Ретроспектива
— Я приготовил Вам ваше зелье. Вот оно, а вот как его готовить. — Юноша поочередно протянул небольшую стеклянную бутылку темно-зеленого цвета девушке, и исписанный мелким почерком пергамент и неловко улыбнулся. — Благодарю, Граф. — Женщина вежливо улыбнулась, принимая зелье и пергамент из рук колдуна. — Чем планируете заняться? — Я планировала уехать из города через неделю, но раз вы так быстро справились, то завтра меня уже здесь не будет. Еще раз благодарна Вам за помощь. — Девушка развернулась к двери и уже намеревалась выйти из зала. — Останьтесь, прошу Вас. — Юноша смотрел на девушку с робкой надеждой и сделал в нетерпении шаг к ней, но остановился. — Зачем? Я догадываюсь, что Вы чувствуете, но я не могу остаться с Вами. — Лиза развернулась к Графу, и смотрела на него с небольшим укором. — Простите меня, если что-то я сделал не так, но сейчас я обязан произнести эти слова. Я… — Прошу не надо. — Девушка перебила колдуна, не желая слышать признание, на которое ей, откровенно говоря, плевать. — …Вас люблю. — Граф смотрел на девушку с обожанием во взгляде, и, не дожидаясь её реакции он, продолжил, — Послушайте, я знаю, что Вам почти две сотни лет, и я понимаю, что мои чувства безответны, но прошу Вас, прошу, позвольте остаться с Вами. Я могу быть Вашим помощником, сподручным, Вашим слугой, в конце концов, но прошу, просто… позвольте мне остаться с Вами. — Юноша потупился в пол, выговаривая последние слова, и ожидая своего приговора. Елизавета не знала, что ответить на это. С одной стороны, сподручный ей бы не помешал, а с другой — лишняя обуза. Но она была удивлена, когда юноша, зная, что у него нет шансов — решил отдать всего себя женщине, причем не кому либо еще, а именно ей. Она же всадница, живущая вечность, но вынужденная каждые тридцать лет приносить по тринадцать жертв. Вот, что с людьми делает любовь, и от этого становилось немного жутковато. Но она никогда не знала, что значит любовь, ведь никогда не любила. Была много кем горячо любима, но не любила сама. Ей это казалось её личным проклятием. — Если ты действительно этого желаешь, то я не могу тебе запретить. Ты для меня можешь стать другом и спутником, но не думаю, что будет что-то более этого. — Лиза оперлась на стену, глядя на колдуна. — Госпожа, я клянусь Вам в верности до своей смерти. — Он взглянул на девушку не верящим взглядом. Он рассчитывал, что его отметут, откинут как уже бесполезную куклу, но всё ещё теплил надежду на положительный исход. — Можешь готовить вещи, завтра на рассвете мы покинем город. И да, давай тогда уж на «ты». — Девушка неспешно направилась к двери, глядя вперед себя. И она не услышала облегченного счастливого выдоха.Конец ретроспективы
Да, с тех пор прошло много времени, они вдвоем пережили тоже немало, и вроде как стали друзьями, но это для Лизы. Сама же она оставалась такой же неприступной девушкой для Графа, и это его немного печалило. Но уже то, что он может находиться рядом с ней, и приносить пользу было для него лучше, чем просто бальзам на душу. Пусть у них не было физической близости, но ему вполне хватало случайных прикосновений, например, когда он расчёсывал ей утром волосы с её согласия, мягко погружая гребень в золотистые и немного вьющиеся пряди. Или когда разминал ей плечи после тяжелого дня. Ему приносило удовольствие любое приказание. Его единственная цель — чтобы она была счастлива. Пусть он останется в ее вечной памяти как временный яркий цветок, но сгоревший за несколько жалких десятилетий, однако сгоревший ярким пламенем. Для Лизы же все это было… странно. В начале все было действительно странно. По крайней мере, для нее. Делить кров в случайных местах вместе с Графом, добычу и прочее было… непонятно. Она привыкла скитаться в одиночестве, и ей это было в новинку. А потом, с течением времени, все стало обыденно и совершенно повседневно. И сейчас, сидя в столовой замка на отшибе и неспеша ужиная, она в очередной раз задумывалась над структурой ее жертвоприношений и своей жизнью в целом. Почему именно раз в тридцать лет, и почему именно двенадцать девушек и одна воскресшая душа. В чем смысл? В магии чисел? Или просто такова прихоть, а, следовательно, и плата за бессмертие Всадника, её бессмертие? Но задумывалась она об этом не долго. Вскоре ее поток рассуждений свернулся на Гоголя, Николая Васильевича. Юный следователь, так упорно ищущий Всадника, и стремящийся всем помочь, должен был стать заключительной жертвой в этой жатве, до следующих тридцати лет. Вот только… Лиза почувствовала именно то, чего все это время боялась и жаждала больше всего на свете — страсть. Любовь и страсть, вот то, что сейчас было в ней в отношении этого человека и писателя. Она как-то читала его книги, те, что публиковались, и считала его настоящим талантом. И она, наконец, осознала, что такое любовь. И что значит, когда ты любишь человека, у которого нет к тебе никаких чувств, но самому сгорать, подобно фениксу, только не возрождаясь потом из пепла, а обращаясь в вечный прах. — Что тебя гложет, душа моя? Эти следователи никогда не узнают, что Всадник это ты. — Подойдя сзади стула и положив руки на плечи Лизы, произнес Граф. — Последняя жертва. Это должен быть воскресший человек, впрочем, ты и так все знаешь. — Лиза откинулась на спинку стула, и смотрела вперед себя, задумавшись. — Так в чем проблема? — Чуть тише спросил Граф. — Гоголь как раз тот человек, которого даже воскрешать не надо — все сделали за нас. — Нет. — Спокойно ответила Всадница. — Что нет? — Колдун сейчас действительно удивился, и если бы Лиза сейчас смотрела на его лицо — она бы это заметила, хотя по голосу тоже было ясно. — Мы не будем убивать Гоголя. — Все так же спокойно произнесла она. Ей не хотелось копаться в собственных эмоциях, и уж тем более не при свидетелях. — Почему? — Удивлению Графа сейчас, казалось, не было предела. — Просто найди мне другую жертву, и мы не будем это обсуждать. — Чуть раздражённее произнесла Графиня. — Как скажешь. — Нехотя отрываясь от плеч Лизы, колдун скрылся в коридоре, и вышел из здания на поиски новой души. — Если бы ты знал, что я просто не могу его убить… — В пустоту молча произнесла девушка, глядя перед собой. Ведь она действительно не могла убить Гоголя. Может кого угодно, но только не его. Чертовы эмоции… Чертовка любовь…