Он одинок, как все вокруг, Он потерял друзей, подруг. Когда-то был не одинок, Но боли все было невпрок. Он потерял отца и мать, Сам стал могилу им копать. Ведь одинок не значит жалок, Нашел он счастия аналог. И сам себя он потерял, Никто его не заставлял Души терзанья изливать, Кому-то сердце открывать. Но он открыл, и пыл исчез Туда какой-то бес пролез. И стал там править повсеместо Ну почему все так бесчестно?
Не описать это чувство, которое ощущаешь, когда теряешь кого-то. Навсегда. Похоже на чью-то злую шутку, розыгрыш. Но нет. А хотя… наверное, это Он решил над тобой подшутить. Смешно, правда? Осознание приходит не сразу. А потом — мрак, бездна. Абсолютная пустота внутри. Как будто она везде. Сначала зарождалась в тебе и вот уже готова выбраться наружу, чтобы захватить все вокруг и не оставить ничего, только саму себя. Всепоглощающая, ненасытная пустота. Игорь до сих пор не может забыть (как будто это вообще возможно) тот ужасный роковой день. Они ведь всего лишь гуляли с родителями в парке. Никто не заслуживает смерти, даже самые мерзкие твари на этой чертовой земле не заслуживают ее. Но всегда найдется человек, который может убить просто так, ни за что. Но он не вправе решать жить человеку или нет. Он не Бог, как он посмел оборвать жизнь человека. За что? Да просто потому что захотел! Есть множество способов умереть против своей воли, — болезнь, авария, передоз, — но убийство самый ужасный из всех, особенно если ты ни в чем не виноват. Но ведь для нас это так редко. Но когда убийство случает, когда оно затрагивает нас, мы думаем, почему убили не нас? Как будто хотели, чтобы мы мучились всю жизнь в угрызениях совести, от того, что ничего не могли сделать. Но Игорь сделал… И он остался цел, а вот его сердце — нет. Вдребезги. Прошло уже два года. Но как будто все случилось только вчера. Раны должны были затянуться, ведь время лечит. Так? Похоже, что нет. И он убедился в этом, каждый день вспоминая все. Их больше нет, всех кто был ему дорог не стало. А он даже не заметил этого, потому что боль захватила его целиком и не дает выбраться. Он застрял в ней навсегда. Но она как будто хочет, чтобы ему было с ней хорошо, чтобы он привык к ней, чтобы он не замечал ее. Она будто создает иллюзию, иллюзию счастья. Боль породила какой-то голос в его голове. Он появился с того самого дня, сначала, Игорь думал, что это всего лишь его мысли. Но потом он понял, что это не они. Голос появлялся не всегда, но когда появлялся, хотелось разнести все вокруг, чтобы не слышать его больше. Он унижал, он убивал изнутри. Его слова ранили так сильно, что казалось, любые физические муки были бы в сто раз лучше. Голос заставлял верить, что все, что он говорит — правда. Самая острая, унизительная, нежеланная правда. И Игорь верил. Игорь хотел бы, чтобы ему было все равно. Тогда бы никакой боли не было, не было бы и голоса. Но ему не все равно. Он их любил. Их больше нет. Поэтому он пытается хотя бы внешне не показывать свою боль. Пусть никто не узнает, что ему нелегко. Даже лучший друг. Ведь он не поможет. Точнее, это голос говорит, что не поможет. Игорь одинок. Нет, он не один, его окружает много хороших людей, готовых ему помочь, но он одинок. Даже Саше, своему единственному другу, он не может открыть все, что чувствует. Жизнь дала Игорю сильный пинок под зад. Вся эта ситуация подтверждает теорию о черных и белых полосах, которые постоянно сменяют друг друга. Но сейчас, кажется, черная беспардонно сместила белую со своего места и не собирается уступать. Игорь не думал, что в один день просто потеряет все. Он обычный, замкнутый, неуверенный в себе подросток, как и все, с кем случилось такое несчастье. Единственное отличие — это молчание, которое сопровождает его все эти два года. Сначала он просто не мог выдавить из себя какого-либо звука, вследствие огромной душевной травмы, а потом это просто вошло в привычку. Мальчик понял, что слова — это просто ненужный мусор в его жизни. Ими не описать то, что он чувствовал. На ум приходило столько, казалось бы, подходящих слов, но они были недостаточно глубоки, их вообще было недостаточно. Но во всей этой безрадостной рутине жизни, которая началась после смерти родителей, он нашел отраду. Футбол. Точнее не он нашел, а ему помогли найти. Помог Саша, который после и стал его другом. Он просто подошел как-то раз и предложил поиграть. А Игорь. Игорь не согласился. Помотал головой и продолжил разглядывать свои бледные руки. Но Сашу это не остановило. Он начал шутить, рассказывать истории. Иногда останавливался и пристально смотрел на своего молчаливого собеседника, как будто надеялся, что он вдруг ответит, а потом осторожно убирал назад золотую непослушную прядь и продолжал. Но Игорь все сидел и смотрел на руки. А Саша говорил очень долго, только спустя полчаса монолога он спохватился и представился. «Саша Головин, » — Игорь ненадолго перестал слушать своего друга. После этого и Игорю пришлось представиться. Правда, с этим вышли трудности. Но Саня принес листок и ручку, и Игорь смог написать:«Игорь Акинфеев».
Саша несколько раз произнес его фамилию, пробуя на ударение. И остановился только когда заметил на себе взгляд карих глаз Игоря. Взгляд был не злой, а просто любопытный. И тогда Головин еще раз предложил поиграть в футбол. И на этот раз получил согласие. Футбол. Глупо, правда? Но он почему-то успокаивал Игоря. Достаточно несложный, понятный вид спорта. И, наверное, Игорь просто любил быть чем-то занят, чтобы не отвлекаться на постоянно посещающие его депрессивные мысли. В детдоме не всегда отпускали поиграть. Но его это не сильно волновало. Он сбегал. Через окно второго этажа. Потом администрация позаботилась о том, чтобы он не смог сам открыть его, но Игорь все равно находил способ и сбегал снова и снова, а потом все просто перестали обращать внимание на него. И вообще, почему надо запрещать человеку делать то, что ему нравится. Особенно когда таким, как он, почти ничего не нравится.***
Одиночество. Наверное, самое дурацкое чувство, когда ты не хочешь быть одинок. Оно приходит незаметно. Но когда его обнаруживают, кажется, уже поздно. Поздно что-либо делать. Ты смотришь по сторонам и не понимаешь, почему ты один? Оглядываешься, а тебе уже тридцать. А ты один. И ты начинаешь искать, искать и никак не находишь. Потому что внутри все растет это чувство. Чувство безысходности. Словно нет уже надежды на хорошее будущее. Знакомо, правда? Артем понял это непозволительно рано. Когда безысходность еще не начала охватывать его организм. Но эти чертовы чувства иногда накатывали. И тогда, кажется, все отходило на второй план, а с ним оставалось лишь одиночество. Особенно плохо было дома. Огромная квартира… просто… давила со всех сторон и не давала никак отвлечься. Через некоторое время Артем, наконец, понял. Квартира, как и его сердце, просто пуста. В ней просто не хватает чего-то. Но чего? Или, может, кого? Он часто об этом думал. Хотел познакомиться с кем-то, но вскоре он разочаровался во взрослых людях. Они слишком циничны, мелочны, особенно девушки. Готовы на все ради крутой тачки, модной одежды и красивых украшений. Он, конечно, не считал, что все девушки такие, но по крайней мере, все, с кем он встречался, в той или иной степени, хотели от Артема именно это. По пути на работу он проезжал детский дом. Каждый раз видел грустные лица этих ребят, так хотел им помочь. Дать им дом, любовь, заботу, но все никак не решался, это же очень ответственный шаг.***
Артем тяжело выдохнул, пытаясь усмирить бешено бьющееся сердце, и переступил через порог. Он не думал, что окажется здесь так скоро. Здесь, в детском доме. Правда, учитывая, что жизнь та ещё любительница непредсказуемых ситуаций, это не удивительно. Откуда-то появилась молодая девушка и начала безумолку тараторить что-то о чести, которую футболист оказывает детдому, посещая его. В руках она держала синюю папку с документами, то сильнее, то слабее сжимая и разжимая пальцы и прижимая бумаги к себе. Наконец она закончила свою речь и пожала руку Артему. — Насколько я поняла, вы хотите усыновить мальчика от восьми до четырнадцати лет? — Артем кивнул, — тогда я готова показать вам одного мальчика… его зовут Игорь — она тут же повернулась и двинулась по желтому коридору. — А сколько ему? — Спросил Артем, поднимаясь за девушкой по лестнице и проходя в еще один желтый коридор. — Ему четырнадцать. Он у нас такой хороший, спокойный, добрый. Думаю, он вам понравится. Девушка остановилась возле двери, Артему даже показалось, что она будто в струночку выпрямилась, тяжело выдохнула, что-то шепча одними губами. Они зашли внутрь. Обычная комната: кровать, шкаф, тумбочка, стол. Единственным, что, наверное, отделяло ее от остального множества комнат, был плакат «Зенит». В комнате никого не было. Артем вопросительно взглянул на женщину, которая жутко переменилась в лице и уже перестала казаться той милой леди. Ее губы постепенно сжались в сплошную ниточку, а щеки стали красными, будто она вот-вот взорвется. — Черт, опять этот паршивец сбежал! Убила бы его! — Начала сотрясать воздух она, активно жестикулируя. Артем только заметил, как она уже стояла у окна и орала на кого-то, затем быстро вышла, и Дзюба пошел за ней, до сих пор не понимая, в чем, собственно, дело. Они спустились на первый этаж и вышли на улицу, подошли к футбольному полю, где играли дети, и, судя по всему, один из них — Игорь. Воспитательница подошла к мальчику, который стоял у ворот, схватила его за шиворот, при этом отправляя в его адрес всякие ругательства, потащила его к Артему. Парень не сопротивлялся, наверное, это не первый раз. — Извините, пожалуйста, — начала говорить женщина, освободив Игоря. Мальчик выпрямился и отряхнулся, поправляя помятую рубашку. — Да ничего, — сказал Дзюба, потом обратился к мальчику, — привет, я Артем, — и протянул парню руку. Но Игорь ее не пожал, он просто не мог пошевелиться — перед ним сам Артем Дзюба! Игорь несколько раз моргнул, стараясь понять не иллюзия ли это, и только через несколько секунд он опомнился и протянул руку в ответ. Артема немного удивило это рукопожатие. Подросток будто боялся крепко пожать протянутую руку. «О господе, я жму руку Артему Дзюбе», — пронеслось у мальчика в голове. — А тебя как зовут? — Спросил Артем. Но Игорь не ответил, мельком кинув неопределенный взгляд на девушку, стоявшую рядом. Она спохватилась и, взяв Артема под руку, отвела подальше от Игоря. — Я забыла вам сказать… Понимаете. Игорь, он не говорит. Вообще. То есть он умеет, конечно, он просто не говорит. Артем слегка приподнял брови, как бы задавая вопрос. — Не могу вам сказать почему… — Ладно, — серьезно произнес Артем, но продолжил чуть мягче и добрее, — мне кажется, мы с ним поладим, — мужчина бросил взгляд на худенького мальчика в белой помятой рубашке. — Так вам понравился Игорь, — девушка опять невыносимо затараторила, — я, конечно, понимаю, что нельзя просто так сразу усыновлять незнакомого мальчика, мы этого пока делать не собираемся. Вам же нужно подумать… — Да, но, пока что, может мы посмотрим других детей?.. — Конечно. Они прошли еще пять мальчиков. Но Артему не один из них так не запал в душу, как Игорь. Там был милый рыжий мальчик восьми лет. Он был таким веселым. Артем подумал, что не заслуживает оберегать такое чудо, его должна забрать семейная пара, с которой он будет счастлив.***
— Это что, Дзюба Артем Сергеевич был? — Ворвавшись в комнату Игоря, закричал Головин. Он с разгону приземлился на кровать друга и выхватил книжку из его рук. Только после этого Акинфеев как будто вернулся в реальность и несколько раз кивнул, забирая у Саши книгу и вкладывая в нее закладку. — Он тебя заберет? Акинфеев пожал плечами. В основном, весь репертуар его ответов состоял из киваний, мотаний головой и пожиманий плечами. Почти всегда этого было достаточно. Но если что, Игорь всегда носил в кармане толстовки маленький блокнотик и ручку. — Если он тебя усыновит, это будет самое крутое, что случалось в этом детдоме. Игорь снова кивнул, но на этот раз медленнее. Он представил, что это действительно возможно, но тут же непроизвольно мотнул головой. Все-таки не стоит снова надеяться. Мы ведь это уже проходили. Саша спросил у него еще что-то по поводу его планов на следующий день, потом крепко пожал руку и, улыбаясь, вышел. Игорь даже не стал снова открывать книгу. Просто лег в кровать и взглянул в потолок. «Что, не ждал?» — Кажется, ко всему можно было привыкнуть, но только не к голосу. «Нет, пожалуйста, я хочу спать!» — Конечно, глупо было надеяться, что мольбами Игорь избавится от этого, но что он может еще поделать… «Ой, ну извини, — он говорил так противно и слащаво, что хотелось отрезать себе уши, только это бы не помогло, — ты серьезно думаешь, что сможешь просто так от меня избавиться? Мы же вроде давно знакомы, а ты все никак не поймёшь, что я прихожу, когда хочу, и буду делать это пока ты не умрешь…» Как часто Игорь слышал это. Это стало уже своеобразной традицией начинать разговор с этих слов, точно так же как и продолжать этими: «Но почему ты выбрал именно меня? Я же ничего плохого не делал!» «О, это не я тебя выбрал, это ты меня выбрал. В самой глубине души, ты хотел страдать, а я как раз сидел там, в самых потаённых уголках твоей больной души, и ждал, когда ты признаешься себе. А потом твоя боль начала расти, и я начал расти вместе с ней. Так что, это ты во всем виноват». «Но я не хотел этого!» — Парень каждый раз повторял это, как будто пытался сам убедиться в правоте этих слов, но убедить себя было мало. «Хотел! Я лучше знаю. Так что смирись и просто слушай, что я тебе говорю». «Но, но… у меня только все началось налаживаться», — во время, когда голос не посещал его, все всегда, казалось, налаживалось. «Ах, да. Ты же встретил Артема. Ты серьезно считаешь, что достоин вообще находиться с ним рядом. Ты посмотри на него и на себя. Ты так жалок». «Нет, пожалуйста, перестань… он ведь…» «Да, конечно, хочет усыновить кого-нибудь. И надеешься, что он заберет тебя?..» «Я не надеюсь, я просто подумал…» «Да хватит оправдываться. Господи, ты так нелеп и мерзок. Мне противно с тобой общаться». «Тогда зачем ты это сейчас делаешь?!» Игорь ждал, что голос продолжить, но он замолк. Обычно это продолжалось часами. Он часами убеждал мальчика в его ничтожности, сеял сомнения и всегда добивался того, чего хотел.