«Польза философии не доказана, а вред от неё возможен».
— князь Платон Александрович Ширинский-Шихматов.
«Я не желаю тратить время на аргументы, чтобы убедить вас, ибо любые аргументы бессильны перед человеческой глупостью».
— Минский, «Жюльетта, или успехи порока».
Уверен, каждый, кто читал наиболее известные скандальные романы товарища де Сада, внесённые в список фэндомов к этой статье, задавался вопросом: «он это серьёзно?». В смысле воровать, грабить, насиловать и убивать — это хорошо? Без сомнения де Сад был троллем, и с ним случилась та беда, которая бывает со всеми троллями — это когда внимающие им люди перестают различать, где эти зелёные ребята из Скандинавии говорят серьёзно, а где нет (в особо тяжких случаях они сами могут утратить эту грань). Для начала я замечу, что его романы «Жюльетта, или успехи порока», «Философия в будуаре, или аморальные воспитатели», «Жюстина, или Несчастная судьба добродетели» и «Сто двадцать дней Содома, или школа либертинажа» (сюда бы ещё вписать уничтоженное современниками продолжение «Философии в будуаре») являются пародией на дидактический роман, особенно первые два. Это такой жанр — литература поучительного содержания, в которой художественная форма используется для выражения научных, этических, философских и прочих идей. Традиционная европейская культура времён Маркиза проповедовала сверхценное теоцентрическое христианское мировоззрение, в котором человеку предписывалось творить добро в христианском понимании, чтобы возвратиться к богу — к абсолюту, чьё бытие якобы придавало человеку смысл бытия, ну и который якобы служил источником всего того хорошего, что было в человеке («наша душа — христианка», как выражался товарищ Тертуллиан). Злодеи де Сада, которые всегда были в центре сюжета, излагают философию под названием
либертинаж, чьи адепты называются либертинами. Суть оной сводится к тому, что такого бога нет, за него есть вечная Природа, которая есть Абсолют, постоянно созидающая и разрушающая различные свои творения, и управляющая людской жизнью для своих целей, которые сводятся, как было сказано, к изменениям материи — к созиданию и разрушению формы, и что понимает человек цели Природы через врождённые склонности. Так как все персонажи-либертины являются психопатическими садистами, помешанными на убийствах, пытках и изнасилованиях, и сексуально возбудимы от любых «филий», они полагают себя разрушителями, которых Природа специально создала для разрушения и убийства, чем персонажи и занимаются — они возводят зло в самоцель и получают от его претворения огромное наслаждение, как моральное, так и сексуальное. Злом, которое они полагают обязательным к исполнению, либертины считают всё, что злом именует христианство — начиная от безобидных и приятных мастурбации и однополых отношений, рационального атеизма, заканчивая поеданием детей и убийствами всех подряд. Религиозные войны — единственный вид зла, осуждаемый людьми, возведшими в моральный эталон полных чудовищ, так как с позиции либертинов людей нельзя убивать во имя христианского бога, а нужно убивать ради собственных страстей, чтобы исполнить замыслы Природы (а вот ради языческих богов — можно, хотя их тупо используют для антихристианской эстетики). Так как моральным идеалом с позиции такой философии служит полное чудовище, этика взаимоотношений между своими либертинами в рамках группы их миссии строится по принципу «ворон ворону глаз не выклюет» (что, как ни удивительно, не мешает злодеям де Сада мочить друг друга иногда, а иногда — нет, поводом становится недостаточное рвение ко злу и подозрение в добродетели) и по принципу «возлюби зло и всякого его творящего». По сути — это дикая смесь робеспьеровского «освободительного» прогрессорства и ницшеанства; учитывая исторические обстоятельства, первое вдохновило либертинаж и он сам послужил вдохновением для второго. Стоит сразу отметить, что невзирая на постоянное восхваление атеизма, либертинаж атеистической философией фактически не является (атеизм восславляется там преимущественно из ненависти к христианству, как и античные боги), она пантеистическая — где обожествляется природа, вернее Природа, и где ей приписываются некие замыслы, которым человек обязан следовать как заповедям. Точно в такую же религию верил небезызвестный Адольф Гитлер — с той лишь разницей, что себя и немецкий народ он полагал созидателями, а ряд других народов и категорий граждан, особенно евреев — разрушителями, и полагал добром — созидание, что выражалось в т.ч. и борьбой с деструктивным антиначалом мира. Схожей в своём бездоказательном природном абсолюте философии придерживался Лев Толстой — где некое единение
комплементация человечества и непротивление злу под началом некого пантеистического божества возводилось в самоцель, его же придерживаются в современном движении за добровольное вымирание человечества (Voluntary Human Extinction Movement) — где Природа опять же почитается за источник неких ценностей, в рамках которых человечество — ошибка, которая должна быть устранена добровольным отказом от размножения. Словом, тут можно придумать что угодно, в этом деле всегда главенствует Абсолют, с которым человек якобы органически связан (сравните утверждение христиан, что якобы всё наше добро от их еврейского племенного истукана и утверждение либертинов, что наши наклонности — это нечто намеренно кем-то вложенное для чего-то). Учения, построенные по такому скелету, всегда схожи в шести пунктах (см. Немировского) и благодаря их стройности являются очень живучим мемом, поражающим сознание высших приматов.
Вернёмся конкретно к либертинажу — как и всякое абсолютизаторское мировоззрение, оно предписывает группу миссии, идеал личности и общества, тут эталоном личности служит, как уже говорилось, хаотично-злое полное чудовище, а эталоном общества, как не трудно догадаться, — полная анархия, где люди будут жить по заветам Бога-Природы, то есть повинуясь свои врождённым наклонностям к добру или к пороку, без каких-либо выдумок (вроде права и обычной морали), которые могли бы ограничить людские стремления. При этом, как честно говорится, человечество скорее всего уничтожит себя при таком раскладе, а коли так — оно выполнит свой долг перед Природой, чтобы она могла создать что-то ещё и чтобы оно потом тоже уничтожило себя — и т.д. Это рассматривалось в качестве прогресса цивилизации, который сделает счастливым достойных людей — избранников Природы, т.е. либертинов, людей сильных и достойных грубой силой или хитрым обманом править над тупыми и смирными, убивать и насиловать последних как угодно (надо заметить, по иронии судьбы, толстовщина и либертинаж идеально друг с другом сочетаются — первыми запрещено противиться злу, вторым предписано делать зло прежде всего с теми, кто ему не противится, идеальная пара). И так как романы де Сада полностью структурно копировали христианские дидактические книжонки, призванные проповедовать своё теоцентрическое сверхценное культовое учение, то по ходу развития сюжета персонажи, исповедующие главную идеологию — то есть либертины, становились счастливыми, а их идейные противники — христиане — карались самим сюжетом, что делало его крайне предсказуемым, собственно тут и содержался главный тролльский элемент — полные чудовища торжествовали, восхваляли свой образ жизни и им тупо всегда везло «потомуштасюжет», а люди добродетельные становились их жертвами и жертвами несчастных случаев (некоторые злодеи тоже дохли — но куда меньше, что объяснялось разрушительной природой зла, которое съедало не только свою противоположность добродетель — но и неудачливых злодеев, обычно мелких, недостаточно усердных во зле или проявивших склонность к добродетели в самый неудачливый момент). Структурно предполагалось, как по аналогии с христианскими дидактическими книжонками, что читатель должен был вынести именно такой урок — и, честно говоря, это один из самых гениальных примеров того, как высмеивался уже набивший оскомину «потомуштасюжет», гениальный, прежде всего, благодаря обильному шок-контенту, который начинается от простого секса и заканчивается одновременным изнасилованием и поеданием младенцев заживо, что чередуется длинными и чрезвычайно подробными монологами на тему «почему надо творить зло [преимущественно по христианским представлениям]» со смесью рациональных аргументов (как в случае с сексом в анус), так и софизмами (почему надо убить свою мать), что позволяет этому выглядеть как классическая информхимера [1].
Так какую мысль пытался донести автор? Я уловил следующую: всегда, когда в обществе будут реальные проблемы (например те, что привели к Французской революции), в нём найдутся люди, которые будут предлагать решить эти проблемы путём построения некого правильного общества, сообразно их идеалами, но цели и методы их будут вести к ещё большим бедствиям, и не приведут общество к счастью, ибо сторонники этих идей глубоко плевать хотели на нужды сейчас живущего общества и на их счастье — они тупо хотят во имя личного счастья и личного эгоизма построить свою утопию, переделать общество под свои взгляды, чтобы лично им было удобно. Оправдываться такие люди будут апелляциями к абсолютной истине, исходящей от мирового Абсолюта, под которым будут разуметь что угодно — бога, боготворимую природу, мировой прогресс в трактовки философии утопистов — потому совершенно неважно, выступают эти товарищи под знамёнами религии или атеизма, по факту они верующие в Абсолют, в роли которого будет всегда нечто трансцендентное, с чего спросить нельзя, что нельзя доказать. При этом, учитывая сказочность и практическую нежизнеспособность утопии, её строители имеют самые высокие шансы сами окочуриться в результате строительства и утащить с собой кучу народа. Иудеи, христиане и мусульмане, те самые французские революционеры, от которых пострадал де Сад и которых он пародировал в виде либертинов, анархисты девятнадцатого и начала двадцатого веков, гиперэтатисты (вроде тов. Сталина), коммунисты (вроде большевиков), нацисты, современные либералы и либертарианцы — среди членов этих течений я часто видел сверхценников, единых этой схемой, некоторые так и добились власти. При этом проблемы строители самого Праведного Опоньского царства могут вызвать как прямым насилием, путём репрессий и геноцида, если они ратуют за силовое решение и могут оное применить, так и созданием последствий, которые приведут ко всяким бедам, разным по тяжести. Вроде назначения свободы выбора командиров в армии во славу демократии, что приведёт к бардаку и ослаблению войск. Например, если брать цельные идейные группы, движение — какой-нибудь аналог «Христианской науки» Мэри Бейкер Эдди провозглашает, что нужно лечиться иконками и молитвами, а не лекарствами — если такое движение демократическим путём придёт к власти (раз плюрализм мнений — почему бы и нет? меньшинство кричало, что это бред, но на то она и демократия, чтобы решало большинство) и отменит все лекарства или будет пытаться уменьшить их применение, то они никто иные, как враги общества и человечества, какими бы гуманными методами и с какими бы человеколюбивыми мотивами они бы не двигали свою идеологию, которая неизбежно наносит вред и при полной реализации ведёт к смерти огромного числа людей. Аналогичное я могу сказать про толстовщину — это непротивление злу приведёт ни к чему иному, кроме как к разгулу преступности, о котором мечтали злодеи де Сада. Разница тут лишь в том, что оружием допустимо отвечать лишь на оружие, а вредных болтунов вроде толстовцев и сторонников какой-нибудь «христианской науки» надо одолевать словом. К счастью, в большинстве случаев такие товарищи настолько неадекватны, что мало кто сможет воспринять их серьёзно (хотя Толстой почему-то до сих пор популярен — будем надеяться на его графоманию нашлись гурманы, а не на философскую составляющую) — однако во времена смут наиболее упорные представители могут набрать силу, в том числе и потому, что раньше их недооценивали, полагая городскими сумасшедшими, не способными ни на что. Некоторые любят защищать мирных сторонников тех идейных течений, чьи радикальные ответвления учинили что-то дурное — дескать, то только радикальные фанатики, однако я с этим решительно не согласен: можно, например, представить умеренных сторонников какой-нибудь «христианской науки», которые только говорят, что болезни надо лечить иконками и молитвами, а всё остальное — менее эффективно и в идеале от этого можно отказаться, так как их средства якобы более эффективны, и сторонников той же философии, которые однозначно требуют заменить лекарства иконками, и которые в случае, если придут к власти, обязательно начнут пытаться заменить все лекарства иконками — виноваты ли первые умеренные в случае, когда виноваты вторые? На мой взгляд — да, ибо опасности исходят от идеи, чьими носителями служат обе группы — сам мем, и те, кто его транслируют, распространяют как чуму, эту концепцию, что можно что-то лечить иконками эффективнее лекарств. Примерно то же самое можно сказать о национал-социализме — до начала войны особых преступлений носители и распространители сей философии себе не позволяли, да и те, что вообще совершались — старались скрывать от населения; нацистская идеология, ядром которой служила вера адептов в Бога-Природу и в предначертанную от неё миссию для нации, полагала, что идеал общества — это что-то вроде братского проживания людей-созидателей, отдельных от вредоносных элементов — евреев, цыган и ко, по мере их вредоносности, не говорилось как что-то необходимое про их поголовное уничтожение, ровно как и о необходимости вести захватнические войны — такая доктрина прямо лишь одобряла защитные войны земель, принадлежавших этическим немцам. Однако именно сим Рейх и прославился — и это привело к его падению — ведь если евреи, цыгани, гомосексуалисты, психически больные, некоторые инвалиды, славяне и ко уже признаны неполноценными и вредоносными для блага нации (в случае с психически неполноценными и/или физическими инвалидами — это так и есть, однако из нормальной этики, то есть придуманной людьми для максимализии довольства, следует, что о них надо заботиться), то почему их нельзя всех убить/поработить при случае,
если Бог-Природа говорит, что нация — высшая ценность? Что мешает объявить, что немцы — потомки арийцев, которые в эпоху Гипербореи правили всей планетой, и потому имеют этническое право на всё её сушу? Если человек поверил в Бога-Природу, очевидно, ему не составит усилия ещё подвинуть критическое мышление в голове, дабы уверовать в Гиперборею и власть арийцев над всей Землёй хоть в эпоху динозавров. То есть опасна, бредова и зловредна (пока не в уголовном смысле — в моральном) самая идея, что кто-то вредоносен, ущербен и что нация — высшая ценность, потому что основателям этой философии кажется, что им это сказал Бог-Природа (что-то похожее сейчас пропагандирует поехавшая секта КОБ и её филиал «Научи хорошему», только с русскими вместо немцев ясен пень, но антинарод, как оно и полагается, опять же — евреи, ну никакой фантазии…). Умеренные сторонники и экстремистские — они злонегодяи и в обоих вариантах есть враги рода человеческого, просто первые, кто просто в уме разделяет такую позицию, пока не подсудны и оружием их убить нельзя — пока с вредной идеей нужно бороться идеями и воспримать сторонников именно как врагов, чтобы они сами о себе не думали.
Все подобные идеоцентрические концепции реализуются при помощи следующей классической информхимеры — хорошо показанной де Садом — в начале говорятся адекватные или по крайней мере приятные вещи — типа «полюби ближнего своего», «не убий, ни укради», «в обществе нужна социальная справедливость и помощь малоимущим», «тирания церкви — это плохо», «сильное государство должно защищать своих граждан», «не должно быть дискриминации по цвету кожи», «нужно беречь экологию» — а потом постепенно по мере дела пойдут всякие безумства, не имеющие соразмерной пользы и несущие реальный вред, обусловленные лишь стремлением воздвигнуть свою утопию ради личного эгоизма, благодаря которому выживает и расцветает сей эгоистичный мем — «нужно ликвидировать частную собственность», «нужно сажать врагов народа за критику власти», «когда Моисей в Ветхом Завете уничтожает всех несогласных и целые народы во имя правильного бога — это добро, и мы тоже должны делать добро», «женщина сверху — это грех! и нужно казнить за однополый секс», «евреи — чистое зло», «ношение оружия — черта свободного человека, потому надо облегчить доступ к получению оружия, даже если в результате неподготовленное к этому общество возьмётся стрелять друг по другу, это будут жертвы во имя прогресса» [2], «любое тираническое государство — всегда социалистическое», «атеизм опасен потому что атеисты, согласно статистике, поддерживают государство» [3]. И главное — убедить народ и себя самого в том, что эта конструкция взаимосвязана и что одно неизбежно без другого. При этом строитель утопии может сколь угодно обманывать самого себя, что это нужно обществу, а не ему самому. Либертины, поначалу ратуя за здравые вещи — вроде свободной любви и атеизма, кончают откровенным трэшем и угаром, очевидно, де Сад довёл такую идеологическую конструкцию до сюровой гиперболы, попутно приправив для убедительности идеями и отсылками к большому числу философов своего времени и более ранней истории от Эпикура до Ванини, частично используя элементы из тех учений для конструкции либертинажа (вроде частых ссылок на стоицизм и эпикурейство), признаться, он провёл большую работу и потому это очень приятно видеть.
Главный сатирический смысл творений Маркиза де Сада, что зло от философствующих либертинов максимально гиперболизировано и даже доведено до абсурда. Либертины начинают с того, что освобождают человека от действительно бредовых химер, в частности от убеждения, что над человеком есть некий внешний моральный авторитет в лице еврейского племенного истукана и жившего две тысячи лет назад еврейского сектанта, после чего отказываются от общественной морали и переходят к готтентотской морали по принципу «добро — когда я украл, зло — когда у меня украли», однако, злодеяния их столь ужасны и наклонности к асоциальному поведению столь явные, что они в силу оправдания или просто объяснения измышляют своё идеоцентрическое миропредставление — якобы их склонности, это намерения той самой Природы, которая тождественна миру и нет никаких начал выше неё, стало быть они поступают правильно, когда убивают, пытают и насилуют, более того — они ещё и ведут человечество к счастью и прогрессу. Да, верно, нет никаких надприродных начал и мораль — просто набор принятых в том или ином обществе аксиом, нужных в идеале лишь для максимизации удовольствия и безопасности членов, что во многом держится на врождённых добродетелях, эмпатии и т.д., чего у либертинов как у психопатических садистов нет, но есть у большинства людей, так как в противном случае наш вид не прошёл бы естественный отбор и нас бы тут не стояло; по этой части у меня нет никакого этического спора с этими персонажами — а я так понимаю, де Сад, желал, чтобы читатель с ними спорил и бомбил когда не мог ответить на их аргументы — либертинов нужно тупо ставить к стенке и решение тут только силовое, глупо вести морально-этические дискуссии с тигром-людоедом, Гитлером или бен Ладеном — но вот за телеологию они мне сейчас ответят! Утверждение, что им что-то предписано на основании ощущений — такой же вздор, как религиозный опыт верующих. Начнём с ощущений. Когда какие-либо христиане, обставившись идолами, испытывают религиозный экстаз во время ритуалов и кому-то от усталости или нехватки свежего воздуха на миг кажется, что Иисус на иконе двинулся — всё это справляющими культ интерпретируется как реальность духовного мира, где живут ангелы и их бог. Ровно также какой-нибудь индуист перед статуями своих Кришны и Вишны впадает в такой же экстаз, когда шаман в диком племени впадает в транс — всё это интерпретируется верующими как доказательства бытия божественного мира, с которым они связываются и на чьи подачки рассчитывают. Меняются только внешние раздражители. Когда я был маленьким, меня однажды напугала дверная ручка, напомнившая мне страшное лицо с опущенным носом и глазами — я посчитал её живым существом, потому, чтобы избежать угрозы со стороны балконной ручки, подставил оной миску с баранками, дабы задобрить сие божество. Полагаю, именно так в корне зародились все религии — люди тогда мало знали о таком пласте нашего восприятия, как субъективно-бессознательное, им было неведомо, что внутри сидит генератор, генерирующий ощущения не принадлежащие ни к объективному опыту о внешнем мире, ни к субъективно-осознанному опыту (как то представляемая нашим волевым усилием кошка), если не ошибаюсь, о таком одним из первых заговорил Фрэнсис Бэкон, когда предложил концепцию идолов-заблуждений. Такие ощущения ни о чём не говорят, хотя большинство людей до сих пор доверяют им в той или иной степени.
Однако если ещё ощущения нами осознаются, то вот, что желания — это чьи-то предписания и что этот кто-то что-то определённое и имеет определённые цели — уже нет. Это просто (квази)религиозная догма, содержащаяся в каждом сверхценном мировоззрении, даже в атеистическом, второй элемент — абсолютная истина, не основанная ни на чём, якобы прорыв в сознание абсолютного начала мира, в данном случае — злонамеренного пантеистического бога. Как я уже упоминал выше, либертины в большинстве своём провозглашают свой рациональный атеизм, как и всякие псведорацинальные атеисты-сверхценники отказывают себе в рационализме— либертины апеллируют к целям Бога-Природы, но цели может формулировать только мыслящий и желающий субъект — что как не очередной мнимый бог эта их Природа? Почему тогда либертины не называют себя пантеистами? Де Сад это не объясняет, но я могу предположить, что он стебался над культом Верховного Существа, внедрявшимся во время Великой французской революции в 1794 году как противовес христианству и рациональному атеизму. 7 мая 1794 г. под давлением Робеспьера Национальный конвент принял декларацию, согласно которой «французский народ признаёт существование Верховного Существа и бессмертие души». Такие философы-просветители, как деист Вольтер и Руссо не отказывались от самой идеи бога и продвигали своего, а чтобы божка их разлива не путали с богом христианским (а всё потому, что по каким-то причинам христиане не называют своего Яхве по имени, ах да, тогда все бы вспоминали каждый раз, что это римляне без позволения упёрли у евреев их общенационального истукана и отдали в общественное пользование) — этого нарекли «Верховное Существо» (фран. «l'Être suprême»). Получилось как в «Ходячих мертвецах» — у нас есть зомби, но так называть мы их не будем. Возможно, на это намекал де Сад — тем паче в «Философии в будуаре» либертины превозносят республиканский памфлет, где описано прогрессивное общество будущего, где наконец можно будет законно убивать и пытать людей по сексуальным мотивам, а такое варварство как смертная казнь за уголовщину там отменено, ибо преступно запрещать людям то, что диктует Бог-Природа. Ну, а почему в качестве Абсолюта выдвигали именно Природу, понять куда легче, тут очень много причин:
• В тренде Просвещения были механицизм и апелляция к природе. Не знаю, читал ли де Сад товарища Юма, но последний вывел свой принцип как раз в трактате, написанном в год рождения Маркиза. Руссо де Сад точно читал, сей болтун говорил, что по природе человек якобы добрый и портит его общество, а также что есть «естественная» религия — культ пантеистического божества. Либертинаж в таком случае выступал сатирой на учение Руссо, используя такой же ход рассуждения, но не только для доказательства, что отдельные люди злы от природы, но и того, что они должны выполнять свою миссию — творить зло (один из либертинов даже обозвал Руссо «мизантропом» за отказ злой природе человека). Также самый смак в том, что либертинаж Жюльетте в наиболее полной форме излагает сам Папа Римский, также изображённый либертином-садистом-психопатом-полным чудовищем, который вслед за этим учиняет кровавую оргию в соборе святого Петра и на алтаре извергает адскую сперму на труп только что убитого им мальчика — вот почему де Сад стал предтечей сюрреализма!
• Критики атеизма со стороны христиан любят делать соломенное чучело на атеизм, выставляя атеистов как людей, возведших в культ природу вместо их краденого еврейского идола и основателя их секты. Либертины де Сада — это ожившие карикатуры на таких злобных псевдоатеистов-пантеистов, и им везёт всё время потомуштасюжет, а честные христиане — их наиболее любимые жертвы, как стёб над тем, что в христианских книжонках именно безбожники садятся в лужу потомуштасюжет.
• Также, чтобы стебать христиан, де Сад ввёл в «Жюльетте» либертина Сен-Фона, который верит в теистического абсолютно злого бога, который предписывает творить зло и после смерти пытает тех, кто зло не творил — а тех, кто творил будет ожидать куда менее мучительное слияние с таким создателем. Его теоцентризм полностью копирует христианский, только с заменой минуса на плюс, если у христиан провозглашается абсолютная благость бога, необходимость к блаженному единению с ним, то Сен-Фон провозглашает абсолютную злобу создателя и мучительную необходимость единения с ним в целях избежания ещё более кошмарных мук, которые ожидают отпавших от бога — то есть делающих добро. При этом Сен-Фон говорит, что добра не существует как самостоятельной сущности, и добро — лишь ошибка во зле, «недостаточно злое зло», точно также как некоторые христиане говорят, что зло — ошибка в добре, «промах». Я ожидал такого персонажа ещё до того, как наткнулся, ибо его введение в сюжет было наиболее желательным.
• Если в обычном сверхценном учении призывается возвыситься над «животной природой» человека во славу Абсолюта и под «низменными желаниями» понимаются пороки наряду со стремлением жить по своей воли ради комфорта, а не ради Абсолюта, то у либертинов добродетели объявляются тем, что нужно превозмочь во имя Абсолюта. Видимо, чтобы до конца выстебать саму структуру — потому каждый раз, когда либертины могут не делать зла, они говорят о своих крепких моральных принципах, и делают зло ради зла, тем самым возводят до предела моральную иронию.
Помимо этого сей французский автор сообщает много довольно капитанских вещей, которые ясны всякому рационалисту, вроде того, что незачем запрещать свободные отношения между взрослыми людьми; неважно, какой в стране режим — монархия или парламент, главное, хороша ли власть или нет; люди имеют различные природные склонности, в том числе т.н. порочные, всегда будут те, кто ради личного эгоизма пойдут против общественного договора и будут оправдывать свою совесть чем угодно — и найдутся эти злодеи везде, в любом социальном классе и при любой власти. Особо я также поставлю Маркизу де Саду в заслугу яркую деромантизацию зла с помощью шок-контента, которую в лице романтизированных уголовников можно наблюдать в современной России, особенно после девяностых.
