается с кровати, и словно издалека слышится свой голос, говорящий: "Я рад что ты вернулся. Может повторим вчерашнее?"