Жизнь – вещь грубая. Ты вышел в долгий путь, Значит, где-нибудь и поскользнешься … И получишь пинок … и упадешь … И устанешь … и воскликнешь: «умереть бы!» И, стало быть, солжешь ...
Мерное тиканье часов, настолько громкое, как будто каждое движение стрелки ударяет кувалдой по моим мозгам, а ещё этот противный пикающий звук, тоже мерный, тоже болезненный. Смерть должна приносить облегчение, небытие, покой и умиротворение, но, я чувствую нарастающую боль в голове, руках, груди, ногах, везде, в каждой грёбаной клеточке моего тела, моего естества. Почему? Я медленно открываю глаза, и яркий свет безжалостно режет сетчатку моих глаз, я снова зажмуриваю их с силой и понимаю, что жив. Узнаю этот пищащий звук, чувствую жёсткую трубку в горле, что не даёт мне перестать дышать, чувствую, как в мои горящие вены втекает прохладный препарат. Меня начинает трясти, от осознания того, что мне не подарили смерть, у меня её жестоко отняли, приговаривая к дальнейшему пребыванию в аду. Слёзы, почти градом начинают сыпаться из глаз, всё тело горит, болит, невыносимая боль в раз обрушивается на меня, накрывая волной безумия. Не закричать, я вытаскиваю трясущейся рукой эту трубку из горла, и хрипло кричу. Всё горит, ломит, боль, словно дробит мои кости в пыль, не спеша и со вкусом безумия. Глаза открыты, но я не вижу ничего, всё сливается в бесконечный яркий белый свет, пытаюсь встать, пытаюсь выдернуть из рук системы с лекарствами, снова кричу. Каждое движение отзывается такой невыносимой болью, что темнеет в глазах, а крик срывается на хрип умирающего зверя, я хочу умереть. - Эй, ты что делаешь, совсем ненормальный! Быстро позовите доктора! Держите его! – я услышал чей-то женский голос, наверное, это была медсестра, но это ещё больше меня напугало. Паника вырывалась наружу, я пытался оттолкнуть их руки, страшно, было до жути страшно оставаться живым. Кто-то боится умирать, а я боюсь жить, все картинки с того момента, как мама ушла как на повторе мелькали перед глазами. Они хватали меня за руки и ноги, пытались прижать к кровати, каждое их прикосновение приносило ещё большую боль. Сердце загнанным зверем ломилось наружу, пульсировало где-то в висках, оглушительно стуча в барабанных перепонках. Я не видел лиц, уже почти не различал голосов и не понимал то, что они мне кричали, да и какая разница. Я просто задыхался, грудная клетка горела адским пламенем, сдавливала мои лёгкие, хотелось разодрать, разорвать эти бинты, но мне не давали этого сделать. - Нет! НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ!!! Я ХОЧУ УМЕРЕТЬ! – они старались удержать меня на кровати, а я уже бился в истерической агонии. - Коли быстрее!!! – я лишь почувствовал, как болезненно в плечо мне вошла игла, а через минуту начал терять сознание, тело переставало меня слушаться, ещё один укол тушил понемногу боль. - Что тут случилось? Боже! – мужской незнакомый мне голос взволнованно воскликнул, где-то далеко, а до меня донеслось только эхо его голоса. Я находился где-то в пограничном состоянии, не наяву и не во сне, хотелось зарыдать от бессилия, хотелось плюнуть Шинджи в лицо, за то, что он не исполнил свою часть сделки, а притащил в больничку. Я всего лишь просил подарить мне смерть, а он решил навязать мне жизнь, которую я ненавидел всеми фибрами души. В голове бились истерические мысли: "Надо сделать хоть что-то, пока никого нет, пока боль приглушило обезболивающее!" Я пытался открыть глаза, пошевелить руками и ногами, но с ужасом осознавал, что меня привязали толстыми ремнями к кровати, я не видел их, но чувствовал кожей. Паника прошла, теперь была только горечь, бессильная злость, я больше ничего не мог сделать, теперь я хотел, теперь я был готов сам оборвать свою жизнь, но уже не мог. За окном лил сильный дождь, я был не в силах открыть глаз, но слышал, как тяжёлые и быстрые капли с силой ударяют в окно. За столь долгое время, мне впервые стало страшно, до ужаса, до немого, но душераздирающего крика, а перед глазами стоял взгляд его чёрных глаз. Казалось, я собственноручно продал душу самому дьяволу и теперь не принадлежу себе, что теперь он решает, надо ли мне жить или можно дать умереть.Неправда, что жизнь – это одна неприятность за другой ... Жизнь – это одна неприятность над другой …
Время тянулось невыносимо медленно, я больше не хотел думать, не хотел знать, что будет, когда я вновь переступлю порог того дома. Теперь мысль о том, что "отец" опять меня изнасилует и изобьет, ввергала меня в немое оцепенение, я больше не хотел этого испытывать. Я не мог даже ненадолго забыться сном и в какой-то момент, всё же открыл глаза, меня уже не слепил свет, в палате было так же серо и пасмурно, как и за окном. Маленькая, но приличная и чистая палата, справа большое окно, слева дверь, прямо два небольших кресла и журнальный столик между ними. Слева от кресла ещё одна дверь, наверное ванная, а на стене прямо передо мной, над журнальным столиком, те злосчастные часы, что просто выводили своим тиканьем. Бело-голубые тона комнаты сейчас посерели, стали грязными, как и я сам, такие цвета мне подходили. С трудом, я повернул голову в направлении окна и просто уставился на дождь, что лил почти сплошной стеной. Хотелось закурить, но мне это не светило, так же, как и скорая смерть, мне снова становилось на всё насрать, кажется, я окончательно сходил с ума под звук тикающих уже где-то в мозгу часов. В голове флегматично множились разные вопросы, вроде и хотелось знать на них ответы, а вроде и похуй уже: "С каких пор отбитый на всю голову якудза решил поиграть в спасателя? Почему не добил? Почему не бросил в канаву? Что ему ещё от меня надо? Или у него просто обязательный день добрых дел, даже если никто не просит помощи, он её даёт насильно? Может, он хочет меня трахнуть ещё раз? Или лечит для того, чтобы потом убить здорового?" Пиздец … Это и в правду был пиздец, я устало прикрыл глаза, и уже на грани сна, в сознание всплыло воспоминание, как будто не моё, как будто я и не должен этого помнить. Скрип двери и почти бесшумные шаги, голос Шинджи, он утыкается лицом в мою ладонь, и я чувствую его горячие слёзы. Всё длится минуту, и он вытирает мою мокрую ладонь, а потом так же почти бесшумно уходит. Я уже и не понимал, могло ли быть такое реально или это уже просто какие-то стрёмные глюки. Потому что, я не мог себе представить, от чего мог заплакать такой, как он. Да, я не знал его, но он был якудза, и этим для меня было всё сказано, я не видел и не слышал, чтоб хорошие люди были из якудза. Сон затягивал меня медленно, но верно …Каждый из нас считает свою жизнь фильмом, который не удался по вине режиссера …
И я считал ... Грёбаным фильмом в стиле хоррор ...***
Я стоял посреди незнакомой улицы, лил сильный дождь, я почти чувствовал его холодные капли на коже и запах цветущей сакуры, лепестки которой были повсюду. Стоило мне поднять взгляд, и я увидел его, в груди что-то дрогнуло: Шинджи стоял напротив меня в метрах семи, весь в крови, а по его щекам катились слёзы вперемешку с дождём. Какой-то странный взгляд, странная смесь чувств: отвращение, гнев, боль, печаль, он смотрел на меня этим взглядом, и просто стоял под дождём, одетый в нашу школьную форму. Шум дождя, и мы стоим друг напротив друга, глаза в глаза и так больно где-то под рёбрами, так невыносимо смотреть на его слегка нахмуренное, будто виноватое лицо. Визг тормозов, выстрел - и моё сердце пропустило пару ударов, когда я увидел, как пуля входит прямо в левый глаз дракона на его груди. Я не успеваю понять, но тело уже само дёрнулось вперёд, к нему, он лежит, и много крови, а я падаю рядом с ним на колени. Я пытаюсь зажать рану руками, но пуля прошла навылет, меня трясёт, я чувствую, что плачу, мне не хватает воздуха, мне страшно, а он умирает. Паника нарастает, я не хочу, чтобы он умирал, но никого нет, чтобы помочь, будто все вымерли, а я стараюсь зажать рану, зря, но я всё же стараюсь. Одно дело, когда ты хочешь умереть и ищешь смерти, и совсем другое, когда ты видишь, как пуля пробивает тело немного знакомого тебе человека. Кровь всё хлещет из его груди, дождь разбавляет её, я уже сижу в огромной луже его крови, в голове пусто, а я один. Я вздрагиваю, когда его пальцы слегка касаются моей щеки, смотрю на него, а он сука улыбается и как-то странно смотрит на меня. - … живи … - почти шёпотом произносят его губы, я пытаюсь прижаться щекой к его ладони, но его рука падает на мокрый асфальт, глаза всё так же смотрят на меня, но в них больше нет жизни.***
- НЕТ! – я попытался вскочить, просыпаясь в холодном поту, от собственного хриплого вскрика, но ремешки не позволили этого. Озираясь по сторонам, я не мог понять, где я, всё тело трясёт мелкая дрожь, сердце бешено стучит в ушах, и только через секунду я осознаю, что по-прежнему в больничке. За окном гроза, сверкает то и дело молния, дождь неистово ломится в окно, на часах полчетвёртого ночи, а сна теперь ни в одном глазу. Этот сон словно вколол мне дозу адреналина прямо в сердце, дыхание было тяжёлым и сбивчивым, сердце всё ещё скакало как заведенное. Из глаз стекали последние слезинки, я не мог понять, почему этот сон вообще мне приснился, а самое главное, почему его смерть причинила мне столько боли. Я не знал его, он был мне чужим, но его взгляд, его шёпот заставляли волосы по всему телу вставать дыбом. Я больше не понимаю себя, не понимаю его, я вообще больше нихуя не понимаю: столько лет ни единой слезинки, а сейчас рыдал во сне из-за незнакомого мне парня - якудзы.Теперь завтра пугает меня сильнее, чем вчера …
***
За окном уже рассвело, а я всё лежал и смотрел в окно, дождь уже не лил сплошной стеной, но всё же не прекращался. Я был словно в вакууме, больше не слышал тиканья часов, всё ещё шумных капель дождя, а перед глазами, как на заевшем повторе, его улыбка и тихий, почти казалось ласковый шёпот: " - … живи …" Жить? Как это? Я не знаю … Я уже давно не знаю и не понимаю, что такое жизнь и как её нужно жить, а самое главное для чего? В моей так называемой "жизни" - нет ничего, что бы давало мне стимул жить, только стойкое, горькое желание прекратить эту пытку жизнью. Никогда не задумывался, что было бы, если бы мать не бросила меня с ним, если бы не ушла, но сейчас задумался и не нашёл ответа. Зато, я точно знал, если бы она забрала меня тогда с собой, я, наверное, смог бы сейчас жить, как обычные дети. Только сейчас я понял, что она оставила меня ему как компенсацию, как груз, ведь забери она меня с собой, он бы начал искать её и, зная его, нашёл бы. Бросив меня, она наконец-то стала свободной, пожертвовав меня безжалостному демону, которого ещё когда-то, я немного, но всё же любил и называл отцом. - Уже не спишь, Иори? – я настолько замкнулся в себе, что не услышал, как скрипнула дверь палаты, и вошёл невысокий седой мужчина в очках, только его спокойный голос резко вытащил меня наружу, заставив вздрогнуть от неожиданности. Я не ответил, лишь повернулся и уставился на него: невысокий, худой мужчина, с проседью в тёмно-русых волосах, мягкие черты лица, добрая, не наигранная улыбка и такой же тёплый взгляд светло голубых глаз. Чёрные брюки, светло-бежевая рубашка, поверх белый халат, руки в медицинских перчатках держат ванночку, в которой лежит шприц с каким-то лекарством. Я отвернулся обратно к окну, мне не нужна была его жалость в глазах, мне нужна была просто смерть, но он мне её не даст. - Не хочешь говорить со мной? Не заставляю … - как-то печально прозвучал его голос. – Можешь кивнуть, если всё сильно болит, я сделаю тебе укол? - я отрицательно мотнул головой и услышал, как он поставил всё на тумбу. Обойдя мою кровать, он встал возле большого окна и немного приоткрыл его, впуская в маленькое помещение свежий, но прохладный ветерок. Он был грустным, по нему было видно, как сильно потрепала его жизнь, но так же было видно, что он, несмотря ни на что хотел жить дальше. Я почти позавидовал ему: на вид ему было пятьдесят с копейками, а он хотел и жил, а мне всего восемнадцать, но я отчаянно хотел умереть, только вот никто не давал, как назло. - … меня зовут Ёкояма Сугавара, это маленькая больница моя, и я здесь являюсь главврачом. Я хочу вылечить тебя, Шинджи-сама тоже этого хочет, но ты против. Почему ты не хочешь жить? Он печально улыбнулся чему-то в окне, а я продолжал молчать, я не хотел говорить, но мог выслушать, раз он захотел рассказать что-то личное. – Знаешь, у меня тоже год назад было такое желание, всепоглощающее желание умереть. Группировка клана Ода заняла мне немного денег, я хотел открыть собственную больницу, сын почти окончил докторантуру, я хотел создать семейный бизнес, но меня обманули. Деньги отдавать было не с чего, и люди клана Ода пришли ко мне домой … - сжав плотно тонкие губы и кулаки, он глубоко вздохнул, прикрыв глаза, и продолжил: – Они убили мою жену и сына у меня на глазах, тогда я понял, что не хочу больше жить, ведь у меня больше ничего нет. Вдруг в дом вломились три подростка, просто они услышали, как я кричал, обнимая мёртвого сына и жену. Я не успел сообразить, как убийц моей семьи убили эти дети, а самый суровый из них подошёл ко мне, поклонился и сказал: "Я отомстил за твою семью, теперь можешь спокойно жить дальше и служить мне и клану Хаширо, спасая людей", – теперь я молчал не потому, что не хотел говорить, а потому, что не знал, что сказать. Я уставился на настенные часы, мне было жаль этого доктора, уход матери это не смерть. Даже и не знал, насколько ему было хуже, чем мне сейчас, но этот злосчастный сон, где Шинджи умер почти у меня на руках, давал смутное представление. Такие случаи не редки, ведь если кто-то связался с якудза, тот вряд ли долго проживёт, но он жив, хотя и потерял семью. Становилось тошно, голова начинала болеть, всё тело начинало болеть, боль опять возвращалась, и я невольно скрипнул зубами, прикрывая глаза. - Я сделаю укол, позже медсестра принесёт тебе поесть, у нас вкусно готовят, – он заметил, как я начал комкать в руках одеяло и, подойдя, взял шприц, я даже не почувствовал укола, настолько лёгкая у него была рука. – Спасибо Иори, что выслушал, я никому это не рассказывал, и было тяжело, но сейчас полегчало, выздоравливай. – Суга-сан добро, но печально улыбнулся и ушёл. Через полчаса пришла молодая медсестра и пыталась меня накормить с ложечки, но я отказался есть. Боль прошла, было паршиво до тошноты, я не хотел, есть, даже пить, ничего не хотел, лишь уснуть и наконец-то не проснуться. И я засыпал, но ненадолго, мне снился Шинджи, я просыпался, больше не помня деталей сна, лишь то, что каждый раз там был он, а сон не приносил чувства отдыха. Потом опять приходил Суга-сан, уговаривал поесть, но я молчаливо отказался, просто не мог и не хотел произносить ни звука. Было жалко смотреть на него, ведь он и вправду желал мне добра, вот только я сам уже давно перестал его себе желать. Если бы не жизнь, можно было бы и не умирать …