Почему ж ты мне не встретилась, Юная, нежная, В те года мои далекие, В те года вешние?
Почему? Почему это не произошло раньше? Когда ее сердце еще не было занято. Когда он еще был свободен словно вольный ветер. Когда он был открыт миру и людям. Когда он так отчаянно хотел любить и быть любимым. Габриэль чувствовал боль утраты. Утраты безвозвратно потерянного — права на счастье. «Не твоя», — снова кольнуло в груди. После смерти Эмилии, он всю свою жизнь посвятил сыну. Стараясь, оберегать его от всех бед. Стараясь, дать ему не просто все необходимое, а самое лучшее. Стараясь, заменить ему мать. Но никогда и ничего не прося при этом взамен. Он уже свыкся с мыслью об одиночестве. Но в его жизни неожиданно появилась она. Та, что вошла в его серую жизнь подобно солнцу, которое разгоняет тучи и заставляет улыбнуться миру. Та, что вернула смысл жизни, заставив снова почувствовать себя живым. Та, что заставляла каждую клеточку его тела трепетать одним лишь своим присутствием… Та, что подарила слабую веру в счастье… Та, что в одночасье разбила все его надежды и мечты, даже не подозревая об этом… Та, что теперь дарит это самое счастье другому.Голова стала белою, Что с ней я поделаю? Почему же ты мне встретилась Лишь сейчас?
Время, когда Габриэль был молод и полон жизни осталось далеко позади. Сейчас, глядя на это юное и нежное создание, он особенно остро понимал, что опоздал. А может… опоздала она? Глядя на нее, он отчетливо понимал, как велика пропасть разделяющая их. Временами ему казалось, что весь мир встал против него. Встал между ними. Его первая жена, которую он когда-то любил, более тридцати лет жизни, что он провел вдали от неё, общественное мнение, хотя, на него в современном мире все чаще закрывали глаза, но самое главное — между ними стоял он. Он, чью спину известный модельер буквально прожигал взглядом, улыбаясь, держал ее за руку. Это он, тот счастливец, кому она отдала свое сердце. Тот, кого сам модельер, ненавидел и любил одновременно. Тот, кого он, Габриэль, произвел на свет. Злая насмешка судьбы сделала их соперниками. Хотя, если взглянуть правде в глаза, никакие они не соперники. Кто захочет обратить на него свой взор, когда рядом есть более молодая и улучшенная версия? Мог ли он когда-нибудь подумать, что ему перейдет дорогу собственный сын? Мужчина горько усмехнулся.Я забыл в кругу ровесников, Сколько лет пройдено. Ты об этом мне напомнила, Юная, стройная.
Крепко сжимая в руке бокал, Габриэль чисто автоматически продолжал кивать в знак приветствия и дежурно улыбаться гостям. Музыка продолжала играть, танцующие пары скользили по паркету, а гости продолжали смеяться, перешептываться, выпивать и закусывать. Но он ничего этого не замечал. И если бы бокал, что был плотно сжат между его пальцев треснул и порезал руку, пачкая белый дизайнерский костюм алой кровью, он бы все равно этого не заметил. Он не замечал ничего и никого кроме красивой пары, что сейчас находилась в центре зала. Пара, ради которой и был организован весь этот банкет. — Поздравляем с помолвкой сына, Габриэль, — к модельеру подошел один из гостей, на чью руку опиралась седовласая дама. — Спасибо, — снова дежурная улыбка. — Прекрасная пара, — продолжал собеседник, кивком головы указывая в сторону молодых. — Да, чудная, — тихо вздыхает Агрест в надежде, что собеседник не заметил ни боли в его голосе, ни плотно сжатых губ, ни то с каким пренебрежением он выплюнул эти слова. Повернувшись к бизнесмену в полоборота, он продолжает кивать на его слова. Габриэль, повертев в руках бокал, обратил внимание на спутницу собеседника. «Скорее всего жена», — пронеслось у него в голове. Пара, что стояла перед ним была уже в довольно преклонном возрасте. Они явно были старше его самого. Зато, в отличии от него, прожили долгую и вероятно счастливую жизнь вместе. Вдвоем. Бок-о-бок. Снова глубокий вздох сожаления. А в душу, грызущим червем, пробирается зависть. Скользкая. Вязкая. Недостойная.Об одном только думаю: Мне жаль ту весну мою, Что прошла, неповторимая, Без тебя.
Глядя на супругов, что сейчас перед ним, Габриэль задумался. Наверное это здорово вот так прожить вместе всю свою жизнь рядом с любимым человеком. Он прикрыл глаза и позвал: «Маринет». Перед глазами тут же предстало лицо ангела. Нежное, светлое, такое манящее… Прелестный лоб, почти всегда скрываемый челкой. Пухлые щечки, на которых появлялись милые ямочки, когда она улыбалась. Маленький вздёрнутый носик, забавно морщился, если она смеялась. Розовые губы, что так и манили к ним прикоснуться. А глаза? Боже, какие у нее глаза! Эти глаза сияли подобно звездам. В этих бездонных омутах цвета предрассветного неба просто хотелось утонуть. Маринет была таким мягким, нежным и отзывчивым человечком, который словно хотел согреть всех своим теплом, подарить им частичку своей души, сделать их жизнь ярче, добрее и чуточку счастливее. Она была ангелом во плоти. А кем был он? Одинокий, циничный, потерявший веру в любовь и в людей, стареющий модельер? Его волосы, практически полностью покрывала седина, лицо было испещрено мелкими морщинами, а глаза утратили свой блеск. Рядом с ним, это хрупкое создание казалось еще прелестей. Габриэль считал, что быть таким очаровательным созданием — просто преступление. Это было и преступление и наказание. Наказанием он считал то, что ему приходилось находиться так близко к ней и, при этом, не сметь сказать о своих чувствах.Как боится седина моя Твоего локона! Ты еще моложе кажешься, Если я около…
Агрест-старший, мужчина, привыкший жить по велению разума, был сбит с толка, когда осознал, какое чувство посетило его к пятидесяти трем годам. Это чувство словно расплавленный свинец, бежавший по венам, причиняло неимоверную боль… Чувство, что железными прутьями сдавливало грудь, заставляя сердце пропускать удары… Чувство, которое железной рукой сжимало горло, не давая сделать вдох… Чувство, отравляющее его существование… Чувство, что ничего… нельзя… изменить… Габриэль, как сейчас помнил этот день. День, когда он пропал, глядя в небесно-голубые глаза… — Пааап? — протянул Адриан, вбегая в дом — Надеюсь ты не занят? — за спиной сына мужчина заметил девушку, что робко переминалась с ноги на ногу — Знакомься — это Маринет, моя одноклассница! — на его губах заиграла неловкая улыбка. — Добрый день, — робко подала голос брюнетка все еще пытаясь спрятаться за спину Адриана. Тогда, Габриэлю показалось, что это просто наваждение и скоро все пройдет. Но время шло, а «наваждение» все не проходило. Хрупкая фигурка Дюпэн-Чен стала все чаще появляться в их доме. Габриэль и не заметил того, как из "просто одноклассницы" она переросла сначала в "близкого друга", а затем и вовсе в "любимую девушку". А чувство, что зародилось в сердце модельера продолжало крепнуть, с каждым днем все сильнее и сильнее. Проснувшись утром, после того, как снова заснул за столом в своем кабинете, Габриэль решил начать день с душа. Он, неспеша, шел по коридору поглощенный мыслями о предстоящем показе, засунув руки в карманы брюк и бессознательно скользя взглядом по дорогому паркету. До его слуха едва долетел заливистый смех прежде, чем кто-то очень маленький на бегу влетел в его широкую грудь. — Ой, прошу прощения, — растерянно пролепетала брюнетка. — Ничего страшного, — поспешно ответил он и только потом поднял на девушку взгляд. Габриэль почувствовал, что в горле неожиданно пересохло и стало трудно дышать. Маринет была завернута лишь в полотенце, что доходило до середины бедра, а с распущенных волос стекала вода. Падая на плечи, капли пробегали по выпирающим ключицам и, скатываясь по молочно-белой коже, исчезали в махровом полотенце. Стройные ножки, что выглядывали из-под полотенца также привлекали к себе ненужное внимание. Мужчина шумно сглотнул, не в силах оторвать взгляд. Уже через мгновенье из-за поворота показался Адриан. — Попалась! — крикнул парень, вокруг бедер которого также было обмотано полотенце. Девушка пискнула и отскочила к стене — О, пап, доброе утро! Опять работал допоздна? — не дожидаясь ответа, он схватил брюнетку за руку и, легким движением перекинув ее через плечо, направился к спальне — Тебя следует наказать — смеясь, произнес он. — Адриан — она обиженно надула губки — Пусти, я больше не буду. В груди Габриэля что-то неприятно кольнуло «Не твоя», — противный голос на задворках его сознания словно издевался над ним. Наплевав на душ, мужчина развернулся на пятках и быстрым шагом направился в свою спальню. Подойдя к небольшому шкафу, он рывком достал первую попавшуюся бутылку и, вынув зубами пробку после зло выплюнув ее куда-то на пол, сделал несколько больших глотков. Янтарная жидкость приятно обожгла горло, разнося по телу привычное тепло. Пусть ненадолго, но это поможет не думать о ней. Не позволять своей фантазии домыслить что было скрыто от его взора под этим полотенцем. Как они принимали вместе душ. Как он хотел ее наказать. И как она будет рада этому наказанию. Дышать мужчине стало просто невозможно. Из горла вырвался сдавленный хрип, а бутыль с элитным алкоголем, пролетев через всю комнату, врезалась в стену.Видно, нам встреч не праздновать! У нас судьбы разные! Ты любовь моя последняя, Боль моя…
С той поры Габриэль каждый вечер закрывался в своих покоях, стараясь напиться еще сильнее. Словно алкоголь мог вытеснить ее образ из его памяти, из сердца, из жизни… Словно он мог притупить ту ноющую в груди боль. Залечить кровоточащую рану, что зияла в израненном сердце. Ах, если бы только можно было вырвать из груди это глупое-глупое сердце и раздавить его в ладонях, избавив тем самым себя от этой невыносимой боли. Каждая их встреча оставляла на сердце новый шрам, приносила новую боль. Боль, что заставляла Габриэля раз за разом запираться в собственной спальне, опустошать бар и громить все, что попадало под руку. Каждый день прислуга, убирая покои своего хозяина, недоумевала, что могло его доводить до такого состояния изо дня в день. Никто из слуг этого не знал. Никто кроме неё. Натали. Да, она знала правду. Нет, конечно же никто ее в это не посвящал. Она просто это чувствовала. Ей, как никому другому были понятны чувства Габриэля. Ей, что была влюблена в своего босса на протяжении стольких лет, было понятно все, о чем он мог думать, чувствовать, переживать. Санкер была так слепо предана ему, что прощала даже то, что он был также безнадежно влюблен в другую, как она в него. Она понимала его с полуслова. И даже сейчас, поймав его печальный взгляд, который казалось кричал: «Я не могу так больше!» — она послала в ответ робкую улыбку словно говорила: «Не бойся, я рядом, я помогу». И она действительно поможет. Габриэль снова взглянул на счастливую пару, что в медленном танце кружила по залу. Сегодня он видит их в последний раз. Завтра в семь утра он вылетает в Японию. В Токио он будет управлять одним из своих филиалов, оставив главный офис на сына и его будущую супругу — молодого талантливого дизайнера. Натали помогла собрать и подготовить все необходимые документы для передачи дел в кратчайшие сроки. А на третьем этаже особняка, в его кабинете, Габриэля уже ждали готовый чемодан и кейс для вылета в страну восходящего солнца. Через месяц должна была состояться свадьба, присутствовать на которой было выше его сил. Пусть лучше журналисты светской хроники, как всегда напишут, что знаменитый модельер был настолько погружен в работу, что не удосужился даже поприсутствовать на свадьбе собственного сына. Чем в газетах появятся заголовки о том, как Габриэль Агрест устроил пьяный дебош на свадьбе сына или еще что по хуже. А примерно через год могут появиться и первые внуки. Внуки. Это слово заставило мужчину передернуться. Конечно он всегда мечтал о внуках. Раньше он часто представлял, как будет играть с ними, гулять с ними в парке, как будет баловать их в тайне от сына и невестки… Но иметь внуков от нее? Нет. Нет! От нее он хотел бы иметь скорее детей. Но видеть, как она подарит детей другому, пусть даже его собственному сыну… особенно его сыну… Нет, это было слишком больно, слишком мучительно. Но видимо, судьбы у них и правда разные. И ничего уже изменить нельзя. Завтра он улетает в Японию и это не обсуждается. Нет, он не бросает сына на произвол судьбы, просто дает ему свободу. К тому же, с ним останется Натали, чтобы помочь управлять фирмой. Конечно, она бы и рада улететь вместе с Габриэлем. Она бы бросила ради него все даже не задумываясь. Но он просил ее приглядеть за его сыном. И она выполнит его просьбу чего бы ей это не стоило. Уже завтра, провожая его в аэропорту, она посмотрит ему в след в последний раз, печально вздохнет и тихо-тихо произнесет: «Видно судьбы у нас разные»